Оглавление

Пролог

Лечебница опустела.

Когда-то она сияла белым светом — храм разума и покоя, оплот Высшего мира. Теперь же стояла мертвая, как высушенная раковина, в которой еще слышался отголосок прибоя.

Здесь больше не горел свет. Не звучал плеск фонтана. Не раздавались шаги по мозаичным плитам, что когда-то отражали солнце, словно память о вечном дне.

Спящий Дельфин пал — и вместе с ним пал сам порядок Сообщества.

Иногда, глубокой ночью, в одном из запыленных окон дрожал слабый огонек свечи — крошечная искра, упорно противостоящая тьме.

Таланай и Герда, последние верные эфоры, остались стеречь руины, охраняя пепел мира, который еще помнил свое величие.

Сюда всё чаще приходили потерянные — те, кто остался без направляющих, без гидов. Их исчезновение оказалось роковым, как и предрекал Архонт.

Преступность росла, словно сорняк сквозь мрамор. Люди бродили в забытьи, теряя цели, имена, смысл.

Нить, что вела человечество вперед, порвалась, и теперь она висела над бездной, спутанная в тугой узел.

Кто-то должен был распутать его. Или позволить бездне забрать себя.

София не знала покоя. Она постоянно меняла убежища, будто беглец от собственного отражения.

Эмоции бурлили в ней, как перегретое молоко — сбегали, пенились, шипели, обжигали.

Гиды ушли.

Но не все.

Некоторые остались бродить, как тени по осиротевшим улицам, прячась среди людей, потерявших память о чуде.

Иногда Софии чудилось, что она узнает кого-то — Каниса, что, как старый дед, ковылял за земным внуком, не смея заговорить. Тогда она отворачивалась.

Слишком многое могло отразиться в их глазах: осуждение, сожаление, а хуже всего уважение. Всё это одинаково приводило её в дрожь.

По ночам София выходила на крыши. Город внизу дышал тьмой — влажной, густой, как смола.

Даже днем свет казался искусственным, чужим.

Тучи сгущались над ней. Шли по пятам.

Как и он.

Архонт исчез — будто растворился в собственных пророчествах.

Где он теперь, никто не знал.

Но София чувствовала: это лишь пауза перед возвращением.

Он не ушел. Он ждал.

А вот у Константина времени было в избытке.

Художник исчез два месяца назад, будто кто-то стер его с холста самой жизни.

Человек, ставший искрой для целой расы существ, теперь просто спал.

Он лежал в палате — живой, но молчаливый символ поражения для одних и триумфа для других.

Его не тревожили сны. Память была выжжена.

Процедура забвения не оставляла ни боли, ни надежды. Только холод.

София больше не навещала его.

Это стало слишком опасно. Даже с новой стрижкой и обесцвеченными волосами её могли узнать эфоры, сохранившие верность Дамиру.

Дамир.

Одного имени хватало, чтобы дыхание перехватило.

София так и не поняла, что именно в нем её пугало — страх ли, или то иное, запретное чувство, тянущее, как омут.

То, чему она не смела дать имени.

Она всё еще надеялась, что Элизабет и Кираз живы. Хоть что-то от старого мира должно было уцелеть.

Но вместе с этой надеждой в ней жило и другое чувство — тревожное, жгучее, как тлеющее напоминание о душе, когда-то врученной ей.

Гиды всё реже появлялись перед ней.

София становилась человеком.

Часть 1

Их больше никто не вёл.

Только небо, уставшее быть свидетелем, всё еще смотрело сверху — холодное и бесконечное.

Глава 1

«Когда-то всё было просто» — теперь эта фраза раздражала Либби до дрожи в хвосте, жужжащей мухой, что рассекала круги в закопченном холле её ума. Отмахнуться не получалось — муха возвращалась. А с ней рос страх, что скоро прилетит целый рой.

Каллидус прикрыла глаза и, сквозь редеющие ресницы, когда-то густые, как пламя её роскошной рыжей шерсти, попыталась насладиться первыми лучами рассвета. Это было единственное время суток, когда гид чувствовала себя… менее взвинченной. Насколько это вообще возможно для самой эмоциональной составляющей человека.

— Во мне больше нет нужды. Я подвела.

— С кем ты разговариваешь? — холодный голос Кираза, как обледеневшие пальцы, прошелся по стенам и рухнул на Либби, вышвыривая её из сладкого полусна.

— Опять во сне болтала, — пробурчала она, зная, что Ломбаск давно привык к её бормотанию.

— Даже во сне не можешь помолчать, — Кираз глянул на неё синими глазами — не то насмешливо, не то укоризненно. Она до сих пор не научилась ловить нюансы его настроения.

Прошло два месяца с тех пор, как они с позором оставили своих подопечных и улизнули с поля битвы. Каллидус всё еще чувствовала себя потрепанным енотом в мокром подвале, с лохмотьями гордости вместо меха.

Когда-то гидам не требовался сон. Их коды были чисты, без изъяна, без пауз, без сбоев. «Муза» и вовсе была создана как вечный наблюдатель — неустанная, как сама идея. Но теперь… что-то сдвинулось. Протоколы размылись, инструкции дрогнули, и даже незримые проводники стали подвержены той странной усталости, что раньше была прерогативой земных. Их схемы перегревались, их сознания — как будто где-то там, на другом слое реальности — начинали дрожать, терять фокус. Появился сон. Или его эмуляция. Ломбаск называл это перезагрузкой. Каллидус подозревала: то был симптом.

— Я устала прятаться в этом сыром углу, — снова простонала она, вытягиваясь на старом диване Константина. Раньше она бы сделала это грациозно, плавно выгибая спину, но теперь всё, что получилось — болезненно потянуть лопатку и разочарованно выдохнуть.

Когда художник погрузился в забвение, а Либби была ранена, Кираз притащил её в его мастерскую — единственное место, которое еще можно было назвать «домом». Запыленная, промерзшая, с неоплаченными счетами за электричество — мастерская утопала в тишине. Лишь иногда её нарушал скрип половиц или попытки грабителей проникнуть внутрь.

Преступность в прибрежном городе ползла, как плесень — из подвалов, с чердаков, из нутра. Без гидов многие потеряли контроль. Либби и Кираз сделали всё, чтобы защитить территорию Константина. Хоть она и знала, что Кираз делает это не ради искусства.

«Если уж берешься — делай на совесть. Иначе не берись», — любил повторять Ломбаск. Вот и стали они призраками мастерской. Стук, скрип, подрагивание занавески в окне — всё это были они. Их новая забава: пугать воров.

Кираз с каждым днем всё больше походил на голубя, облезшего и усталого, а не на прежнего гордого ворона. А Каллидус… ну, она никогда и не была особенно цела.

— Сегодня нужно поесть, — сказал Кираз, спускаясь с верхнего этажа, не удостоив её даже взглядом.

— Я не голодна, — нахмурилась Либби.

— Ты еле стоишь на ногах. Если не начнем подпитываться, совсем ослабеем. И не сможем разбудить твоего подопечного, — добавил он мрачно.

Эти слова били сильнее, чем кулаки. Каллидус до сих пор винила себя за проведенную процедуру забвения. Ей надо было вцепиться тому гиду в глотку. Надо было…

Холод скользнул по позвоночнику. Она обвила себя хвостом, вспоминая Дамира. Архонт играл с ними, как шулер — карты всегда ложились в его пользу. Даже сейчас, в тишине, Либби знала: он вернется. И на этот раз — с парадом и барабанами. И тогда их головы украсят набережную, как урок для тех, кто посмел ослушаться.

«Когда-то все было просто», — повторила Каллидус про себя. Но вслух лишь ответила:

— Давай найдем сегодня кого посочнее. Мне не идут синие оттенки под глазами. А вот тебе — в самый раз.

Кираз не ответил. Вероятно, уже пожалел, что разбудил её.

Отношения между ними остывали по мере того, как она выздоравливала. Иногда Либби даже шутила, что готова снова получить по шее, лишь бы он снова посмотрел на неё с теплом. Кираз не смеялся.

Они вышли на улицу.

Ранее сияющие проспекты теперь напоминали черные вены города. Асфальт потрескался, из ливневок поднимался вонючий пар. С обеих сторон улицы валялись выброшенные жизни — люди со стеклянными глазами и обвисшей кожей, напоминали оплывший воск. Местами на стенах мигали остатки граффити — когда-то призывы к творчеству, теперь лишь отголоски безмолвной войны. Подворотни кишели силуэтами. Запах дешевого спирта, мусора и перегара был невыносим.

— Жалкое зрелище, — пробормотала Либби, обходя очередного забулдыгу. — Флавусам должно быть стыдно за это.

— У всех был выбор, — резко ответил Кираз. — Эти люди просто не захотели бороться.

— А мы? Мы что же, далеко ушли? — усмехнулась она, замечая парочку, направляющуюся к дешевому мотелю. — Мы тоже доедаем крошки, вместо того чтобы вкушать десерт.

— Я в кафе напротив, — коротко бросил Кираз. — Там людно. Развлекайся.

Он исчез в клубах пара, вырывающегося из канализационных люков. Либби осталась одна. Она пошла за парочкой. От них пахло разбавленной текилой и несовместимостью. Подпитка ради выживания — вот всё, что ей нужно. Сегодня мальчишку, возможно, озарит вдохновение. Завтра он будет звать музу обратно. Только она не придет.

***

Кираз вошел в кафе с прямой спиной и выверенной до автоматизма походкой — как солдат, которому даже пол указывает направление. Он без лишних движений направился к дальнему столику, покрытому тонкой пеленой пыли — за него почти никто не садился. Это было кафе из тех, где люди хватают кофе и несвежую булочку навынос по соблазнительной цене, чтобы сразу же умчаться дальше, неизменно опаздывая.

Всё в духе Каллидусов: ноль усидчивости, ноль самоконтроля, максимум идей, за которые кто-то другой потом должен отвечать.

Ломбаск машинально потянулся в карман пиджака. Тот уже давно утратил первозданную выправку и носил на себе пятна, как шрамы, оставшиеся от прошлых подвигов. Кираз ожидал нащупать блокнот — тот самый, в который раньше записывал поведение своих подопечных. Но вовремя остановился. Писать теперь было не о чем.

За два месяца, шесть часов и сорок две минуты, проведенные рядом с Элизабет, он так и не нашел в себе смелости рассказать ей правду. О том, как прибыл в Розовый город, чтобы следить за ней. О том, что уже тогда состоял в рядах Сарапуллов, потому что только протестантство давало ему свободу передвижения. И, главное, о том, что он оставил собственного подопечного, чтобы следовать за ней.

Он понятия не имел, как бы Либби отреагировала. В гневе она могла обвинить его в предательстве, решив, что именно из-за него Сообщество погрузилось в пучину хаоса. А могла — что ещё страшнее — увидеть в этом акт романтического безрассудства.

Нельзя этого допустить. Мы должны сосредоточиться на художнике. Когда… если он проснется, Либби останется с ним. А я уйду. Она не должна знать.

Кираз сдержанно пригладил лацкан пиджака, осмотрел пространство кафе и начал присматривать подходящую цель.

Когда он вступил в ряды Вергиза, пища всегда была в избытке. Сарапуллы не гнушались «перепрыгивать» с одного объекта на другой, быстро пополняя энергетические запасы перед очередной операцией. И хотя Кираз знал, что долго среди них не задержится, ему даже нравилось ненадолго «пришвартовываться» к тем, кто стоял у верхушки бизнеса, — питаясь их амбициями, как спелыми фруктами.

Но он допустил одну ошибку: поверил, что такая жизнь не оставит в нем следов. И теперь он — не тот прежний Ломбаск. Стал нервным. Терял стальное самообладание.

Или всё началось из-за неё… — Кираз снова попытался выровнять лацкан, словно именно он мешал сосредоточиться. Гид смахнул с ткани несуществующую пылинку.

Когда он впервые увидел Элизабет с её подопечным, что-то внутри него дрогнуло. Позже он пытался игнорировать эту реакцию, забыть о знойной, наглой Либби — существе, которое не знало стыда. Но именно в этом и была её суперсила. Её жесты, полные эротизма, не были банальными — в них скрывался глубокий смысл. Глубже, чем у всех Каллидусов, которых он знал.

Либби наживала неприятности с той же скоростью, с какой подопечные Ломбаска поднимались по карьерной лестнице. И, возможно, именно в этом заключалась её магия — в абсолютной противоречивости.

Колокольчик на двери звонко оповестил о новых посетителях. Кираз мгновенно встал, бросив на вошедших оценивающий взгляд. Время действовать.

Это были двое мужчин, на вид — около сорока. На них была полицейская форма с броскими погонами, ясно дававшими понять, кто здесь главный. Первый — худощавый, рангом пониже. Второй — массивный, с таким видом, будто сам факт его звания освобождал от необходимости следить за весом. Его вид буквально заявлял: «В моём положении диеты — это для тех, кто не дослужился».

— Положи-ка нам самое свежее, что у тебя есть, — заявил громко упитанный полицейский, не утруждая себя вежливостью. Официант мигом кивнул и с осторожной старательностью начал укладывать в крафтовый пакет свежие пончики.

— Смена сегодня обещает быть жаркой, — пробормотал худощавый, явно пытаясь завязать беседу.

Ломбаск мгновенно почувствовал прилив долгожданных сил. Его тело потянуло энергию, с которой эти двое вошли: самодовольную, слегка закисшую, но всё же питательную.

— Правильно делаешь, что не расслабляешься, — буркнул мужчина, хватая со стойки стопку салфеток с зубочистками и бесцеремонно заталкивая их в поясную сумку. Официант метнул в него осуждающий взгляд, но промолчал.

— Последние месяцы на улицах — чёрт знает что. Некогда даже планерку провести, все патрули на ногах. Заплати ему, пошли.

Щуплый полез в карман, отсчитал мятые купюры, протянул официанту и, не глядя ему в глаза, виновато прихватил парочку салфеток себе.

Когда они ушли, и дверь с пронзительным звоном захлопнулась, официант беззвучно выругался, щедро и профессионально, будто держал репертуар для особых случаев. К органам власти здесь никогда не питали симпатий, а с уходом гидов полицейские стали нарушать покой чаще, чем преступники.

Но Кираз получил, что хотел. Тело налилось силой, разум прояснился. Теперь можно было возвращаться к Элизабет — если, конечно, ей тоже повезло также быстро.

Интересно, сколько времени я тут просидел?

***

Мотель давно просился под снос. Но посетителей таких мест, как правило, мало волновали паутина у изголовья и вздувшиеся от сырости обои. Сюда приходили те, кому нужно было сделать всё быстро и без лишнего шума.

Хотя — не в буквальном смысле. Шума здесь хватало: из каждого номера доносились то приторные песенки из радио, то истеричный скрип кроватей, то чья-то ругань.

Либби медленно шла за молодой парочкой, которая, по всей видимости, с радостью собиралась присоединиться к этому хору визга и лязга.

На девушке была дешевая, но опрятная одежда, которую она старательно выдавала за стильную. Много бижутерии, облепленные лаком волосы, резкий парфюм — явно не по возрасту. Зато на парне всё было по-настоящему дорого: одежда из натуральных тканей, пастельные тона, аккуратный покрой. Видимо, чувства у него к спутнице были либо сугубо платоническими, либо он просто не хотел, чтобы об их связи узнали состоятельные родители, уверенные, что сын в университете, грызет гранит высших наук.

По подсчетам Каллидуса, до «завтрака» оставалось недолго.

Элизабет прошла в ванную, с отрешенным видом, и сморщилась, заметив в раковине чужие волосы.

Главное, чтобы тут не было крыс. Ненавижу крыс, — вздохнула она, мысленно позавидовав Ломбаску. В такие моменты она особенно остро осознавала, что его способ подпитки был куда приятнее её собственного.

Из соседней комнаты раздался крик — и это точно не был звук удовольствия. Каллидус выглянула из ванной, и округлила глаза. Парень лежал без сознания на кровати, а девушка забилась в угол и с ужасом смотрела на светловолосого мужчину, который потирал содранные руки и теперь разворачивался к Элизабет.

— Я тебя обыскался, — сказал он с натянутой улыбкой, тут же поморщившись, когда треснула разбитая губа.

Либби застыла. Она мельком уловила слабый поток влюбленности от пары — этой новой энергии едва хватило бы на ссору, не то что на драку. А вот сам мужчина был похож на человека, с которым спорить смертельно опасно: кожа обветренная, покрыта рыжеватыми веснушками, светлые волосы выбивались из-за ушей спутанными прядями, будто он сражался с ветром и проиграл. Нос кривой, явно ломался не один раз, под глазами — доказательства недосыпа. Глаза — светлые, почти прозрачные, с фанатичным блеском. На нем висел разодранный костюм, который когда-то наверняка был форменным, но теперь больше походил на мокрое полотнище.

— Ты эфор?

— Да. У тебя с памятью беда? — раздраженно вскинул он руки, будто говоря: «Вот же я, смотри!»

— С кем ты разговариваешь? — всхлипнула девушка, всё еще сжавшаяся у стены.

— Так и будем стоять и моргать, Либби? — его голос становился всё резче. — Я не для того тащился через полгорода, чтобы найти тебя и… — Он замер, оглядываясь. — Где Ломбаск?

— Слушайте… я не знаю, что вам нужно, но денег у нас нет, — пролепетала девушка, вытянув руки вперед. — Пожалуйста, просто уходите…

— Помолчи, ладно? — рявкнул эфор, не отворачиваясь от ванной. Но Элизабет уже исчезла.

Каллидус выскочила из номера, пока он отвлекся. Она бежала, стараясь как можно скорее покинуть мотель, добраться до Кираза и выяснить, как их нашли.

«Как такое вообще возможно?» — лихорадочно думала Либби. — «Мы были осторожны. Ни разу не питались дважды в одном месте…»

Но её бегство оборвалось. Сильная рука эфора схватила гида за хвост и резко дернула назад. В прежние времена Каллидус без труда бы оттолкнула противника. Теперь же всё, на что она оказалась способна — вскрикнуть, перекатиться через плечо и уйти в сторону, уводя преследователя подальше от выхода.

В этот момент девушка из номера высунулась в коридор, застыла на секунду, а потом с гулким хлопком захлопнула дверь, словно решив, что ненормальный дерется с приведением.

— Успокойся, Элизабет. Я не за дракой пришел, — выдохнул мужчина на бегу, и Каллидус уловила в его голосе боль. Вероятно, у него были сломаны рёбра.

— Вот как… — прищурилась она. — Я тебя не знаю. А ты меня знаешь. Почему?

Мужчина перестал сжимать кулаки, потер глаза.

— Боже… Ты меня просто убиваешь. Я Наиль. Мы знакомы.

Либби резко распрямилась, вглядываясь в его побитое лицо. Она с трудом узнала в нем правую руку Архонта. Его телохранителя.

— Ты… — только и смогла выдохнуть гид. — Ты преградил мне путь. Не дал помочь Константину. Пока Ломбаск… пока он запускал процедуру забвения, — голос Элизабет предательски задрожал, будто она вот-вот заплачет.

— Я думал, что поступаю правильно, — Наиль нахмурился, в его взгляде было настоящее раскаяние. — Но теперь знаю, как сильно ошибался. Поэтому я и искал тебя. Вас. Тебя и Кираза. Я хочу всё исправить. Хочу, чтобы Архонт ответил за всё, что сделал.

— Старая песня, — с горечью фыркнула Либби. — С чего ты решил, что нам нужно твое общество? И откуда узнал, где нас искать?

— Я не знал… не сразу. Но потом один из Флавусов сообщил, что видел тебя с Ломбаском возле мастерской.

Элизабет передернуло. Сколько еще существ знали об их местоположении?

— Один я не справлюсь, — срывающимся голосом признался Наиль.

— А где же твой верный друг? — ядовито хмыкнула Каллидус. — Неужто побежал к Архонту, как преданный щенок?

— Не смей так говорить о Дарии, — лицо Наиля напряглось, по скулам заиграли желваки. — Он сражался с честью. За нас. За Сообщество. И умер, как герой.

Либби опустила голову. Улыбка исчезла с её лица так же внезапно, как появилась. Дарий спас её, когда вспыхнул мятеж. Помог сбежать из палаты. Успел ли он тогда повидаться с Амрит?..

— Мы… слабы, — зачем-то призналась она. — У нас пока нет четкого плана.

— Значит, создадим его. Вместе, — твердо произнес эфор.

— Я не уверена, что Кираз согласится на это, — тихо сказала Либби. — И я сама… не уверена, что смогу тебе доверять. Не после всего.

— У нас есть общий враг, — напомнил Наиль. — А это уже кое-что. Для начала.

Каллидус покачала головой, но не успела ответить — в коридоре появился Ломбаск. Волосы взъерошены, синие глаза налились гневом. Под пиджаком угадывались напряженные мускулы. Каллидус сразу поняла: сыт. Иначе не зашагал бы к ним так стремительно, прижимая Наиля к стене с такой легкостью, что эфор лишь застонал.

— Что ты здесь забыл? — властно бросил Кираз.

— Он хочет к нам присоединиться, — поспешно ответила Либби за эфора.

В ней мелькнул странный трепет: Ломбаск выглядел чертовски хорошо, даже в гневе. Но вместе с тем проклюнулась досадная мысль: могла бы и «прихорошиться» перед встречей.

— Проваливай, Наиль, — процедил Кираз. Либби удивилась: они что, знакомы? — Нам не нужна помощь предателей.

— Вообще-то… нужна, — робко возразила она. Оба уставились на гида.

Кираз отпустил эфора. Тот зашевелился, ощупывая лицо — похоже, проверял, не сломан ли нос. В который раз, вероятно.

— Отойдем, — сказал Ломбаск, махнув Каллидусу за собой.

Когда они удалились достаточно, чтобы их не слышали, он прошипел:

— Ты в своем уме, Либби? Этот эфор веками служил Архонту — днем и ночью. И ты хочешь, чтобы мы вот так просто его подпустили?

— Мы все служили Архонту. Днем и ночью, — приподняла бровь Каллидус.

— Не передергивай. Наиль знает слишком много. Кто поручится, что его не подослал сам Архонт, чтобы выяснить, насколько далеко мы зашли?

— Вот именно, он слишком много знает, — Либби задумчиво покусала губу.

Кираз ненавидел, когда она так делала. Потому что в такие моменты забывал, почему злится.

— Если бы Архонт знал, где мы, думаешь, он бы не явился сам? Казнить нас на месте — в его духе.

— Почему тебя так легко одурачить? — не сдавался Кираз.

— Потому что я хочу, чтобы меня одурачили, деревянная ты голова, — хихикнула Либби. — К тому же, мы всегда будем начеку. Пусть думает, что мы ему верим. А сами разработаем план Б. На случай, если ты окажешься прав.

— Я всегда прав, — буркнул Ломбаск. — Это моя работа — быть наблюдательным. И вдумчивым.

— Твоя работа — действовать мне на нервы своим снобским видом, — глаза Либби весело заискрились. — Ну, и еще иногда радовать.

— Перестань, — отрезал Ломбаск.

— Что именно? — она захлопала ресницами.

— Это. Ты знаешь, как я это не люблю.

— Ну так что? — окликнул их Наиль, глупо переминаясь с ноги на ногу.

— Ладно, — кивнул наконец Кираз, подходя к эфору. — Но даже не думай нас обмануть.

— У меня есть информация, которая поможет вам продвинуться. Всё расскажу, но сперва нужно убраться отсюда. Полиция может быть уже в пути.

— Мне нужно поесть, — виновато сказала Либби, дернув Кираза за рукав.

— Иди. Мы подождем, — кивнул он.

Элизабет поспешила обратно. Но не к парочке, а в соседний номер. Если парень и очнулся, вряд ли ему сейчас до девицы. Скорее всего, он лежит со льдом на голове и надеется, что родители не заметят синяк.

***

Либби с Киразом, казалось, ждали целую вечность, пока Наиль возился с замком в мастерской, пытаясь попасть внутрь. У гидов в этом всегда было преимущество — они просто проходили сквозь стены. Когда у эфора ничего не вышло, он выругался, разбил форточку с тыльной стороны здания и, кряхтя, как неуклюжий опоссум, влез внутрь.

— Спасибо, что помогли, — буркнул Наиль, заметив, как гиды едва сдерживают смешки.

— Тебе еще и окно чинить, — напомнила Либби. — Позже.

— Давайте сосредоточимся на насущном, — вмешался Ломбаск, деловым тоном. Хотя в глубине души он порадовался — Каллидус явно была в хорошем настроении. Он давно не видел Элизабет такой.

Наиль осушил два стакана воды, затем выдохнул и заговорил быстро, как будто давно вынашивал это:

— У Архонта теперь на попечении Найда. Я видел её в действии. Активация уже началась, и прогрессирует пугающе быстро.

— Что? — шерсть Каллидуса, ярко-медная после недавней подпитки, встала дыбом.

— Подробнее, — потребовал Кираз. Его голос был спокоен, но внутри всё рухнуло.

— Мы с Дарием нашли её в лечебнице много лет назад. Саяна — так её зовут. Тогда она казалась обычной пациенткой. Был с ней и гид, потому мы долго не распознавали в ней ничего необычного. Но позже Дарий заметил: она слишком часто смотрит на своего гида. Словно видит его. Это показалось нам подозрительным. Мы сообщили об этом Архонту, когда он прибыл в Спящий Дельфин.

— По протоколу, — кивнул Кираз.

Либби нахмурилась. Скучал ли Ломбаск по своей старой службе?

— Именно, — сухо подтвердил Наиль. — Архонт особо не делился деталями, но уже тогда было видно — он выделяет Саяну.

— В каком смысле? — уточнила Либби.

— Ближе к сути, — подбросил Кираз.

— Он стал регулярно навещать её. Дарил подарки, разговаривал, искал доверия. А мы все знаем: если вождь начинает кому-то улыбаться, значит, у него план.

— И этим планом было переманить Найду, — подытожил Ломбаск.

— Он хотел развить её силу и научить использовать её в своих целях, — Наиль откинулся на спинку дивана. Каллидус ревниво отметила: это её диван.

— Значит, все эти месяцы Архонт не просто прятался от мятежников, — протянула Либби.

— Он тренировал её. Где не знаю. Узнать не успел, — Наиль покосился на гидов. — Она убила Дария. Без колебаний.

— Как ты выжил? — спросил Ломбаск. Внутренние шестеренки логики уже работали.

— Она подумала, что я мертв. И только поэтому ушла. Лучше бы так и было, — горько хмыкнул Наиль. — Это я повел нас туда. Верил, что её еще можно остановить.

— Приободрись, — сказала Либби. — Если бы ты не выжил, мы бы ничего не знали. А теперь у нас есть информация.

— И повод готовиться, — добавил Кираз. — Если Архонт действительно активировал такую силу, он не просто мстит.

— Он собирает армию, — мрачно кивнул Наиль. — Новую армию.

— Чтобы вернуть себе власть в Сообществе, — хвост Каллидуса дернулся от тревоги.

— В таком случае, у нас проблемы посерьезнее спящего художника, — заметил Ломбаск.

— Эй! Нет ничего важнее спящего художника. Моего подопечного, — вспылила Либби.

— Если приближается новая бойня, нам нужно предупредить как можно больше существ, — покачал головой Кираз. — Если Найда действительно так сильна… мы все пожалеем, что не в коме.

— Вы знаете, где Рёскин? — Наиль бросил взгляд на разбитое окно. — О ней совсем ничего не слышно.

— Хотела бы я знать, где София, — Либби опустила глаза. — Надеюсь, она еще жива.

— Мы найдем эфора, — уверенно сказал Ломбаск. Даже сам удивился своей решительности. — А затем решим, как не угодить в надвигающуюся бурю.

— Вот такого настроя я и ждал, — просиял Наиль.

— Прилизанный мех мне не к лицу, — с усмешкой бросила Либби. — Я предпочитаю бурям… не мешать.

Ломбаск и Наиль приподняли брови, а Каллидус расхохоталась. Все они знали: если Элизабет рядом, значит буря уже в пути. И стоит она в самом её эпицентре, с холодным металлом в руках. Там, куда молния всегда бьет первой.

Глава 2

Осень вступила в свои права затяжными дождями — привычным явлением для приморского городка. Яблоневый сад утопал в перезрелых плодах, сок которых содержал амальфин. Морти осторожно шагал по скользким извилистым дорожкам, брезгливо обходя гниющие яблоки, разбросанные то тут, то там.

Поначалу Флавус считал каждый день, проведенный на дачах с «поехавшей» подопечной. Гид хорошо понимал: не существует волшебной кнопки, при нажатии на которую жизнь внезапно вернется в привычное русло, а вновь пробудившиеся способности Саяны перестанут угрожать целому Высшему миру. И всё же в его меланхоличной душе еще теплилась надежда, что всё могло бы быть иначе.

Теперь же он дней не считал.

Саяна усердно оттачивала навыки скрытого убийцы, а Архонт, словно горделивый отец, вальяжно расхаживал по участку, оценивая её успехи. В его уме кирпичик за кирпичиком выстраивался план, в который он упрямо отказывался посвящать даже самых близких. Когда-то он уже совершил такую ошибку, и теперь начинал всё с нуля. Морти мог его понять. Предательство лидера каралось смертью или чем-то куда более изощренным. Но теперь Архонт вынашивал месть, чтобы подать её горячей.

Флавус робко подошел к тетушке Эстер, работавшей в саду. По просьбе Архонта Саяна — Найда — внушила женщине, что новое удобрение и прививка плодовых культур необходимы для повышения урожайности. Эстер, не задавая лишних вопросов, проводила над садом новые эксперименты — словно ученый, искренне верящий в благое дело, но закрывающий глаза на последствия, полные страданий и хаоса.

Флавус оглядел женщину с ног до головы. С момента, как они почти силой захватили дачу, прошло не так уж много времени. Но Эстер, как и он сам, выглядела заметно хуже. Некогда румяная дачница стала худой, изможденной и редко улыбалась. Оно и понятно: столько дел, столько забот.

Гид по-прежнему оставался в образе взрослого парня. Тревога стала его панцирем, а страх — оружием. Бесполезным оружием перед лицом силы, о которой он знал слишком мало.

— Ты ведь знаешь, что тетушка тебя не видит?

Флавус вздрогнул и посмотрел на Саяну рассеянным взглядом. Погруженный в мрачные мысли, он не заметил, как Эстер отошла, и на её месте появилась девушка.

Он скучал по её белокурым волосам и розовой прядке, которая когда-то озорно подпрыгивала у лица, придавая ей живость. Теперь волосы отросли до лопаток и стали черными, как нефть. Они колыхались на ветру, и Флавус был готов поклясться, что слышит их безжизненный шелест.

А может, это шелест деревьев… а у меня — галлюцинации.

Кожа Саяны стала еще бледнее, чем прежде, а на щеках проступила звездчатая сеть вен, тонкими нитями ведущая к её бездонным синим глазам — глазам, напоминающим холодные воды глубокого моря.

— Чему я бесконечно благодарен, — мрачно вздохнул Морти.

Саяна фыркнула, как непокорный жеребенок:

— Завтра у тебя будет новое задание.

— Я весь трепещу, — буркнул гид. Он уже привык к грубоватой манере своей подопечной, в характере которой больше не осталось теплых оттенков. Сарказм с горькой примесью разочарования всё чаще сопровождал их диалоги, но Саяну это ничуть не смущало.

— Архонт хочет, чтобы ты наведался в город и оценил обстановку.

— Что там оценивать? — Морти и так хватило прошлой вылазки: перед глазами до сих пор стояли остатки изголодавшихся гидов и развращенные, полубезумные люди. Тогда, вернувшись на дачи, он целый час просидел на чердаке, зарыв лицо в ладони.

— Это не тебе решать. Ясно? — Саяна помолчала, а потом вздохнула, будто великодушно снизошла до младшенького. — Мы начинаем собирать тех, кто еще верен Архонту. Но чтобы это сделать, нужно знать, кто уцелел.

— Думаешь, после падения Спящего Дельфина такие остались?

Или ты убьешь и их?… Последнюю мысль Морти не решился произнести вслух.

— Я знаю, между нами в последние месяцы возникло… недопонимание, — будто прочитав его тайные мысли, произнесла Саяна. — Но, поверь, ради твоего же блага советую тщательнее подбирать слова и не перечить воле Архонта. Ты отправишься в город и отберешь для нас союзников — из тех, кого по списку выберет Дамир.

— С чего ты решила, что они пойдут за мной? — удивленно приподнял белоснежную бровь Флавус.

Ветер усилился, подхватил волосы девушки — они взвились, как темные щупальца, готовые в любую секунду задушить гида.

— Просто скажи им, что у них есть выбор, — произнесла Саяна. — Они могут добровольно пойти с тобой… или дождаться персонального приглашения от твоей любимой подопечной, — в её глазах вспыхнул неестественный блеск, словно отражение солнца на ледяной глади. — А дальше их выбор определит их судьбу.

***

Флавусу меньше всего хотелось возвращаться в лечебницу. Не после того, что там устроила Найда. Даже стены, казалось, всё еще помнили её поступок, и содрогались.

Он осторожно прокрался внутрь и задержал дыхание, осматриваясь.

Здание встречало тишиной, в которой звенела усталость. Коридоры без света тянулись, как вытянутые силуэты каменных великанов, чьи спины прогнулись под тяжестью лет. Они стояли в темноте, неуклюже и угрожающе, будто выжидая, кто осмелится пройти сквозь их ребра.

Где-то в глубине поскрипывали двери — не то от сквозняка, не то от чего похуже. Потолки были низкие, покрытые сеткой трещин, а стены — изъедены влагой и временем, с обрывками облупившейся краски, как ссадины на коже старика. По углам скапливалась плесень, словно тень прошлого, притаившаяся в тишине.

Тем не менее, кто-то здесь пытался наводить порядок. Полы были подметены, кое-где даже вымыты, оставляя на старом кафеле мутные разводы. Запах хлорки вперемешку с сыростью цеплялся к горлу. На столах стояли ржавые лотки, тщательно выложенные бинты и старые пузырьки с пожелтевшими этикетками. Всё выглядело как экспонаты давно забытого музея медицины, где смотрители еще не сдались.

Но несмотря на все старания — место оставалось мертвым. Оно дышало сквозняками и шептало в трещинах стен.

Флавус сжал пальцы в кулак. Он знал: впереди ждет нечто большее, чем просто запах страха.

Гид осторожно поднялся на этаж выше, избегая лифта — тот вряд ли бы сдвинулся с места, а если и сдвинулся, то в самый неподходящий момент.

Как я его сейчас понимаю… — мысль прокатилась по Морти зудом, как нервный импульс, и осела тяжестью в ногах, когда он остановился на месте, где погиб Дарий.

Оттуда несло чем-то странно сладким, словно сама смерть оставила после себя запах — не разложения, нет, а чего-то неестественного, застывшего между измерениями. Следов уже не было, только воздух, которым не хотелось дышать.

Эфоры и гиды никогда особенно не дружили. Но и врагами, по крайней мере до недавнего времени, они не были. У каждого был свой участок работы, свои цели, свои рамки. Это был хрупкий баланс профессионального уважения: эфоры — как надзорный механизм системы, гиды — как тихие носильщики чужих судеб. Каждый знал свое место и ценил, что другие знают свое.

Но всё изменилось. И стоя на этом пустом этаже, Морти ощущал: взаимное уважение — одна из первых вещей, что сгорела в этом новом мире.

— Преступник всегда возвращается на место своих преступлений, — раздался голос в конце коридора.

Из тени вышел Таланай, вытянув вперед керосиновую лампу. Пламя внутри колебалось, отбрасывая дрожащие тени по облезлым стенам. Его маленькие карие глаза прищурились с презрением.

— Ну да. Зрение меня пока не подводит.

— Я здесь не по своей воле, — глупо начал оправдываться гид, словно Таланай мог его понять или, хуже того, утешить.

— В этом я как раз не сомневаюсь, — буркнул эфор и зашагал вперед, подкручивая лампу, чтобы света хватало им обоим. Пламя чуть подросло, вырвав из тьмы пятна пыли и следы обуви на плитке. — Чего хочет Архонт?

— Он требует навестить одного пациента. И привести с собой, — тихо сказал Морти.

Таланай закряхтел, и Флавус не сразу понял, что эфора трясет от смеха.

— И кого же ты, кроме мышей да моли, собрался тут искать?

Гид с осторожностью достал скомканный листок из кармана толстовки и поднес ближе к лампе, чтобы Таланай мог разглядеть имя в списке.

Глаза эфора округлились, и без того неприятный взгляд стал почти жутким.

— Рой Хельвик, — вслух прочитал Морти. — Архонт уверен, что он остался в Спящем Дельфине.

— Он опасен, — коротко отрубил Таланай.

— Лучше скажи, кто у нас теперь безопасен, эфор, — парировал Морти.

— Идем за мной, — буркнул Таланай и зашагал в ту самую комнату, из которой появился. Морти не стал спорить.

Это была бывшая палата или, скорее, её тень. Две сдвинутые узкие кровати, покрытые линялыми одеялами, и столик, заваленный пустыми мисками с остатками чего-то жирного. По всей видимости, эфор всё еще налегал на чебуреки.

За письменным столом сидела Герда. Как только Морти появился в дверях, её плечи поднялись, а грудь расправилась — будто она готовилась к битве. Пышные волосы торчали в разные стороны, как у безумного клоуна. По крайней мере, без прежних длиннющих красных ногтей.

Уже лучше.

— Этот… что здесь делает? — прорычала она.

— Пёсика прислал Архонт, милая, — равнодушно пожал плечами Таланай.

Морти передернуло. Пёсик. Так его назвала Саяна в тот злосчастный день. Слово всё еще звенело в голове, как пощечина.

— И что же ему теперь нужно? Ключи вернуть? — хмыкнула Герда. — Скажи ему, пусть оставит у фонтана.

— Он послал меня за Роем Хельвиком, — процедил Морти, наблюдая, как выражение лица Герды резко меняется.

— Ни за что, — отчеканила она.

— Это не просьба, — устало выдохнул Флавус.

— Скажи, что он здесь больше не лежит. Пусть бегает и ищет его в городе, — отмахнулась эфор, как будто речь шла о потерянном коте.

— Да скажите уже, в чём проблема?! — не выдержал Морти. — Я не хочу возвращаться к Найде и снова наблюдать резню!

Последние слова сорвались почти визгом. Эфоры замолчали и впервые посмотрели на него иначе — в их взгляде промелькнуло сочувствие. Или, может, просто испуг.

— Тебе известно о пациентах с пометкой Нулевой Субъект? — прервал неловкое молчание Таланай, глядя на гида поверх лампы.

— Впервые слышу, — покачал головой Морти.

— Чему вас только учили, — хмыкнула Герда с ехидцей.

Но Таланай поднял руку, призывая её к молчанию. Жест был резкий, отточенный годами власти, и Герда замолчала, хотя и фыркнула в сторону.

— Нулевой Субъект — так называют тех, у кого с рождения нарушена связь с гидом. Или её просто никогда не было, — сказал Таланай, глядя на Морти испытующе.

Морти нахмурился. Слова прозвучали просто, но их смысл ускользал, будто что-то важное пряталось между строк. Он чувствовал, что должен понять… но не мог.

— Это как… сбой в системе? — осторожно спросил он, не сводя глаз с эфора.

— Да у нас тут сбой на сбое… в системе, — отмахнулась Герда.

— Много столетий назад Высший мир проводил эксперимент над земными душами, — продолжил Таланай, бросив короткий взгляд на Герду. Было ясно: помощи от неё в этом разговоре не будет. — Сообщество хотело понять, что произойдет с детьми, у которых нет наставника по жизни. Или у которых связь с гидом нестабильна. Эксперимент держали в секрете. Позже, после неутешительных результатов, и вовсе попытались стереть из памяти.

— И что же выяснилось? — настойчиво спросил Морти.

— Примерный результат ты можешь наблюдать на улицах сегодня, — ответил Таланай. — Но те, кто родился вообще без проводника, куда опаснее. Рой Хельвик — не просто исключение. Он — живая батарейка, проводящая нестабильную энергию. Если хоть один гид попытается «подсоединиться» к нему, произойдет отторжение. Болезненное.

— Насколько болезненное? — спросил Морти, натягивая капюшон поглубже, будто хотел спрятаться от самой идеи.

— При его приближении гиды «глохнут», слепнут, теряют контроль, — вмешалась Герда. — Его агрессия вызывает энергетические всплески, которые сбивают всех, кто зависит от разумной связи.

— Как антисигнал? — пробормотал Флавус. — Камеры глючат, техника отказывает…

— Вроде того, — кивнул Таланай. — Архонт попытается установить прямую связь с человеком. Один на один. После этого вмешательство извне станет невозможным.

— Он может превратить гидов в армию, — Герда произнесла медленно, почти шёпотом. — Послушную. И управляемую страхом смерти.

— А если Рой не совладает со своей силой? — сдавленно спросил Морти.

Таланай не сразу ответил. Он поднял руку над лампой — пламя вздрогнуло, заплясало, словно в испуге.

— В таком случае, он покалечит столько гидов, что по сравнению с ним Найда покажется неумелым ребенком. Или… искрой от атомной бомбы.

Морти сглотнул, как будто слова эфора оставили привкус ржавчины на языке.

— Но… если он отторгает гидов, может ли он, наоборот, кого-то привязать? Насильно? — голос Флавуса взял высокие ноты, как перегретый чайник со свистком.

— Нет, — покачал головой Таланай. — Это умеют другие. Другие Нулевые Субъекты. Эксперименты были масштабные, а Высший мир, сам знаешь, никогда не скупился на… варианты.

Морти снова вытащил листок из кармана. Он развернул его и поднял взгляд на эфоров с мольбой.

— Архонт послал тебя не просто за людьми, приятель, — тихо сказала Герда, опуская глаза. — Он хочет, чтобы ты нашел всех Нулевых Субъектов в нашем городе. Всех, кто еще жив.

— И что же мне теперь делать? — выдохнул Флавус, чувствуя, как листок в руке становится влажным от пота.

Герда молча сжала губы в узкую линию. Она выглядела так, будто тоже хотела задать этот вопрос — только себе и гораздо раньше.

— Делай то, для чего тебя послали, — наконец проговорил Таланай. — Найди Роя. Убедись, что он… стабилен. Или хотя бы поддается влиянию. И передай Архонту, что с остальными будет сложнее.

— Ты серьезно? — глаза Флавуса сузились. — Убедись, что он стабилен? Мы только что обсудили, что он может аннулировать половину города одним приступом ярости.

— Вот поэтому ты и пойдешь первым, — буркнул эфор. — Может, не взорвет с ходу.

— Оптимистично, — пробормотал Морти.

— Слушай, — вздохнула Герда, наконец встряхнувшись. — Если хочешь моего совета… не подходи к нему как к пациенту. Не как к подопечному. И уж точно не как к выбору Архонта. Подойди к нему как к… неисправному реактору. Наблюдай. Не раздражай. Не прикасайся, если не хочешь обгореть.

— А если он не захочет идти?

— Тогда ты, — Таланай поднял палец, — будешь первым, кто узнает, на что он способен сейчас.

Повисла тишина. Где-то в глубине лечебницы хлопнула дверь или показалось. Морти сжал бумагу в кулаке, будто та могла спасти его.

— Отлично, — выдохнул он. — Значит, иду уговаривать ходячую катастрофу. Без поддержки. В разваливающемся здании. С историей провала эксперимента на заднем фоне. Почему бы и нет.

Герда уже отвернулась к окну, но бросила напоследок:

— Только не вздумай соврать ему. Он… чувствует ложь. Не знаю как — просто чувствует. Как будто в нем кто-то еще слушает за тебя.

Флавус побледнел.

— Прекрасно, — прошептал он. — Просто идеально.

***

Рой Хельвик сидел в своей палате. Амальфин ему больше не вводили — уже давно. Разум прояснился, затишье в голове сменилось холодной, колючей ясностью. В окне подачи пищи регулярно появлялась еда — кто-то, не показываясь, заботливо подсовывал ему порции. Надо отдать должное: рацион был разнообразный, хоть и без излишеств. Но за последние месяцы с ним не разговаривал ни один человек.

Иногда Рой ловил себя на том, что начинает разговаривать сам с собой. Или с тенью в углу. Или с воображаемыми врагами. Возможно, в этом и заключалась суть их «лечения» — ни пытки, ни цепи, а тишина. Изматывающая. Очищающая. Издевающаяся.

В следующий раз подумай дважды, прежде чем вытирать чьей-то мордой стены, — усмехнулся он про себя.

Он хрустнул костяшками пальцев, вытянул шею и медленно откинулся на спинку кровати. Поджал ноги, устроившись в позе лотоса. Питание, хоть и сбалансированное, сделало свое дело — человек похудел, но рельеф остался. Мышцы под кожей были как натянутые канаты: ждали, когда их пустят в дело.

Рой посмотрел в зеркало напротив. Каштановые волосы отросли до плеч, борода превратилась в колючую, взлохмаченную тень прежнего себя. Глаза — настороженные, чуть насмешливые — смотрели в ответ, как будто ждали сигнала.

Пива бы сейчас… или хорошей драки.

Что угодно, лишь бы выпустить пар. А то еще немного и вся эта лечебница зашевелится вместе с ним.

В палате внезапно стало холодно. Как-то непривычно резко — зябко, по-зимнему, будто снаружи рухнула температура, а обогрев в лечебнице просто забыли включить. Хельвик поежился. Холод просачивался под кожу, не физический — эмоциональный, словно чья-то тоска заползла в стены и теперь сочилась сквозь него.

Мужчина почувствовал раздражение. А за ним — странную, липкую грусть. Она накатила, как волна, застигшая врасплох. Будто его выкинули из лодки в открытое море, где не было ни берега, ни дна, ни воздуха, чтобы вдохнуть. Он никогда не умел хорошо плавать. Ни в воде, ни в чувствах.

Рой повернул голову к зеркалу. Рядом с его отражением стоял мальчик. Худощавый, в потертом капюшоне. И прежде чем Хельвик успел моргнуть, мальчик снял капюшон. Глаза у него были красные. Неприродно яркие, как светоотражающие метки в темноте. Они не светились — они смотрели сквозь.

Рой недоверчиво моргнул. Но белокурый мальчик не исчез.

Что страннее всего — страха не было. Ни следа тревоги. Только… отчетливое ощущение, что сейчас он может просто сесть на пол и разрыдаться. Без причины. Без смысла. И почему-то это казалось правильным.

— Чё тебе надо? — буркнул Хельвик, нервно кашлянув и шмыгнув носом.

— Здравствуй, Рой, — голос отозвался не снаружи, а внутри головы. Словно кто-то шепнул из самой темени.

— И тебе не болеть, — хмыкнул Рой, почесав затылок. — Ты, значит, дух здешнего бедолаги? Залечили насмерть и теперь ты тут с приветом?

Мальчик заморгал, будто не уловил шутки. Потом спокойно покачал головой, будто бы утешая.

— Мое имя Морти. Я гид. Незримый наставник. Я пришел предложить тебе сделку.

— Ага. А я — Мать Тереза, — Рой присвистнул. — Ну и какую сделку мне предлагает отражение в зеркале?

— Я помогу тебе выбраться из Спящего Дельфина… сегодня же. Взамен ты встретишься с моим главным.

— Сатана-сутенер, — хохотнул Хельвик. — Значит, ты местный жнец? Учти, я не особо верующий. Молитв не знаю, перекрещиваться тоже не умею.

— Я серьезно, — Морти скрестил руки на груди, и снова накатило это чувство. Грусть, да еще и стыд — неприятный. — Ты обладаешь силой, которую не умеешь контролировать. Архонт оценил твои способности и хочет предложить обучение. Подавление агрессии не работает, верно?

— Какой еще Архонт? — Рой почесал подбородок, провел рукой по колючей бороде. — А… этот? Который приходил в халате, втирал что-то про силу капельниц и пользу принятия?

— Да, этот, — Флавус закатил глаза, полыхнув алым.

— Ну так чё он сам не пришел? — фыркнул Рой. У него хватало ума, чтобы понять: неспроста за ним послали «голос в голове».

— Главный не находится в Спящем Дельфине. Лечебница закрыта. Формально — на карантине.

— А я тут, значит, по доброй воле? — Хельвик начал закипать. — Ну-ну.

— Вот поэтому я и здесь, — Морти вытянул руки ладонями вперед, словно молил: «не бей». — Если согласишься без шума проследовать за мной, мы уйдем отсюда прямо сейчас.

— Следовать… куда? — подозрительно сузился Рой. — В зеркало, что ли?

— Нет. Просто возьми его с собой. Чтобы… видеть меня, — признался Флавус с внутренним скрипом. Идея казалась идиотской, но лучшего он не придумал.

— Ладно, пацан, — Рой резко дернул зеркало со стены, и на пол осыпалась старая штукатурка. В отражении остался только он сам, с темно-карими глазами и непониманием в зрачках. — Эй! Ты где?

— Я Морти. И я — за твоей спиной, — пронеслось эхом в голове. — Поверни зеркало. Поймаешь правильный ракурс — увидишь.

Рой повертелся, как балерун с ломкой, и наконец уловил в отражении худую фигуру гида у двери.

— Ну что, готов? — спросил Флавус. И Рою показалось: голос его дрогнул.

— А чё нет-то. Готов, — пожал плечами мужчина.

Дверь отворилась сама собой, будто кто-то подал команду. В проеме появился Таланай в медицинском халате, с бумагами в руках. Где-то включили аварийный генератор — лампы моргнули и загудели. Видимо, захотели, чтобы выход пациента прошел при полном освещении.

— Все необходимые процедуры вы успешно прошли, мистер Хельвик, — натянуто улыбнулся Таланай, изображая вежливого врача. — Спасибо, что выбрали лечебницу «Спящий Дельфин». До свидания.

Рой фыркнул, шмыгнул носом, забрал у эфора свои вещи и документы. Сунул зеркало подмышку и, не оборачиваясь, потрусил к выходу.

Морти бросил последний взгляд на Таланая. Тот молча закрыл за ними дверь — тихо, как крышку гроба.

Глава 3

Раннее утро в доках встречало рыбацкие лодки глухими ударами волн о сваи. Соленый ветер гнал по причалу запахи ночного улова — сырой рыбы, водорослей и старого дизеля. Пол под ногами скользил от влаги и рыбной чешуи, среди беспорядочно разбросанных ящиков со льдом, мокрых веревок и свернувшихся в комки сетей. Молчаливые силуэты разгружались без слов, будто всё уже было сказано в темноте открытого моря.

В глубине полуразвалившегося разделочного павильона, за ржавым каркасом когда-то работающего холодильника, висела одинокая боксерская груша. Потрепанная, как и всё вокруг, она покачивалась от сквозняка — чужая среди рыбы и ножей. Но, кажется, кто-то всё еще приходил сюда, чтобы выбить из себя лишнюю злость до рассвета.

— София, — Руфус опустил на стол ящик с морепродуктами и посмотрел на блондинку, нехотя разматывающую боксерские бинты. Длинные серые ленты хлопка соскользнули, обнажив разбитые костяшки её пальцев.

— Просил же, береги руки. Хочешь и дальше здесь работать — перейди на более щадящие тренировки. Иначе вышвырну эту грушу к чёртовой матери.

София метнула недовольный взгляд, но послушно остановила раскачавшуюся грушу и подошла ближе. Её когда-то сапфировые глаза выцвели, став серо-голубыми.