Первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев произнес свой знаменитый доклад о сталинских преступлениях на закрытом заседании ХХ съезда КПСС 25 февраля 1956 года. Но еще три с лишним десятилетия доклад оставался секретным. Его запрещалось цитировать, на него нельзя было ссылаться. Он словно не существовал. Тридцать с лишним лет делали вид, будто хрущевского выступления не было
Союзники выдвинули план Маршалла, а мы отвергли этот план и сказали, что это политическая и экономическая кабала, — продолжал Хрущев. — Они обещали французам и итальянцам всякие блага, обещали им рай земной, а на деле что получилось? Мы быстрее организовались, перестроили свое хозяйство с военных на мирные рельсы и под руководством нашей партии, нашего великого Сталина народ восстановил свое хозяйство в кратчайший срок [бурные аплодисменты]. Товарищи, мы уже с вами второй год начали жить без карточек, да и карточка, когда у нас была, она была объемистая. А вот по плану Маршалла живет сейчас такая «знаменитая» страна, как Англия, и она говорит сейчас не об отмене карточек, а о сокращении мясного пайка. Я уже не говорю о Франции… Те же англичане клянчили у нас в прошлом году хлеб, и в этом году они сидят в приемных нашего министерства внешней торговли и клянчат — продай кукурузу, продай ячмень, пшеницу [аплодисменты]. А у нас хлеб есть, сельскохозяйственное сырье есть, промышленное сырье есть!
Страна слушала такие речи, и люди воспринимали все это всерьез…
16 марта 1953 года, через две недели после смерти Сталина, новый глава советского правительства Г. М. Маленков призвал Запад к переговорам: «В настоящее время нет таких запутанных или нерешенных вопросов, которые нельзя было бы решить мирными средствами на базе взаимной договоренности заинтересованных стран. Это касается наших отношений со всеми государствами, включая Соединенные Штаты Америки».
Молодому читателю трудно понять, в чем была новизна этой формулы, настолько естественными кажутся слова главы правительства. Но ведь только что, при Сталине, произносились совсем другие речи. К примеру, 6 июня 1949 года тот же Хрущев выступил в Киеве на II республиканском совещании архитекторов и проектировщиков:
— Мы должны считаться с Соединенными Штатами, пока не подох капиталистический строй. Он должен с нами считаться, как с новым, которое развивается и крепнет, как ребенок, который набрал столько силы, что его не задушить, хотя они и пытались нас задушить. Поэтому им приходится считаться с нами, а нам приходится считаться с ними. Как ни дряхл капитализм, но он еще держится. Конечно, он гниет, и мы сделаем все для того, чтобы его дни как можно сократить [аплодисменты, смех]. Разрушенная капиталистическая Европа, подпавшая под план Маршалла, еле-еле барахтается. Совершенно надорванный английский лев еще дышит прошлым величием и издает рычание с тем, чтобы наводить былой страх и сказать, что он еще силен, хотя хвостом еле-еле шевелит, муху не может отогнать, а только рычит — подыхает.
Маленков пытался установить новый стиль отношений, говорил подчиненным:
— Решайте сами. Вы лучше моего знаете этот вопрос. Зачем мне вас учить.
Он хотел предоставить своим подчиненным возможность действовать самостоятельно. Видимо, хотел нравиться, а вышло наоборот. Чиновники боятся жестких и жестоких начальников, мягких — презирают, считая слабыми. Уничтожение Берии поставило крест на карьере Маленкова. В одиночку он не мог противостоять куда более энергичному Хрущеву, хотя пытался во всем подражать Сталину
Георгий Максимилианович Маленков прожил долгую жизнь. Но власть он утратил быстро, потому что опрометчиво оставил Хрущеву ослабевший партийный аппарат, забыв, как за тридцать лет до этого подобную ошибку совершили ленинские соратники. Не понимали, каким мощным инструментом станет партийный аппарат в руках умелого секретаря ЦК. Они обманулись насчет Сталина, а Маленков недооценил Хрущева. Все ошиблись в Никите Сергеевиче, принимая его за простачка, с которым легко сговориться! Привыкли, что Сталин ернически именовал его «Микитой», и думали, что тоже смогут им командовать.
Сталин всегда сохранял за собой пост секретаря ЦК, а Маленков 14 марта 1953 года на Пленуме ЦК от него отказался, «имея в виду нецелесообразность совмещения функций председателя Совета министров СССР и секретаря ЦК КПСС».
два часа ночи Л. П. Берия и Г. М. Маленков приехали на Ближнюю дачу. Офицеры охраны доложили, что нашли Сталина на полу, подняли его и положили на диван. Теперь он вроде как спит. Вождь лежал на диване, укрытый одеялом, и не реагировал на их появление. Отдыхает? Дремлет? Берия и Маленков даже не вошли в комнату. Боялись: вдруг Сталин проснется и увидит, что его застали в таком положении? Да как они посмели явиться без спроса? Развернулись и поспешно уехали.
Утром сотрудники охраны доложили, что Сталин так и не пришел в себя. Тогда приехали уже втроем — Берия, Маленков и Хрущев. И только утром 2 марта у постели Сталина появились первые врачи — из Кремлевской больницы, находившейся на улице Грановского. Они объяснили членам Бюро Президиума ЦК, что состояние больного безнадежно.
— Товарищи, признаю, что и у меня были ошибки, но не преднамеренные…
Сталин махнул рукой, и зал послушно отреагировал:
— Хватит заниматься самооправданием! Знаем вас, товарищ Микоян! Не пытайтесь ввести ЦК в заблуждение!
Ошеломленный Микоян замолчал и покинул трибуну. Молотов тоже признавал свои ошибки, оправдывался, говорил, что он был и остается верным учеником Сталина. Тот резко оборвал Молотова:
— Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина.
Иначе говоря, вождь не захотел выслушивать оправдания. Это был плохой признак. Иногда раскаяние спасало от кары. Сталин часто устраивал такие провокации и внимательно смотрел, как реагирует обвиняемый. Он считал, что если человек в чем-то виноват, то обязательно себя выдаст. Главное — застать его врасплох.
Но тут стало ясно, что вождь миловать не намерен.
Писатель Константин Михайлович Симонов, присутствовавший на Октябрьском пленуме — его избрали кандидатом в члены ЦК, — вспоминал: «Сталин бил по представлению о том, что Молотов самый твердый, самый несгибаемый последователь Сталина. Бил предательски и целенаправленно, бил, вышибая из строя своих возможных преемников… Он не желал, чтобы Молотов после него, случись что-то с ним, остался первой фигурой в государстве и в партии. И речь его окончательно исключала такую возможность».
— Теперь о товарище Микояне.
Его слова звучали откровенной издевкой над «старой гвардией». Но это было лишь вступлением. Вождь неожиданно обрушился на своих ближайших соратников В. М. Молотова и А. И. Микояна. У сидевших в зале был шок
Сталин в сером френче из тонкого коверкота по обыкновению прохаживался вдоль стола Президиума и говорил:
— Итак, мы провели съезд партии. Он прошел хорошо, и многим может показаться, что у нас существует полное единство. Однако у нас нет такого единства. Некоторые выражают несогласие с нашими решениями.
