Марина Флоря (Бокар)
Играя ройными словами…
Играя ройными словами,
Смотрю я вглубь,
Откуда падает снегами
Тоска на грудь…
Сколь звонко дождик набирает
Глубинность вод!
Как-будто в бубенец играет
Нам сам, Господь.
Как фиолетом светит небо
В сиянье звезд!
Где каждому немного хлеба,
Но много слез.
Где стройность храмов, гнев и милость
Вершат обряд.
И я была там, и молилась
С другими вряд
Где благолепием звон эха
Ложится спать.
И прожитой мой день от века,
Как благодать!
И потому не отрицаю
Я Зевса стрел,
А принимая, понимаю,
О чем гремел.
Муравья несут на плаху
Колокольчик мой осенний
позолотой прозвенел,
тихо пал на муравейник,
тихо песенку пропел…
В тополях застывший ветер
эту песню подхватил,
позолотою осенней
всех осыпал, — одарил.
Лес, тропинки и поляны
золотой листвой звенят,
будто звезды из Вселенной
меж собою говорят
по ночам, звеня в колодце…
И спускается по нитке
паутинной с неба Солнце,
развернув златые свитки
поутру, чей свет и радость,
нежась падают в листву,
багровеющею в праздность —
осень просит всех к столу!
И лягушек, и улиток,
и жучков, и паучков
под златой листвой — избыток —
корм. Делите меж собой!
Муравья несут на плаху, —
он увидел звездный свет,
но не ведает он страху —
раз есть звезды, смерти нет!
И пройдется осень звонко,
мир сомлеет и замрет…
И покой завесой тонкой
снежным настом упадет.
Колокольчик мой осенний
прозвенит и улетит
в край, где целый муравейник
в небо звездное глядит…
Что написать тебе?
Что написать тебе? Так мерзнут руки…
У нас в конце апреля выпал снег.
Пишу, поверь, тебе я не от скуки
И мной не овладел тоскливый бред.
Тоскую? Да. Все чаще мне не спится.
От пропасти ночной идёт мороз.
От безысходности я, милый, стала б птицей
Взлететь, упасть — разбиться — не вопрос.
Что написать тебе? Так мерзнут руки…
Не говорю о сердце и душе,
В них плавятся еще живые звуки
Они, как прежде только о тебе.
А доктор говорит, подходит старость.
А я все там, где нам по двадцать лет…
Ну, вот пройдет бессонницы усталость
И я усну, пойду искать твой след…
Жизнь глубинки
Жизнь глубинки немудрена и проста,
Но зато без лицемерия и лжи.
В старых тапочках там ходит доброта
И в печи печет на Пасху куличи.
Там чумазым, босоногим малышам
Доброта цветные сласти раздает.
В каждом доме там Святые образа
Смотрят с красного угла, храня свой род.
Там растет у лукоморья старый дуб.
У излучины реки сидит поэт.
Пишет сердцем про старинный русский дух.
И набрасывает чей-то силуэт…
Там к дождям народ свершает крестный ход
И аккордами летит Сварожий гром.
Ливнем плачет и смеется небосвод
Над озимыми в наряде золотом.
Как и прежде, там уходят вглубь чащоб,
Глубоко вздохнуть душой, — набраться сил.
Раскодировать свой древний, генный код
И понять, вконец, что выше всех мерил…
Что в народе нашем издревле живет
Искра Божья — сила правды и добра!
Русь, как Правь, корнями сходит в небосвод
Оттого душой березово светла.
И над ней щитом-покровом Божья мать
Наших соколов, орлят благословит.
На победу, где смерть сеет злая рать,
Ох, не знает рать, что Русь не победить!
Ох, не знает рать, что Русь — небес посол.
На земле богоискательства, как страж
Мирной жизни галактических часов,
Где планеты совершают свой вираж…
Где еще поток Сознания не смолк,
Но уже беда войны на кураже,
Продвигается бессмертный русский полк
И бессмертные «Стрижи» на стороже.
Путь защитника-воителя не прост.
Сколько раз была поругана страна,
Укрепляющая всю земную ось,
За которую держался сатана.
Окружают и стращают нашу Русь.
Как охочи до лесов ее и недр!
Но не ведают враги, не дуют в ус, —
Против Бога нет ни сил у них, ни мер.
Потому что вся Россия — глубина,
Что наполнил и измерил только Бог.
Каждый в ней благословенная волна.
Вместе мы — необоримости поток!
Жизнь глубинки немудрена и проста,
Но зато без лицемерия и лжи.
В старых тапочках там ходит доброта
И в печи печет на Пасху куличи…
Стекут минуты…
Стекут минуты ожидания,
Но всколыхнется трепетно душа,
Когда в осеннем полыхании
Росой слезинок неприкаянных
Заплачет роза встречею, дыша…
И пристальными взглядами, смущенная,
Не обольщенная,
Свой аромат раздарит, не спеша.
Шипы утрат
Не скажет мне ни здравствуй, ни пока
У времени — шершавость языка
У прошлого остывшие метели,
Да яркость бездыханных иммортелей —
Шипы утрат…
Приблизишься и защемит тоска.
Замедлишь — ароматов их каскад
Напомнит о себе цветущим раем.
Жизнь быстротечна, рай — не увядаем,
Как амарант.
От абажура ветхий свет
От абажура ветхий свет…
На гобелене моли след.
И серебром Луны овал
На блюдце чайное упал,
Дробя земных зеркал портал.
Где ночь — в окно зрачками звезд
И, прошагавший пропасть верст
По временам долин и скал,
Старинный маятник устал,
Крошить веков седой кристалл…
Где льется в вечность ночи тишь
И небо над зонтами крыш,
Чью значимость не умалишь.
Где реки грез в одну Луну
Я с блюдца чайного солью…
Мы будем пить зеленый чай
Мы будем пить зеленый чай,
Читать серебряные стансы.
И разгадаем сотни тайн
С младенческим упрямством.
Конечно, если захотим
И в это искренне поверим,
Свой Гётеанум сотворим —
Вселенную измерим.
Не филистерам толковать
Души крылатой вдохновенье.
И почему цветет акант
В коринфских капителях…
Мы скроемся в лощинах гор,
Питаясь терпким, диким медом.
И в рябь топазовых озер
Погрузимся с заходом.
На склоне сверженного дня
Луна фарфоровою чашей
Взойдет смарагдами полна.
Все это будет нашим!
Мы будем пить зеленый чай
И строить из задумок пристань,
Где цветоносный молочай
Ковром восточным выстлан.
И лишь потом на нем уснем…
На сильных крыльях Серафима
Мы ко Вселенной понесем
Наш чай, да стансов дымы.
Продыши
Все слабее рука
И надрывнее слог…
Отрывной календарь —
Шепот? Вздох? — Эпилог.
Взгляд в себя — водоем
И глубинный поток.
Терапия огнем
На распутье дорог…
И с разбуженных солнц —
Жаром дышащих свеч
Время — вечности воск
Тает, … — не уберечь.
Но пока в колее
Колесница судьбы
Голос неба во мне!
И вдыхаю я пыль
Межпланетных ветров
И, упавшую в синь,
Белизну облаков
Над простором долин…
И вдыхаю я дым
Прогоревших костров
Одиноких осин
И рябиновых вдов…
Пью хрустальную рябь
Синеглазых озер
И в вечернюю зябь
Если мне повезет,
Наконец, ухвачу
Я комету за хвост.
Полетим? Я плачу.
Ты сегодня — мой гость!
……
Время тихо уйдет,
Не считая минут.
Это будет полет —
Вход в бессмертный маршрут!
Эволюция звезд
Продолжается в нас.
Сам Творец преподнёс
Притяженья коллапс, —
Невесомость души…
Но пока время есть,
Ты вдыхай и дыши —
Продыши все, что здесь!
Зачем много роз
Зачем много роз — одна!
Одна, как безвинный намек
На прошлые времена,
На будущее — наперед,
Где роза, как я — одна.
Поставлю я розу в бокал,
Пусть роза хрустально живет.
И свой, проявляя вокал,
Пусть роза хрустально поет!
Пусть зорька к ней утром спешит,
Касаясь ее лепестков,
Ласкает и длит ее жизнь —
Хрустальных ее коготков…
А ночью Луна к ней придет
Надменна, бледна, холодна,
Попробует розовый мед
И весь его выпьет до дна…
Пока не стерты молью…
Все чаще вижу я, как умерла.
Лежу в гробу и, как сквозь стену, слышу
Обрывки фраз и мысли, и слова,
И как ступает голубь по карнизу…
Отчетливо я слышу детский плач.
И вижу мать, кормящую младенца.
Как за окном гоняют дети мяч,
Как зеркало прикрыто полотенцем…
Я вижу, как три дня идут ко мне
Уставшие, трагические лица.
И лишь один со мной наедине
Остался на ночь, полистать страницы…
Присел на стул, вздохнул, свечу зажег,
Губами прикоснулся век холодных.
— Как долго ты не появляться мог
В моих живых ночах тобой голодных?!
А он, не слыша, начал монолог:
«Привет родная, жаль тебя не слышу»…
Как мне хотелось, чтоб упал мой гроб
И ты услышал плачущую душу.
Но подчиняясь праву бытия —
Канонам веры в тяжкий час напасти —
Я, губы сжавши, слушала тебя
«В собранье песен верных юной страсти»
Ты мне читал Петрарку наизусть.
Седой как лунь, внимая Музы благу,
Ты покаяние принес и грусть,
Вкушая строк живительную влагу.
Твоя тоска звенела в тишине,
Раскаянье пронизывало стены.
И я шепнула: «Помни обо мне,
Пока не стёрты молью гобелены».
Я в руках держала Солнце…
Я в руках держала Солнце,
Заглянувшее в оконце.
С лепестков румяной розы
Пила росы, — утра россыпь,
Счастья слезы, — девы грезы…
Я в руках держала небо,
Окунувшееся в лето.
Руслом рек с дыханьем ветра,
Превратившееся в эхо,
Потерявшееся где-то…
