Это была актриса, которая исключила из профессионального лексикона слово «не могу» и которой хорошо была известна нелегкая цена сценической легкости.
вся моя роль заключалась в словах: “Да, гражданка! Нет, гражданка! Слушаюсь, гражданка!” – это было первым большим событием в моей творческой жизни, потому что я получила право говорить на сцене.
В 1959 году у нее умерла любимая и единственная сестра Нонна Петровна – и эта тема тоже станет запретной. Боль утраты была так сильна, что малейшее упоминание об этом было невозможно. Такой был характер. Все носила в себе…
Неокрепшие руки пятнадцатилетней Любочки часто примерзали к ледяному металлу неподъемных бидонов и навсегда сохранили следы этого непосильного напряжения. Забота о том, что она должна быть одета так, чтобы кисти рук не бросались в глаза, стала впоследствии постоянной проблемой актрисы. Очень часто на фотографиях она стоит, сидит, идет – зимой и летом – в перчатках…
Шаляпин, подхватив девочку на руки, сказал: «Ах, Любашка, моя Любашка, будешь ты, Любашка, ба-а-льшой актрисой!» – после чего девочка подбежала к матери: «Мама, я буду большой актрисой и буду тебя возить в большой карете!»
«Видишь, Женечка, – добродушно рокотал бархатным голосом мой прадед и Любочкин отец Петр Федорович, – видишь, как хорошо, что я успел проиграть в карты наши три имения. Сейчас все равно отобрали бы. По крайней мере, не так обидно!»
