Оглавление

1. Когда придёт время
2. Когда придёт время…
3. История первой любви в письмах
   1. Письмо первое
   2. Письмо второе
   3. Письмо третье
   4. Письмо четвёртое
   5. Письмо пятое
   6. Письмо шестое
   7. Письмо седьмое
   8. Письмо восьмое
   9. Письмо девятое
   10. Письмо десятое
   11. Письмо одиннадцатое
   12. Письмо двенадцатое
   13. Письмо тринадцатое
   14. Письмо четырнадцатое
   15. Письмо пятнадцатое
   16. Письмо шестнадцатое
   17. Письмо семнадцатое
   18. Письмо восемнадцатое
   19. Письмо девятнадцатое
   20. Письмо двадцатое
   21. Письмо двадцать первое
   22. Письмо двадцать второе
   23. Письмо двадцать третье
   24. Письмо двадцать четвёртое
   25. Письмо двадцать пятое
   26. Письмо двадцать шестое
   27. Письмо двадцать седьмое
   28. Письмо двадцать восьмое
   29. Письмо двадцать девятое
   30. Письмо тридцатое
   31. Письмо тридцать первое
   32. Письмо тридцать второе
   33. Письмо тридцать третье
   34. Письмо тридцать четвёртое
   35. Письмо тридцать пятое
   36. Письмо тридцать шестое
   37. Письмо тридцать седьмое
   38. Письмо тридцать восьмое
   39. Письмо тридцать девятое
   40. Письмо сороковое
   41. Письмо сорок первое
   42. Письмо сорок второе
   43. Письмо сорок третье
   44. Письмо сорок четвёртое
   45. Письмо сорок пятое
   46. Письмо сорок шестое
   47. Письмо сорок седьмое
   48. Письмо сорок восьмое
   49. Письмо сорок девятое
   50. Письмо пятидесятое
   51. Письмо пятьдесят первое
   52. Письмо пятьдесят второе
   53. Письмо пятьдесят третье

Когда придёт время…

История первой любви в письмах

..- Отдай мне мою лопатку! Это моё!

— А ты попроси.

— Отдай! — разносится крик из песочницы по всей округе. — Моё!

Недолго думая, девочка решает воспользоваться проверенным способом.

— Мама, скажи ему, он мне играть не даёт!

— Лизочка, играйте вместе, — примирительно произносит родительница, прерывая беседу со своей спутницей — модно одетой девушкой лет двадцати семи, среднего роста, со стрижкой-каре.

— Лёня, зачем ты Лизу обижаешь? — вступает и его мама тоже.

— Я хочу с ней играть, — жалостливо произносит малыш, оттопыривая нижнюю губу и всем своим видом демонстрируя проявленную к нему несправедливость.

— А я не хочу!

— Так, всё, идём в парк. Собирайте свои игрушки, — решают родители, и мальчик тут же кидается на помощь, не обращая внимания на протесты, а потом протягивает девочке руку:

— Пошли.

— Не хочу с тобой идти! — она убегает вперёд, едва сдерживая рвущиеся от досады слёзы. Вот же пристал!

Но мальчик быстро её догоняет и сам хватает за руку.

— Отстань! — снова кричит она.

— Лиза!

— Лёня! — окрикивают их мамы.

Пару секунд дети смотрят друг на друга, насупившись, словно враги народа. А потом мальчик вдруг убегает, прямо на лету срывает с клумбы белый цветок — петунью — и несётся обратно.

— Лёня, ты что, нельзя! — кричит ему мама, но поздно.

Он возвращается и протягивает трофей своей подружке, широко улыбаясь и демонстрируя отсутствие одного переднего зуба, но ничуть не смущаясь первой боевой потери: упал, когда скакал по порожкам.

Девочка настороженно берёт цветок — первый в своей жизни, — всё ещё глядя на мальчика исподлобья и ожидая подвоха.

А пару минут спустя они уже идут по дорожке впереди мам, держась за руки и простив все обиды. Цветок благополучно забыт на одной из парковых лавочек, о нём никто и не вспоминает. Прохожие умиляются, любуясь такой идиллией, мамы улыбаются, радуясь передышке, дети беседуют на свои «взрослые» темы. И всем хорошо. Хорошо так, как бывает только в беззаботные, солнечные дни жизни…

Письмо первое

Когда я перестану говорить с тобой, зная, что тебя нет рядом и не будет? И разговор этот я давно уже веду сама с собой. Странно, что ты в моей жизни занимаешь такое большое место, хотя тебе это вовсе не нужно. Иногда кажется — что ты для меня вообще всё: все мои мысли, все мои дни. Может быть, я вообще родилась для того, чтобы всегда быть рядом невидимой тенью, пока ты обращаешь внимание на других девчонок, чтобы думать о тебе всю свою жизнь?

Это, конечно, глупости. И я не дурочка, я это прекрасно понимаю. Способность рассуждать здраво всегда со мной, и это как раз она заставляет меня грустить. Обидно, что ты занимаешь в моей жизни настолько большое место, а я в твоей — лишь эпизод. Я ведь до сих пор наивно верю, что ты — моя судьба. Не зря же мы дружим с самого детства. Не зря же нас даже назвали похожими именами — Лиза и Лёня. Все предопределено судьбой, и мне кажется, ещё до нашего с тобой рождения было решено, что мы должны быть вместе. Именно поэтому наши мамы оказались в одной палате в роддоме. Именно поэтому мы родились в одном месяце, с разницей в три дня.

Я ведь до сих пор наивно верю, что ты — моя судьба. И в моей голове существует добрый десяток версий нашей с тобой совместной жизни, каждая из которых абсолютно идеальна, потому что в ней ты и я вместе. А на самом деле у тебя своя жизнь. И меня нет ни в твоих мечтах, ни в твоих снах. Только, может, где-то в воспоминаниях. Хотя, вероятно, и в них меня нет…

Ты был моей первой любовью. Единственной и самой сильной.

Тёмные волосы, пронзительные глаза необыкновенного сладко-медового цвета, обольстительная улыбка, приятная внешность и безграничное обаяние сделали своё дело.

Два часа рядом с тобой в эстетическом плане могли бы заменить целые сутки в Третьяковке. Невероятный парень. Такого встретишь — и не можешь оторвать взгляд. В тебя невозможно не влюбиться. Ты это знал и всегда умело этим пользовался.

Я даже не помню, когда именно это случилось со мной. Может быть, накапливалось внутри по чуть-чуть, а потом… Потом оформилось во вполне конкретное чувство — неосознанную ещё, детскую влюблённость, которая никак не проходит. Которая живёт и крепнет внутри с каждым днём.

И как же глупо я чувствовала себя рядом с тобой! Эдакая неловкая Золушка из провинции, случайно оказавшаяся на балу рядом с принцем. Хотя, наверное, так было не всегда.

Я даже не могу сказать, когда именно мы впервые увиделись. Это произошло ещё до того, как в шкатулку моей памяти стали откладываться какие-либо воспоминания. Можно сказать, мы знаем друг друга всю жизнь.

Моё первое воспоминание о тебе незабываемо! Ты, наверное, не помнишь. Мы гуляли по парку, мелкие такие карандаши: я — в разноцветной беретке набок, в пышной юбке-колокол, а ты в модном джинсовом комбинезоне. И, нет, мы не шли, как все нормальные дети, за ручку. Ты всё пытался обнять меня, а я убегала и пряталась за маму, потому что знала, насколько крепки твои объятия. Несмотря на неполные три года, ты уже обладал недюжинной силой и стремился завоёвывать девчонок. Вот только я этого не понимала и каждый раз плакала от такого «внимания».

С тех пор мало что изменилось. Я и сейчас частенько плачу из-за тебя, несмотря на то, что мне давно уже не три года.

Если бы я могла посчитать, сколько дней уже влюблена в тебя, получилась бы целая вечность!

В детстве я опасалась тебя и даже в какой-то степени недолюбливала. Но приходилось терпеть. Наши мамы подружились, когда лежали в роддоме, волею судьбы оказавшись в одной палате. Общий язык они нашли быстро. А тут ещё общая радость — долгожданный первый ребёнок. На эту тему они могли говорить бесконечно.

Вопреки сложившейся традиции обменяться номерами телефонов (тогда ещё домашних) и снова вернуться в прежние жизни, позабыв об этом коротком периоде, наши мамы и впрямь стали тесно общаться, и мы, заложники взрослых, вынуждены были всюду сопровождать их и проводить время вместе. Теперь-то я несказанно этому рада, потому что установившаяся традиция встречаться всем вместе меня необыкновенно воодушевляет, а тогда… Тогда я вообще мало что понимала. Да и кто бы мог предсказать, что из толстощёкого обормота Лёньки, стремящегося задушить меня в своих крепких объятиях, может вырасти такой писаный красавец? Девчонок вокруг тебя вьётся — на любой вкус и цвет выбрать можно. Даже предположить боюсь, сколько девичьих сердец ты успел разбить.

К сожалению, всё, на что я имею право в твоей жизни — смотреть на неё со стороны, перебиваясь редкими новостями и скупыми фактами о тебе. Мы общаемся только через мам, и от этого горько. Примерно два или три раза в месяц они всегда устраивают совместные посиделки и берут нас с собой. Но чем дальше, тем реже становятся эти встречи, и к нашим шестнадцати общение свелось к звонкам и редким пересечениям один-два раза в год. Чаще не получается, потому что быт, семьи, работа и весь этот длинный список взрослых дел, в который мне не слишком хотелось вникать.

Мамы всё больше общаются с помощью телекоммуникационных сетей, обсуждая новости из жизни своих уже взрослых детей, и я готова возненавидеть современный мир с его дурацким прогрессом. Хотя, с другой стороны, это хоть какой-то источник информации о тебе.

С каким же нетерпением я каждый раз жду нашей встречи! А потом «пережёвываю» внутри себя каждую минуту, ожидая новых «свиданий» и впечатлений.

Но ты всё равно присутствуешь в каждом дне моей жизни. Я, словно бусины, бережно собираю в шкатулку воспоминаний наши встречи, запоминая и записывая каждую мелочь о тебе в свой дневник. Я знаю о тебе так много — насколько это возможно, постоянно находясь на расстоянии от объекта своей симпатии. Я знаю, какого цвета твой рюкзак, какой марки твои часы, в какой школе ты учишься, но не могу предположить, в каком настроении ты сегодня проснулся, что любишь есть на завтрак и во сколько ложишься спать. Не могу поделиться с тобой впечатлениями о фильме и услышать в ответ твоё мнение. Не знаю даже, смотрел ли ты этот фильм… И какая музыка тебе нравится… И снятся ли тебе сны…

Однажды при встрече ты обмолвился, что обожаешь роман Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Я тут же купила эту книгу и зачитала её до дыр. Она стала моим любимым произведением, потому что казалась незримой нитью к тебе.

Странно, конечно, что мы живём в одном городе, но ни разу не пересеклись просто так, на улице, например. Как будто на самом деле мы существуем в разных вселенных.

Но ты всегда был со мной. Вот, например, играть на гитаре я начала только благодаря тебе. Помню, однажды мы пришли к тебе в гости, и ты стал играть. А я слушала и думала: «Какой же талантливый!» Я уже была в тебя влюблена. И мне хотелось хоть немного быть достойной тебя. Поэтому, чтобы приблизиться к своему идеалу, к своей мечте, я пошла в музыкальную школу. Начинать учиться в четырнадцать лет, наверное, поздно, но меня взяли. И каждый раз касаясь струн, я думала о том, что, возможно, ты сейчас тоже играешь. И, может быть (а вдруг?), думаешь обо мне.

Конечно, я сама изъявила желание заниматься. Мне нравилось, когда люди играют. Когда играешь ты. Но, чтобы так владеть инструментом, нужно, оказывается, битый час тренироваться. Музыкалку я всё же закончила. И не бросила играть по сей день. Правда, случается это по наитию, по зову души. Я даже песни порой сочиняю. Но это так, баловство.

Мы были ровесники, и в этом я тоже всегда видела знак.

Мы родились в один месяц, с разницей в три дня, и поэтому мне кажется, что мы как-то по-особенному чувствуем и понимаем друг друга, как могут понимать люди, рождённые под одним знаком Зодиака. Только тебя отдали в школу в шесть лет, а меня годом позже.

Жили и учились мы в разных районах города, встречались несколько раз в год, но это отнюдь не мешало мне любить тебя.

Я постоянно мечтала. О том, как пройдёт наша следующая встреча, что ты скажешь, что скажу я. Даже улыбку репетировала. Глупости, конечно, но такие милые сердцу. Когда я представляю, как ты улыбаешься в ответ, всё остальное становится неважно.

Сколько у нас было встреч? Я бы, наверное, смогла посчитать их по пальцам. О нескольких из них у меня остались наиболее яркие впечатления. И их уже не стереть. И на память почти о каждой нашей встрече — несколько фотографий в альбоме.

Да, это тоже стало традицией. Мамы всегда чинно сажали нас на диван и заставляли смотреть в объектив и улыбаться. От вспышки рябило в глазах, но мы слушались. Сначала нас было двое — только ты и я. Эти фотографии каждый раз доставались из альбомов, чтобы сравнить, насколько мы выросли и изменились.

Вот тут мы гуляем по парку. Под огромным раскидистым дубом, который стоит на центральной аллее и по сей день, мы стоим в объятиях твоей мамы, а моя делает фотографию.

Следующая фотка сделана примерно в это же время, только теперь мы, на время забыв о вражде, увлечённо едим мороженое: я — ванильное, а ты — шоколадное.

А тут мы сидим на диване в вашей гостиной и смотрим в разные стороны. Буквально пару минут назад у нас случилась очередная стычка. Кажется, нам тут по шесть лет.

— Мам, Лёнька меня к тебе не пускает, а я не хочу с ним сидеть, — обиженно надувая щёки и пытаясь прорваться сквозь стену в виде настырного пацана, жаловалась я. И губы дрожали — вот-вот заплачу от собственного бессилия.

— Лёня, ты почему Лизу не пускаешь? — вступилась за меня твоя мама.

— А пусть она со мной поиграет!

— Не хочу с ним играть! Он кусается!

Такие конфликты, где я всячески пыталась избежать твоего общества, а ты — добиться моего внимания, случались у нас регулярно. Могла ли я, маленькая девочка, знать, что влюблюсь в этого кусаку Лёньку? Вряд ли.

Не помню, чем дело кончилось. Наверное, в конце концов мы помирились. На тебя невозможно было долго злиться.

Потом фотохроника прерывается, и на следующей фотке нас уже трое — я, ты и мой маленький брат. Я смутно помню период, когда нам было по семь, восемь, девять лет. Кажется, маленькие, маленькие, а потом вдруг — раз! — и сразу по двенадцать. Я тогда и влюбилась.

Здесь я ещё не влюблена. Или просто не знаю об этом.

Зато к следующей встрече с тобой я уже готовилась основательнее: усмиряла собственные страхи, боролась с отчаянным сердцебиением, уверяла себя, что всё в порядке, что ты обычный парень и бояться мне нечего. И когда это произошло со мной? Сама не знаю. Просто вернулась с той встречи и поняла, что влюбилась.

И расплакалась.

Мама пыталась выпытать у меня, что случилось, а я не могла ничего из себя выдавить — плакала и плакала.

У меня никогда не было от мамы секретов, но почему-то признаться в том, что впервые влюбилась, казалось мне стыдным. Не помню точно, в какой именно момент я выдавила из себя:

— Мам, мне Лёнька нравится.

— Ну ладно, со всеми бывает, — только и сказала она, и я жутко обиделась.

И расстроилась ещё больше. Я, значит, влюбилась, плачу, потому что понимаю, как нереально далеко от меня этот парень и как долго ждать нашей следующей встречи, а она только и может сказать: «Ну ладно»?! На это СОБЫТИЕ моей жизни? Когда я знаю, что ничего уже не будет как прежде? И с кем это «со всеми» бывает, если это случилось со мной?..

Вот ещё одна фотка в моём альбоме, который я давно уже храню на верхней полке стола — в доступности вытянутой руки. Здесь мы сидим втроём: я, ты и Саша — мой младший брат, — чинно сложив на коленях руки и глядя в камеру. И всем как будто неловко. Ты хотя бы улыбаешься, а я вообще как тапком пришибленная. И глаза выдают напряжённость.

А ещё у тебя так волосы смешно в разные стороны торчат. Естественная укладка. До сих пор, по-моему, не изменилась.

Помню, что братик в тот день остался в квартире с мамами, а мы с тобой пошли во двор погулять. У тебя всегда было много друзей: ты ведь с детства общительный, рубаха-парень, располагающий к себе одной улыбкой. Характер такой. Ты и меня со всеми перезнакомил. Я сперва общалась только с девчонками, рассказала им о себе, получила «секретные» сведения обо всех твоих друзьях, в том числе кто кому нравится. Ты в это время находился в мужской компании, и всем вроде было неплохо. Но потом ты позвал меня…

— Лиз, иди к нам!

Новые подруги были позабыты. Мы устроились полукругом на турниках, и парни под твоим предводительством стали выпытывать у меня информацию, которую я только что получила. А я всё и выложила, что мне про кого рассказали, какие характеристики дали. Ну как же, ведь ты мой друг, и раз ты говоришь, что надо рассказывать, значит, я всё делаю правильно. Ты всегда умел расположить к себе, обаять и тем самым вольно или невольно манипулировать людьми.

Девчонки, с которыми я только что познакомилась, поняли, что к чему, и стали кричать мне:

— Предательница!

Это слово и сейчас звучит в моих ушах. Будь мне тогда не двенадцать, а хоть чуточку больше, я бы так не поступила. А тогда… Не понимала что ли, что так не делается. Что это нечестно, неправильно. Что это предательство, самое настоящее.

Нельзя себя этим оправдывать, но всё-таки…

Потом мы играли в догонялки: я и пятеро парней. Такой славной компании у меня никогда ещё не было. Я плохо ладила с физкультурой, и бег мне тоже давался непросто, чем мальчишки с удовольствием пользовались — поэтому я почти всегда была вадой. В общем, мне это быстро надоело, и я «слилась» — вышла из игры по собственной воле. Сколько меня не упрашивали, отрицательно крутила головой.

— Я лучше здесь посижу, — взобравшись обратно на турники, заявила я.

С безопасного расстояния я наблюдала за игрой, пока в какой-то момент ты не поскользнулся — упал и до крови расцарапал локоть: морщился от боли, но мужественно терпел.

— Надо обработать, а то зараза попадёт, — со знанием дела высказалась я, даже не представляя, насколько тебе больно.

— Всё нормально, — отмахнулся ты. — Только не говори никому. А то меня больше не пустят.

И я, как верная боевая подруга, поклялась держать рот на замке.

Однажды, только гораздо раньше, с нами произошёл аналогичный случай. Тогда мы тоже бегали возле дома, и я упала на асфальт — расцарапала коленку. Кровищи было! Но больше — боли и паники. Мамочки тут же засуетились вокруг, повели нас домой, чтобы прижечь мою рану зелёнкой. Ух, как же я этого боялась! Плакала — нет, рыдала, стараясь увернуться от страшной и жгучей жидкости в непрозрачной баночке. Ты мне что-то говорил, утешал, кажется. А потом, когда обе родительницы со мной всё-таки справились, подносил мне конфеты, печенья, не зная, чем угодить и как помочь, сочувственно гладил меня по здоровой коленке и поминутно спрашивал: «Больно?» А я, хоть и не чувствовала уже боли, всё равно хлюпала носом от жалости к самой себе. И даже конфет не хотелось.

Твои глаза в тот момент я помню до сих пор. Ты действительно сопереживал мне, как будто мы были единым целым. Братом и сестрой. Нет, кем-то большим. Родственными душами.

На память о том дне у меня остался едва заметный шрам на коленке и воспоминания о том, как ты заботился обо мне, а я так и не сказала тебе: «Спасибо».

У меня так много воспоминаний, связанных с тобой! И каждое из них разбивает моё сердце на тысячи осколков. Но если бы меня спросили об этом, я бы ответила, что это большая честь, ходить с разбитым тобой сердцем.

А есть ли у тебя хоть что-то, напоминающее обо мне?

Письмо второе

Сколько же у нас общих воспоминаний! Может быть, они живы только в моей памяти, но благодаря им я чувствую силы жить и надеяться. Как бы мы жили, не имея в душе надежды? Как бы мы жили, не имея воспоминаний?

Сегодня ночью мне снилось, что ты пришёл ко мне в гости с цветами — со скромным, но очень ярким букетом лаванды. Я с благодарностью приняла твой подарок и вдохнула приятный травяной запах. Потом каким-то неведомым образом мы оказались в парке. Ты раскачивал мои качели, а я, хоть и побаивалась, смеялась и смотрела на тебя сверху вниз, стараясь запечатлеть в памяти это мгновение (даже во сне!). Потом мы отправились дальше, к аттракционам, и твоё внимание привлекли электромобили.

— Покатаемся? — с азартом спросил ты, глядя на меня с открытой улыбкой, от которой таяло сердце.

Мне кажется, если бы ты с той же улыбкой спросил: «Прыгнем с крыши?», я ответила бы то же самое:

— Ага, — и легко согласилась на предложенную тобой авантюру, несмотря на сковывавший душу ледяной страх.

Ты ловко перепрыгнул через ограждение и стал выбирать себе автомобиль. А я осталась за ограждением.

Глупый сон. Мне снятся и поинтереснее. Но зато он подтолкнул меня на новую цепочку воспоминаний.

Однажды мы гуляли по парку, и ты, увидев аттракцион с машинками, стал уговаривать маму пойти туда. Нам было лет десять, наверное. Нас посадили в электрические автомобили — меня в красный, тебя в зелёный — и ты рванул, что было мочи. Я с самого детства страшно всего боялась, вот и тогда старалась ехать по кругу, аккуратно выруливая на поворотах. Ты же, наоборот, гнал что есть мочи, и всё старался врезаться в меня посильнее, так что у меня скулы сводило от страха, едва я замечала, как ты приближаешься ко мне на бешеной скорости, с горящими от азарта глазами.

Когда же наконец это мучение кончилось, ты предложил повторить, и твоя мама тут же дала тебе денег на новый билет. Да и я почему-то согласилась, хотя мне всё ещё было страшно. Страшно, но весело. С тобой всегда так.

Правда, тут возникло неожиданное препятствие в виде моей мамы, которая сказала мне наедине: «Лёня один, ему можно и два раза прокатиться, а вас с братом двое, и Саше тоже хочется на чём-нибудь покататься». Это было справедливо, но тогда я обиделась. Хотя, возможно, мама спасла меня от какой-нибудь нехорошей участи: от сотрясения мозга, перелома, заикания или ночных кошмаров.

Я опять достала альбом и открыла на заложенной странице. Вот на этой фотографии нам уже по тринадцать. Мы опять сидим на том же диване, на фоне той же самой стены в вашей гостиной, увешанной фоторамками с твоими достижениями. Я держу руки на коленях, а ты легко, одной рукой, меня обнимаешь. Не знаю, почему с нами не было Саши, он ведь точно присутствовал, но в кадр не попал.

Ты в яркой красно-синей футболке и простых серых бриджах, с улыбкой в тридцать два зуба — довольный и счастливый. Я именно таким тебя помню и знаю: с очаровательной улыбкой и неизменной причёской — забавной шевелюрой в разные стороны. А я стеснительно улыбаюсь, словно делаю одолжение, руки держу прямо перед собой, ссутулилась страшно. Как будто эта твоя обнимающая меня за плечи рука — тяжкий груз. Хотя это, конечно, не так. Вон ты как интеллигентно её держишь, едва касаясь меня.

Коленки у тебя содраны. Настоящий мальчишка — всегда где-нибудь носился, что-нибудь ломал, обо что-то спотыкался, но никогда не плакал и не сдавался. Об этой встрече я мало что помню. А вот о следующей, через год…

К ней я готовилась долго и тщательно. Собиралась и морально и физически, до тех пор, пока поняла: не могу больше думать о том, как буду себя вести. О каждом слове, которое нужно сказать, о каждом жесте, который может меня выдать. Буду такой, какая есть. Только чуть лучше.

А тут мама «обрадовала»: к тёте Свете — твоей маме — не поедем, потому что вы с ней улетели по горящим путевкам в Египет. Думаю: «Может, это и к лучшему, пару сотен нервных клеток сберегу — они у меня не лишние». Но, к лучшему или нет, а целый час проплакала под грустные песни. Любовь зла…

Наша встреча всё-таки состоялась, хоть её и пришлось перенести на целую неделю. И когда я узнала, что мы всё-таки увидимся, прыгала чуть не до потолка. Потом подуспокоилась и стала раздумывать на всякие важные темы. Ну, как обычно: во что одеться, как себя вести, чтобы привлечь твоё царское внимание, но при этом не переборщить. Где эта золотая середина?

Вот какие непростые задачи я ставила себе в тринадцать лет, пока ты развлекался с парнями, играя в футбол. Я хотела быть непревзойдённой. Не такой, как все те девчонки, что вьются вокруг тебя. Чтобы у тебя дух захватило. Хотя должна была догадаться, что удивить тебя очень непросто — практически невозможно.

Я должна держать спину ровно. И смотреть чуть-чуть свысока, с лёгкой полуулыбкой на губах. И говорить чуть-чуть с усмешкой, чтобы быть на одном с тобой уровне. Хотя так всё равно бы не получилось, потому что мы словно с разных планет. Во всех смыслах. Мне, неуверенной в себе и всегда зажатой тисками собственных комплексов, твои раскованность и умение вести себя на равных со всеми, даже со взрослыми, казалась необычайной смелостью.

После таких мыслей я обычно начинала превращать свою любовь в трагедию. Это вообще моё любимое занятие. Я думала о том, что у тебя обязательно есть какая-нибудь зазноба, которая занимает так много места в твоём сердце, что для меня его там совсем не осталось. Что я невезучая, потому что есть девчонки — твои одноклассницы, которые могут видеть тебя каждый день. Эх, если бы я училась хотя бы в одной с тобой школе! А так — мы вроде и живём в одном городе, и мамы наши — подруги, а что толку? Видимся от силы пару раз в год.

Когда я делилась с мамой своими переживаниями, потому что попросту не могла держать их в себе, она удивляла меня своим ровным тоном: «Не наше это, Лиза. Посмотрели и поплыли дальше». Что-то типа этого. Но я уже не могла успокоиться. Я даже представить не могла, что однажды влюблюсь в кого-то ещё. В кого? Разве есть кто-то лучше?

А вот если бы мы пересеклись, к примеру, на дискотеке (ты туда, интересно, ходишь? Я была один раз). И если будет медленная мелодия, и вдруг ты пригласишь меня на танец… А я «сяду в лужу», потому что танцор из меня никудышный. А может, и кудышный, просто я ещё ни с кем не танцевала, так что судить о собственных танцевальных способностях мне пока трудновато.

А вдруг будет так: твои руки на моей талии, мои — на твоих плечах, и мы так близко, что даже дух захватывает, и чувствуешь дыхание друг друга. Твои бездонные глаза напротив — и я совсем теряю голову. И мне уже всё равно всё на свете!

Всё! Хватит мечтать! Я готова. Готова увидеться с тобой. И будь что будет.

Письмо третье

Мы нажали на домофоне две цифры, и уже через секунду оттуда донёсся вполне взрослый мужской голос — твой, конечно, я не могла его не узнать.

— Кто там?

— Открывайте, — бодро скомандовал братик, в то время как у меня уже тряслись все поджилки от волнующего душу предчувствия.

Мы поднялись на четвёртый этаж, пару секунд постояли перед закрытой металлической дверью. А потом замок заворочался, и дверь отворилась. За ней был ты. Уже не Лёнька, а дядя Лёня! Рост, наверное, метра два. Рубашка нараспашку.

— Ой, вы извините, мы ещё не совсем подготовились. Но вы проходите, — с безупречной, как всегда, улыбкой и оригинальным чувством юмора выдал ты, скользнув по мне взглядом и одарив улыбкой.

Я прошла в квартиру вслед за мамой и братом, неловко держа в руках торт.

— Давай, — протянул руки ты, принимая сладкий презент.

— Держи, — отчего-то пугаясь смотреть тебе в глаза, произнесла я.

— Спасибо.

Я освободилась от ноши, и у меня наконец-то появилась возможность нормально разуться, а заодно осмотреть тебя, словно бы невзначай, с ног до головы, улучив пару секунд. Ты был на босу ногу, в синих джинсах и в обалденной чёрной рубашке, ещё больше оттеняющей цвет твоих глаз. Пока я разувалась, ты успел застегнуться. А жаль…

Да, ты стал ещё красивее, чем прежде, и я была близка к тому, чтобы упасть в обморок или воскликнуть: «Мамочки мои!» Ну и чем после этого я отличаюсь от остальных девчонок? Мне бы стойкости…

— Какие вы большие стали! — между тем протянула мама, с не меньшим удивлением рассматривая тебя — парня, который уже перерос родительниц на целую голову.

— Ну, вы тоже не вниз растёте, — подмигнув мне, в привычной манере ответил ты. И я опять опустила глаза и, наверное, покраснела, словно фанатка, которую кумир неожиданно вытащил к себе на сцену прямо посреди концерта.

После обмена поцелуями в щечку наши мамы отправились на кухню, и моя учудила, бросив напоследок:

— Лиза, Саша, вы идите, вам Лёня компьютер покажет, — чем ещё раз вогнала меня в краску.

— Ма, ну ты совсем первобытного человека-то из меня не делай, — нахмурилась я, плетясь где-то позади любимого мальчика.

Ты засмеялся, и мне стало легко-легко. Значит, я всё правильно делаю.

В твоей комнате я была не впервые, но со времени нашей последней встречи здесь произошли значительные перемены. Вместо старой кровати в углу красовался огромный диван, новая стенка в стиле хай-тек, компьютер. Они только-только начали появляться в домах и были уже у парочки моих одноклассников. Мне же оставалось пока лишь мечтать об этом чуде техники, который для нашей семьи являлся чем-то вроде предмета роскоши. Да и зачем он, в принципе, нужен?

— Ну, для начала предлагаю сесть… — начал ты издалека, уступая нам с Сашей диван и усаживаясь напротив — в крутящееся кресло.

Мы сели, ожидая дальнейших указаний.

— Ну и где твои гениальные мысли? — выдал братец, прежде чем кто-либо успел сориентироваться.

И где он научился так свободно держаться? Вроде мы из одной семьи, и родители общие, но я сижу, будто воды в рот набрала, а он так раскованно себя чувствует. Это ж надо, заявить красавчику Лёньке: развлекай, мол, нас, мы же пришли к тебе в гости.

— Гениальные мысли сказали, что придут завтра, — грациозно выкрутился ты.

— Но завтра не придём мы, — парировал Сашка. Видимо, детям позволено многое.

— Логично, — с очаровательной улыбкой хмыкнул парень моей мечты и снова стрельнул в меня взглядом.

«Господи, где моё спокойствие?» — подумала я в очередной раз, застенчиво пряча глаза. Разве можно чувствовать себя уверенной рядом с таким как ты, Лёня? С и-де-аль-ным…

— Может, сыграешь нам? — предложил брат, беззастенчиво оглядывая комнату и замечая гитару в углу.

Хорошо, что ты не знаешь о том, что я тоже учусь игре на гитаре. Я и так ещё не слишком хорошо владею этим навыком, а, зная, что ТЫ на меня смотришь и слушаешь, совсем бы растерялась.

— Потом, — отмахнулся ты, включая компьютер и покручиваясь в кресле.

— Ну Лёнь, — превозмогая себя, принялась уговаривать тебя я. Хорошо ведь помню, как классно ты играл в прошлый раз.

— Не, потом. Уже потом-потом, когда уходить будете.

Ну и, конечно, переубеждать тебя — дело бесполезное.

Уверенно переводя тему в другое русло, ты спросил у меня, зарегистрирована ли я «ВКонтакте». Мог бы и догадаться. Компьютера ведь у меня нет. Поэтому мне ничего не оставалось как заявить:

— Нет. Я предпочитаю аську.

— Пр-р-редпочитаю, — передразнил ты, скорчив забавную рожицу. — Ну ладно, тогда дай свой номер.

— Номер? — тупо переспросила я.

— Ну, мобильник же у тебя есть?

— А-а-а, да… — неловко протянула я и продиктовала выученные наизусть цифры.

Что творилось в моей душе! Сколько мыслей вилось вокруг этого факта.

«Лёня взял у меня номер телефона? Значит, он мне позвонит? Значит, он хочет, чтобы мы больше общались и, возможно, даже увиделись. Вдвоём. А потом…»

Я только тогда и обнаружила, что мы с тобой никогда не оставались наедине. Это и хорошо, наверное. Потому что я слабо представляла, как себя вести и о чём вообще говорить. Хотя рядом с тобой это вовсе не обязательно — ты ведь такой балабол, сам всё расскажешь — остаётся только кивать и улыбаться. Идеальный собеседник.

— А хотите, я вас кое с кем познакомлю, — загадочно выдал ты, пока я продолжала приходить в себя и внутренне ликовать оттого, что лучший в мире парень взял у меня номер телефона. — Минуточку.

Ты выскользнул из комнаты и через какое-то время вернулся с котом в руках. Это был не просто милый котёнок, а огромный рыжий кот с редкими белыми полосами вдоль туловища, который отчаянно норовил от нас ускользнуть, всё время шипел и дико линял, оставляя свои рыжие отметины везде, где ступали его лапы.

— Его зовут Макс, — гордо отрекомендовал ты, сажая кота прямо мне на колени.

Я натянуто улыбнулась, скрывая тот факт, что на самом-то деле я страшно недолюбливаю этих животных. А уж таких своенравных тем более.

— Он породистый? — спросил Саша, протягивая руку к коту и поглаживая его за ушами. Макс ответил нервным шипением и спрыгнул с моих колен, оставляя на тёмной вельветовой юбке целый моток рыжей шерсти.

— Да ну, я его на улице подобрал. Уже почти год у нас живёт. Сначала был маленьким котёнком — грязным, лохматым. Мы его часа три отмывали. А потом освоился, уже хозяином себя тут чувствует. Утром просыпаюсь, а на мне лежит эта туша. Еще когтями в пододеяльник вцепится — фиг оторвёшь.

Я слушала тебя и смеялась, хотя мне казалось не слишком уж романтичным просыпаться в одной кровати с котом. И я была очень рада, что это толстое рыжее существо улизнуло от нас в гостиную.

— На самом деле он не слишком нуждается в компании, — проводил его взглядом ты, после чего с привычной скоростью переключился на новую тему: со всей откровенностью заявил, что мама — тёть Света, — предупредила о нашем приходе только за час, вот и пришлось закидывать вещи как зря. Мол, после поездки в Египет в комнате царил жуткий беспорядок. Ну да, в шкафу и тумбочке, когда ты лазил туда за дисками, особого порядка не наблюдалось.

Потом следовали длинные и увлекательные рассказы о поездке за границу. Их я слушала с удовольствием, наслаждаясь твоим приятным, совсем уже взрослым голосом, любуясь его безупречной внешностью, поражаясь умению подать любую, даже самую банальную историю в необычном свете.

Ты легко мог заставить нас рассмеяться, и это лишь прибавляло тебе очарования в моих глазах.

Потом вы с Сашей нашли общую тему — стали играть в стрелялки в компьютере, а мне ты поставил какую-то американскую комедию, но, едва она началась, мамы позвали к столу.

Я сидела между тобой и Сашей и не могла не улыбаться, когда мальчик моей мечты оказывал мне какие-нибудь маленькие, но очень приятные знаки внимания. Сперва отодвинул стул, предлагая сесть, и только после этого присел сам. Потом накладывал нам салаты, пользуясь тем, что ты — единственный мужчина за столом, не считая ребёнка. За чаем, прежде чем взять печенье самому, предлагал нам с братом. Я, не избалованная мужским вниманием, каждый раз невольно млела от малейшего взгляда, направленного в мою сторону. Господи, как же я мечтала, чтобы этот день не кончался!

Потом ты играл на гитаре. Совместными усилиями мамы уговорили тебя продемонстрировать свои таланты, и ты, перебрав несколько струн, начал играть что-то романтическое, про любовь и май, про головокружительное счастье, которое я ощущала внутри себя.

В этот момент ты смотрел на меня. И, безусловно, мне было приятно. Это я так очень скромно описываю то, что чувствовала.

Этот пронзительный взгляд рождал столько иллюзий…

Весь этот день был пронизан иллюзиями, безграничным размахом фантазии на тему: «Если бы я и он…»

Потом ты включил музыку. Сначала быструю, а потом медленную. И встал позади меня, да ещё и руки положил на спинку моего стула. Сердце у меня забилось как ненормальное.

«Неужели сейчас пригласит танцевать? И все будут смотреть?» — я сразу отказалась от такой перспективы. Не могла представить, что эта мечта так близко — вот-вот воплотится. Но всё обошлось. Музыка сменилась, а ты так и не предпринял попытки пригласить меня. Возможно, что-то почувствовал по моей напряжённой спине, по скованным движениям. Или просто не захотел. Это так на тебя похоже.

Потом родители снова оставили нас одних. Мы смотрели фотоальбомы, смеялись над твоими забавными комментариями. Я люблю людей с чувством юмора. Может быть, потому, что сама им не обладаю — только неуклюжестью и букетом комплексов.

В какой-то момент разговор перешёл на тему любви. Мой брат, несмотря на свои (всего-навсего!) семь с половиной лет, начал совсем по-взрослому рассуждать о том, что у него уже есть три претендентки в невесты, и как сложно выбрать из них кого-то.

— А зачем тебе три? Ты подружись с одной девочкой и дружи, — дал ценный мужской совет ты. — А потом поженитесь. Как мы с Лизой.

Мы на секунду встретились взглядами, и я тут же отвела глаза в сторону — на брата, который, сам того не зная, своими философскими рассуждениями о любви заставил меня покраснеть. Или это ты, озвучивший то, о чём я даже не смела мечтать, вверг меня в ступор своей откровенностью?

Я подумала, что это намёк. Я поверила. Дурочка…

Да, ты умеешь обольщать. Всегда умел. И это не навык, это талант.

Если ты надеялся расколоть моё сердце — зря. Оно раскололось уже давно, когда я впервые почувствовала, что влюблена.

Когда мы прощались, ты подмигнул мне, заставив моё сердце заволноваться ещё раз.

Потом я ждала звонка. Но его не было. Я убеждала себя, что ты слишком занят. Или просто выжидаешь время. Или… Ну какие ещё могут быть уважительные причины, чтобы не позвонить девушке, у которой взял номер телефона? Забыл? Потерял? Не счёл нужным?

Ты так и не позвонил. И на следующий день утром — тоже. И через два дня… Прошла почти неделя с момента нашей встречи, а я всё никак не могла смириться с тем, что этого уже не случится. Забыл, наверное. С кем не бывает?..

Я опять угадала со стопроцентной вероятностью исход нашей встречи: сначала «летала», парила в мечтах и строила иллюзии на тему «а вдруг». «А вдруг» не случилось, и я больно «упала». Когда поняла это — всё утро проплакала, и такая апатия ко всему была. Не день и не два. Я долго прихожу в себя после наших коротких встреч — такое сильное воздействие они на меня производят. Слёзы готовы были брызнуть из глаз в любой момент, но я держалась. Это очень тяжело, и я надеюсь, тебе никогда не придётся пережить нечто подобное.

Увы, сладкие мальчики причиняют совсем не сладкую боль.

Постепенно это чувство притупляется, как послевкусие от просмотра хорошего фильма с трагическим концом.

А что я должна была сделать? Единственное, что мне оставалось, чтобы продолжать как-то жить, а не жалеть себя — это забыть о тебе.

На улице опять было тепло, солнце щедро дарило свои золотые лучи, и небо было голубым и огромным… Я смотрела вокруг и думала: каким же надо быть упрямым, чтобы не замечать всего этого, не радоваться жизни и красоте мира вокруг, а плакать и считать себя неудачником? Куда нужно спрятать глаза, чтобы не видеть ничего хорошего? Не хочу быть такой.

В общем, я изо всех сил работала над собой, старалась любить людей и быть терпеливой, но всё равно бывало тяжеловато. Только представьте, каково это: жить в одном городе и не иметь возможности встретиться! Знать, что над нами одно и то же небо, между нами — одни и те же, знакомые с детства, улицы, и сотни лиц, а того, кто действительно нужен, среди них почему-то нет. И каким же огромным должен быть маленький город, чтобы мы в нём ни разу не встретились! Я чувствовала, что мы рядом, и это согревало меня. Это давало надежду на следующий день: вдруг увидимся? Ведь достаточно случая. Я об этом мечтала. Просто встретиться, пусть даже взглядом. Никаких общих фоток, можно даже ограничиться ёмким «привет» и просто пройти мимо. Я просто увижу тебя, запомню всё в голове. Каждую секунду, каждое слово, каждый взгляд, каждый вздох… Вот и скажи мне после этого, дар это чувство или болезнь, если мы становимся от него зависимыми, неуправляемыми, настоящими сумасшедшими?

В детстве всё было проще. Помню, мамы водили нас в дельфинарий. А потом его сотрудники, добрые девушки в специальной форме синего цвета, разрешили нам погладить своих питомцев. Я боялась и по привычке прижималась к маминым коленям, а вот ты нисколько не испугался и я, глядя на твой смелый поступок, немножко завидовала. Потом решилась, и оказалось, что сделать шаг вперёд совсем не страшно. Иногда я вспоминаю об этом эпизоде и думаю, что, возможно, мне следует чаще делать тот самый шаг, на который ты сподвиг меня в детстве своим примером. Увы, если в мечтах и снах я могу быть такой — отважной и смелой, то наяву лишь восхищаюсь подобными поступками и теми, кто их совершает. Я не из их числа, не их тех, кто готов первым броситься в воду, остановить коня на скаку или повести за собой толпу. Я, скорее, ведомая. А вот ты — лидер. Наверное, мы были бы отличной парой.

Но мы росли, и помимо любимого мальчика в моей жизни были другие дела и увлечения. Конечно, мне всё ещё хотелось видеть тебя почаще и знать о тебе так много! Интересно, смогу я когда-нибудь есть свою овсянку на завтрак и не задаваться вопросом: «Что ест по утрам мой Лёня? Любит ли он бананы больше, чем яблоки?»

Смогу ли я подпевать песням о любви, не посвящая их тебе? Есть ли у тебя настоящий верный друг? А девушка?..

Нет, про девушку, наверное, лучше не знать. Я ничего об этом не слышала, и даже на фотографиях у тебя дома не видела. И ты никогда о ней не говорил, поэтому в моей душе жила надежда, что твоё сердце всё ещё свободно. Всё ещё ждёт настоящего чувства. Хотя я знала — догадывалась, что долго так продолжаться не может. А ещё в глубине души я надеялась, что ты ждёшь именно меня, хотя и понимала, что на чувства с твоей стороны рассчитывать глупо. Ты красивый, популярный, талантливый, а я… обычная. Вот если бы в наши дни всё ещё было принято обручать родителям своих детей, мы с тобой были бы вместе, и всё было бы намного проще.

Я не хотела, чтобы ты был в моей жизни случайным прохожим, эпизодом из прошлого, который нельзя забыть, и повторить тоже нельзя. Но разве может быть случайным тот, кто рядом не год, не два, а с самого детства?!