Несколько минут обе молчали, а потом Маргарет тихо спросила:
– Бесси, неужели ты и вправду хочешь умереть?
Сама она смерти боялась и стремилась к жизни со всей страстью здоровой юности.
Бесси долго не отвечала, словно собиралась с мыслями, наконец все-таки заговорила:
– Только представьте, что вы живете так же, как я, в страшных муках, которым нет конца. Вас бесконечно терзает кашель, изводят головокружение, тошнота и жар, и вы не знаете, сколько это продлится… О господи! Думаю, вы тоже были бы счастливы услышать от доктора, что вряд ли протянете еще одну зиму.
Единственное, чего я боюсь, – что жду от путешествия слишком многого, к тому же чересчур своевольно. В таких случаях обычно ожидает разочарование: даже если план исполняется, воображение все равно требует чего-то большего.
Любой талант, любое чувство и даже стремление к добродетели использовались в качестве материала для фейерверка. Священный скрытый огонь изживал себя в треске и искрах. Об искусстве говорили исключительно на уровне восприятия, обсуждая внешние эффекты и не пытаясь постичь мысль. Гости подстегивали собственный энтузиазм в отношении высоких материй, хотя никогда не задумывались о них в одиночестве. Способность к переживанию рассеивалась в потоке пустых слов.
Недавно страдала из-за того, что мир устроен не так, как ей бы хотелось, а сейчас вдруг обнаружила, что мир намного прекраснее, чем она его представляла.
Едва отец уехал на железнодорожную станцию, Маргарет почувствовала, будто тяжкий груз свалился с плеч, – настолько долгим и гнетущим было давление, которое она испытывала. Ощущение свободы оказалось новым, удивительным и едва ли не ошеломляющим. Не требовалось никого утешать, подбадривать и убеждать, что надо жить дальше; не нужно ухаживать за больной матерью и с постоянной тревогой прислушиваться к каждому шороху; ничто не мешало лениться, молчать, забывать… но главная привилегия заключалась в том, что можно было не скрывать, насколько несчастной себя чувствуешь.
Да, теперь он знал, что такое любовь: острая боль, огненный вихрь, в пламени которого он боролся, пытаясь уцелеть, – но сквозь бурю лежал путь к спокойствию среднего возраста, тем более щедрого и человечного, чем безжалостнее терзала страсть.
Какой смысл обсуждать вопрос, который одному из собеседников кажется далеким и абстрактным, в то время как другой принимает его слишком близко к сердцу?
Прекрасно, когда изучение прошлого ведет к предвидению будущего, но в современных условиях важнее, чтобы опыт помогал в самых неотложных и насущных делах, чреватых множеством трудностей. Наше будущее зависит от решения сегодняшних проблем. Мудрость прошлого должна помочь в настоящем. Но нет! Об Утопии люди говорят куда легче и охотнее, чем о завтрашних обязанностях, а когда эти обязанности за них выполняют другие, с готовностью кричат: «Позор!»
Из детства она сразу попала в старость, минуя юность, молодость и зрелую женственность.
Послушная дочь англиканской церкви Маргарет, диссентер мистер Хейл и скептик Хиггинс вместе вознесли молитву, и никому из них от этого не стало хуже.
