Я не люблю ничего заштопанного… и заштопанной дружбы…
Моя мать всю жизнь работала… Какая она добрая была… какая веселая! Ее все любили. Она сделала меня образованной… Как она радовалась, когда я кончила гимназию! В то время она уже не могла ходить – у нее был ревматизм… Умирала она спокойно… и говорила мне: «Не плачь, Варя, ничего! Мне – пора… пожила, поработала, будет!» В ее жизни было больше смысла, чем в моей. А вот мне – неловко жить… Мне кажется, что я зашла в чужую сторону, к чужим людям и не понимаю их жизни!.. Не понимаю я этой нашей жизни, жизни культурных людей. Она кажется мне непрочной, неустойчивой, поспешно сделанной на время, как делаются на ярмарках балаганы… Эта жизнь – точно лед над живыми волнами реки: он крепок, он блестит, но в нем много грязи… много постыдного… нехорошего… Когда я читаю честные, смелые книги, мне кажется – восходит горячее солнце правды… лед тает, обнажая грязь внутри себя, и волны реки скоро сломают его, раздробят, унесут куда-то…
ответственность перед детьми! Ведь они будут спрашивать меня, как надо жить… А что я скажу?
Влас. Да вы чего же раньше времени беспокоитесь? Может, они не спросят? Может быть, сами догадаются, как именно надо жить…
Юлия Филипповна. Это не вредно. Какой-то философ, говорили мне, советует мужчине: когда идешь к женщине, бери с собой плеть.
Марья Львовна. Это Ницше…
Рюмин. Не любви прошу – жалости!
Жулик он рыжий, хоть и притворяется либералом.
И эта гордая Варвара, которая все не решается выбрать себе любовника…
Раненый – не болен, у него только разорвано тело. Болен тот, кто отравлен.
вашем месте я вышла бы замуж за РЮМИНа…
Хорошо! Очень хорошо хочу я жить!
Соня. Что же вы делаете для этого?
Влас (уныло). Ничего! совершенно ничего не делаю я!
