Сергей Страхов
Не только Киев…
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Сергей Страхов, 2020
В новой книге Сергея Страхова мы снова встретимся с хорошо знакомыми героями. Вызывающими симпатию, сочувствие или желание «надавать по морде», но уж по крайней мере, не оставляющими равнодушными. Все события поданы в необычном ракурсе, отличном и от официальной советской пропаганды, и от западной антисоветской пропаганды. В правдивом, как утверждают авторы, ключе. Книга посвящена 80-м годам, и, понятно, герои не могут остаться в стороне от событий, в которых «варится» страна.
ISBN 978-5-0053-0183-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Не только Киев…
Ну и мир достался нам! Ну и жизнь! Ну, и времечко выпало на нашу долю! Разберемся ли мы во всем этом когда-нибудь? Ждать Ну и мир достался нам! Ну и жизнь! Ну, и времечко выпало на нашу долю! Разберемся ли мы во всем этом когда-нибудь? Ждать сострадания от камней? Защиты — от суровых небес? Заботы — от руки победителя? Учтивости — от толпы, сметающей все преграды на своем пути? Нужно идти навстречу бурям злобы, опасностей, вражды и свирепого насилия, что бушуют по всей этой истерзанной земле. Жить и бороться на этой земле, одержать победу или потерпеть поражение. Ибо, отказаться от попыток победить это позор!
Томас Вулф.
Глава 1
После всех этих непонятных событий Гималайский не может найти себе покой. Как же так? Как это он проворонил этот заговор? И хотя все относят смерть Моряка на счет действий конкурентов, на Князя, на козни прямо из зоны, скоро освобождавшегося Полоза, но он в этом не уверен. Кажется ему, что уж очень тесно стало его людям в одном Городе. То, как погиб Моряк, наводит на грустные мысли: знакомый почерк! Это кто-то из своих! Пора, ох, пора, всех разводить по разным квартирам. В коммунальной всем его людям вместе уже не ужиться.
Начали освобождаться — и свои, и чужие. Первым освободился Валера Иванушка. Пришел с какой-то злой ухмылкой. Не встретился ни с Гимой, ни с Лысым, а принялся пьянствовать прямо у себя во дворе, вместе с тоже недавно освободившимися Коржом-средним и Мясником. Затем освободились и подтянулись к этой компании Мэтр и Викторчик. Прямо какой-то альянс вырисовывается. К Гиме и носа не суют. Он ждет. Знает: долго они так не протянут.
Так и есть. Через неделю вечерком к нему явился-таки Иванушка с какими-то смешными претензиями. Под Явором он ходить не собирается. В парке за домом его ждут новые соратники и, что характерно, все недавно освободившиеся. Уже и Кармэн, Гриня, Мочалка, Дракон, Дэнык с ними — все как один отморозки. Всю эту гопу он представил, как свою новую команду. Да-а-а. Мало того, работать они тоже не собираются.
— Отдайте мне мои деньги. Нам с пацанами нужно погулять. Мы за вас всех срок мотали. Теперь имеем право.
И хотя право здесь устанавливает Гималайский, но спорить с Валерой он не стал. Понимает, что Иванушке, да и всем остальным, на зоне пришлось не сладко. Но такова работа. Знали, на что подписывались. Тем более, что уж как им сиделось, наверное, не сиделось никому — грев от банды был постоянный.
Гималайский объяснил Валере, что никто ему все его деньги не отдаст. Сумма, кстати, набежала немаленькая: четыреста тысяч. Деньги все есть, и все работают. Гима даст ему сорок тысяч и отправит на море: пусть Иванушка едет куда хочет и загуливает по полной. Но через месяц должен быть на месте, как штык. Тогда вместе и решат, что будут делать дальше. Встречаются завтра в баре на Потапова, ровно в семь, и Гима отдает ему деньги. Дома денег у него нет.
Иванушка не понял, начал на повышенных тонах требовать деньги, постоянно посматривая в окно — беседа проходила в кухне, за плотно закрытыми дверями. Гима тоже выглянул в окно и обомлел: прямо под его окнами собралась вся новая иванушкина банда в полном составе! Вон оно что! Это же чистый наезд, и эти отморозки здесь для его устрашения!
— Валера, ты что, с ума сошел? Про меня же никто не должен ничего знать! — в изумлении выпалил Гима.
И что же он слышит в ответ?
— Да что там знать? Пацаны и без меня все знают.
— Что знают, Валера? — с недоброй улыбкой поинтересовался Гималайский.
Он помнит прекрасно, как происходил «разбор полетов» Калины и Нисана. Их свои чуть не завалили. Свои же. Ему стало за Валеру страшно. Ведь, если завтра кто-то узнает про этот случай, то Иванушка, несмотря на свои заслуги, будет поставлен на нож. Это без вариантов. В банде дисциплина железная: все порядки знают и, главное, все сами прекрасно понимают, что иначе нельзя. Тем более, что после того, как поперла такая капуста, никто не желает опять очутиться нищим. А здесь Иванушка со своим разгильдяйством. Что с ним стало? Как подменили человека! Но и не говорить пацанам об этом нельзя. Гималайский уже видит, что с Иванушкой что-то не то. Спалит! Всех спалит!
— Валера! Я же тебе говорю, что у меня здесь денег нет. За ними нужно ехать. Давай на завтра.
— Ну, так едь, — слышит он идиотский ответ.
— Хорошо. Ждите меня в баре. Я через час буду. Уходи прямо сейчас. Надеюсь, ты понимаешь, что про меня действительно никто ничего не должен знать? Что ты своей гопе сказал? — он все еще пытается разрулить ситуацию в пользу Иванушки.
Осталась самая малая надежда, что тот вернулся из зоны не полным идиотом.
— Сказал, что ты мне должен, — отвечает Иванушка, все время поправляя свой носок.
И Гималайский прекрасно помнит, что в носке у него всегда скальпель. Острый скальпель.
— Иди. Через час буду.
Гима Иванушке уже не верит.
Валера ушел, кривя рожу и все время повторяя, что он не даром сидел. Гималайский ушел вслед за ним, перед этим позвонив Желтку.
В бар на Потапова иванушкиных людей не пустили — нет мест. Еще недавняя «гроза Борщаговки» опешили. Как так? Для них и нет мест? Но на дверях какие-то незнакомые здоровяки. Новая банда Иванушки попытались им угрожать, включив метлу, и выехать на активном употреблении фени — от пацанов, стоящих на дверях, никакой реакции. Тогда Иванушка потребовал пустить его одного, чтобы он все там проверил.
— Хорошо. Одного пустим, — был ответ.
В баре Валера не встретил ни единой знакомой души, кроме бармена Вити. Бармен, кстати, встретил его также без энтузиазма.
Пока Иванушка разговаривал с барменом, все девять Иванушкиных отморозков были нещадно биты. Молодые пацаны подъехали на трех машинах сразу же после того, как Валера отправился в бар на разведку. Дело, может быть, и решилось бы малой кровью, но когда из-за какого-то пустяка началась драка, то уркаганы достали ножи.
Ах, так? Пацаны повытаскивали из-за пояса нунчаки, повыбивали ими ножики и давай избивать иванушкиных урок по-взрослому. После того, как забили последнего, и все скандалисты уже валялись на земле, им было сказано, что, если еще раз хоть кого-нибудь из них здесь встретят — вообще убьют. Надавали подсрачников и предложили уваливать. Урки убрались, умываясь кровью.
Когда Иванушка вышел из бара, дело было уже сделано. Его толкнули, он огрызнулся, его ударили, он вытащил скальпель. И тогда его стали методично избивать. Вот в этот момент Гималайский и подъехал на такси к бару. Избиение он остановил и предложил Валере зайти с ним в бар.
Иванушка попытался было отказаться, но его легонько подтолкнули в спину, и он нехотя, но все же пошел вслед за Гимой. Скальпель у него выбили еще во время драки. Поэтому Гима не боялся удара в спину, да и пацаны его окружили. В баре Гима не предложил Валере присесть за столик, а прямо за барной стойкой отсчитал четыре пачки сторублевок, развернулся и, не говоря ни слова, вышел. Команда Желтка, а это они подъехали по его звонку, вся вышла за ним.
Иванушка представлял теперь фигуру комическую: левый глаз начал заплывать, фингал под глазом краснеть и проявляться. Возьми деньги да шуруй домой, а завтра — на поезд и в Сочи. Нет же! Три пачки Валера рассовал по карманам брюк, а на четвертой демонстративно разорвал упаковку, кинул бармену сотку и заказал сто пятьдесят коньяку. Витя-бармен таких ситуаций видел немало — работа такая. Тем более, он хорошо знал Иванушку. Витя предложил не пить здесь, а выйти через черный ход. Ему уже успели рассказать, как были биты Иванушкины кореша.
Иванушка Витю не послушал. Он выпил залпом свой коньяк и пошел к выходу через центральный вход. Валера не замечал, но Гима попросил двоих бойцов Желтка незаметно сопроводить этого скандалиста домой. Пол бара видело, какие громадные деньги у пьяненького Валеры в кармане. Сопровождать далеко не пришлось. В парке Иванушку ждали все его новые друзья, если, конечно, их так можно назвать. Гималайский это предвидел и сказал пацанам, что если Иванушка повстречается со своими, то бросать его и уходить. Пусть его друзья его и охраняют.
Ну, а дальше все было, как всегда. Поняв, что ни в один бар их не пустят, вся ватага поплелась на известный всем поселок Победа. Там закупили самогонки. Распили у Дэныка во дворе, передрались между собой. Как попал домой, Иванушка не помнил, но из денег у него осталась одна распечатанная пачка.
На следующий день Коржа с Драконом и Кармэна взяли прямо у пивных автоматов, где те, в согласии сами с собой, похмелялись. Перед этим они успели у кого-то забрать портфель с дорогим фотоаппаратом «Практика». Этих приняли и быстренько дали по четыре года. Дэнык пересидел расследование ограбления в погребе у Кери. Про него, похоже, что и забыли. Мэтр надолго запил. Гриня с Мочалкой исчезли. Не исключено, что с Валериными деньгами. Мясник вообще был еще под надзором. Викторчик оказался самым умным. Так вот очень быстро, а главное, бесславно развалилась Иванушкина команда.
Ни в какие Сочи Иванушка не поехал. Продолжил свое пьянство. С самого утра Валера просыпался и сразу же — к пивным автоматам, где собирается ватага оставшихся на свободе бывших зэков, просто пьяниц и вообще очень ненадежных людей. После опохмела все разбредаются отсыпаться. Просыпается перед тем, как мать возвращается с работы. Валера уходит из дому опять к тем же автоматам.
Где вся эта кодла болтается вечерами, никому неизвестно. Видимо, где-нибудь подворовывают, с кем-нибудь дерутся, общаются со своими шмарами и рассказывают им и друг другу о нелегкой жизни в лагере. Ближе к ночи Валеру можно всегда найти за столиком возле дома, на котором днем пенсионеры играют в домино. Там же и Мясник, никогда не отличавшийся большим умом.
Гималайского все это очень озадачивает. Недовольны и все пацаны. Не один же Валера сидел, в самом деле! Почему такое неадекватное поведение после освобождения, никто не понимает. Гима несколько раз подсылал Викторчика — самого близкого к ним человека, — чтобы он попытался образумить нашего бывшего товарища. Виктора и сам не образец ума и порядочности. Но он женат, несет ответственность перед семьей и понимает, что нужно держаться за бригаду, как утопающему за соломинку. Он и держится. У Викторы задача — образумить Иванушку и Мясника рассказами о будущей прекрасной жизни. Да пусть рассказывает, о чем хочет, лишь бы люди бросили это бессмысленное пьянство и взялись за ум! Все без толку.
Наконец Валера получил свой три года. Гима даже ни у кого не спрашивал, за что. А видя, что он по этому поводу молчит как партизан, знающие его люди понимали, что он нешуточно переживает из-за всего этого безобразия. Но он молчит — молчат и все, знают, что только когда он переварит это в себе, тогда и можно лезть с советами-расспросами. Так как Иванушка не появился у Гимы через месяц после последнего с ним разговора и не появился вообще, то и никаких обязательств у банды на этот раз перед ним нет. Пусть посидит теперь без грева.
Глава 2
Про всю эту историю узнал Мельник. Он здорово повздорил с Мальвиной. Нетрудно догадаться, из-за чего. Все, кто хотел ее трахать, с ней вздорили. Не давала она, наверное, никому. Как бы там ни было, но Мельник был выслан обратно в Киев и тут прямо слетел с катушек. Мальвина-то держала его в руках крепко. А тут…
Каждый вечер Мельник пропадал в «Молодежном», ближе сошелся с Аленой, но держать его в руках она, конечно, не могла. Его кабинет уже никто и не занимал. И сразу же к нему подкатил хитрый Ткалич. Не только команда Гимы оказалась такой умной, и баров подобных в Киеве пооткрывалось множество. Доходы «Молодежного» к тому времени упали до 200 рублей в день, да еще и половина отстегивалась банде, а жить эта компания барменов привыкла на очень широкую ногу. И хоть бордельеро в «Молодежном» прикрыли, но оргии продолжались на дачах, которыми уже успели обрасти бармены. Ткалич предложил Мельнику найти и забрать иванушкины деньги.
Мельник взял в помощники двух отморозков: Дэныка и только освободившегося его одноклассника Лиму, имевшего дом на Поселке, начал расследование и, естественно, в этом преуспел. Удар у него такой, что быка свалить может. Опросил с пристрастием всех имеющих к этому делу отношение и вычислил сначала Гриню, а потом и Мочалку. Скрывались в Новых Безрадичах под Киевом, но особенно не хоронились и наездами бывали в Киеве довольно часто, а когда Иванушка сел, то вообще вернулись в Город.
Технология известна: мешок на голову, в багажник «волги» и перевоз в укромное место. Наши уркаганы держались трое суток. Трое суток в сарае Лимы их избивал Мельник, но переусердствовал, оба скончались от побоев. Вычислить всю эту бодягу сыщикам не составило труда. Об этой истории, в том или ином объеме, знали многие из банды Гималайского. Не спал и стукачок, продолжавший работать на Гунько, которому Гималайский время от времени сливал информацию, нужную ему и команде. Мельник, при помощи Дэныка, пытался подпалить сарай, в котором пытал несчастных. Ткалич сидел в машине.
Завертелась машина правосудия. В первую очередь важняков из прокуратуры интересовало не убийство. С ним как раз все было ясно, все пойманы на горячем. Следователей интересовало, откуда у таких никчемных людей такие деньги. Проследили цепочку. Попал под подозрение, как организатор банды, Гималайский.
Михе пришлось срочно лететь на Урал в Ухту к Спидоле, работавшем у Туманова в «Печоре». У одного только Спидолы на книжке сорок тысяч легальных рублей. Но нужно было подтверждение о живых деньгах, которые Гималайский, якобы, одолжил, чтобы от него отстал Иванушка, да еще чтобы они у Гималайского оказались еще до прихода Иванушки к Гималайскому. Спидола побегал по старателям, узнал, кто и когда снимал деньги с книжки. В общем, набрали расписок, написанных задним числом, на одолженные сорок тысяч.
Отвертеться от денег было нельзя. Деньги, хоть и не все, но в огромном количестве милиция приобщила к делу. Пришлось придумывать, что деньги были, но их Иванушка просто одолжил у Гималайского, о чем просил его заранее. Для чего Иванушке такие деньги? Устал в лагерях, хотел гульнуть в Сочи после освобождения. Как собирался отдавать? Вербоваться старателем, к тому же Спидоле. А весь спектакль с приходом к Гималайскому разыграл спецом для форса.
Еще до этого, как только взяли Мельника, Мартын ездил в Житомир к Масло. Серегу Гималайский почти насильно заставил напроситься на работу в зону к бате просто рядовым. Теперь он уже прапорщик, решает многие вопросы. Поэтому Мартын легко встретился с Иванушкой на Житомирской крытке.
Прилепили горбатого к стене вполне правдоподобно.
Теперь Мельник. С ним дела плохи. Какие связи не подключали — все без толку. Если бы чуть раньше, когда был дорогой Леонид Ильич, или позже, когда станет руководить Плешивый… А тут Андропов развернул понтовую кампанию по борьбе буквально со всем. Никто не идет на переговоры. Боятся за свою жопу, а у извергов еще и судимости. Брщаговские менты, конечно, сразу же открестились от этого тухлого дела.
Мельник получил расстрел, Лима и Дэнык — по пятнадцать, Ткалич — восемь. Сколько ни подавали кассаций, сколько не засылали денег ментам, прокурорским, судьям — все без толку. Дело на контроле у Щербицкого, а тот докладывает самому Андропову. Мельнику приговор оставили без изменений, Дэныку и Лиме сократили до десяти, Ткаличу сократили до шести.
В этот дождливый день скромный человек стоял с раскрытым зонтом на остановке по улице Мечникова. Он ничем не выделялся среди остальных граждан. Подошел трамвай, остановка опустела, и тут же к тротуару подкатил небольшой автобус с занавесками на окнах. Человек перешел дорогу, обошел автобус, открылись двери — и он, сложив черный зонт, забрался внутрь. Проехав немного на Первомайского, автобус развернулся и двинулся наверх на Печерск. На Предславинской, прямо за дворцом «Украина», в автобус поднялся еще один человек. Автобус спустился на улицу Красноармейскую и мирно покатил на Лукьяновку.
На Пархоменко автобусик свернул во двор жилого дома и оказался прямо перед воротами Лукьяновской тюрьмы. Ворота отворились, автобус пропустили без досмотра, и он остановился возле самого старого из корпусов под названием «Катька» — в честь императрицы Екатерины II — якобы еще в ее правление построенного.
Прокурор, курирующий дело Мельника, и представитель информационного центра МВД, а в автобусе были именно они, быстро спустились по ступенькам в полуподвальное помещение, расположенное с тыльной стороны «Катьки». Здесь, сидя за длинным столом, их уже ждали начальник СИЗО и тюремный лепила (врач). Опустевший автобус покатил к производственным мастерским СИЗО.
Два дня назад в СИЗО пришло личное дело Мельника. В нем содержался указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании Мельникова Валерия Николаевича. Начальник СИЗО достал из сейфа приказ МВД СССР «Порядок исполнения высшей меры наказания» (ВМН), в сотый раз прочел его, приказ и инструкции о порядке применения ВМН. Набрал телефонный номер прокурора города:
— На послезавтра есть дело.
И положил трубку. Вздохнул и назначил заседание комиссии на этот дождливый день на четырнадцать ноль-ноль. Ровно в назначенный срок комиссия приступила к заседанию. Председательствовал прокурор.
Время не тянули, быстро просмотрели личное дело осужденного: есть ли приговор о смертной казни Мельникова Валерия Николаевича, имеется ли указ Президиума Верховного Совета УССР об отказе в помиловании, имеется ли распоряжение суда об исполнении этой меры наказания. К личному делу была приложена сопроводительная бумага начальника УВД, в которой говорилось, что направляется личное дело Мельникова В. Н., приговоренного к высшей мере наказания, для исполнения приговора.
Изучив все эти документы, прокурор дал команду — доставить осужденного начальнику СИЗО, а тот передал ее двум вертухаям. Помощники исполнителя приговора кивнули и отправились в корпус за Мельником.
Как только заскрипел третий засов на железных дверях камеры, Мельник медленно поднялся и молча недружелюбно уставился на контролеров, почему-то одетых поверх формы, в синие сатиновые халаты, как у уборщиков.
— Осужденный Мельников Валерий Николаевич, с вещами на выход!
Мельник знал, что его ждет. Что ж, погулял на славу. Можно было, конечно, еще, но, что уж поделаешь, такова судьба. Мельник поднялся, взял свою спортивную сумку и подошел к двери.
— Руки за спину!
Защелкнулись браслеты, и контролеры повели Валеру, крепко держа за руки по бокам, по лестницам вниз. Завели в какую-то мрачную сырую комнату.
«Всё!» — сразу понял Валера.
Начался допрос. Прокурор вежливо попросил назвать фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, семейное положение, девичью фамилию бывшей жены, родителей. Валера отвечал не спеша. Хоть минуту лишнюю пожить. Пожил минут десять.
— Все убедились, что перед нами именно Мельников Валерий Николаевич? — обратился прокурор к членам комиссии.
Все молча закивали головами.
— Знаете, что, Валерий Николаевич? — затянул волынку прокурор — не мы вас приговаривали, не нам решать. В соседней комнате комиссия, составленная из нашего руководства. Только они теперь способны вам помочь. Идите, может, и заменят высшую меру на хоть большой, но срок.
Мельник очень внимательно посмотрел на заседавших, и, резко развернувшись влево, ударил головой держащего его за наручники вертухая прямо в челюсть. От неожиданности тот выпустил наручники, а от удара — рухнул на пол. Второму вертухаю пришлось выпустить одну руку, чтобы постараться схватить ею Валеру сзади, и он ослабил хватку. Мельнику только это и было нужно. Вертухаи-то были специалисты держать да ломать закованных в браслеты, обессиленных, хоть плохих, но людей, Мельник же был боец. Он умел драться. Валера резкими рывками стал крутить вертухая то вправо, то влево, не давая тому повиснуть на себе сзади.
— Расстреливайте здесь, волки позорные, — кричал Валера. — Я вам не баран, попробуйте, возьмите меня. Запомните: тот, кто сдаст моим корефанам этих двоих надсмотрщиков и того, который будет в меня стрелять, получит по двести тысяч долларов за каждого. А если не сдадите, то вам всем хана.
Но второй вертухай был опытный, крепко висел на Мельнике и не отпускал его. Вскочил первый и сначала ударил Валеру в печень, затем схватил за вторую руку, и оба прижали Валеру к полу. Начальник же СИЗО, выскочивший из-за стола на помощь впервые не справившимся со своей работой вертухаям, размахнулся и со всей силы ударил Валеру сверху вниз в районе шеи. Мельник отключился, и вертухаи уже волокли его к выходу.
Рывком распахнули дверь во вторую комнату, находящуюся рядом с комнатой заседаний. Это была небольшая комнатушка без окон, с серыми стенами и цементным полом. На полу имелась забранное фигурной решеткой небольшое отверстие, ведущее в канализацию. В углу над водопроводным краном лежал аккуратно свернутый черный шланг. Рядом с дверью стояли два железных ящика, один — похожий на сейф.
Вертухаи втащили Валеру в комнату, прямо за ними вбежал лепила и сунул Валерию тряпку в виде марли, пропитанной какой-то бурдой, под нос. Валера начал приходить в себя и замотал головой из стороны в сторону. Лепила стремглав кинулся из комнаты, оставив дверь открытой не по забывчивости, а потому, что за ней остался стоять капитан с мелкокалиберной винтовкой наготове.
Ветухаи резко дернули и поставили еще не оправившегося Валеру на ноги. Из-за двери вышел капитан в таком же синем, как и у вертухаев, халате, и выстрелил Валере в затылок. Мельников Валерий Николаевич рухнул на пол. Капитан выстрелил в затылок уже мертвого еще два раза.
Один из вертухаев приоткрыл дверь и выглянул в коридорчик, и в комнатушку опять быстро вошел лепила, дежуривший снаружи. Лепила пощупал пульс, еще поколдовал над Валерой и быстро вышел. И только тогда с Валеры сняли наручники. А троица исполнителей приговора, как они себя называли, сняли халаты, спрятали в железный ящик. В ящик, похожий на сейф, перед этим поставил мелкашку капитан. Выстрел из мелкокалиберной винтовки не дает брызг. Зачем им халаты? Троица вышла и присоединилась к заседавшим, а Валера остался один лежать, уткнувшись лицом прямо в сливное отверстие.
В комнате для заседаний вовсю кипела работа. Сотрудник МВД подписывал бумаги, снимающие с учета жителя страны Мельникова Валерия Николаевича. Члены комиссии по очереди подписывали протоколы о том, что исполняется мера наказания, санкционированная прокурором, и второй, что мера наказания исполнена и медик констатировал смерть приговоренного. Лепила стал смывать кровь с лица одного вертухая и промачивал рану спиртом.
Начальник СИЗО открыл шкаф, достал бутылку водки. Подумав немного, достал вторую. Вынул чистые стаканы и стал накрывать на стол, уже освобожденный прокурором от документов, которые тот аккуратно сложил в папку с личным делом Мельникова Валерия Николаевича. Лепила помог выставить и открыть банку с консервированными корнишонами, две банки шпрот, банку маринованных грибов, палку уже порезанной полукопченной «Одесской» колбасы, килограмм сыра, порезанного на куски и свежий, батон. Начальник СИЗО разлил по стаканам водку, причем двум вертухаям и стрелявшему — больше остальных.
— За упокой Мельникова Валерия Николаевича, — произнес прокурор.
Выпили молча и не чокаясь, у работника МВД заметно тряслись руки. Закусили и налили по второй.
— Чтобы такого здесь больше не было никогда, — сказал начальник СИЗО.
Выпили, и два вертухая сразу же вышли из комнаты, поднялись по ступенькам наверх, где возле входа уже стоял автобус, вытащили из автобуса гроб и занесли его в комнату, где лежал Валера. Зачем-то, опять надели синие халаты, подняли и бросили Валеру в гроб. Один взял в руки шланг, включил воду и стал смывать кровь, натекшую на пол. Второй вышел и через пару секунд вернулся с Валериной спортивной сумкой. Ее он бросил в гроб, даже не раскрывая. Гроб тут же заколотили, опять сняли халаты и вернулись в комнату заседаний.
Помощникам исполнителя наказаний оставили еще по одной, те выпили, не закусывая, и только крякнули. Настроение у всех было подавленное. Такого, как сегодня, здесь никогда не случалось. Комиссия, а каждому из ее участников не раз приходилось участвовать в ее работе, обычно сталкивались с напрочь подавленными людьми: кто падал на колени и кричал, что искупит все, пусть только не убивают, кто просто терял сознание, кто молчал, но все еле держались на ногах, а тут…
И потом, эти очень плохие выкрики Мельника. То, как он себя вел в последние минуты жизни, явно говорило о том, что этот человек что-то из себя представляет. А если и его, как он кричал, корефаны, такие? Было от чего загрустить. Посовещавшись, решили, что каждый напишет рапорт о случившемся по своему ведомству. Заседание комиссии закрыли.
Сначала вертухаи вынесли гроб с Валерой и затолкали его в автобус, затем вышли прокурор с работником МВД и устроились тут же. Помощники исполнителя забрались в автобус последними. На КПП их опять не досматривали. Катафалк выехал со двора, повернул налево и, пыхтя, двинулся по Пархоменко. В районе станции метро «Октябрьская» остановились и выпустил прокурора и работника МВД. Те быстро спустились в метро и помчались домой. Автобус развернулся на Пересечении и покатил на Байковую гору, на кладбище.
На Байковом кладбище автобус проехал к дальнему крематорию. Здесь не было ни очереди, ни людей. Вертухаи быстро вынесли гроб, без всяких церемоний поставили его на лифт и быстро ретировались. Этот груз работники крематория, по договоренности с Лукьяновской тюрьмой, уже ждали. Валеру сожгли без очереди.
И только тогда один человек в городе поднял трубку, набрал номер Гималайского, сообщил ему:
— Дело сделано.
И тут же повесил трубку. Гималайский сразу же позвонил Мальвине, и она вместе с Лукой вылетела из Риги.
На третий после убийства Валеры на Нивках на даче родителей Гималайского собрались Мальвина, Алена, Лысый, Миха, Ворона, Лука, Мартын и Гималайский.
Сидели на пеньках, молчали. Мальвина с Аленой, обе в черных косынках, накрывали на стол. Все было заранее заготовлено. На обычной табуретке, в двух шагах от столика, стояла черная керамическая урна без надписи. Мальвина встала:
— За упокой Валериной души. Я думаю, ей сейчас несладко.
Выпили, помолчали. Поднялся Лысый:
— Как убили Мельника, никто не знает. Гималайский, тебе задание все узнать подробно, — все закивали головами, — земля тебе пухом, Валера.
Посидели, но разговор не клеился. Поднялся Гималайский:
— Плохо дело, пацаны. Я виноват, не доглядел.
Все возмущенно загудели, но Гималайский поднял руку.
— Настоящий воин наслаждается самой битвой. Валера был воин, вся его жизнь — битва. Что там, — Гималайский показал рукой на небо, — мы не знаем. Но, думаю, что и там он будет воевать. Всякая война заканчивается только по обоюдному согласию и маловероятно, что это согласие Валера кому бы то ни было даст. Удачи тебе в твоих боях в новом месте.
Обстановка немного разрядилась.
— Что с похоронами? — спросила Алена.
— Пока на сороковой день, когда он полетит в Чистилище, подхороним к матери, но без надписи. Позже, когда и бати его уже не будет, я пробью семейную могилу, перехороним всех вместе. Тогда уже напишем и фотку сделаем. Это пока все, что я могу.
— А вместо него кого зарыли? — вступил в разговор Миха.
— Да никого. Просто зарыли пустую урну.
— Как-то все не так, как надо! Гималайский, давай соображай, как наших обезопасить, — скривился Ворона.
— Я уже думаю над этим, — ответил Гималайский.
— Не думать нужно, а делать, — почему-то недовольно проговорил Мартын.
— Теперь, начиная с сегодняшнего дня, никто не сможет завалить никого из наших без того, чтобы не быть убитым самому. И пусть это будет хоть Генеральный Секретарь. Правы мы или нет, но все должны знать: нас трогать нельзя! Но и мы, я лично, буду следить, чтобы никакого беспредела наши себе не позволяли. Да и вы, главари, давайте смотрите, чтобы наши не быковали. Тогда кто решится наших вальнуть, даже власти, тысячу раз подумают.
— Подумают? — скептически скривил рожу Лысый.
— Подумают потому, что будут знать, что мы по любому отомстим.
Все закивали головами.
— Вот с тех, кто убил Мельника и начнем, — подытожил Лысый. — Все согласны? — Все опять закивали головами. — Гималайский, действуй!
— Я решу этот вопрос, дайте время. Закругляемся, — услышали все от Гималайского.
Еще выпили за упокой души и разъехались с тяжелым чувством на душе. Гималайский, Алена и Мальвина поехали на кладбище, где их уже ждал бригадир могильщиков.
Глава 3
Освободились и Макс с Реутом. Первым делом вдвоем к кому? К Сабариной! На вопрос Реута: «Как будем делить?» Макс грозно ответил товарищу, с которым провел вместе самые тяжелые годы и делил последний кусок хлеба:
— И не думай! Это моя женщина!
Ох уж эти бабы! Все беды от них. Реут к Сабариной не пошел.
Закрутилась, завертелась любовь у Макса. Хорошее дело. Жаль только, что о друзьях, которые его все эти годы грели на зоне и помогали выжить, он ни ухом, ни рылом. Не до них ему. Друзья поняли. Не мешали.
С Гималайским Макс столкнулся случайно, когда помогал маме нести макулатуру на пункт приема. Все прогрессивное население страны, и особенно интеллигенция, увлекается сдачей макулатуры в обмен на талоны, по которым можно купить, издающуюся специально для этого, остродефицитную литературу. За двадцать килограммов бумаги выдают разрешение на покупку одной книги. Гиме это мероприятие очень нравится: сохраняют природу от вырубки леса, да еще и приобщаешься к вечному, чем литература и является.
Обнялись, пытались поговорить, но мама одернула Макса — видимо, оберегала от плохой компании. Договорились встретиться вечером, как в старые добрые времена, во дворе школы.
На встречу с Максом Гима пришел вместе с Книжником, который здорово Максу помог. Это Саню совершенно не впечатлило. Гималайскому Макс обрадовался, но как-то буднично — не так, как тот ему неслыханно был рад. Выпили, послушали очередной рассказ о тяготах и лишениях. Гима с Книжником эти рассказы уже знают наизусть. К огромному удивлению компании, Саня долго рассиживаться не стал, а побежал домой. Мол, обещал родителям долго не гулять. Гималайский с Книжником переглянулись и пожали плечами. Правда, договорились, что завтра зайдут к товарищу.
На следующий вечер они с Юрой звонят в дверь к Максу. Дверь открыл несколько смущенный Саня. В квартиру он их не пустил, а вышел в общий коридор. В квартире слышался шум праздника. Не успели друзья переброситься и парой слов, как из квартиры вышла… Сабарина. В квартире происходила их с Максом помолвка. Вот уж удивил, так удивил товарищ.
Сабарина удивила еще больше. Посмотрев на Гиму с Книжником и совершенно никого из них не узнавая, хотя знала и Юру, она безапелляционным тоном заявила Максу:
— Чтобы я эту компанию здесь больше не видела. Ты меня понял? Я жду.
От такого поворота событий Гима даже несколько опешил. Макс — нет. Он взял Гималайского за грудки. Не сильно, но за грудки, и промолвил:
