Они шли молча, в лёгком, дружеском молчании двух мужчин, которые знают друг друга целую вечность.
– А квантовые события в силу самой своей природы всегда имеют множество исходов, – сказала Луиза. – Вместо квантовой флуктуации или чего-то ещё, пробудившего сознание в Homo sapiens, то же самое могло произойти у другого вида людей, существовавших сорок тысяч лет назад, – у человека неандертальского. Первое расщепление вселенной было случайностью, квантовым всплеском. В одной версии вселенной сознание возникло у наших предков; в другой – у предков Понтера. Я читала, что впервые неандертальцы появились где-то двести тысяч лет назад?
– Это означает, что то, что мы называем мышлением, разумностью, базируется не на биохимической сети нейронов или чём-то настолько же грубом. Мышление есть результат квантовых процессов. Он и анестезиолог Стюарт Хамерофф[77] утверждают, что феномен сознания создаётся суперпозицией квантовых состояний электронов в микротрубочках клеток мозга.
– Они изготовляли орудия, – сказала Мэри.
– Oui, – сказала Луиза. – Но не было ли это механическим повторением? Разве не оставались их орудия практически идентичными на протяжении сотен и тысяч лет?
Луиза кивнула.
– Вам виднее. Но предположим, что неандертальская синтетическая теория верна. Она подразумевает, что сознание – человеческая воля – обладает способностью создавать новые вселенные. Это поднимает важный вопрос. Предположим, что в самом начале, в момент большого взрыва, была лишь одна вселенная. В какой-то более поздний момент она начала расщепляться.
Мэри кивнула. С тех пор когда она вела тот курс, минули годы, но всё выглядело донельзя типично: мужчины создают проблемы и обвиняют в них женщин.
Но, как заметила Мэре, доступ к женщинам эволюционно значим только в течение той части каждого месяца, когда женщина может забеременеть. Поскольку циклы всех женщин синхронизированы, мужчины гораздо лучше ладили друг с другом, живя отдельно на протяжении большей части месяца и появляясь всей толпой в критический для производства потомства период. Не женская раздражительность породила такое поведение, а мужская склонность к насилию.
Тьма была абсолютно непроницаема.
За ней присматривала Луиза Бенуа, постдок[2] из Монреаля двадцати восьми лет, с безупречной фигурой и роскошной гривой каштановых волос, в соответствии со здешними правилами забранной под предохранительную сетку. Она несла вахту в тесной пультовой, погребённой в двух километрах – «миля с четвертью», как она иногда поясняла гостям из Америки с акцентом, который они находили очаровательным, – под поверхностью земли.
Пультовая находилась сбоку от платформы, расположенной
зал Понтер.
– И ещё из-за политической ситуации. Видите ли, мы… – Она на мгновение замолчала. – Это трудно объяснить. Мы называем это «холодная война». Настоящих военных действий не было, но Соединённые Штаты и другая большая страна, Советский Союз, находились в состоянии серьёзного идеологического конфликта.
– Из-за чего?
– Ну, из-за устройства экономики, я полагаю.
– Вряд ли стоит драться из-за такого, – отреагировал Понтер.
Какая часть мужского населения создаёт проблемы? Сколько процентов буйных, злобных, неспособных контролировать эмоции, неспособных противиться импульсам? Действительно ли их настолько много, чтобы их нельзя было… «вычистить», кажется, так выразился Понтер – какое доброе и оптимистичное слово – из генофонда человечества поколения назад?
