автордың кітабын онлайн тегін оқу  Избранные произведения

Михаил Ломоносов

Восторг внезапный ум пленил,

Ведет на верьх горы высокой[1],

Где ветр в лесах шуметь забыл;

В долине тишина глубокой.

Внимая нечто, ключ[2] молчит,

Которой завсегда журчит

И с шумом в низ с холмов стремится.

Лавровы вьются там венцы,

Там слух спешит во все концы;

Далече дым в полях курится.

Не Пинд ли под ногами зрю?

Я слышу чистых сестр[3] музыку!

Пермесским жаром[4] я горю,

Теку поспешно к оных лику.

Врачебной дали мне воды:

Испей и все забудь труды;

Умой росой Кастальской очи,

Чрез степь и горы взор простри

И дух свой к тем странам впери,

Где всходит день по темной ночи.

Корабль как ярых волн среди,

Которые хотят покрыти,

Бежит, срывая с них верьхи,

Претит с пути себя склонити;

Седая пена вкруг шумит,

В пучине след его горит,

К российской силе так стремятся,

Кругом объехав, тьмы татар;

Скрывает небо конской пар!

Что ж в том? стремглав без душ валятся.

Крепит Отечества любовь

Сынов российских дух и руку;

Желает всяк пролить всю кровь,

От грозного бодрится звуку.

Как сильный лев стада волков,

Что кажут острых яд зубов,

Очей горящих гонит страхом,

От реву лес и брег дрожит,

И хвост песок и пыль мутит,

Разит извившись сильным махом.

Не медь ли в чреве Этны ржет

И, с серою кипя, клокочет?

Не ад ли тяжки узы рвет

И челюсти разинуть хочет?

То род отверженной рабы[5],

В горах огнем наполнив рвы,

Металл и пламень в дол бросает,

Где в труд избранный наш народ

Среди врагов, среди болот

Чрез быстрой ток на огнь дерзает.

За холмы, где паляща хлябь

Дым, пепел, пламень, смерть рыгает,

За Тигр, Стамбул, своих заграбь[6],

Что камни с берегов сдирает;

Но чтоб орлов сдержать полет,

Таких препон на свете нет.

Им воды, лес, бугры, стремнины,

Глухие степи равен путь.

Где только ветры могут дуть,

Доступят там полки орлины.

Пускай земля как понт трясет,

Пускай везде громады стонут,

Премрачный дым покроет свет,

В крови Молдавски горы тонут;

Но вам не может то вредить,

О россы, вас сам рок покрыть

Желает для счастливой Анны.

Уже ваш к ней усердный жар

Быстро проходит сквозь татар,

И путь отворен вам пространный.

Скрывает луч свой в волны день,

Оставив бой ночным пожарам;

Мурза упал на долгу тень;[7]

Взят купно свет и дух татарам.

Из лыв густых выходит волк

На бледный труп в турецкий полк.

Иной в последни видя зорю,

Закрой, кричит, багряной вид

И купно с ним Магметов стыд;

Спустись поспешно с солнцем к морю.

Что так теснит боязнь мой дух?

Хладнеют жилы, сердце ноет!

Что бьет за странной шум в мой слух?

Пустыня, лес и воздух воет!

В пещеру скрыл свирепство зверь,

Небесная отверзлась дверь,

Над войском облак вдруг развился,

Блеснул горящим вдруг лицем,

Умытым кровию мечем

Гоня врагов, Герой открылся[8].

Не сей ли при Донских струях

Рассыпал вредны россам стены?

И персы в жаждущих степях

Не сим ли пали пораженны?

Он так к своим взирал врагам,

Как к готским приплывал брегам,

Так сильну возносил десницу;

Так быстрой конь его скакал,

Когда он те поля топтал,

Где зрим всходящу к нам денницу.

Кругом его из облаков

Гремящие перуны блещут,

И чувствуя приход Петров,

Дубравы и поля трепещут.

Кто с ним толь грозно зрит на юг,

Одеян страшным громом вкруг?

Никак Смиритель стран Казанских[9]?

Каспийски воды[10], сей при вас

Селима[11] гордого потряс,

Наполнил степь голов поганских.

Герою молвил тут Герой:

«Нетщетно я с тобой трудился,

Нетщетен подвиг мой и твой,

Чтоб россов целой свет страшился.

Чрез нас предел наш стал широк

На север, запад и восток.

На юге Анна торжествует,

Покрыв своих победой сей».

Свилася мгла, Герои в ней;

Не зрит их око, слух не чует.

Крутит река татарску кровь,

Что протекала между ними;

Не смея в бой пуститься вновь,

Местами враг бежит пустыми,

Забыв и меч, и стан, и стыд,

И представляет страшный вид

В крови другов своих лежащих.

Уже, тряхнувшись, легкий лист

Страшит его, как ярый свист

Быстро сквозь воздух ядр летящих.

Шумит с ручьями бор и дол:

Победа, росская победа!

Но враг, что от меча ушол,

Боится собственного следа.

Тогда увидев бег своих,

Луна[12] стыдилась сраму их

И в мрак лице, зардевшись, скрыла.

Летает слава в тьме ночной,

Звучит во всех землях трубой,

Коль росская ужасна сила.

Вливаясь в Понт, Дунай ревет

И россов плеску отвещает;

Ярясь волнами турка льет,

Что стыд свой за него скрывает.

Он рыщет, как пронзенный зверь,

И чает, что уже теперь

В последней раз заносит ногу,

И что земля его носить

Не хочет, что не мог покрыть.

Смущает мрак и страх дорогу.

Где ныне похвальба твоя?

Где дерзость? где в бою упорство?

Где злость на северны края?

Стамбул, где наших войск презорство?

Ты лишь своим велел ступить,

Нас тотчас чаял победить;

Янычар твой свирепо злился,

Как тигр на росский полк скакал.[13]

Но что? внезапно мертв упал,

В крови своей пронзен залился.

Целуйте ногу ту в слезах,

Что вас, агаряне, попрала,

Целуйте руку, что вам страх

Мечем кровавым показала.

Великой Анны грозной взор

Отраду дать просящим скор;

По страшной туче воссияет,

К себе повинность вашу зря.

К своим любовию горя,

Вам казнь и милость обещает.

Златой уже денницы перст

Завесу света вскрыл с звездами;

От встока скачет по сту верст,

Пуская искры конь ноздрями.

Лицем сияет Феб на том.

Он пламенным потряс верьхом;

Преславно дело зря, дивится:

«Я мало таковых видал

Побед, коль долго я блистал,

Коль долго круг веков катится».

Как в клуб змия себя крутит,

Шипит, под камень жало кроет,

Орел когда шумя летит

И там парит, где ветр не воет;

Превыше молний, бурь, снегов

Зверей он видит, рыб, гадов.

Пред росской так дрожит Орлицей,

Стесняет внутрь Хотин своих[14].

Но что? в стенах ли может сих

Пред сильной устоять царицей?

Кто скоро толь тебя, Калчак[15],

Учит российской вдаться власти,

Ключи вручить в подданства знак

И большей избежать напасти?

Правдивой Аннин гнев велит,

Что падших перед ней щадит.

Ее взошли и там оливы,

Где Вислы ток[16], где славный Рен,

Мечем противник где смирен,

Извергли дух сердца кичливы.

О как красуются места,

Что иго лютое сбросили

И что на турках тягота,

Которую от них носили;

И варварские руки те,

Что их держали в тесноте,

В полон уже несут оковы;

Что ноги узами звучат,

Которы для отгнанья стад

Чужи поля топтать готовы.

Не вся твоя тут, Порта, казнь,

Не так тебя смирять достойно,

Но большу нанести боязнь,

Что жить нам не дала спокойно.

Еще высоких мыслей страсть

Претит тебе пред Анной пасть?

Где можешь ты от ней укрыться?

Дамаск, Каир, Алепп[17] сгорит;

Обставят росским флотом Крит[18];

Евфрат в твоей крови смутится.

Чинит премену что во всем?

Что очи блеском проницает?

Чистейшим с неба что лучем

И дневну ясность превышает?

Героев слышу весел клик!

Одеян в славу Аннин лик

Над звездны вечность взносит круги;

И правда, взяв перо злато,

В нетленной книге пишет то,

Велики коль ее заслуги.

Витийство, Пиндар, уст твоих

Тяжчае б Фивы обвинили[19],

Затем что о победах сих

Они б громчае возгласили,

Как прежде о красе Афин;

Россия как прекрасный крин

Цветет под Анниной державой.

В Китайских чтут ее стенах[20],

И свет во всех своих концах

Исполнен храбрых россов славой.

Россия, коль счастлива ты

Под сильным Анниным покровом!

Какие видишь красоты

При сем торжествованьи новом!

Военных не страшися бед:

Бежит оттуду бранный вред,

Народ где Анну прославляет.

Пусть злобна зависть яд свой льет,

Пусть свой язык, ярясь, грызет;

То наша радость презирает.

Козацких поль заднестрской тать[21]

Разбит, прогнан, как прах развеян,

Не смеет больше уж топтать,

С пшеницой где покой насеян.

Безбедно едет в путь купец,

И видит край волнам пловец,

Нигде не знал, плывя, препятства.

Красуется велик и мал;

Жить хочет век, кто в гроб желал;

Влекут к тому торжеств изрядства.

Пастух стада гоняет в луг

И лесом без боязни ходит;

Пришед, овец пасет где друг,

С ним песню новую заводит.

Солдатску храбрость хвалит в ней,

И жизни часть блажит своей,

И вечно тишины желает

Местам, где толь спокойно спит;

И ту, что от врагов хранит,

Простым усердьем прославляет.

Любовь России, страх врагов,

Страны полночной героиня,

Седми пространных морь[22] брегов

Надежда, радость и богиня,

Велика Анна, ты доброт

Сияешь светом и щедрот:

Прости, что раб твой к громкой славе,

Звучит что крепость сил твоих,

Придать дерзнул некрасной стих

В подданства знак твоей державе.

Нагреты нежным воды югом,

Струи полденных теплы рек,

Ликуйте светло друг пред другом:

Златой начался снова век.

Всегдашним льдом покрыты волны,

Скачите нынь, веселья полны,

В брегах чините весел шум.

Повсюду вейте, ветры, радость,

В Неве пролейся меда сладость:

Иоаннов нектар пьет мой ум.

Однако нет, мои пределы[23],

Смущать не смейте[24] младой слух.

Холмов верьхи полночных белы,

Откуду веет хладной дух,

В любви со страхом тихо тайте,

Покой моей надежде дайте.

Вздержите быстрой реки ток,

Тихонько вниз теча, молчите,

Под мой лишь низкой стих журчите.

Умолкни запад, север, всток.

Породы царской ветвь прекрасна,

Моя надежда, радость, свет,

Счастливых дней Аврора ясна,

Монарх, Младенец райской цвет,

Позволь твоей рабе нижайшей

В твой новой год петь стих тишайшей.

Чем больше я росой кроплюсь,

С Парнасских что верьхов стекает,

Жарчае тем любовь пылает,

К тебе сильняе той палюсь.

Целую вас, вы, щедры очи,

Небесной в коих блещет луч.

Как дни, при вас светлы мне ночи,

Чист воздух мне во время туч.

Послушны вам стихии сами.

Пресекся вихрей бег с громами

(Коль счастлив сих восход планет)!

От вас мои нагреты груди,

И ваши все подданны люди,

Что просят вам несчетных лет.

Целую ручки, что к державе

Природа мудра в свет дала,

Которы будут в громкой славе

Мечем страшить и гнать врага.

От теплых уж брегов азийских

Вселенной часть до вод Балтийских

В объятьи вашем вся лежит.

Лишь только перстик ваш погнется,

Народ бесчислен вдруг сберется,

Готов идти куда велит.

Вы, ножки, что лобзать желают

Давно уста высоких лиц,

Подданства знаки вам являют

Языки многи, павши ниц,

В Петров и Аннии след вступите,

Противных дерзость всех стопчите;

Прямой покажет правда путь;

Вас храбрость над луной поставит

И в тех землях меня прославит,

О коих нынь нигде нечуть.

Земля, пусти таки цветочки,

Сдивиться Флоре чтоб самой;

Жемчуга б чище их листочки,

И злато б ниже тех ценой.

Приятной дух дай им Цейлонов.

Натура, выше встань законов,

Роди, что выше сил твоих.

С весельем, нимфы, те щиплите

И с лавром их в венцы сплетите,

Во знак побед, утех драгих.

Господствуй, радость, ты едина

Над властью толь широких стран.

Но, мышлю, придет лишь година,

Познаешь как, что враг попран

Твоих удачьми славных дедов,

Что страшны те у всех соседов;

Заплачешь как Филиппов сын[25];

Ревнивы слезы будут литься.

Но твой весельем плач скончится.

Монарх! то было лишь почин.

Что сердце так мое пронзает?

Не дерзк ли то гигант шумит?

Не горы ль с мест своих толкает?

Холмы сорвавши, в твердь разит?

Края небес уже трясутся!

Пути обычны звезд мятутся!

Никак ярится Антей злой!

Не Пинд ли он на Оссу[26] ставит?

А Этна верьх Кавказской давит?

Не Солнце ль хочет снять рукой?

Проклята гордость, злоба, дерзость

В чудовище одно срослись;

Высоко имя скрыло мерзость,

Слепой талант пустил взнестись!

Велит себя в неволю славить,

Престол себе над звезды ставить,

Превысить хочет вышню власть,

На мой живот уж зубы скалит;

Злодейства кто его не хвалит,

Погрязнет скоро в мрачну пасть.

Но зрю с весельем чудо славно,

Дивняе, неж Алцид чинил,

Как он лишь был рожден недавно,

Скрутив змиям главы сломил.

Мой император гром примает,

На гордость свой перун бросает;

Внезапно пала та стремглав

С небес как древня в ад денница[27];

За рай уж держит ту темница.

Ну, где же твой кичливой нрав?

Исчезли все затеи лишны,

Ужасных нет во мне премен;

Везде веселы клики слышны:

Монарх наш сильных двух колен[28].

Одно мое, чем я толь славна;

Россиян храбрость где не явна?

Друго германско, с коим Рим

Войну едва дерзал начати,

Весь свет побив, не мог стояти

В бою, тейтон[29], с полком твоим.

Разумной Гостомысл[30] при смерти

Крепил князей советом сбор:

«Противных чтоб вам силу стерти,

Живите в дружбе, бойтесь ссор.

К брегам варяжских вод сходите,

Мужей премудрых там просите,

Могли б которы править вас».

Послы мои туда сходили,

Откуда Рурик, Трувор были,

С Синавом три князья у нас.

Не славны ль стали их потомки?

Велик был Игорь[31], хоть и млад;

Дела его при Понте звонки,

Дрожал пред ним и сам Царьград.

Устроил внук[32] меня красняе,

Открыл мне полдня свет ясняе,

Кумиров мерзких мрак прогнал.

Ревнив Донской что Дмитрей[33] деет?

Татарска кровь в Дону багреет;

Мамай, куда б уйти, не знал.

Молчу заслуги, что недавно

Чинила царска мне любовь.

Твое коль, Рурик, племя славно!

Коль мне твоя полезна кровь!

Оттуду ж нынь взошло Светило,

Откуду прежне счастье было.

Спешите скоро те лета,

Когда увижу, что желаю.

О младом Свете больше чаю,

Неж предков слава мне дала.

С желаньем радость чувства долит;

Пронзает очи странен луч!

Незнаем шум мой слух неволит,

Вручает вечность мне свой ключ.

Отмкнулась дверь, поля открылись,

Пределов нет, где б те кончились.

Полков лишь наших слышен плеск.

От устья быстрых струй Дунайских

До самых узких мест ахайских[34]

Меча российска виден блеск.

Боязнь трясет хинейски стены,

Геон[35] и Тигр теряют путь,

Под горы льются, полны пены.

Всегдашней всток не смеет дуть.

Индийских трубят вод тритоны

Пред тем, что им дает законы.

Он скиптр склонил среди валов,

Упал пред младым ниц героем,

Что молвил, войск идя пред строем:

«Сколь много есть впреди светов?»

Что я пою воински звуки,

Которы быть хотят потом?

Пора воздеть на небо руки,

Просить о здравье то драгом,

Чего Иоанну я желаю.

Твои щедроты, боже, знаю,

Что пролил ты во мне пред сим.

Твоей главу покрой рукою,

Котору ты мне дал к покою,

К веселью людям всем твоим.

Надежда, свет, покров, богиня

Над пятой частью всей земли,

Велика севера княгиня,

Языков больше двадцати,

Премудрой правишь что рукою,

Монарха тех держишь другою,

Любовь моих, противных страх,

Воззри на то прещедрым оком,

В подданстве ревность что глубоком

Воспеть дерзнула в сих стопах.

Хотя б Гомер, стихом парящий,

Что древних эллин мочь хвалил,

Ахилл в бою как огнь палящий

Искусством чьем описан был,

Моих увидел дней изрядство,

На Пинд взойти б нашел препятство;

Бессловен был его б язык

К хвале твоих доброт прехвальных

И к славе, что в пределах дальних

Гремит, коль разум твой велик.

Торжествен шум мой глас скрывает,

Скончать некрасной стих пора.

Однако мысль тебе желает

Несчетных благ от всех творца

С твоим светлейшим ввек супругом[36],

Всего которой света кругом

Достоин толь, как ты, владеть.

Дай бог! драго чтоб ваше племя

Во мне простерлось в вечно время

И вам сыновних внуков зреть.

Российских войск хвала растет,

Сердца продерзки страх трясет,

Младой Орел уж Льва[38] терзает.

Преж нежель ждали, слышим вдруг

Победы знак, палящий звук.

Россия вновь трофей вздымает

В другой на финских раз полях.[39]

Свой яд премерзку зависть травит.

В неволю тая храбрость славит,

В российских зрила что полках.

Оставив шум войны, Градив[40],[41]

Изранен весь, избит, чуть жив,

К полночным с южных стран склонился,

Искал к покою гор, пещер,

У финских спать залег озер,

Тростник подстлав, травой покрылся;

«Теперь уж, — молвил, — я вздохну:

Изойдут язвы толь глубоки.

Бежите, брани прочь жестоки,

Ищите вам мою сестру».[42]

Кровавы очи лишь сомкнул,

Внезапно тих к себе почул

Приход Венеры и Дианы[43].

Лилеи[44] стали в раны класть,

Впустили в них врачебну масть,

Смешавши ту с водой Секваны[45]:

«Ах, встань, прехраброй воин, встань,

О старой нашей вспомни дружбе,

Вступи к твоей некосно службе,

Внеси в Россию тяжку брань».

Вскочил, как яр из ложа лев,

Колеблет стран пределы рев.

Не так, на верьх высокой Эты[46]

Поднявшись, брат[47] его шумел,

Как яд внутри его кипел.

Уж действа есть его приметы.

Мутятся смежны нам брега,

Стокгольм, подобным пьянством шумен,

Уязвлен злобой, стал безумен,

Отмкнуть велит войны врата[48].

Но что за ветр с вечерних стран

Пронырства вас закрыл в туман?

Не зрила чтоб того Россия,

Что ваших войск приход значит?

Зачем ваш сбор у нас стоит?[49]

В закрытье видны мысли злыя.

В шерсти овечьей знатен волк.

Хоть Аннин[50] зрак от нас высоко,

Вторая есть[51], которой око

Зрит, твой к чему намерен полк.

К пределам нашим что ж пришли?

Надежда кажет что впреди?

Надежда ныне вам не лжива!

К себе вас та земля влечет,

В которой мед с млеком течет?

Ну ж впредь; пройдите! нет и дива!

Ведь вы почти уж так в раю,

Коль близко наша к вам столица![52]

Но ближе тем парит Орлица,

Что правит свой полет ко Льву.

Не сам ли с вами есть Нимврод,

Собрался весь где ваш народ?

Что землю он прилежно роет?

Воздвигнуть хочет столп и град[53]?

Рушить прямой натуры ряд?

Ужасну в свете вещь откроет!

Все ждут, чего не знают ждать.

Да что ж увидим мы за диво?

Колено хочет то кичливо

Другу Полтаву тут создать.

Смотри, тяжка коль шведов страсть,

Коль им страшна российска власть.

Куда хотят, того не знают.

То тянут, то втыкают меч,

То наш грозятся мир пресечь,

То оной ввек хранить желают;

Чинят то умысл нам жесток,

Хотят нам желчи быть горчае,

То воску сердце их мягчае;

Однако вас сыскал свой рок.

Противу ветров сильных плыть,

Среди несносных бурь вступить

Отважны их сердца дерзнули.

Колючей терн, сухой тростник,

Таился в коих зной велик,

Теперь уж явно всем вспыхнули.

Войну открыли шведы нам;

Горят сердца их к бою жарко;

Гремит Стокгольм трубами ярко[54]

Значит в свету свой близкий срам.

Однако топчут, режут, рвут,

Губят, терзают, грабят, жгут,

Склоняют нас враги под ноги;

Российску силу взяли в плен,

Штурмуют близко наших стен,

Считают вот добычи многи,

Да где ж? в спесивом их мозгу.

А в деле ужас потом мочит,

И явно в сердце дрожь пророчит,

Что будет им лежать внизу.

Подобно быстрой как сокол

С руки ловцовой в верьх и в дол

Бодро взирает скорым оком,

На всякой час взлететь готов,

Похитить, где увидит лов

В воздушном царстве свой широком.

Врагов так смотрит наш солдат,

Врагов, что вечной мир[55] попрали,

Врагов, что наш покой смущали,

Врагов, что нас пожрать хотят.

Уже ступает в свой поход

К трудам избранной наш народ[56],

Нагим мечем на запад блещет,

Которой скрасит шведска кровь,

Что брань начать дерзнула вновь.

Противных ближней край трепещет;

На финском небе черной дым,

Российска ревность где кипела.

Сквозь слезы видит житель села,

Зажгла что месть огнем своим.

Вспятить не может их гора,

Металл и пламень что с верьха

Жарчае Геклы[57] к ним рыгает.

Хоть купно Вилманстранд на них

Ретиво толь со стен своих

Подобной блеск и гром пускает.

Но искрам и огню претят

Полки, силнейши гор палящих

И ярко смертью им грозящих,

Стрелам подобно сквозь летят.

В морях как южных вечной всток

От гор Атлантских[58] вал высок

Крутит к брегам четвертой части[59],

С кореньем вырвав лес валит;

Пустыня, луг и брег дрожит,

Хотят подмыты горы пасти.

Российской воин так врагам

Спешит отмстить свиреп грозою,

Сбивает сильной их рукою,

Течет ручьями кровь к ногам.

Вдается в бег побитый швед,

Бежит российской конник вслед

Чрез шведских трупов кучи бледны

До самых вилманстрандских рвов,

Без счету топчет тех голов,

Что быть у нас желали вредны.

Стигийских[60] вод шумят брега,

Гребут по ним побитых души,

Кричат тем, что стоят на суши,

Горька опять коль им беда.

За нами пушки[61], весь припас,

Прислал что сам Стокгольм про нас:

Дает подарок нам в неволю.

При Вилманстранде слышен треск,

Мечей кровавых виден блеск.

Ты будешь скоро равен полю,

Дерзнешь в упрямстве ежель стать.

Подумать было кратко время,

В момент славенско храбро племя

Успело твой отпор попрать.

Последней конник вспять бежит,

Оставшей труп и стыд смердит.

К себе скоряе в дом спешите,

Скажите там приятну весть,

Какую здесь достали честь,

Добычи часть друзьям дарите.

Не Карл[62] ли тут же с вами был?

В Москву опять желал пробиться?

Никак, вам это в правду снится.

Скачите вслед; он кажет тыл.

Не то ли ваш воинской цвет,

Всходил которой двадцать лет,

Что долго в неге жил спокойной.

Вас тешил мир, нас Марс трудил;

Солдат ваш спал, наш в брани был,

Терпел Беллоны шум нестройной.

Забыли что вы так считать,

Что десять русских швед прогонит?

Пред нами что колени клонит

Хвастлив толь нашей славы тать?

Но вот вам ваших бед почин:

Соседа в гнев ввели без вин,

Давайте в том другим примеры.

Избранной воин ваш попран.

Где ваш снаряд, запасы, стан?

Никак тому неймете веры.

Хотя и млад монарх у нас,

Но славны он чинит победы,

В своих ступает предков следы,

Недавно что карали вас.

Высокой крови царской дщерь[63],

Сильнейшей что рукою дверь

Отверзла к славнейшим победам!

Тобою наш российской свет

Во всех землях как крин цветет,

Наводит больший страх соседам.

Твоя десница в первой год

Поля багрит чрез кровь противных,

Являет нам в признаках дивных,

Созреет коль преславен плод.

Доброт чистейший лик вознес

Велику Анну[64] в дверь небес,

Откуда зрит в России ясно

Монарха в лавровых венцах,

На матерних твоих руках,

Низводит весел взор всечасно.

К героям держит речь сию:

«Вот всех моя громчайша слава!

Сильна во младых днях держава;

Взмужав, до звезд прославит ту».

Отца отечества отец[65]

Вручил кому небес творец

Храбрейшу в свете силу править[66].

Твоих премного сколь похвал,

Сам наш завистлив враг познал,

Не может сам тебя не славить.

В бою российской всяк солдат,

Лишь только б для Иоанна было,

Твоей для славы лишь бы слыло,

Желает смерть снести стократ.

Прекрепкий боже, сильный царь,

Что всю рукою держишь тварь,

Зришь, что враги встают напрасно,

Жезлом карай их мести сам.

Подай всегда победы нам,

Твое что имя славим гласно.

Не хочут если брань пресечь,

Подай, чтоб так же в них вонзился

И новой кровью их багрился

Нагретый в ней Иоаннов меч.

Дивится ныне вся вселенна

Премудрым вышнего судьбам,

Что, от напастей злых спасенна,

Россия зрит конец бедам.

И что уже Елисавета

Златые в ону вводит лета,

Избавив от насильных рук[67].

Красуются Петровы стены,

Что к ним его приходит внук,

Прекрасной Анной днесь рожденный.

В сие благоприятно время,

Когда всещедрый наш творец

Восставил нам Петрово племя

И нашей скорьби дал конец,

Уж с радостью любовь согласно

Везде ликуют безопасно.

Всего народа весел шум,

Как глас вод многих, вверьх восходит,

И мой отрады полный ум,

Восхитив тем, в восторг приводит.

Воинский звук оставь, Беллона,

И, Марс, вложи свой шумный меч,

Чтоб стройность праздничного тона

И муз поющих ныне речь

Едина громко разносилась

И нашей радости сравнилась;

Чтоб воздух, море и земля

Елисавету возглашали

И, купно с ней Петра хваля,

Моей бы лире подражали.

Богиня, коея державу

Обнять не могут седмь морей[68],

И громкую повсюду славу

Едва вместить вселенной всей!

Твоя надежда совершилась,

И радость паки обновилась:

Ты зришь Великого Петра,

Как феникса воскресша ныне;

Дражайшая твоя сестра

Жива в своем любезном сыне.

О коль велика добродетель

В Петровых нежных днях цветет!

Коль славен севера владетель

В тебе, Россия, возрастет!

Он ради твоего блаженства

Даров достигнет совершенства,

И счастье бег остановит,

Любовью оных восхищенно,

Союз с тобою утвердит

И вечно будет непременно.

О плод от корене преславна,

Дражайшая Петрова кровь,

К тебе горит уже издавна

Россиян нскрення любовь!

Петрополь по тебе терзался,

Когда с тобою разлучался

Еще в зачатии[69] твоем.

Сердца жаленьем закипели,

Когда под дерзким кораблем

Балтийски волны побелели.

Как мать стенаньем и слезами

Крушится о сыне своем,

Что он, противными ветрами

Отгнан, живет в краю чужем,

Она минуты все считает,

На брег по всякой час взирает

И просит щедры небеса:

Россия так тебя желала

И чрез пучины и леса

Усердны мысли простирала.

Но ныне радость умножает

Желанный нами твой приход;

И кротость неба обещает

Возвысить тем российский род.

Стихии сами предъявляют,

Чего все россы ожидают.

Здесь теплый воздух повевал

С любовью нашею согласно,

Весну приятну предвещал,

Как ждали мы тебя всечасно.

Коликой славой днесь блистает

Сей град в прибытии твоем!

Он всех веселий не вмещает

В пространном здании своем,

Но воздух наполняет плеском

И нощи тьму отъемлет блеском.

Ах, если б ныне россов всех

К тебе горяща мысль открылась,

То б мрачна ночь от сих утех

На вечной день переменилась.

Наместница всевышней власти,

Что родом, духом и лицем

Восходит выше смертных части,

Прехвальна, совершенна всем,

В которой всех даров изрядство,

С величеством цветет приятство!

Кому возможно описать

Твои доброты все подробну?

Как разве только указать

В Петре природу в том подобну?

Но спешно толь куда восходит

Внезапно мой плененный взор?

Видение мой дух возводит

Превыше Тессалийских гор[70]!

Я Деву в солнце зрю стоящу,

Рукою Отрока держащу

И все страны полночны с ним.

Украшенна кругом звездами,

Разит перуном вниз своим,

Гоня противности с бедами.

И вечность предстоит пред нею,

Разгнувши книгу всех веков,

Клянется небом и землею

О счастьи будущих родов,

Что россам будет непременно

Петровой кровью утвержденно.

Отверзлась дверь, не виден край,

В пространстве заблуждает око;

Цветет в России красной рай,

Простерт во все страны широко.

Млеком и медом напоенны,

Тучнеют влажны берега,

И, ясным солнцем освещенны,

Смеются злачные луга.

С полудни веет дух смиренный,

Чрез плод земли благословенный.

Утих свирепый вихрь в морях,

Владеет тишина полями,

Спокойство царствует в градах,

И мир простерся над водами.

Увидев времена златыя

Среди градов своих и сел,

Гласит спасенная Россия

К защитнице своих предел:

«Тебе я подданных питаю

И храбру кровь их ободряю,

Чтоб тую за тебя пролить.

Ах, чтобы к удивленью света

Изволил вышний утвердить

Престол Петров чрез вечны лета».

Какой приятной зефир веет

И нову силу в чувства льет?

Какая красота яснеет?

Что всех умы к себе влечет?

Мы славу дщери зрим Петровой,

Зарей торжеств светящу новой.

Чем ближе та сияет к нам

Мрачнее ночь грозит врагам.

Брега Невы руками плещут,

Брега Ботнийских вод[71] трепещут.

Взлети превыше молнии, муза,

Как Пиндар быстрый твой орел;

Гремящих арф ищи союза

И вверьх пари скоряе стрел;

Сладчайший нектар лей с Назоном;

Превысь Парнас высоким тоном;

С Гомером как река шуми

И как Орфей с собой веди

В торжествен лик древа и воды

И всех зверей пустынных роды.

Дерзай ступить на сильны плечи

Атлантских к небу смежных гор[72];

Внушай свои вселенной речи;

Блюдись спустить свой в долы взор;

Над тучи оным простирайся

И выше облак возвышайся,

Спеши звучащей славе вслед.

Но ею весь пространный свет

Наполненный страшась чудится:

Как в стих возможно ей вместиться?

Однако ты и тем счастлива,

Что тщишься имя воспевать

Всея земли красы и дива

И тем красу себе снискать.

Ты твердь оставь, о древня лира,

Взнесенна басньми к верьху мира:

Моя число умножит звезд,

Возвысившись до горних мест,

Парящей славой вознесенна

И новым блеском освещенна.

Священный ужас мысль объемлет!

Отверз Олимп всесильный дверь.

Вся тварь со многим страхом внемлет,

Великих зря монархов дщерь,

От верных всех сердец избранну,

Рукою вышнего венчанну,

Стоящу пред его лицем,

Котору в свете он своем

Прославив, щедро к ней взирает,

Завет крепит и утешает.

«Благословенна вечно буди, —

Вещает Ветхий деньми[73] к ней, —

И все твои с тобою люди,

Что вверил власти я твоей.

Твои любезные доброты

Влекут к себе мои щедроты.

Я в гневе[74] россам был творец,

Но ныне паки им отец:

Души твоей кротчайшей сила

Мой гнев на кротость преложила.

Утешил я в печали Ноя[75],

Когда потопом мир казнил.

Дугу поставил в знак покоя

И тою с ним завет чинил.

Хотел Россию бед водою

И гневною казнить грозою;

Однако для заслуг твоих

Пробавил милость в людях сих,

Тебя поставил в знак завета

Над знатнейшею частью света.

Мой образ чтят в тебе народы

И от меня влиянный дух;

В бесчисленны промчется роды

Доброт твоих неложный слух.

Тобой поставлю суд правдивый,

Тобой сотру сердца кичливы,

Тобой я буду злость казнить,

Тобой заслугам мзду дарить;

Господствуй утвержденна мною,

Я буду завсегда с тобою».

Но что страны вечерни тмятся

И дождь кровавых каплей льют?

Что финских рек струи дымятся

И долы с влагой пламень пьют?

Там, видя выше горизонта

Входяща готфска Фаэтонта[76]

Против течения небес[77]

И вкруг себя горящий лес,

Тюмень[78] в брегах своих мутится

И воды скрыть под землю тщится.

Претящим оком вседержитель

Воззрев на полк вечерний, рек:

«О дерзкий мира нарушитель,

Ты меч против меня извлек;

Я правлю солнце, землю, море,

Кто может стать со мною в споре:

Моя десница мещет гром,

Я в пропасть сверг за грех Содом,

Я небо мраком покрываю,

Я сам Россию защищаю».

Но вышний зрак свой отвращает

От готфских ослепленных стран

И тем продерзость их смущает,

Трясет полки их, флот и стан;

Как сильный вихрь с полей прах гонит

И древ верьхи высоки клонит.

Богине росской гром вручил,

Чем злость разить противных сил:

Прими разжженны к мести стрелы,

Рассыпь врагов своих пределы.

Стокгольм, глубоким сном покрытый,

Проснись, познай Петрову кровь;

Не жди льстецов своих защиты,

Отринь коварну их любовь;

Ты всуе солнце почитаешь

И пред луной себя склоняешь;[79]

Целуй Елисаветин меч,

Что ты принудил сам извлечь:

Его мягчит одна покорность,

Острит кичливая упорность.

Примеры храбрости российской

Представь теперь в уме своем;

Воззри на Дон и край Понтийской[80],

Смиренный мстительным огнем.

Там степи, кровью напоенны,

Родили лавры нам зелены.

Багрова там земля тряслась,

И к небу с дымом пыль вилась;

Россиян твердо грудь стояла,

И слава их во мгле блистала.

Свою Полтавску вспомни рану[81],

Что знать еще в груди твоей,

И гордость, при Днепре попранну,

И многий плен твоих людей,

За Обские брега вселенный,

Хребтом Рифейским заключенный,[82]

За коим сильна росска власть

Велику держит встока часть,

Где орды ей сбирают дани,

По ней всегда готовы к брани.

Как нельзя лить рекам к верьшине

Против крутизны вод своих,

И силы взять огню в пучине,

Так к нам ввести людей твоих.

Орлы на тое не взирают,

Что львовы челюсти[83] зияют.

Вотще твой хитрый был совет:

Россию сам господь блюдет;

Рукою он Елисаветы

Противных разрушит наветы.

Уже и морем и землею

Российско воинство течет

И сильной крепостью своею

За лес и реки готов жмет.

Огня ревущего удары

И свист от ядр летящих ярый

Сгущенный дымом воздух рвут

И тяжких гор сердца трясут,

Уже мрачится свет полдневный,

Повсюду вид и слух плачевный.

Там кони бурными ногами

Взвивают к небу прах густой,

Там смерть меж готфскими полками

Бежит, ярясь, из строя в строй,

И алчну челюсть отверзает,

И хладны руки простирает,

Их гордый исторгая дух,

Там тысящи валятся вдруг.

Но если хочешь видеть ясно,

Коль росско воинство ужасно,

Взойди на брег крутой высоко,

Где кончится землею понт;

Простри свое чрез воды око,

Коль много обнял горизонт;

Внимай, как юг пучину давит,

С песком мутит, зыбь на зыбь ставит,

Касается морскому дну,

На сушу гонит глубину

И с морем дождь и град мешает;

Так росс противных низлагает.

Как ежели на римлян злился

Плутон, являя гнев и власть,

И если Град тому чудился,

Что Курций[84], видя мрачну пасть,

Презрел и младость и породу,

Погиб за римскую свободу,

С разъезду в оную скочив;

То ей! Квириты, Марк ваш жив

Во всяком россе, что без страху

Чрез огнь и рвы течет с размаху.

Всяк мнит, что равен он Алкиду

И что Немейским львом покрыт

Или ужасную эгиду

Нося, врагов своих страшит:

Пронзает, рвет и рассекает;

Противных силу презирает.

Смесившись с прахом, кровь кипит;

Здесь шлем с главой, там труп лежит;

Там меч с рукой отбит валится.

Коль злоба жестоко казнится!

Народы, ныне научитесь,

Смотря на страшну гордых казнь,

Союзы разрушать блюдитесь,

Храните искренню приязнь;

На множество не уповайте

И тем небес не раздражайте!

Мечи, щиты и крепость стен

Пред божьим гневом гниль и тлен:

Пред ним и горы исчезают,

Пред ним пучины иссыхают.

Бежит в своя путь с весельем многим

По холмам грозный исполин,

Ступает по вершинам строгим,

Презрев глубоко дно долин,

Вьет воздух вихрем за собою;

Под сильною его пятою

Кремнистые бугры трещат,

И следом дерева лежат,

Что множество веков стояли

И бурей ярость презирали.

Так флот российский в Понт[85] дерзает,

Так роет он поверьх валов;

Надменна бездна уступает,

Стеня от тягости судов.

Вослед за скорыми кормами

Спешит седая пена рвами.

Весельный шум, гребущих крик

Наносят готам страх велик;

Уже надежду отвергают

И в мгле свой флот и стыд скрывают.

Не швед ли мнил, что он главою,

Как Атлас, держит целой свет

И море сильною рукою

И полной властью в узах жмет;

Что твердь с собой в союзе свяжет

И вспять идти луне укажет,

Однако род российский знал

И мысленно тогда взирал,

Когда он стал на нас грозиться,

Как он бежит, как нас страшится!

На нивах жатву оставляет

От мести устрашенный фин,

И с гор, оцепенев, взирает

На дым, всходящий из долин,

На меч, на готов обнаженный,

На пламень, в селах воспаленный;

Там ночью от пожаров день,

Там днем в пыли ночная тень;

Багровый облак в небе рдеет,

Земля под ним в крови краснеет.

Но, холмы и древа, скачите,

Ликуйте, множества озер,

Руками, реки, восплещите,

Петрополь буди вам пример:

Елисавета к вам приходит,

Отраду с тишиной приводит:

Любя вселенныя покой,

Уже простертой вам рукой

Дарует мирные оливы[86],

Щадить велит луга и нивы.

Хоть с вами б, готы, к нам достигли

Поящи запад быстрины,

Хотя бы вы на нас воздвигли

Союзны ваши все страны;

Но тщетны были б все походы:

Незнаемые вам народы,

Что дале севера живут,

Того по вся минуты ждут,

Что им велит Елисавета,

Готовы стать противу света.

О слава жен во свете славных,

России радость, страх врагов,

Краса владетельниц державных!

Всяк кровь свою пролить готов

За многие твои доброты

И к подданным твоим щедроты.

Твой слух пленил и тех людей,

Что странствуют среди зверей;

Что с лютыми пасутся львами,

За честь твою восстанут с нами.

Твое прехвально имя пишет

Неложна слава в вечном льде,

Всегда где хладный север дышит

И только верой тепл к тебе;

И степи в зное отдаленны,

К тебе любовию возжженны,

Еще усерднее горят.

К тебе от всточных стран спешат

Уже американски волны[87]

В Камчатской порт, веселья полны.

В шумящих берегах Балтийских

Веселья больше, нежель вод,

Что видели судов российских

Против врагов счастливый ход.

Коль радостен жених в убранстве,

Толь Финский понт в твоем подданстве.

В проливах, в устьях рек, в губах

Играя, нимфы вьют в руках,

Монархиня, венцы Лавровы

И воспевают песни новы.

О чистый Невский ток и ясный,

Счастливейший всех вод земных!

Что сей богини лик прекрасный

Кропишь теперь от струй своих,

Стремись, шуми, теки обильно,

И быстриной твоей насильно

Промчись до шведских берегов,

И больше устраши врагов,

Им громким шумом возвещая,

Что здесь зимой весна златая.

Как лютый мраз она прогнавши

Замерзлым жизнь дает водам;

Туманы, бури, снег поправши,

Являет ясны дни странам,

Вселенну паки воскрешает,

Натуру нам возобновляет,

Поля цветами красит вновь;

Так ныне милость и любовь

И светлый дщери взор Петровой

Нас жизнью оживляет новой.

Какая бодрая дремота

Открыла мысли явный сон?

Еще горит во мне охота

Торжественный возвысить тон.

Мне вдруг ужасный гром блистает

И купно ясный день сияет!

То сердце сильна власть страшит,

То кротость оное живит;

То бодрость страх, то страх ту клонит,

Противна страсть противну гонит!

На запад смотрит грозным оком

Сквозь дверь небесну дух Петров,

Во гневе сильном и жестоком

Преступных он мятет врагов.

Богиня[88] кротко с ним взирает

На Невский брег и простирает

Свой перст на дщерь свою с высот:

Воззри на образ твой и плод,

Что все дела твои восставит

И в свете тем себя прославит.

«Исполнен я веселья ныне,

Что вновь дела мои растут, —

Вещает Петр к Екатерине, —

Твои советы все цветут.

Блаженны дщерью мы своею;

Рука господня буди с нею,

Блажен тот год, тот день и час,

Когда господь ущедрил нас,

Подав ее нам на утеху

И всех трудов моих к успеху».

Но речь их шумный вопль скрывает:

Война при шведских берегах

С ужасным стоном возрыдает,

В угрюмых кроется лесах.

Союз приходит вожделенный

И глас возносит к ней смиренный:

«Престань прекрасный век мрачить

И фински горы кровавить:

Се царствует Елисавета,

Да мир подаст пределам света.

Хотя твои махины грозны[89],

Но сплавлю их в зваянный вид:

Чтоб знали впредь потомки позны,

Что ныне свет в России зрит.

Я вящи учиню премены,

Когда градов пространны стены

Без пагубы людской сотру,

В огромные столпы сберу;

Превыше будут те мемфийских[90]

Монархов славою российских.

Мечи твои и копья вредны

Я в плуги и в серьпы скую;

Пребудут все поля безбедны,

Отвергнув люту власть твою.

На месте брани и раздора

Цветы свои рассыплет Флора.

Разить не будет серный прах[91]

Сквозь воздух, огнь и смерть в полках,

Но озарив веселы ночи,

Восхитит зрящих дух и очи».

Еще плененна мысль мутится!

Я слышу стихотворцев шум,

Которых жар не погасится

И будет чтущих двигать ум;

Завистно на меня взирая

И с жалостию воздыхая,

Ко мне возносят скорбный глас:

«О коль ты счастливее нас!

Наш слог исполнен басней лживых.

Твой сложен из похвал правдивых.

Начто бы вымышлять нам ложно

Без вещи имена одне,

Когда бы было нам возможно

Рожденным в росской быть стране

В сие благословенно время,

В которое Петрово семя,

Всех жен хвала Елисавет

Сладчайший музам век дает.

В ней зрятся истинны доброты,

Геройство, красота, щедроты».

Что толь приятный сон смущает,

Восторг пресладкий гонит прочь,

И что спокойну брань скрывает,

И отвращает ясну ночь?

Возносит всток и запад клики!

Согласно разные языки

Гласят к монархине своей:

Господь ущербом наших дней

Умножь твои дражайши лета

К отраде и защите света!

Когда бы древни веки знали

Твою щедроту с красотой,

Тогда бы жертвой почитали

Прекрасный в храме образ твой.

Что ж будущие скажут роды?

Покрыты кораблями воды

И грады, где был прежде лес,

Возвысят глас свой до небес:

Великий Петр нам дал блаженство,

Елисавета совершенство.

Целуй, Петрополь, ту десницу,

Которой долго ты желал:

Ты паки зришь императрицу,

Что в сердце завсегда держал.

Не так поля росы желают,

И в зной цветы от жажды тают,

Не так способных ветров ждет

Корабль, что в тихий порт плывет,

Как сердце наше к ней пылало,

Чтоб к нам лице ее сияло.

Красуйся, дух мой восхищенный,

И не завидуй тем творцам,

Что носят лавр похвал зеленый;

Доволен будь собою сам:

Твою усерднейшую ревность

Ни гнев стихий, ни мрачна древность

В забвении не могут скрыть,

Котору будут век хранить

Дела Петровой дщери громки,

Что станут позны честь потомки.

Уже врата отверзло лето,

Натура ставит общий пир,

Земля и сердце в нас нагрето,

Колеблет ветьви тих зефир,

Объемлет мягкий луг крилами,

Крутится чистый ток полями,

Брега питает тучный ил,

Древа и цвет покрылись медом,

Ведет своим довольство следом

Поспешно ясный вождь светил[92].

Но о небес пресветло око,

Веселых дней прекрасный царь!

Как наша радость, встань высоко,

Пролей чистейший луч на тварь,

В прекрасну облекись порфиру,

Явись великолепен миру

И в новом блеске вознесись,

В златую седши колесницу,

В зенит вступи, прешед границу,

И позже в Океан спустись,

И тем почти Петрова внука;

Сияй, как наш веселый дух

Горит от радостного звука,

Который в наш внушает слух

Младого шум Орла паряща

И предкам вслед взлететь спешаща,

На мир воззреть, искать побед.

Он выше бурь и туч промчится,

Против перунов ополчится,

Одним обозрит взглядом свет.

Какой веселый лик приходит?

Се вечность от пространных недр

Великий ряд веков приводит:

В них будет жить Великий Петр

Тобой, великий князь российский[93].

К тебе весь норд и край азийский

Воскресшу прежню чтит любовь.

Как в гроб лице Петрово скрылось,

В сей день веселья солнце тмилось,

Но днесь тобою светит вновь.

Тебе Россия вся открыла,

Клянущись вышнего рукой:

«Я в сердце много лет таила,

Что мне достоит жить тобой.

Мне полдень с утром вдруг вступает,

Весна цветы и плод являет

В возлюбленной душе твоей.

Но грудь пронзит народов льстивных

Ужасный луч в полки противных,

Блистая из твоих очей.

Возвысится, как кедр высокий,

Над сильных всех твоя глава;

Ты, как змию, попрешь пороки,

Пятой наступишь ты на Льва[94].

Твоими сам господь устами

Завет вовек поставит с нами;

И крепче Мавританских гор

Твои плещи, Петром скрепленны

И силой свыше облеченны,

Надежный будут нам подпор.

Прострешь свои державны длани

Ко вышнему за нас в церьквах.

Покажешь меч и страх в день брани,

Подобно как твой дед в полках.

Премудрость сядет в суд с тобою,

Изгонит лесть и ков с хулою.

И мужество твои чресла

Скрепит для общей нашей чести,

Защитит нас к противных мести,

Дабы исторгнуть корень зла.

Под инну Трою вновь приступит

Российский храбрый Ахиллес,

Продерзкий меч врагов притупит,

Хвалой взойдет к верьху небес.

Отрада пойдет вслед отраде

В Петровом свету страшном граде,

И плески плескам весть дадут:

Господь щедроты в нас пробавит

И больше нас тобой прославит,

Как с трепетом враги падут.

Мой дух течет к пределам света,

Охотой храбрых дел пленен,

В восторге зрит грядущи лета

И грозный древних вид времен:

Холмов ливанских верьх дымится!

Там Наввин[95] иль Сампсон стремится!

Текут струн Евфратски вспять!

Он тигров челюсти терзает,

Волнам и вихрям запрещает,

Велит луне и солнцу стать.

Фиссон шумит, Багдад пылает[96],

Там вопль и звуки в воздух бьют,

Ассирски стены огнь терзает,

И Тавр, и Кавказ в понт бегут.

Един трясет свирепым югом

И дальным веточных стран округом

Сильнейший гор, огня, ветров,

Отмститель храбр врагов сварливых,

Каратель стран, в союзе лживых[97],

Российский род и плод Петров.

Однако если враг оставит

Коварну зависть сам собой,

То нас желанный мир прославит,

И тем возвысит нас герой.

Стихии, ярость укрочайте,

Туманы, в ясны дни растайте,

Являй веселый, небо, зрак,

Целуйтесь, громы, с тишиною,

Упейся, молния, росою,

Стань, ряд планет, в счастливый знак.

В брегах да льются тихо реки,

Не смея чрез предел ступить;

Да придут все страны далеки

С концев земных тебе служить.

Воззри на света шар пространный,

Воззри на понт, тебе подстланный,

Воззри в безмерный круг небес:

Он зыблется и помавает

И славу зреть твою желает

Светящих тьмами в нем очес.

Воззри на труд и громку славу,

Что свет в Петре неложно чтит;

Нептун познал его державу,

С Минервой сильный Марс гласит:

«Он бог, он бог твой был, Россия,

Он члены взял в тебе плотския,

Сошед к тебе от горьних мест;

Он ныне в вечности сияет,

На внука весело взирает,

Среди героев, выше звезд».

Творец и царь небес безмерных,

Источник лет, веков отец,

Услыши глас россиян верных

И чисту искренность сердец!

Как если сей предел положен,

Что выше степень не возможен,

Куда делами Петр восшел,

Яви сию щедроту с нами,

Да превзойдет его летами

Наследник имени и дел.