Совесть — судья, который быстро отменяет свои приговоры
удача заставляет забыть даже преступление.
Какой-то педераст в смокинге с завернутыми рукавами гнусавил:
— Ой, это же просто какашка, вернее, даже мусс из какашки, как внутри гусиной печенки — мусс из гусиной печенки.
Он говорил не умолкая. Последний запрет между ними был снят — запрет бесстыдных слов. Той ночью Габриэль открыл Жаклин сладострастие непристойных выражений. Она не решилась — она никогда не решится — повторить их. Но она их принимала, вымаливала движениями рук и поясницы; она отвечала на них хриплыми вскриками, она чувствовала, как они разливаются по всему ее телу. Она запросила пощады, когда наслаждение стало переходить в боль.
Обессиленная, напуганная, пристыженная и оглушенная грехом, совершенным в брачной постели, Жаклин, лежа с широко открытыми в темноте глазами, поняла вдруг, что никогда не испытывала подобных радостей плоти, — и с этой минуты она многое стала прощать своему второму мужу.
Но Вильнер знал, что в творчестве не бывает деталей и что природа затрачивает одинаковые усилия, заботу, изобретательность и старание для того, чтобы создать и крылышко майского жука, и человеческий мозг.
Как у многих не занятых делом людей, у него появилась привычка без конца смотреть на часы, как бы следя за несуществующим расписанием.
Нинон де Ланкло (1616–1706) — французская дама, известная своей красотой, образованностью и свободным образом жизни (в числе ее любовников были Колиньи, Великий Конде, маркиз д’Эстре). В салоне де Ланкло собиралось избранное общество: дамы ее профессии, поклонники Эпикура, читательницы Монтеня. Говорили, что она не обошла своей благосклонностью юного Вольтера, связав таким образом скептицизм семнадцатого века с философской мыслью века восемнадцатого.
Оказывается, чудовищное количество стариков продолжают управлять гигантскими предприятиями и даже страной, в то время как они уже совершенно выжили из ума и впали в детство, — и сделать с ними никто ничего не может.
(как верно, что среди тысячи впечатлений, воспринимаемых нашим глазом, по-настоящему до глубины нашего сознания доходят только те, которые соотносятся с каким-либо нашим желанием или будят в нас воспоминания)?
В крови же у него были только упорство, беспринципность и эгоизм.