Приведу пример из практики. Ко мне обратилась женщина с жалобами на 17-летнего сына, который она никак не может заставить учиться: «9-й класс мы еле-еле закончили. Потом я устроила его в училище. И тоже пришлось уговаривать преподавателей, т.к., по своему обыкновению, он вовремя не отнес документы. Нам очень трудно вставать по утрам, можем проспать несмотря на то, что каждое утро я его бужу. А тут недавно мне звонят из училища, говорят, что мы под угрозой отчисления из-за прогулов. Я сходила в училище, упросила не отчислять нас, пообещала, что мы сдадим все долги. Я пошла к его одногруппнику, попросила у него конспекты, сходила, сделала с них копию, принесла ему — только учи! А он говорит, что не хочет! Что мне с ним делать? Как с ним еще разговаривать?»
Я обратила внимание женщины на то, как она рассказывает о своем сыне — «мы». Такое обращение еще можно считать приемлемым, когда мама рассказывает о грудном ребенке, но когда речь идет о 16-летнем молодом человеке… Женщина удивилась — она никогда не задумывалась о том, что ее сын уже давно является отдельной самостоятельной личностью. Мы долго беседовали с ней о том, как она себе представляет своего сына, что делает, чтобы он стал самостоятельным (о чем она искренне мечтала!), о том, какие решение ее сын уже имеет право принимать (например, продолжать ему учебу или пойти работать).
Через пару месяцев мы случайно встретились с клиенткой на улице, она с радостью и некоторым недоумением рассказала мне, что сын все-таки бросил учебу, устроился на работу, которая ему нравится. «Самое удивительное, что теперь его не надо будить, он встает сам несмотря на то, что просыпаться надо почти на час раньше, чем на учебу!» — закончила она.
