автордың кітабынан сөз тіркестері  Плутон меняет знак

Елена Козлова

В высотку ехали на такси молча.
— Как там дома? — нарушила я тишину.
— Валера решил, что ты умерла.
— А призрак матери?
— Говорит, что шляешься.
— Понятно.
— Стасик, я не знаю, с кем ты провела выходные. И не хочу знать. Но я знаю одно.
— Что?
— Был бы жив Сталин, такого бы не случилось.

Куда лучше, когда выбора нет.

Он смотрел, и смотрел, и не мог перестать смотреть.
Делал и делал скриншоты, и, как потом оказалось, не зря, потому что доступ сперва к телеграм-каналам, а затем и к мировой сети ограничили, оставив только сайт «Вайлдберриз» и государственные ресурсы, где нет войны и смерти, а есть только мир и жизнь. Вот, посмотрите, открылась новая поликлиника с буфетом, пожалуйста, кофе, пирожные, бутерброды с семгой — все для пенсионеров. Вот построили и запустили новый автобан между столицами. Вот в Москве родился тринадцатимиллионный житель, которого назвали Космос.

В вагоне на экране крутился социальный ролик. Вот грустный мужчина приходит домой с завода. На пороге его встречает жена. Лицо у нее незатейливое, однако с хитринкой. Мол, я женщина с виду обыкновенная, но мудрая. Она протягивает уставшему работнику завода эмалированный тазик с водой. Мужчина окунает голову в таз и кричит. Кричит. Кричит. Крика не слышно — его поглощает вода. Камера снимает искаженное воплем лицо мужчины снизу. Изо рта тянутся круги воздуха. Мелкие пузырьки застревают в гнедой бороде и усах. Вздымается крепкий кадык. Слышны успокаивающие булькающие звуки. Жена удовлетворенно улыбается. На экране появляется слоган:
«Скажи, что ты чувствуешь».
Что он чувствует, мужик этот?

Серый шарик бегал по экрану в разные стороны. Влево, а затем вправо. И снова влево. Наверх. И вниз. Сережа следил за шариком, пока экран не расплылся перед глазами, как расплывалась его странная жизнь, которую у него выходило собрать, почувствовать и легализовать, лишь проведя кистью или

страшно.
— Ну зачем я тебе нужен, — вздыхал Сережа, с облегчением вспоминая, что его адреса кормящая мамаша не знает. А то, чего доброго, еще явится сюда со своей оравой… — Я бедный, — с вызовом напоминал он.
Он говорил так всем любовницам, для которых становился крашем, и это всегда гасило костер их страсти — все же женщины ему попадались с мозгами. Зачем таким нищеброд?
— Мне не нужен ты. Мне нужна я. Рядом с тобой я обретаю себя.
Сережу эта мотивация бесила, потому что была запредельно пошлой, точно выуженной из бездарных психологических книжек

Писатель — это хирург. А психолог — патологоанатом, — сказал мужик и уставился в окно.

— Зачем нужна эта херня? Мысли, чувства… — спрашивал он у Вовы.

— Меняешь мысли — меняешь чувства. А меняешь чувства — меняешь поведение. Когнитивно-поведенческая терапия. Но это тебе психологи лучше объяснят.

Какой день сурка? Это в тебе, Андрей, твоя болезнь говорит. Не отпускает тебя, Андрей. К оленю ходил? Вот об этом и напиши. Смотри, вот схема специальная есть. «Событие: ходил к оленю». Дальше — «Мои мысли». О чем ты думал? Окей, красивый какой олень, благородный, жалко, что он в тесном вольере сидит. Это ты про него думал или про себя? Ладно, так и напиши. Следующий пункт «Мои чувства». Что чувствовал у оленя? Жалость, грусть, нежность. Хорошо. Теперь графа «Коррекция». Какая бы мысль об олене была бы конструктивной? Не знаешь? Ну, ты мог бы подумать: красивый олень, живет тут на всем готовом, горя не знает, другие сейчас по лесам да по болотам шарахаются, березу обгладывают, а этому как хорошо — в тепле, в заботе… Написал?

Дни в рехабе почти сразу превратились для Андрея в поток ватной рутины. Подъем в семь, проспал — бери «ответственность». Зарядка в холле, руки вверх, руки вниз. А в тренажерку можно? Нет, там ни один тренажер не работает. Хочешь — можешь бегать по залу, правда, он маленький, но ничего, у нас так дед один бегал. Расторможенный был, на месте сидеть не мог. У деда того еще печень от цирроза вывалилась, а он ничего, подвяжет ее рукавами рубашки и бежит. На завтрак чай и бутерброд с сыром, вообще сыр с чаем — вкусно же, только хлеба много есть нельзя — пухнуть станешь, многие на тяге этот хлеб жрать начинают батонами, поэтому на сдобу ограничения. Боже, дай нам разум и душевный покой