Я попросту сунулся под крыльцо (как когда-то в моем детстве мой отец), – под высокое крыльцо их дома, где меня выворачивало, крутило, подбрасывало, исторгало из меня непонятно что… и не ел я этого… не пил!..
Человек складской, бензиново-солярный, я с большой натугой верю в героев. Герой, на мой взгляд, – продукт разговоров. Герой – тот же склад, набитый под завязку анекдотами, слухами и байками о подвигах.
И чтобы этот урок, этот генетический ужас прервать… Именно для этого горские народы придумали Асана… Идола!.. Придумали себе не менее свирепое Божество, чем Македонец. Против Александра был выставлен свой Александр. Они только чуть исказили имя своего идола горским, более простым произношением… Асан.
Разумеется, Асана в нашем времени тоже нет. Если всерьез и академически, что от него осталось?.. Осталось имя Ану, перешедшее (предположительно) в имена людей. В имена богов – Асс (у лакцев), Аснцва (у абазин), Ансва (у абхазов)… Осталось Ассиновское ущелье в Чечне, суровое, с грубо отесанными, птицеподобными камнями. Но все-таки главное и явно оставшееся от идола – это страшноватая присказка – Асан хочет крови…
Я даже не успел ему рассказать обещанного… о том, как неожиданно и, пожалуй, даже невольно я превратился здесь в человека, умеющего делать деньги. (Чего потомственные строители – что мой отец, что я – вообще говоря, никогда не умели.)
Отец, стоя на подножке, тоже смотрел растерянно. Тоже не успел многое… Мы не понимали, куда делось время. Что, собственно, мы делали эти восемь-девять дней? Где они, эти наши дни и наши ночи?.. Это был какой-то грабеж. Нас обобрали.
Еще раз гукнул локомотив… Родство наше заныло. Родство немо кричало. Мы смотрели друг на друга. Я должен был сказать что-то очень значительное. Я даже напрягся… Сейчас скажу… Я облизнул губы. Не успел поцеловать отца… И только сказал:
