Но смелость – это не отсутствие страха, что само по себе невозможно, ибо страх перед опасностью заложен в нас генетически. Смелость – это когда боишься, но при этом, накрутив себя, бросаешься вперед, разодрав рот в крике, с одним ножом на ктулху, которого и из пулемета не всегда завалишь.
– Мне пуля в ногу прилетела, – пояснил он. – Ну и полморды оторванные тоже не подарок, придется где-то кровь нормальную искать.
– Его пить не советую, – рыкнул волк, кивнув на меня. – Хуже крррови не пррробовал.
– Ну так неудивительно, – пожал плечами Хащщ. – Он одну местную тушенку жрет, которая неизвестно из кого делается, но точно не из коров. И еще по натуре душный, как плацкартный вагон. Какая с таким характером кровь будет? Конечно, гадость на вкус.
– Погоди-ка, – прервал я словоохотливого наемника. – Мутанты ж дикие. Какие деньги?
– Это местные мутанты дикие. Наши, которые из Зоны, – сказал Гром. – Когда просто отловленных тварей с той стороны Арены выпускали – еще туда-сюда. Но, видимо, прошел слух по Розе Миров о наших новых правилах, и стали приходить всякие… как бы это сказать помягче?
– Существа, – подсказал я.
– Ну, пусть будет так, – согласился Гром. – Я б по-другому сказал, но кроме матерных слов больше ничего на ум не приходит.
Отжал я свой шмот насколько смог и оделся, понимая, что с сегодняшнего дня приторно-синтетический запах лаванды будет у меня ассоциироваться с ледяным адом викингов, куда грешников спускают экстремально мерзнуть и принудительно нюхать собачий шампунь.
Манера комментатора комментировать происходящее изрядно подбешивала. Хотелось надеяться, что после чемпионата «ублюдочные зрители» отловят вольного, позволяющего себе такие выражения, и пояснят ему за хорошие манеры.
– Пока не собираюсь, – сказал я. – Если, конечно, не начнешь фатально мозг выносить – очень уж я этого не люблю. Так-то я и сам отчасти мутант, потому по поводу твоих способностей особенно возникать не буду.
