Мужчина не умеет понять и осмыслить великого таинства, духовная сторона его чужда ему, и вот от таинства остается одна его животная сторона, в которую он и погружается, по праву брака, почти равнозначащему с правом феодальной первой ночи» [1077]. Под впечатлением от прочитанного и услышанного накануне собственной свадьбы он дал обещание молодой жене, что, вступив «в двойную жизнь», она «не будет опозорена». По личным признаниям С. Ф. Шарапова, половое воздержание с момента заключения брака в их семье длилось полгода, до тех пор пока молодая жена сама не дала согласие на интимную близость.
«Кавалерист-девица» Н. А. Дурова (1783–1866) считала, что с 14 до 16 лет она дважды переживала своего рода смену идентичности: от «Ахиллеса в женском платье» [205] к «скромному и постоянному виду, столько приличествующему молодой девице» [206] и обратно
термин «блядь» — синоним отглагольных («обманщик», «суеслов») и отвлеченных («вздор», «пустяки», «безумие») существительных [51]. Пример тому — помимо уже известных — имеется и в известной новгородской грамоте на бересте № 531.
инвективные выражения ярко характеризуют русскую культуру описываемого ими времени как культуру с высоким статусом родственных отношений по материнской линии, ибо только в таких культурах большую роль играют оскорбления матери. Упоминание женских гениталий и отправление ругаемого в зону рождающих, производительных органов, символика жеста «кукиш», изображающего женский детородный орган, намек на то, что «соба
и прелюбодеянием (супружескими изменами, нарушением обета верности мужа и жены друг другу — так называемой седьмой заповеди — адюльтером прошедших через церковное венчание супругов) [48]. Иногда слова «блуд» и «прелюбодеяние» использовались как литературные синонимы, но полностью ими не стали [49]. В современной инвективной лексике «блядство» как термин одинаково заменяет слова «блуд» и «прелюбодеяние». В Древней же Руси термин «блядня» был синонимичен прелюбодеянию, родственный ему лексический термин «блядство» — означал блуд, «половую невоздержанность» (И. И. Срезневский) [50], а слово «блядение» использовалось главным образом как синоним пустословия, болтовни (ср.: нем. разг. «Bla-bla-bla» — болтовня), суесловия, вздорных речей. Ругательного оттенка все перечисленные слова в домосковское время не имели
