И она бы очень удивилась, узнав, что Иннокентий мыслями своими в эту минуту вовсе не здесь.
Кешка, принеси мяч! Давай сгоняй!
Зашибись какая прелесть, пацан…
Грязные руки, траурная кайма под ногтями…
Шлюхи, все они шлюхи…
А ты разве не знал…
Все без исключения развратницы и шлюхи…
Та дряхлая развалина в норковой шубе, балерина, любовница маршала, которую усаживал в такси парень по прозвищу Поляк…
Прекрасная мороженщица Валентина…
Рыжая девчонка из старшего класса, имя которой он напрочь забыл, а сейчас вот вспомнил, клянчившая у него заграничную помаду…
Вонявшая дешевыми духами проститутка, он снял ее возле гостиницы «Космос» впервые в жизни…
Жена, изменившая ему…
Мать, сидящая напротив, впившаяся глазами в этот вот нож, который он все вертит в руке…
– Оля, голову мне руби, но только помоги, я виноват перед тобой и твоей семьей… Понимаешь, я и Василиса… мы уже давно… Она фактически перешла ко мне жить, – Борис Маврикьевич Шеин, поднимавшийся по ступенькам на веранду, имел дурную, гибельную привычку говорить на ходу. – Она осталась у меня… а меня среди ночи вызвали, звонили из милиции, в универмаге снова черт знает что, и я уехал… А потом вот вернулся домой, и ее там нет, и, самое главное, ее телефон весь вечер молчит… и это не просто каприз… Оля, я сердцем чую, с ней, с нашей девочкой, что-то произошло, потому что она и твой сын… если он узнает, если он обо всем уже узнал, то…
И в эту минуту Шеин увидел Иннокентия, сидящего в кресле.
Все дальнейшее произошло в считаные секунды. Иннокентий поднялся, плетеное кресло упало. Он перегнулся через стол и всадил нож с зазубренным лезвием в толстую шею своего работодателя.
Шеин схватился за рукоятку обеими руками, зашатался, кровь из разорванной артерии фонтаном ударила в деревянный потолок, Ольга Аркадьевна вскочила на ноги…
