Кадрия Расиловна Хабибуллина
Твой дом там, где я
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Кадрия Расиловна Хабибуллина, 2021
ЮАР: белокожий человек осторожно выходит из дома полить на лужайке цветы, озирается по сторонам — ему на голову накидывают пакет. Он теряет последние капли кислорода — остается надежда на Господа Бога, хотя в ЮАР уже давно нет Бога: есть буры и те, кто их ненавидит. Уничтожение буров — рассказ о семье Эвверсов — история сотен таких же, как и они. История Божэны и Тибо, которым придется пройти долгий путь, выложенный из ненависти и смерти родных, на фоне катастрофы, разворачивающейся в ЮАР.
ISBN 978-5-0055-3309-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
ТВОЙ ДОМ ТАМ, ГДЕ Я.
ЭПИГРАФ.
ЮАР: белокожий человек осторожно выходит из дома полить на лужайке цветы, озирается по сторонам и не успевает даже вскрикнуть — ему на голову накидывают пакет и начинают душить. Мгновение и он теряет последние капли кислорода — и только волею случая, ему может повезти: он останется жить — если душители быстро найдут ценности и бросят его корчиться на его лужайке, а если дело затянется — тогда надежда только на Господа Бога, хотя, в ЮАР уже давно нет Бога: есть буры и те, кто их ненавидит. Это 21 век. Это будни современной Южно-Африканской Республики. Без прикрас. Как есть. Уничтожение буров, тех, для кого несколько поколений назад Африка стала домом, и другого они не знают — история семьи Эвверсов — история сотен таких же, как и они. Это ее и его реальность: Божэне, белокожей красавице, потомственной наследнице белых плантаторов, и ее темнокожему другу Тибо придется пройти долгий путь, выложенный из обмана, ненависти, смерти самых близких и родных, на фоне разворачивающейся катастрофы, способной поглотить когда-то процветающую Южно-Африканскую Республику.
ЕСЛИ ТЫ ВЕРИШЬ В БОГА, ТЕБЕ НЕ ВАЖНО В КАКИЕ ОДЕЖДЫ ОН ОДЕТ!
И даже если бы мы остались на голом клочке заброшенной земли, я бы и там нашла фарфоровые чашки.
Глава 1
Они снова кричат. Наташа натянула одеяло на голову, но это мало помогло: крики родителей становились все сильнее. Девушка выскользнула из-под одеяла, натянула джинсы, майку, заглянула в небольшое зеркальце, висевшее около двери, единственное украшение в бедной комнатушке, которую ей приходилось делить со своим братом Майком. Она собрала волосы в хвост и потихоньку открыла дверь — хотела выскочить незамеченной, но мама увидела ее.
— Твоя дочь, ты видел, что носит твоя дочь? А кем она работает? У нее нет образования. Остается только пахать землю на плантациях отца ее подруги или протирать столы в кафе. Может быть, ей найти богатого негра? — Мама Наташи была хорошей женщиной, не считая тех моментов, когда в нее вселялся бес.
Отец Наташи бросил кроткий виноватый взгляд и тихо вышел из дома. Точнее из того, что теперь стало для них домом: старый трейлер, который когда-то был чьим-то домом на колесах. Хотя по местным меркам, они жили еще не плохо. Рядом ютились люди, домом которых были самые настоящие коробки. Наташа поцеловала маму в лоб и выбежала за папой. Он курил сигарету чуть поодаль от трейлера и ждал дочь.
— Ну что, кажется, наш сегодняшний день должен пройти на ура, так же, как и десятки других. Если бы твоя мама сегодня не накричала на меня, я бы подумал, что мир рухнул. — Папа протянул дочери руку. Наташа улыбнулась ему, и они вместе двинулись вдоль стройного ряда бараков и трейлеров, картонных хибар, жилищ из металлического настила -откуда доносились крики, пахло кофе и сигаретами, кто-то только просыпался и потихоньку выползал на улицу, вновь окунаясь в неприглядную реальность. Отец и дочь шли вдоль по улице, приближаясь к забору с колючей проволокой, которая отделяла их поселение от Кейптауна. На посту молодой паренек Ром, увидев Наташу с отцом, приветливо махнул им: «Доброе утро, мистер Каванна! Мисс Наташа».
— Привет, Ром, — мистер Каванна посмотрел на ворота — они были черными: «Что, снова напали?»
— Да, сегодня ночью, они бросили зажигательную смесь. Слава богу, никто не пострадал. Будьте осторожнее.
— Спасибо, — мистер Каванна и Наташа вышли за ворота, и двинулись в сторону остановки.
— Дочка, мать права, не стоит тебе больше работать в кафе. Ты поздно возвращаешься домой, а сейчас это опасно для жизни. Черные совсем взбунтовались.
— Папа, не переживай. Все хорошо. Там хорошо платят, я и еду домой приношу, сам же знаешь, сейчас очень тяжелые времена. И на учебу остается. Дай Бог, я смогу заплатить за последний семестр и получу диплом. И дай бог, найду себе достойную работу, — Наташа поцеловала отца. — И пожалуйста, не называй их черными.
— Прости, дочка, — мистер Каванна посмотрел на дочь. В его глазах застыли слезы. — Я знаю, что виноват перед тобой. Перед твоей матерью, которую из счастливой и легкой девушки превратил в ворчливую стерву. Перед твоим братом.
— Папа, хватит винить себя. Все хорошо. Ты замечательный отец. Ты работал всю жизнь, от рассвета и до заката. Ну не виноват ты в том, что не получилось у тебя заработать миллионы, но ты честно зарабатывал каждую копейку. — Наташа пыталась подбодрить старика, который совсем расклеился.
— А может, тебе все-таки попроситься к Божэне? У них все-таки дела идут хорошо.
— Куда папа? Кем? Сейчас ты знаешь, в нашей стране тяжело каждому белому, независимо от того — богатый он или бедный. Знаешь, мне кажется мистеру Эвверсу сейчас намного тяжелее, чем нам. Нам нечего терять, а вот их, в случае экспроприации — просто лишат земли и всего того, что они заработали своим потом и кровью.
— Но, у них есть поместье, можно ….- мистер Каванна хотел что-то еще сказать, но потом замялся. Ему было стыдно предлагать дочери идти к своей подруге в служанки. — Да, ты лучше знаешь, дорогая.
Они дошли до остановки. Наташа увидела свой автобус: она еще раз поцеловала отца и запрыгнула на последнюю ступеньку. Автобус был битком. Сердце сжималось от боли. От всего, что сейчас происходило с ними, с их городом, с их страной. В душном автобусе, она кое-как пробралась к форточке, чтобы не задохнуться от пота десятков людей, от злых лиц. Она пыталась вспомнить те моменты, когда они с Божэной мечтали о том, что закончат университет и обязательно переедут в самый центр Кейптауна, устроятся на работу и как самые настоящие бизнесвумен, будут ходить по кафешкам и магазинам, покупая дорогие сумки и туфли. Но, пару лет назад все пошло по-другому: черные все чаще стали нападать на белых, прямо среди бела дня. Сначала нападали ночью, потом вечером, а сейчас: можно было нарваться даже днем. По городу стали ходить слухи о том, что скоро у всех белых будут отбирать квартиры, дома и земли. В Кейптауне участились митинги: «Белые прочь с нашей земли».
Правительство, опасаясь столкновений и новых массовых убийств, переселило практически все белое население за город, в огороженный от остального мира островок. Многие прозвали такие поселения — гетто.
Наташа пошла работать в кафе, и училась в вечернем колледже, а ее подруга Божэна пошла учиться в университет, но сейчас положение обеих было примерно одинаковое: одна работала в кафе и жила в трейлере, а вторая окончила университет и жила в большом родительском доме, но обе не могли устроиться на хорошую работу, потому что первыми брали на работу угнетенных африканских женщин, затем угнетенных африканских мужчин, и только потом уже белых. Брат Наташи, и она это прекрасно знала- зарабатывал торговлей наркотиками. Она боялась его, особенно, когда он возвращался домой пьяный или под кайфом и ломился в комнату. Последнюю неделю его не было видно: отец устроил ему разнос. Майк был страшным человеком, но когда мистер Каванна начинал кричать — а это было очень редко, то даже Майк его боялся. В последний раз мистер Каванна сказал: «Или ты завязываешь с этим делом, или ты мне больше не сын. Можешь тут больше не появляться».
Майк ушел и пока больше не возвращался.
Наташа понимала, что она и родители могли еще спокойно жить в Кейптауне — но, узнав, что в гетто всем предлагают более-менее приемлемое жилье за счет государства, родители решили бросить свою съемную квартиру. Они заняли свободный трейлер и стали там мирно существовать. Наташа любила своих родителей, но иногда удивлялась тому, как они могли радоваться и говорить, что теперь хоть что-то поимели от государства. В эти моменты девушке хотелось кричать: да, о чем вы говорите? Вы просто лентяи, которые ничего не хотят делать. Радоваться? Чему? Трейлеру. Бедности. Ужасу.
Все эти мысли проносились в голове так стремительно, и так тяжело было дышать, что хотелось выскочить из этого душного автобуса и бежать. Нет, она не такая. Она выберется из этой нищеты. Наташа снова пыталась представить сегодняшний вечер вместе с подругой. Только она и Божэна. Конечно, и Тибо там будет. Девушка представила улыбающегося красавца Тибо и что-то защемило в сердце. Нет, конечно же, нет: она не завидовала подруге, и она была рада, что Тибо так нежно относится к Божэне. Но, где-то в глубине души — этот потрясающий мулат сводил ее с ума. Наташа прекрасно видела, как пренебрежительно к нему относится ее подруга. В реальность девушку втолкнул парень, который был явно рад, что автобус переполнен. Наташа заметила, что он уже почти залез в ее сумку.
Они встретились глазами.
— Эй, там ничего нет. Только деньги на проезд. Если ты меня их лишишь, то сегодня вечером, мне придется идти домой пешком, а это очень опасно, — Наташа бросила на парня строгий взгляд. Он отпустил сумку.
— Спасибо, и разреши пройти, — девушка кое- как выбралась из автобуса. Впереди ее ждал долгий рабочий день под палящим кейптаунским солнцем. Наташа вошла в прохладное кафе: «Спасибо тебе, боже, за то, что мы создали кондиционеры».
2.
— Эй, Тибо, африканерам здесь не место, даже таким красивым, — белозубый Джем подмигнул Божэне. Она старалась не смотреть в их сторону, ей хотелось убежать отсюда, скрыться, спрятаться. Даже в самых обычных джинсах, которые обтягивали ее худые ноги, она чувствовала себя голой. Иногда ей казалось, что ее белоснежная кожа, доставшаяся ей от родителей — папы голландца и мамы, которая происходила из далекой заснеженной России — это ее крест, который будет бельмом, с которым ей придется жить всю жизнь.
— Тибо, я ухожу, — Божэна хотела повернуть к выходу, но Тибо взял ее за руку. Его красивые и нежные глаза, наполненные любовью, всегда успокаивали ее: «Все хорошо, ты же знаешь, что тебя не тронут, пока я рядом». — Он усадил ее за стол и позвал официанта.
Тибо знали и уважали почти в любом районе Кейптауна, потому ждать официанта пришлось меньше минуты. Божэна заметила молодого белого парня, больше похожего на тощего изможденного скелета, который с опаской подошел к ним. У него был такой затравленный и испуганный вид, что сердце сжалось от боли и жалости.
— Сэр, что будете пить? — затравленный официант не поднимал на Тибо взгляда.
— Мне как обычно, а девушке апельсиновый сок.
От слов «как обычно» у парня потемнело в глазах. Он работал недавно, по крайней мере Божэна никогда его тут не видела, и знать, что же кроется под словом «как обычно», он просто не мог.
— Содовую и апельсиновый сок, пожалуйста, -она попыталась улыбнуться парню, который готов был упасть в обморок. От его благодарного взгляда ей стало еще хуже. Темная тень удалилась, а Тибо презрительно посмотрел в его сторону: «Как же меня бесят эти….» — он не закончил фразу, споткнувшись о суровый взгляд Божэны.
— Кто? Договаривай. Бур, африканер, белый. Кто? За что ты его ненавидишь?
— Прости, я не хотел обидеть. Понимаешь, я презираю трусов, а он трус, хотя и мужик. Да, ты, твоя мать, сестры, и десятки других белых женщин могут бояться, и это будет правильно, но мужик должен всегда оставаться мужиком, понимаешь?
— Оставаться мужиком, когда ты находишься в аду? Когда белых не просто презирают и избивают за цвет кожи, а уже и убивают. И мой отец, самый настоящий мужик, тоже боится, поверь мне, каждую ночь, закрывая и заколачивая окна и двери, он боится… боится за себя, за нас, за будущее. Это не трусость, это самосохранение, — Божэна повысила голос. На нее обернулись посетители. Бар «Сквер» посещало только темное население, белым вход сюда был запрещен. Поэтому громкий голос белой девушки вызвал бурю эмоций.
— Тише, тише. Я знаю. Я все понимаю. Твой отец настоящий мужик, настоящий воин. — Тибо закурил.
Андреас — отец Божэны был африканером, потомком белых беженцев, переселившихся в начале 20 века в Кейптаун, в надежде на лучшую жизнь, из Голландии. Когда-то его дед, приехав сюда, обжил плодородную, но заброшенную землю. Он стал одним из крупнейших фермеров по производству пшеницы, овощей и фруктов. Он думал, что нашел благословенную землю, и умирая, передал все своему сыну, считая, что и он будет жить счастливо и богато. Отец Адриана прожил хорошую, но уже менее свободную жизнь: начались первые волнения, первые выкрики и недовольства коренного населения, о том, что африканеры, белые или буры, лишние в Африканской Республике. Когда-то заброшенные земли, ставшие настоящим достоянием страны, и приносившие неплохую прибыль государству, поднятые и вскормленные трудом, потом и кровью белых переселенцев, вдруг стали нужны тем, кто никогда на них не работал и не хотел работать. Андреас начал чувствовать давление местного населения уже 6 лет назад. Тогда местные власти заверили самых крупных землевладельцев, что им ничего не угрожает и волнения быстро улягутся. Но, первые драки, а затем и первые убийства положили конец миру на юге Африки. С каждым днем обстановка стала накаляться все сильнее. Власти перестали контролировать ситуацию. Те, кто мог начал новый Исход на древнюю Родину — в Голландию и Германию. Андреас, будучи хорошим и заботливым отцом, а еще бережливым предпринимателем, готовил план отхода, но никому об этом не говорил. А обстановка накалялась все сильнее и сильнее.
— Тибо, я знаю, я чувствую, что скоро мы уедем отсюда, — в глазах Божэны появились слезы.
— Ты что, ты же здесь родилась, здесь родился твой отец Андреас. Все уладится. — Тибо отпил содовой и взял хрупкую руку девушки в свою.
— Нет, ничего уже не изменится. Нас начали истреблять. — Она подняла, наполненные слез глаза, на Тибо. — Я получила высшее образование. И меня не берут ни на одну работу, даже самым простым делопроизводителем, понимаешь? Я работаю на земле, я веду бумажные дела своего отца, и мне не стыдно, не обидно. Но, я хочу и имею на это полное право: найти работу, которая соответствует моим способностям. В городе, да что в городе, во всей стране негласные законы: не брать белых. Сначала коренное население, потом беженцы, а потом уже мы — буры. — Божэна зло посмотрела на Тибо. Она знала, что он все понимает.
— Я же обещал, что договорюсь в банке, и тебя возьмут.
— Да? А ты можешь пообещать, что ночью не убьют моего отца, не изнасилуют мою мать и сестру? — Божэна глотнула апельсинового сока, но не успела договорить, к ним подсел Джеймс, завсегдатай местного бара. Он всегда пил в долг. А за его паршивый характер, который готов был разгромить любое заведение, в котором ему откажут дать пиво бесплатно, все его боялись. Владельцам, среди которых было много белых, было легче напоить его 5 кружками пива, нежели увидеть утром вместо своего заведения, груду обломков.
— Джэймс, я тебя не звал, — Тибо сказал это громко, что весь бар притих.
— Это ты брат что же, из-за какой-то белой, готов меня прогнать. — Он бросил ненавистный взгляд на Божэну.
— Джэймс прекрати. — Владелец бара, поняв всю опасность ситуации, попытался его успокоить.
— А ты замолчи, ты меня до конца дней своих будешь поить бесплатным пивом. Потому что ты и твои предки отобрали у нас земли и наше дело, — Джэймс говорил, как настоящий оратор, как человек, у которого как будто действительно отобрали землю, семью и дело всей его жизни.
— Да что они у тебя отобрали? — Божэна не выдержала. И это стало самой большой ошибкой, которую она могла совершить. — Ты и твои предки, веками ничего не делали, и не хотели делать. Кто мешал вам возделывать землю, пахать, сеять, разводить скот, выращивать фрукты. Никто. А мы подняли эту страну, ее экономику. А теперь, вы, такие же лентяи, как и ваши предки, хотите все отобрать.
— Замолчи, — Тибо понимал, что сейчас ему предстоит спасать эту девушку от разъяренной толпы.
— Так, все, — Тибо встал и поднял руки. — Я очень прошу, давайте не будем относиться к ее словам серьезно. Она напугана, и вы все прекрасно понимаете почему. Сейчас нам не нужны ни драки, ни разбирательства, понаедут копы и всех повяжут. А наш любимый бар просто прикроют. — Тибо говорил громко, видя, какую ярость вызвали слова Божэны.
— Мы не будем их трогать, если эта белая сучка и все ее родственники, да просто все белые просто свалят отсюда. И пока они этого не поймут, мы будем действовать жестко, -Джеймс вплотную пододвинул свое лицо.
Тибо оттолкнул его: ему не составило труда сдвинуть с места этого крикуна — Тибо в совершенстве владел айкидо. Отличная физическая подготовка и спортивное тело — внушали страх. Джеймс отлетел.
— Отойди от нее — Тибо просто зверел, когда кто-то подходил к его Божене. Да, к «его». Он знал, что рано или поздно она станет его, да и сейчас она его, просто пока не приняла это.
— Твоя подстилка, подставит тебя, Тибо, припомни мои слова, — Джеймс потирал ушибленную голову.
— Да пошел ты, — Божэна вскочила и выбежала из бара.
Она неслась как лань, загнанная в угол, не разбирая дороги, не слыша криков Тибо. В Кейптауне был обед. Она ощутила на себе солнечные лучи, которые обжигали плечи и руки, высушивали губы. Проклятая земля. Она любила ее и ненавидела одновременно, от этого становилось вдвойне больнее. Это как мать, которая тебя родила, но пытается тебя отвергнуть, как будто ты ее дочь, и не нее одновременно. Она родилась в этой стране, с ее горячим обжигающим солнцем, первозданной и дикой природой, а Кейптаун — это чудо природы, а не город — она жила вместе с ним, дышала, это место стало частью ее души. А теперь ее гонят отсюда, как безродную. И куда? На историческую Родину? Чью Родину? Она неслась к пляжу: вода, вода ее спасение. Прямо в джинсах она сиганула в воду.
Когда она вышла на берег, то увидела Тибо, который сидел на песке. Он был в солнечных очках. Он молча курил. Она присела рядом.
— Извини, что так вышло, — она стала выжимать свои волосы. Они были длинные и немного волнистые. Тибо наблюдал за ней.
— Если тебе как следует подзагореть, то ты будешь настоящей мулаткой — он улыбнулся.
— Прекрати, — она толкнула его.
Божэна была голландской по папиной линии, а вот мама Лейла была мусульманкой. Она родилась и выросла в России. Они познакомились с Андреасом, когда Лейла приехала учиться в Амстердам. Любовь так захлестнула их, что даже строгий отец Лейлы, дал добро на их женитьбу по окончанию университета. И это было правдой. Андреас был голландцем по происхождению, родившимся в Кейптауне. И хотя его дед и отец были фермерами, которые своей единственной Родиной считали ЮАР, учиться Андреаса послали в Европу. В этот же университет поступила и Лейла, где двое молодых людей полюбили друг-друга. Красивая, стройная, черноволосая кудряшка Лейла, с большими голубыми глазами, черными ресницами покорила многих. Но, сердце свое она отдала Андреасу. После окончания университета, отец Лейлы уговаривал молодых остаться жить в Голландии. Он обещал помочь домом и работой. Но, Андреас был непреклонен. Он обещал отцу, что после университета обязательно вернется в Африку и продолжит семейное дело. Да и дела тогда шли слишком хорошо, чтобы отказываться. А Лейла ни капли не сомневаясь, последовала за мужем. От отца Божэне достались аккуратный красивый носик, светлая кожа и тонкие длинные пальцы, от мамы — черные кудрявые волосы, огромные глаза небесного цвета и длинные ресницы. Тибо влюбился в нее сразу же, как только увидел. Он не подпускал к ней никого — почти до самого окончания школы, он сопровождал ее везде и всегда: родители даже привыкли, и были рады, что у дочери есть охрана, которая знает местные законы и пользуется уважением. Сначала Божэна смеялась над Тибо, потом стала находить это забавным, а потом как-то привыкла к нему и уже не представляла себя без него. А когда он в первый раз ее поцеловал, она приняла это как должное. Да, она знала, то он в нее влюблен. Так они и продолжали встречаться, после школы, он стал встречать ее из университета, заходил домой и долго разговаривал с мистером Андреасом. Никто толком не знал, чем занимается Тибо, откуда у него машина и квартира, столько связей и почему его все знают. Родителям Божэны было достаточно того, что он уважает их дочь, доказав это столькими годами дружбы и преданности. Конечно же, ни Андреас, ни Лейла не видели Тибо мужем Божэны. Они знали, что придет время, и они отправят дочь в Лондон, где она останется жить и работать. На том и порешили: пока она тут, пусть играет в любовь, а потом — а потом время вылечит и поставит все на свои места. Но, в последние годы ситуация резко изменилась, теперь Эвверсы подумывали уже о том, что может быть скоро им самим придется покинуть эти места. Тогда думать о Тибо и его роли в жизни их дочери не было ни сил, ни времени.
— Божэна, ты не переживай, сейчас устроишься на работу, мы поженимся и все будет хорошо. Вы породнитесь со мной, и вас перестанут трогать.
— А ты не думал, что тебя могут просто убить, как-нибудь ночью, вместе с нами. — Божэна теребила свои мокрые волосы. — Боже, Тибо, недавно я слышала разговор родителей, они серьезно обеспокоены, и не только они. Многие фермеры и плантаторы высказали мнение о том, что обстановка становится критичной. Об этом говорит уже сам президент, понимаешь?
— Я тебя никуда не отпущу — он прижал ее к себе. Они встречались так давно, что уже и сами не знали кто они друг-другу. Божэна больше видела в нем друга, а Тибо считал ее своей женщиной, хотя только один раз в жизни, она позволила себя поцеловать.
Божэна поднялась: «Знаешь, я не хочу жить в страхе, я не хочу ходить с опущенными глазами и чувствовать себя виноватой. Я уже год как окончила университет и что? Я сижу тут на пляже и прохлаждаюсь! А иногда папа, жалея меня, подкидывает мне какую-то работенку, в виде бумажек, так, чтобы я могла сделать вид, что работаю. И тоже самое мои сестры. — Девушка посмотрела на свои руки, которые не знали тяжело физической работы. — Знаешь, мне иногда кажется, что мне следовало бы начать работать у папы на плантациях.
— Зачем? — Тибо тоже встал.
— Как зачем Тибо? А вот скажи мне, какой смысл твоей жизни?
— Ты, — он повернулся к ней и снял очки.
— Я? И что дальше? Ты хочешь семью, а значит это дом, дети, расходы.
— Я смогу обеспечить свою семью, — она заметила, что он немного расстроился ее словами.
— Тибо, я никогда не спрашивала, а теперь спрошу: ты продаешь кокаин?
Тибо улыбнулся и покачал головой.
— А чем ты зарабатываешь на жизнь? Скажи мне? Что ты будешь рассказывать своим детям и чему учить? — Божэна понимала, что сейчас может сильно его обидеть, но ее уже понесло.
— Прекрати, — было видно, что он рассердился, но пытался сдержаться.
— Да, это неприятно, и ты можешь подумать, что я неблагодарная свинья. Да, это так. Но, разве этому ты будешь учить своих детей: делать ставки, выигрывать на скачках, торговать наркотой и вести жизнь расстаманов? — Божэна уже кричала.
— Божэна, ты так и не ответила: ты вообще выйдешь за меня замуж? — Он смотрел на нее, а она молчала.
Он все понял: надел очки и, повернувшись, ушел.
— Стой, куда ты? — Божэна кричала ему вслед. Нервы начали сдавать. Она понимала, что сейчас обидела человека, который так ей помогал, так любил ее и оберегал. Но ситуация, которая складывалась вокруг, просто выводила из себя. У нее нет нормальной работы, она не может полноценно дышать и ходить по улице, она превращается в затравленного зверя. Их уже затравили: они живут за решетками. Всех белых согнали в одно поселение и обставили проволоками. Это гетто буров. И это не фантастика. Это 21 век, это ЮАР. Это то, что неминуемо приближается: уничтожение народа.
Божэна направилась в сторону дома, где они жили. Она любила свою страну, свой город, свою семью. В детстве, в старших классах, она зачитывалась книгами об американских плантаторах, их судьбах, о той борьбе, которая когда-то захлестнула север и юг. Однажды, пока мама не видела, она порезала шторы в зале, хотела сшить себе платье, как Скарлетт Охара. Тогда мама не стала ее журить, а рассказала с какими трудностями приходилось сталкиваться женщинам в те времена, и почему Скарлетт пришлось сшить себе платье из штор.
Когда девушка поднялась в дом, то увидела родителей и старшую сестру Берту. Мама была взволнована.
— Что случилось?
— Ирина пропала.
— Как? Мы же виделись утром? — Божэна посмотрела на Кати.
