автордың кітабын онлайн тегін оқу  Семейный вопрос в России. Том 2. Книга 2

Василий Розанов

Содержание

XXXIX. Меры к поднятию уровня общественной нравственности (Посвящается высокоуважаемому Василию Васильевичу Розанову)

XL. "Церковные Ведомости" о брошюре А. Дернова "Брак или разврат?

XLI. Брак или сожительство?

XLII. Идиллия, защищаемая А. Дерновым и А. Киреевым

XLIII. Из писем в редакцию "Нового Времени" о браке и разводе

XLIV. Последний ответ г-ну Розанову по вопросу о браке

XLV. Последний ответ его превосходительству А. Кирееву

XLVI. Еще из суждений о незаконнорожденности

XLVII. Осужденные - о себе

XLVIII. По поводу

XLIX. Женские паспорта

L. Покровительство злым и беззащитность добрых

LI. "Церковный Вестник" - о разводе

LII. Из "Дневников" кн. В.П. Мещерского

LIII. О записи в метрики "незаконнорожденных"

LIV. Когда незаконные дети будут законными?

LV. Игра слов

LVI. Из писем о "незаконнорожденности"

LVII. Незаконнорожденные во Франции

LVIII а. О разводе у католиков

LVIII б. "И не введи нас во искушение"

LIX. О городских думских учительницах

LX. Гнусный промысел

LXI. Белые невольницы

LXII. Утверждение правил об улучшении положения незаконнорожденных детей

LXIII. Из откликов печати и частных лиц

LXIV. Письмо в редакцию

LXV. Кто не обрадовался новому закону

К ЧИТАТЕЛЮ

XXXIX. Меры к поднятию уровня общественной нравственности (Посвящается высокоуважаемому Василию Васильевичу Розанову*)

I. Громкие голоса давно указывают на необходимость изменения наших законов о брачном и внебрачном сожитии и, в особенности, о детях так называемых "незаконнорожденных".

Законодательство наше не может само не видеть, что наши жестокие законы по отношению к этим ни в чем не повинным детям не только не принесли собою ожидавшейся от них нравственной пользы, но, напротив, в них именно общество наше, все глубже и глубже погрязающее в разврате и до мозга костей проникнутое ложью и фарисейским лицемерием, находит оправдание того усыпления у него священнейших чувств материнской и отцовской любви, которую обретают в их сердцах несчастные дети, рожденные ими вне брака.

Если не подлежит сомнению, что по самой природе своей сила этой любви у родителей честных не способна охлаждаться от точки зрения мертвой буквы закона на условия рождения тех и других детей, то можно ли не согласиться, что, вместо того чтобы рождение детей вне брака и заботливость об них родителей, - ставились первым из них в позор, а вторым в наказание, следовало бы самое выражение "незаконнорожденные дети" не только вычеркнуть из законов гражданских для того, чтобы они удовлетворяли нравственным требованиям высшего порядка, но и признать, безусловно, обязательным для каждого честного отца и для каждой честной матери одинаково свято исполнять долг родителей к своим детям, будут ли они прижиты ими в браке или вне брака.

Что же касается Церкви, то она должна отцам холостым воспретить брак с иною женщиною, кроме как с тою, с которою им прижиты дети.

Более чем вероятно, что, воспитавшись в этих принципах, последующие поколения обрели б в них мотивы, которые были бы способны в значительно большей степени, чем теперь, обуздывать у многих их животные порывы к удовлетворению половых инстинктов, при отсутствии возможности быть готовым к честному исполнению обязанностей отца и матери по отношению к могущим родиться у них детям.

Надежда на такую вероятность едва ли может подлежать сомнению, ввиду той обратной аналогии, которую находим мы в мотивах к детоубийству, почти во всех случаях.

Можно ли отрицать, что для огромного большинства, в особенности девиц, единственным побуждением к убийству рождаемых ими детей служит стыд пред общественным мнением. И в какой мере могуществен этот стыд, красноречивее всего свидетельствует его способность подавлять в сердце молодой и неиспорченной женщины наисильнейший из инстинктов и наиблагороднейшее из ее чувств - любовь матери к своему ребенку.

Источником же для столь страшного ей фарисейского общественного мнения служит, бесспорно, закон, карающий внебрачное сожитие. Нужды нет, что закон этот, никогда не применяющийся, остается мертвою буквою и занимает только лишнее место в нашем "Своде", тем не менее, однако, он оказывается в состоянии подвигнуть молодую женщину на такое страшное преступление, как детоубийство! Удивительно ли, что общественная совесть, в лице суда присяжных заседателей, сплошь и рядом оправдывает этих преступниц, не взирая на отсутствие малейшего посягательства этих последних уклониться от наказания.

Оправдание же это находит себе прямое объяснение в том противоречии, которое обретается здесь в самом принципе наказания.

А противоречием этим является то обстоятельство, что приходится приговорить к наказанию человека за его чрезмерную стыдливость, породившую тяжелое преступление.

Спрашивается: а может ли вообще стыдливость считаться совместимою с преступною безнравственностью, лежащею в основе всех других преступлений, за исключением совершаемых в состоянии аффекта, в котором в наивысшей степени бесспорно находится мать-детоубийца?

Ввиду-то этого, настоит ли еще надобность говорить о степени целесообразности закона, о котором идет речь!

II. Фарисеи станут, конечно, доказывать противное и, чего доброго, усмотрят даже в этом и поощрение блуду, и прелюбодеянию, и даже посягательство на таинство брака.

Отказываясь от критической оценки таких толкований, я, не обинуясь, прямо, однако, выскажу, что существующие ныне условия брака заключают в себе столько лжи и столько порождают собою зла, что усугублять его еще более едва ли уже и возможно. И ввиду-то того, что условия эти являются грубым кощунством над таинством брака, ибо в основе огромного большинства наших браков лежит публичная продажность, обман и лицемерие, давно пора как законам церковным, так и гражданским, ради подъема уровня общественной нравственности, изменить эти условия к лучшему.

Бесспорно, что хотя сознание в необходимости этих изменений и назрело веками и требуются они все настойчивее и настойчивее, тем не менее, решение этого вопроса обставлено такими осложнениями и трудностями, пред которыми всегда останавливалось в нерешительности наше законодательство, и, главным образом, потому, что одновременно с вопросом об упорядочении условий для брака неизбежно возникает вопрос о разводе, встречающий будто бы противоречие в строгих догматах нашей церкви о браке и его нерасторжимости.

Нельзя, конечно, не согласиться, что догматы Церкви иными и быть не должны, как строгими и неизменными, и что Таинства, ею освящаемые, а в том числе и брак, не должны и не могут быть никем расторгаемы. Но вместе с тем самой церкви не только принадлежит бесспорное право, но именно на ней самой и лежит обязанность охранять святость совершаемых ею Таинств. Поэтому-то и строго требуется ее догматами для каждого из Таинств наличность условий, при которых они лишь и могут иметь присущую им важность. Так, например: епископ должен быть непорочен (Послание апост. Павла к Тимофею. 3, 2). Кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о церкви Божией? Епископы должны быть хранящие Таинство веры в чистой совести. 5 г.

Усмотрев же, что епископ или священник, первоначально вполне удовлетворявшие требованиям своего сана, впали в греховность (пьянство, блуд и др.), Синод лишает их сана и немедленно отлучает от паствы, дабы они своим дурным примером не причинили ей зла и не оскорбляли Церковь своею неприглядною для нее службою.

III. То же самое, несомненно, должно быть применяемо и по отношению к браку, потому что и брак как Таинство должен быть признаваем таковым лишь при действительном существовании требующихся для него Церковью условий, а именно: добровольное, торжественное обещание перед Богом и людьми хранить супружескую верность во имя той взаимной любви, которая только и должна влечь к брачному союзу и лежать в его основе.

И оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью. Еванг. Марка. 10, 8.

Мужья, любите своих жен, как Христос возлюбил Церковь. Поел. ап. Павла к Ефессеям. 5, 25.

Как Церковь повинуется Христу, так и жены должны повиноваться во всем своим мужьям. 5, 24.

Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу. 5, 27.

Жены должны любить мужей, любить детей, быть целомудренными, чистыми, почтительными о долге, добрыми, покорными своим мужьям, да не порицается слово Божие. Ап. Павла к Титу. 2, 25.

Тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога и вы не свои. Послание апост. Павла к Коринфянам. 6, 19.

Если муж умрет, жена свободна выйти за кого хочет, только в Господе. 7,39.

Тайна сия велика по отношению к Христу и Церкви. Поел. ап. Павла к Ефессеям. 5, 37.

Из всех этих учений Св. Апостолов как нельзя более ясно, что брак есть Таинство, в котором тогда только может быть допущено благословение церкви на супружеский союз, когда он может быть уподоблен союзу Христа с Церковью, а одно уже такое уподобление красноречиво свидетельствует, что в Таинстве брака испрашивается церковью благодать на рождение и воспитание детей в христианских началах, а отнюдь не на право лишь половых общений как цели самой по себе, ибо таковая цель была бы только грубым кощунством над Таинством и над Церковью, в которой совершилось бы такое благословение.

К великому стыду нашему, такое кощунство над Таинством брака в такой мере стало для нас явлением обыденным и вошло в наши нравы*, что брак по влечению действительно любовному и бескорыстному, сплошь и рядом, вызывает к себе не сочувствие и одобрение у родных и окружающих, а скорее неприязнь и противодействие.

Благодаря-то этому браки у нас, за весьма редкими исключениями, представляют собою явный и заведомый для всех обман, а еще вернее, возмутительную куплю и продажу.

Удивительно ли, что такие браки порождают собою одни лишь пороки и разврат и служат неизбежным источником взаимной вражды и ненависти, отравляющих жизнь всего семейства и влекущих за собою ту глубокую степень ожесточения человеческого сердца, когда оно не останавливается пред самыми тягчайшими преступлениями. Нужно ли еще говорить о том гибельном влиянии, которое имеют подобные родители на своих детей? И могут ли такие родители служить для них примером добра, правды, любви? и может ли Церковь испрашивать для них благословение на воспитание ими своих детей в христианских началах? Где нет любви, там нет человека, там нет и места для чувств отца и для чувств матери!

Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. I Послание Иоанна. 4, 8.

Всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. 4, 8. Брак есть, бесспорно, великое Таинство, но только в смысле благодатной почвы, на которой из доброго семени родится человек. И великая задача Церкви должна заключаться в том, чтобы зорко выбирать эту почву и охранять ее от плевел. Как пастуху, оберегающему свое стадо от паршивой овцы, так пастырю Церкви, на глазах которого родятся, живут и умирают пасомые им, подобает знать, кому из них может быть дано благословение на брачный союз и кому не может быть дано право на это Таинство.

Пастырям Церкви следует хорошо помнить предназначаемое для них поучение Св. Евангелистов:

Никто да не обольщает вас пустыми словами, ибо за это приходит гнев Божий на сынов противления. Не будьте сообщниками их. Послание ап. Павла к Ефессеям. V, 6-7.

Рук ни на кого не возлагайте поспешно и не делайтесь участниками в чужих грехах. I Послание к Тимофею. V, 2, 2.

Приближаются ко Мне люди сии устами своими и чтут Меня языком; сердце же их далеко отстоит от Меня. Ев. Матф. 15, 8.

Согрешающих обличай пред всеми, чтобы и прочие страх имели. I Послание к Тимоф. V, 20.

Браку всех да будет честен и ложо непорочно. Послание к Евреям. XIII, 4. IV. Приняв в основание, что дурное семя дает дурной плод, Церковь так же, как и законы гражданские, не должна давать права на брачный союз людям заведомо порочным и преступным.

Правом на брачный союз, как совмещающим в себе сумму важных гражданских прав по отношению к семье и по отношению к государству, воспитанием из своих детей честных и полезных для него граждан, должны пользоваться только люди свободные от пороков: люди, взаимность которых не подлежит для Церкви сомнению.

Только при таких условиях представилась бы возможность внести в семейную жизнь:

Плод духа: любовь, радость, мир, благость, милосердие, веру, кротость, воздержание. Послание к Галат. 5, 25, 29.

Не следует же допускать к таинству брака людей порочных и ищущих в брачном сожитии одного лишь грубого, и даже без взаимности, полового влечения, ибо дела плоти известны: прелюбодеяние, блуд, вражда, ссоры, зависть, гнев, распря, ненависть, убийство, пьянство, бесчинство и т.п.

Поступающие так, Царства Божия не наследуют. 5, 19, 21.

Не давайте святыни псам. Ев. Матфея. 7, 6.

Иисус Христос, указав нам в своем высоком учении основы для достижения нами идеального нравственного развития и признавая брак нерасторжимым, допускает развод только вследствие прелюбодеяния.

Кто разведется с женою не за прелюбодеяние и женится на другой, тот прелюбодействует, и женившийся на разведенной - прелюбодействует. Ев. Марк. 19, 9.

Что Бог сочетал, того человек да не разлучает. 10, 9.

Но может ли найти себе место и малейшее сомнение в том, что именно с точки зрения христианского учения было бы безусловным кощунством признавать сочетанным Богом даже и такие браки, где благодаря обману испрашивается благословение Церкви на совершение таинства.

Казалось бы, напротив, что все такие браки должны быть признаваемы недействительными и подлежащими расторжению, "да не порицается Слово Божие", и тем более, когда этого сами требуют сочетавшиеся такими браками.

Можно ли не согласиться с тем, что Иисус Христос, допуская как повод к разводу - прелюбодеяние, не только не ограничил тем возможность к разводу, но, напротив, лишь указал на широкий повод к тому - расширением самого понятия о прелюбодеянии:

Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй, а Я вам говорю - кто смотрит на женщину с вожделением - уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Ев. Матф. 5, 27, 28.

Если же мы примем в соображение, что во времена Иисуса Христа прелюбодеев нередко публично побивали камнями, то мешать разводиться с таковыми в наше время, и притом еще на основании учения Христа, является, бесспорно, лишь следствием неверного толкования истинного смысла, лежащего в основе этого учения.

Неужели же возможно признать не противным христианскому учению, что даже и в тех случаях, когда виновные в прелюбодеянии сами сознаются в своей вине, то и тогда, не доверяя им, как чему-то невозможному, наши законы требуют подтверждения таких фактов - свидетельскими показаниями под присягою.

Спрашивается: мыслимо ли такое условие для людей, хотя мало-мальски порядочных, ввиду того что тут требуется наличность такого бесстыдного и грубого цинизма, которым по самому существу своему и не подобало бы исходить от наших пастырей Церкви, тем более что всем нам очень хорошо известно, и в особенности нашему духовенству, ведающему бракоразводные дела, что требующаяся формальность является не более как заведомой фикцией и порождающей собою лишь другое преступление - ложное свидетельство под присягою?

С другой же стороны, спрашивается: чье и какое благо имеется в виду охранить неразрешением развода людям, у которых взаимная любовь сменилась взаимною ненавистью или же отвращением одной стороны к порокам другой?

Обращаясь к поучениям Св. Евангелистов, мы находим в первом послании ап. Павла к Коринфянам, 7,15: что, если неверующий хочет развестись, - пусть разведется; муж: или жена в таких случаях не связаны; к миру призвал нас Господь.

Приняв в соображение, что и язычник может быть прекрасным человеком, а христианин может быть человеком порочным, можно ли допустить, что если с первым дозволяется развестись, то с последним нельзя, только потому, что он христианин. С этим, очевидно, согласиться нельзя, ибо дурной христианин гораздо больше грешен пред Богом, ибо ему заповеди Божий были известны, а неверующий их не знает.

Не сплошь ли и рядом повторяются случаи, когда жена остается верующею в Бога, а муж, ставши атеистом, не признает святости веры; спрашивается: разве к такому мужу, желающему развода с женою, не всецело должны относиться сейчас приведенные слова из I Послания ап. Павла к Коринфянам, VII, 15? Если неверующий хочет развестись - пусть разведется, муж или жена в таких случаях не связаны; к миру призвал нас Господь.

Казалось бы, что раз муж или жена заявляют о желании развестись, то одним уже этим они достаточно наглядно обличают отсутствие в них той степени подчиненности требованиям своей религии, которые присущи людям верующим.

Но дело в том, что желать развода могут супруги или неспособные прибегать к обману и лицемерию по отношению к лицу, в котором разочаровались они, или же желающие положить конец тому заведомому обману, на который решились они при вступлении в брак, или по легкомыслию, или ради желания на то родителей своих. Как то, так и другое положение тем более является возможным, что в брак, в особенности у нас, так нередко вступают молодые люди, в особенности девушки, которые едва лишь переступили порог своего отрочества, когда пробуждающееся у них и взаимно их охмеляющее животное половое влечение побуждает и того и другого к возможно скорейшему обладанию друг другом, и когда та и другая сторона, отрезвившись от иллюзии, убедится, что, кроме отношений самца и самки, между ними ничего общего не существует, - спрашивается: во имя чего супруги эти, ступив на ложный путь по легкомыслию и бессознательно, должны сознательно продолжать этот путь, невзирая на всю его очевидную для них опасность, подвергаться которой они не желают?

Разрешая развод вследствие лишь прелюбодеяния, законы наши воспрещают виновному супругу, а на самом деле (что бывает наичаще) не виновному, но только принявшему на себя вину, вступать в новый брак. Спрашивается: не обрекается ли тем, заведомо, на разврат этот супруг? и не поощряется ли этим проституция?

Не лучше ли было бы, если бы даже и виновный супруг вступал в новый брак, чем вынуждать его коснеть в разврате? Точно в прелюбодеяние не может впасть человек, способный с другою женою быть примерным супругом!

Да и почему, спрашивается: седьмая заповедь в такой мере наказуется строже других, что только против нее провинившемуся не полагается ни покаяния, ни помилования?*

Наконец, можно ли принуждать жить с человеком, ставшим дурным и от которого сам Господь отвращается? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас, отойдите от меня творящие беззаконие. Ев. Матфея. VII, 23.

Если согрешит против тебя брат, - обличи его наедине; если же он не послушает тебя или свидетелей, скажи Церкви, и если и Церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь. Истинно говорю вам: что вы свяжете на земле, то будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе. Ев. Матфея. XVIII, 15, 18.

Дерево, не приносящее плода, срубают и бросают в огонь. Ев. Матфея. VII, 19.

А негодного раба выбросьте в тьму внешнюю. V, 8. Ап. Павел к Ефессеям.

Фарисеи и тут, без сомнения, станут грудью за мертвую букву закона, охраняя ее неприкосновенность и целость, хотя и для них самих воочию ясно, что благодаря ложному ее толкованию оно порождает глубочайшее зло, не принося никому ни малейшей пользы.

Нужно ли говорить о том, что законы таковыми быть не могут и не должны.

Мы знаем, что закон добр, если кто его законно употребляет. I Послание ап. Петра к Тимофею. VIII, 9.

V. Развод, без сомнения, оказался бы одним из могучих средств к подъему нравственного развития женщин, главным образом в том отношении, что он одинаково образумит и тех матерей, и тех дочерей, из которых первые учат, а вторые учатся искусству при помощи обмана, лицемерия и бесстыдного кокетства, чтобы не сказать иначе, поскорее, а главное повыгоднее как для семьи, так и для себя выйти замуж за каждого встречного подходящего жениха, нимало не заботясь о том, в какой мере уровень его нравственного развития может служить надежным ручательством, что он способен быть честным и добрым семьянином и не способен будет ради разврата воспользоваться возможностью развода.

В свою очередь и мужчины будут искать и для себя тех же ручательств, ибо мотивы корыстные, которыми большинство руководствуется теперь, при возможности развода неизбежно должны будут потерять свое значение*.

Возможность развода послужила бы, без сомнения, прекрасною школою для развития между супругами той взаимной вежливости и уважения друг к другу, которые так желательны и необходимы как добрый пример для их детей и которые представляют теперь такую великую редкость, благодаря именно тому, что и та и другая сторона смело рассчитывают на безнаказанность, питая надежду на крепость их насильственно связующих брачных цепей. Цепи эти находили бы себе полное оправдание, если бы в пользу их целесообразности свидетельствовал нам жизненный опыт. Но, увы! Именно этот опыт слишком красноречиво убеждает нас, что насильственные брачные узы не только являются фикцией в действительности, но фикция эта постоянно растет все больше и больше, по мере того как, благодаря успехам все той же цивилизации, женщины завоевывают себе все большую и большую свободу и равенство прав с мужчинами.

Если принять в соображение, что за исключением, быть может, одной из ста тысяч, все помыслы у женщин всецело сосредоточены на половой сфере и на старании искушать своими прелестями мужчин и тем привлекать их к себе; что женщины как существа, руководствующиеся исключительно чувствами, именно вследствие этого и не владеют тою силою воли, которая дала бы им возможность сдерживать свои страстные порывы, то нельзя не согласиться, что эти-то присущие природе женщины особенности и служили всегда как для законов церковных, так и гражданских главным основанием к строгим требованиям от жен - полного подчинения своим мужьям. Если, невзирая, однако, на это, женщины, при всем противодействии мужчин, успевают все шире и шире завоевывать себе равноправность с ними, то удивительно ли, что, не сочувствуя этому, молодое поколение мужчин все меньше и меньше проявляет желание вступать в брак, предпочитая внебрачные сожития.

При таком положении дела вопрос о браке является, бесспорно, вопросом огромной важности по отношению к судьбе нравственного развития общества. И задачи законодателей должны, поэтому, заключаться в том, чтобы законы гражданские о браке создавались не для того лишь, чтобы изображать собою недосягаемый идеал для обыкновенных смертных, а вполне отвечали как данному времени, так и уровню нравственного развития данного народа и ни в каком случае не шли вразрез с другими законами, имеющими к ним прямое отношение; так, напр., можно ли, с одной стороны, требовать от жен, чтобы они не только также во всем повиновались своим мужьям, как Церковь повинуется Христу, но, чтобы они боялись своих мужей, а с другой стороны, предоставлять этим же женам равноправность с мужчинами? Наилучшими законами и обычаями должны быть признаны те, которые благотворно влияют на нравы людей. Законы же и обычаи, которые способны действовать благотворно в особенности на характер сво-енравнейшего в мире существа - женщины, должны безусловно считаться идеальнейшими и заслуживающими подражания.

На основании личных наблюдений, во мне давно сложилось убеждение, что между народами Европы первое место по своей чарующей женственности и добросердечию занимают румынские женщины интеллигентного общества, а в Азии еще неизмеримо выше их стоят, в этом отношении, японки. В чем же заключается причина этой особенности? Мне, по крайней мере, кажется, что она объясняется единственно лишь теми особенностями, которые присущи брачным узам в той и другой стране. Что касается Румынии, то в ней, невзирая на православное вероисповедание, развод допускается настолько легко и часто, что нередко в обществе можно встретить интеллигентных дам, которые раз пять или шесть разводились и вновь выходили замуж. Что же касается Японии, то там браки совершаются на условленный срок, после которого, при миролюбивом и согласном сожитии, устанавливается новый срок и т.д. Благодаря-то этим особенностям и тут и там устраняются самые поводы к изменам, обману, лицемерию и ненависти, которые столь глубоко развращают супругов.

VI. Как на одну из важнейших невыгод развода обыкновенно указывают на судьбу детей разводящихся родителей.

Что в основе этого опасения лежит умышленная неправда и преувеличение, свидетельствует тот факт, что в большинстве случаев именно из-за детей возникают споры между отцом и матерью, не желающими уступить их друг другу.

Что же касается людей богатых, то развод, обыкновенно, не причиняет ущерба материальному благосостоянию детей. Во всяком же случае, может ли еще требовать здесь ответа вопрос: потеряют или выиграют дети, которые избавлены будут от гибельного влияния на них порочных или ненавидящих друг друга родителей?

Наконец, ведь разлучающиеся с семьей отец или мать - могли же и совсем умереть!

Возвращаясь к так называемым "незаконнорожденным" детям, можно ли не выразить желания, конечно, огромного большинства между ними, чтобы, делая добро, делать его вполне, ибо в противном случае никакими полумерами строгая справедливость здесь удовлетворена не будет.

Нельзя не согласиться, что одно уже то должно быть признано глубоко несправедливым, что, вопреки основному закону нашего свода, в силу которого каждый сам отвечает за свою вину, - одни лишь ни в чем не повинные дети "незаконнорожденные" обрекаются на тяжелое наказание за грех своих родителей.

Не удовольствуясь лишением этих детей многих гражданских прав, закон наделяет их своего рода волчьим билетом, который на всю жизнь налагает на них клеймо позора, ничем не заслуженное, глубоко оскорбляющее их самолюбие и самоуважение!

Можно ли также признать справедливым, что одним из этих "незаконнорожденных", без малейшей с их стороны заслуги и лишь в награду их родителям за вступление в брак, восстановляются все права, наравне с детьми, в браке рожденными, между тем как 99 из 100, даже в тех случаях, когда их родители - или вследствие невозможности, или вследствие запрещения законом вступить в брак - искренно готовы наделить своих "незаконнорожденных" детей и своим именем, и своими правами, - закон 12 марта в одних случаях, безусловно, этого не дозволяет, а в других, в высокой степени и ко вреду детям, ограничивает права родителей!

Так, например, нельзя узаконять детей, рожденных от прелюбодеяния. И даже в тех случаях, когда их отец или мать пожелали бы усыновить этих детей, то и тогда закон 12 марта, отказывая этим детям во многом, лишает их права даже наследовать не только потомственное дворянство, но и потомственное гражданство.

Давно прошло то время, когда потомственному дворянину присвоено было исключительное право владеть людьми, как своими рабами. Подобное право, понятно, только и могло быть даваемо, по крайней мере в принципе, людям, отличавшимся своим благородством, которое способно было служить для государства надежным ручательством за судьбу людей, отдававшихся им в рабство. Но в настоящее время, когда правом рабовладения пользоваться уже никто не может, когда потомственными дворянами могут стать люди не только "неблагородные" по рождению, но и не получившие ни воспитания, ни образования, а, может быть, даже и "незаконнорожденные", как, напр., чиновники, выслужившиеся из писарей или фельдшеров и награжденные орденом Св. Владимира за усердие к письмоводству и делопроизводству, а, вернее, за холопское подобострастие и уменье угождать начальству; или же потомственное дворянство дается разбогатевшим мужикам за их денежные пожертвования; - ввиду-то всего этого, придавать второстепенным правам, сопряженным с потомственным дворянством, столь важное значение, чтобы званием этим не имели права пользоваться вне брака рожденные дети потомственных дворян, усыновляемые своими родителями, - очевидно, лишено всякого основания!

Не менее суровым является и закон, не дозволяющий родителям, имеющим своих детей, усыновлять чужих (на самом же деле своих, но рожденных от прелюбодеяния), хотя бы и муж, и жена этого желали.

Найдет ли себе строгое оправдание и закон, дозволяющий усыновлять чужих детей (а в действительности и наичаще своих "незаконных") и разрешающий передавать им права потомственного дворянства, - но лишать их права на родовое наследство, даже и тогда, когда отец или мать не имели других детей?

Закон имеет здесь, конечно, своею задачею охрану имущественных прав детей, в браке рожденных, и вообще кровного родства; но подобное вмешательство в права родителей по отношению к детям могло бы иметь основание лишь при предварительном признании их неправоспособности, вследствие ненормальности их рассудка. Если же к тому повода не имеется, то нельзя не согласиться, что не дело законов гражданских вторгаться в имущественные права родителей и усыновителей*. Не дело, потому что закон этот, порождая собою недобрые чувства и у родителей, и у детей, рожденных от прелюбодеяния и которых эти родители желали бы признать равноправными со всеми другими своими детьми, - он порождает и ухищрения к тому, чтобы теми и другими средствами обойти суровый закон, с которым не может примириться чадолюбивое сердце отца и матери.

VII. Невзирая на все мое идолопоклонство перед Л.Н. Толстым и на полное согласие мое с большинством его мнений по вопросу о браке, я, тем не менее, не нахожу возможным согласиться с Л.Н., что вступившие в брак, что бы ни произошло между ними, не только должны оставаться навсегда неразрывно связанными, но даже обязанными один другому всегда давать и удовлетворение физическое...

Согласиться с таким безусловным требованием мне казалось бы совершенно немыслимым как в силу психологических, так и в силу физиологических причин, и притом, все равно, будет ли речь идти здесь о людях с более или менее высоким нравственным развитием или же о таких, которые ищут в браке главным образом удовлетворения полового инстинкта.

Что касается первых, то спрашивается: если, с летами, один из супругов впал в порок, который вызвал к нему заслуженное презрение или отвращение другого супруга, то на какую же иную, как не глубоко оскорбительную и унизительную, роль должен обрекать себя этот последний, если уважение его к своему человеческому достоинству не способно быть подавленным, как у большинства животных, половым влечением? При таких условиях не лучше ли им развестись, чем дать разжигаться взаимной ненависти?

Что же касается второй категории супругов, то и здесь отвращение, и ничем не примиримое, может быть вызвано у супругов и физическими их недостатками, врожденными или приобретенными.

Для того чтобы стало понятным, почему в одних случаях супруги, или любовники, страстно друг к другу привязываются, а в других случаях, напротив, самая горячая страсть угасает у них на первых же порах, следует иметь в виду, что причина здесь заключается единственно лишь в том соответствии или несоответствии двух организмов, которые можно было бы назвать удачным или неудачным половым подбором. Но и удачный подбор может впоследствии пострадать от приобретенного недостатка, обусловленного несчастными родами. При этом недостатке, глядя на его степени, никакая красота не способна искупить его для несчастной женщины.

Отнимать у этого мотива его важное значение по отношению к брачному сожитию - не будет ли прямым противоречием закону, предоставляющему жене право требовать формального развода с мужем, одержимым физическим недостатком, имеющим обратную аналогию с вышеуказанным недостатком у женщины?

Ввиду-то таких обстоятельств, найдет ли себе основательное оправдание требование от людей, чтобы они, вступая в брак, ради наслаждения брачного жизнью, довольствовались ею, и в той ничтожной степени, которая физически неспособна дать им удовлетворение в степени для них потребной и, делая их тем глубоко несчастными, столь часто повергает их в отчаяние, доводящее даже до посягательств на жизнь ненавистного им супруга, чтобы только избавиться от половых общений с ним.

Точно так же находил бы я невозможным согласиться с доводами Льва Николаевича в пользу безбрачия или, вернее, девственности. Иное дело, если бы речь шла исключительно о людях, не только стремящихся к идеалу нравственного совершенства, но и таких из них, для которых философское миросозерцание составляет неисчерпаемый источник наивысшего счастия их жизни. Для таких людей девственность, действительность, совмещает в себе единственное верное условие избавиться в жизни того источника вечных мучений, которыми столь богаты и брачные и внебрачные союзы, ибо как те, так и другие, за весьма редкими счастливыми исключениями, сплошь и рядом отравляют жизнь страданиями, причиняемыми то чувством ревности, то заботами о нуждах семьи, то болезнями детей и всею их дальнейшею судьбою.

Но дело в том, что девственники, за исключением святых отцов, представляют собою такую редкость, что даже между великими учеными, мыслителями, поэтами все они известны наперечет; да и девственностью своею они обязаны были не предвзятому принципу, а исключительным, благоприятствовавшим тому условиям. Оно и понятно, ввиду того что половой инстинкт пробуждается в человеке в том юношеском возрасте, когда ему еще совершенно чуждо философское миросозерцание и та сила воли, которая способна господствовать над страстями.

VIII. В заключение не могу обойти молчанием и того противоречия, которое обличается у Льва Николаевича по отношению к браку вообще.

Дело в том, что, с одной стороны, Лев Николаевич склоняется в пользу безбрачия, и как на мотив, примиряющий с мыслью о прекращении вследствие этого рода человеческого, Лев Николаевич ссылается на учение астрономов, доказывающих неизбежную и без того гибель всего живущего на земле от постоянно возрастающего понижения солнечной теплоты.

Замечу мимоходом, что если предсказанию этому и действительно предстоит осуществиться, то, во всяком случае, оно, по вычислению тех же астрономов, осуществится не раньше как через многие миллионы лет, между тем как если бы из 100 человек у 5 явилось желание остаться девственниками, то род человеческий исчез бы с лица земли лет через 300 или 200, а может быть, и еще скорее.

Во имя же чего, спрашивается, род человеческий отказался бы от возможности многие миллионы лет пользоваться столь дорогими для него благами жизни и совершил над собою самоубийство?

Невзирая на то, что высокомерный царь земли во многих отношениях должен был бы признать большинство людей ниже животных, при одном уже сравнении его с животными возмущается негодованием; между тем, как он же собственным своим опытом над домашними животными давно имел возможность убедиться в тех блестящих результатах, которые дает забота о том, чтобы производители данной породы не имели в себе пороков; казалось бы, что ввиду этого, ничто не могло бы быть более естественным, а в то же время и большим благом для человечества, как руководствоваться ему тем же и относительно своей собственной физической культуры. Но, увы! при всей своей очевидной благотворности, это разумное требование гигиены, вместо того чтобы лечь в основу государственных законов, всегда оставалось в таком пренебрежении, что даже красноречивейшие статистические данные всегда оставались гласом вопиющего в пустыне.

Сводя к короткому итогу все, выше мною высказанное, я находил бы насущно необходимым для подъема все ниже и ниже падающего уровня у нас общественного нравственного развития:

1. Ограничение прав на брачный союз:

Возрастом: для мужчин от 25 до 60 лет и для женщин до 40 лет. Причем жених не должен быть старше более чем на 20 лет, а невеста не должна быть старше жениха более чем на 5 лет. Болезнями: сифилис, чахотка, проказа, рак, болезни мозга, идиотизм.

2. Пороками: пьянство, распутство, тяжкие преступления уголовные.

Расторжение брака (развод) по причинам: прелюбодеяния, пьянства, сифилиса, физических недостатков к супружескому сожитию, болезни мозга, истязания супруга, уголовных преступлений, влекущих за собою ссылку, а равно и наказания за преступления, противные правилам чести.

3. Равноправность детей, как в браке, так и вне брака рожденных.

4. Имущественная равноправность сыновей и дочерей.

Доктор медицины

Ф. Фейгин

* Читатель да не осудит меня, что я сохраняю и это посвящение. Вопрос о семье есть не только ход мысли, но и движение общества: и движения сердца, играющие здесь, должны быть сохранены, как они есть. В. Р-в.

* Автор не замечает, что и "не могло не войти в нравы", не могло не "стать". Ибо раз хотя одна семья (повенчанная с любовью, а потом разлюбившая) существует, ссорится, изменяет, то она как микрококк уже заразит собой все общество. "А если есть - то ивозможно". Метафизика всегда лежит в основе физики. В. Р-в.

* Очень важно. В этом смысле ("почему не применено покаяние и прощение при разводе") высказывался в устных со мной беседах и петербургский священник от. Городцев. В. Р-в.

* Как только кончится абсолютная связанность в семье юридического характера - так начнется нравственная их связанность, по преднамерению - временная, но которая красотою своею фактически перейдет (почти повсеместно) в вечную. В. Р-в.

* Конечно. Считают в моем кошельке. В сущности, корень всего не в гражданской стороне, а в "прелюбодеянии"; но что тут "прелюбодей боится прелюбодеяния", очевидно из того, что из вновь составленного проекта "Уложения" исключена даже статья прежних законов, карающая за скотоложество, - но оставлены все статьи, карающие за бесцерковное сожитие. В. Р-в.

XL. "Церковные Ведомости" о брошюре А. Дернова "Брак или разврат?

По поводу статей г. Розанова о незаконных детях.

Протоиерея Александра Дернова.

СПб., 1901 г."

С.-Петербургская газета "Новое Время" за истекшую осень поместила ряд статей г. Розанова по вопросу о браке. Статьи эти, написанные страстно и притом - образным языком, с характером якобы глубокой философии, без сомнения, должны были обратить на себя особое внимание такой большой аудитории, как круг читателей одной из распространеннейших современных газет. Но, к сожалению, по высказанным в них взглядам статьи эти оказались настолько странными, чтобы не сказать более, - что даже в той же самой газете вызвали против себя возражения г. Е. Маркова и лица, пишущего под псевдонимом "А-т". В самом деле, направляя в своих статьях все свои суждения, по-видимому, к тому, чтобы убедить людей в зависимости их жизни от Бога, убедить их в необходимости религиозной жизни, ослабить чрез это дальнейший рост таких вредных общественных явлений, как увеличивающийся разврат, и выработать новый, лучший тип семьи, г. Розанов в то же время не стесняется неосторожно отзываться о наших канонах, установлениях и служителях - духовенстве! Ясное дело, что такие "писания" должны были вызвать отповедь со стороны служителей церкви. Попытку дать такую отповедь - и попытку удачную - и представляет собою брошюра о. А. Дернова с выписанным выше заглавием. В сжатой форме, языком ясным и сдержанным о. Дернов, шаг за шагом, следит за резво скачущею с предмета на предмет мыслию г. Розанова и обстоятельно доказывает неверность и пристрастность большинства из его выводов. Занявшись прежде всего систематизацией взглядов г. Розанова, о. Дернов переходит затем к выяснению вопроса о характере церковных законов, и в частности законов, определяющих союз брачный и отношения родителей и детей. Далее он обращается к вопросу о происхождении термина "незаконнорожденный" по отношению к детям и указывает, что инициатива здесь принадлежит не церкви, никогда не лишающей своих благодатных даров и незаконнорожденных, а государству, пытающемуся некоторыми ограничениями этих последних положить предел возможности полного ниспровержения семьи и всякой нравственности*. В главе IV и V разъясняется истинное значение стыда как начала, сдерживающего половую распущенность, а не источника, как думает г. Розанов, детоубийства и девоубийства; в гл. VI указывается на неверность освещения г. Розановым положения незаконнорожденных по нашим действующим гражданским законам; гл. VII посвящена опровержению мысли г. Розанова, что "если допускать незаконнорожденность, то следует допустить и незаконность смерти, а между тем смерть не только законна, но она - свята"; гл. IX излагает неправильный взгляд г. Розанова на брак, а гл. X - истинно христианское учение о браке. Г. Розанов, заключает автор, чудовищно извращая факты, грубо относясь к духовенству, поверхностно понимая сущность тайны спасения во Христе и сущность канонического права, которое он напрасно хочет называть уничижительным, в его глазах, именем "византизм", может достигнуть только полной разнузданности молодежи, а никак не возвышения ее в нравственном отношении.

Таково содержание брошюры о. Дернова. Нельзя не пожелать, ввиду ее цели, возможно широкого ее распространения. Н. М.

(Из "Прибавлений к Церковным Ведомостям", в библиогр. отделе)

* Вот! Это - важное признание!! Напрасно и поздно оно маскируется теперь; но раньше - никакой пощады к "выблядкам" не было и к матерям "бл...ям" исключительно "ради охранения семьи и упрочения нравственности" (буквальные слова автора). Боже, Боже, как страшно читать: "нравственность" требовала 1000 лет детоубийства! Ради "охранения семьи" надо было заставить матерей бросать ими рождаемых детей в помойные ямы, колодцы, пруды! О, христиане, о, христианский мир, -что о тебе излагается стоятелями твоими. В. Р-в.

XLI. Брак или сожительство?*

(По поводу полемики о. прот. Дернова с г-м Розановым)

Вопрос о браке, о его значении и создаваемых им обязанностях и правах сделался современным, "модным". О нем пишут очень много, критикуют, иногда очень резко, современные формы и условия брака, толкуют о необходимости изменить их и улучшить; отыскивают новый "более" современный критерий для его обоснования, обращаются и к физиологии, и к статистике, и к праву, с завистью наконец указывают даже на Японию как на достойный подражания пример**; а между тем о единственно возможном критерии - о том, который дан нам в слове Божием, - точно забыли! Но ведь о браке говорит Сам Спаситель, и притом с совершенной ясностью и определенностью. Он указывает на его великое значение, на его святость и упоминает даже об условии, при котором, ввиду человеческой порочности и слабости, - допускается его прекращение; казалось бы, что ввиду столь авторитетного свидетельства вопрос мог бы быть решен довольно просто и скоро, по крайней мере для разумения и совести христианства (а ведь мы все-таки христиане), между тем люди толкуют, спорят и препираются и не думают просто обратиться к этому непогрешимому первоисточнику для проверки своих теорий; так, между прочим, поступает и г. Розанов в своих статьях о браке и незаконнорожденных детях; он иногда ссылается на слово Божие, но понимает его так своеобразно, что, с его точки зрения, было бы осторожнее воздержаться от таких ссылок.

Серия статей г. Розанова, помещенная в "Новом Времени", вызвала в той же газете критику, хотя облеченную в дружественные формы, однако нещадную. Несмотря на достоинства этой критики, она недостаточно полно и точно следует за развитием аргументации г. Розанова, поэтому я позволю себе познакомить читателей "Нового Времени" еще с другой критикой, только что появившейся, именно с брошюрой о. протоиерея Дернова, рассматривающей статьи г. Розанова специально с точки зрения учения церкви и более подробно. Брошюра эта озаглавлена "Брак или разврат". Заглавие - несколько резкое, но вполне соответствующее серьезности вопроса; ведь колебать брак - значит колебать семейство, а стало быть, и все гражданское общество, все государство! Не знаю, следовало ли вообще разбирать на страницах газеты, попадающей и в детские и в девичьи руки, столь щекотливый вопрос, но, раз это принято, приходится следовать обычному порядку. Молчание в этом случае было бы, может быть, вреднее.

О. Дернов следует шаг за шагом за мыслью г. Розанова; я буду придерживаться принятого им порядка.

Г. Розанов, говорит его критик, направляет свою смелую аргументацию против канон, права и духовенства, обвиняя их в византизме (не объясняя, однако, в чем именно состоит этот византизм и в чем его недостатки), и утверждает, что тлетворное его влияние побудило наши времена исказить Христово учение о браке и деторождении. Византия, говорит г. Розанов, сделала из брака - таинство, когда он таковым никогда не был, и, по словам Самого Спасителя, есть "полосочетание"; незаконнорожденность есть выдумка духовенства, ибо все дети рождаются одинаково и одинаково законны. Теперь дается младенцу, рожденному вне брака, "волчий вид", "желтый билет". Незаконнорожденных детей лишило "благословения" не Евангелие, а "сухие ограничения Византии и Рима". Г. Розанов ставит и детоубийства на счет Византии и в некоторых случаях даже дает плотскому сожительству предпочтение перед браком, находя первое настоящей добропорядочной и чистой семьею, в которую человек вступает, вырвавшись из "принудительного разврата". Оберегаемый юридически брак, говорит г. Розанов, никому не нужен! Религиозного таинства брака в Европе не существует. О. Дернов, в подтверждение сказанного, приводит целиком подробные цитаты из статей г. Розанова, которые действительно характерны и доказывают, по словам о. Дернова, что г. Розанов впадает в логический круг. Я не буду их повторять, так как они известны читателям "Нового Времени".

В ответ г. Розанову о. Дернов на основании фактических и документальных данных отвергает обвинения, направленные против нашего духовного религиозного строя. Законы его, говорит он, во многом аналогичны с законами государственными, но отличны от них в том, между прочим, что авторитет их чисто нравственный, поддерживаемый не физической карой или устрашением, а благоговением к воле Божией. Законы эти - суть лишь толкования этой воли. Понимаемая в этом смысле законодательная власть церкви совершенно достаточна для осуществления своей задачи - спасения рода человеческого. Сознание же великой пользы, приносимой влиянием церкви нравам народа, побуждало благочестивых государей придавать церковным законам значение законов гражданских (мирских) и объединять их. Так было в Византии*; те же порядки отчасти перешли и на российскую церковь. Государство российское органически, неразрывно связано с православною церковью - и это великое благо; причем, конечно, не должно смешивать то, что принадлежит Богу и что - кесарю.

Отвечая на обвинения г. Розанова, что духовенство лишает незаконнорожденного своего благословения, о. Дернов говорит, что церковь облекает званием христианина всякого к ней приносимого или приводимого, независимо от того, кем он рожден. "В деле признания детей, рожденных вне брака, - говорит он, - у нашей церкви инициативы нет". Законность или незаконность детей определяется законами гражданскими, и это определение заносится церковью в ее метрики, которыми государство и пользуется для регистрации своих подданных. В церковных руководственных книгах (Кормчей и др.) нет и наименования "незаконнорожденный". Церковь не делает подобного различия и равнолюбиво присоединяет всех к пастве Христовой. Таким образом, обвинение, направленное против церкви в этом вопросе, падает само собою; никакого византизма, никакой суровости во всем этом нет и не оказывается.

В IV главе своей брошюры о. Дернов разбирает взгляды г. Розанова на брак и на улучшения и упрощения, предлагаемые в нем г. Розановым ("брак бесформенный" - "полосочетание"),

Г. Розанов, говорит о. Дернов, утверждает, что даже и на основании слов Самого Спасителя брак есть только "полосочетание", что между законным и незаконным браком никакой разницы нет и быть не должно и что брак не таинство. Г. Розанов идет и еще гораздо далее, говорит о. Дернов, он сожалеет, что мы вообще охотники (и охотницы) до "фронды", в деле незаконнорожденности - фрондировать не хотим: мы стыдимся своих незаконнорожденных детей, девушка, родившая ребенка, стыдится!* Г. Розанов жалеет, что у наших женщин сохранился еще стыд: тут, думает г. Розанов, нечего стыдиться! Притом эта излишняя стыдливость порождает детоубийства. (Если бы не было брака, а было бы одно полосочетание, не было бы ни стыда, ни детоубийств - рассуждение вполне последовательное!) На все это, конечно, восстает о. Дернов. Он основательно видит в этом разрушение всякой нравственности**. Правда, г. Розанов тоже говорит о каком-то браке, он находит целесообразным какой-нибудь внешний акт, например обмен кольцами, он даже находит предпочтительным, чтобы брак совершался в церкви, но повторяет, что он не таинство, что этот взгляд лишь плод корыстолюбия священников, что такой брак есть симония, что настоящий брак состоит лишь в тайне физического рождения. Но в чем же, спрашивается, разнится такой брак от полосочетания животных?..

В VI главе своего возражения о. Дернов возвращается к отношениям между церковью и государством. На обвинение г. Розановым духовенства и религии, что они разлучают будто бы родителей и детей, о. Дернов отвечает, что г. Розанов напрасно не делает необходимого разграничения между церковью и государством. Области эти необходимо различать. Православная церковь - установление совершенно самостоятельное и независимое от государства, от мира. Государство не имеет права объявить недействительными апостольские и соборные правила, не может также объявить закона, противоборствующего церкви. В таком случае иерархия церкви не обязана повиноваться государственной власти, которая захотела бы принудить ее признать то, что противно Закону Божию и ее совести (по слову апостольскому - "повиноваться Богу более, нежели людям". Деяния Апост., гл. V, ст. 29).

На обвинение г. Розанова, что существующие законы разлучают незаконнорожденного ребенка от его матери, о. Дернов отвечает, что оно совершенно неосновательно, что никто, никакой закон не мешает матери заботиться о том, чтобы вырастить и воспитать себе незаконнорожденное дитя, сделать из него человека и гражданина. Если же женщина избегает, совестится выводить его напоказ, как бы хвастаться им, подчеркивать его происхождение, то этому мешают не государство и церковь, а просто чувство стыда, присущее всякой женщине, не вконец развращенной; то самое чувство, которое г. Розанов считает столь излишним и в котором, кстати сказать, покойный В. Соловьев видел одну из основ своей этики.

В VIII главе своей брошюры о. Дернов рассматривает предлагаемые г. Розановым улучшения и упрощения в христианском браке. Исходя из своего основного положения, что брак в сущности есть лишь "полосочетание", "прилепление полов", г. Розанов смело утверждает, что с принятием его взглядов сами собою уничтожатся "адюльтеры" (попросту прелюбодеяния), наложничества, незаконнорожденные дети! "Ничего этого не будет, - говорит г. Розанов, - не будет ни падений, ни незаконных касаний женщины" (все будут супружества). Понятно, что при таких основаниях г. Розанов приходит вполне последовательно к необходимости или желательности новых, более упрощенных, форм бракосочетания, напр. к простому благословению родителей, у кого они есть, к размену колец, а то так и к простому "полосочетанию". Конечно, вторая и третья, в особенности третья, форма, ни для кого не окажется слишком стеснительной...* Тогда вот и заведется, по мысли г. Розанова, чистейший тип семьи, не в пример лучший нашего настоящего... Ведь тогда не будет разврата!

"Нет, - возражает г. Дернов, - тем, что вы, г. Розанов, узаконите всякие "касания" женщин, уничтожите разницу между браком и сожитием, равно как и между законно - и незаконнорожденными, вы разврата не уничтожите, вы его, напротив, введете, хотя под именем нравственности нового образца; вы, напротив, снимаете этим последнюю узду, сдерживающую страсти. Ведь человек, не сдерживаемый никаким законом, никаким стыдом, стоит ниже животного, которое в проявлении своих страстей сдерживается своим инстинктом; у людей в этом отношении инстинкта нет (то же относится и до питья: животное пьет, когда оно жаждет, пьяница пьет постоянно). При этом о. Дернов делает интересные ссылки на Оригена и отцов церкви.

Совершенно последовательно г. Розанов приходит и к требованию всяких облегчений развода и относится враждебно к запрещению вступления в брак супругу или супруге, уличенным в прелюбодеянии; выходит это у него совершенно последовательно, логично. Раз брак есть не что иное, как полосочетание, нечего его и стеснять в каком бы то ни было отношении; такое стеснение ничем и не обусловливается и не вызывается. Нет более "адюльтера", радостно восклицает г. Розанов, причем он считает себя вправе опереться на столь великий авторитет "Боговидца" (?!)*. Против таких положений весьма основательно ополчается о. Дернов, посвящая X главу своей книжки определению понятия брака с христианской точки зрения. Брак по христианскому учению - не договор, не обязательство и не законное рабство; он - таинство, совершаемое церковью через венчание и налагающее на супругов полноту серьезных обязанностей. К прекращению их разводом церковь относится крайне осторожно. В ответ г. Розанову, убежденно повторяющему (будто бы на основании слов Спасителя!), что существо брака есть полосочетание, что прелюбодеяние началось от того, кто дал браку неверное определение, что тот, кто создал идею, что могут быть "незаконные" касания к женщине, что вообще может существовать любовь незаконная, - тот развратил человечество, о. Дернов восклицает: "Что вы говорите, г. Розанов, да ведь заповедь "не прелюбы сотвори" дана Самим Богом (и усилена и разъяснена Самим Спасителем!). Спаситель, развращающий человечество?!!"

Такова в кратком изложении сущность возражений о. Дернова г. Розанову; должно сказать, что из проекта г. Розанова не остается камня на камне. Приходится повторить то, что говорит в "Нов. Времени" г. А-т: "Г. Розанов, вы не ведаете, что творите!"

К вышесказанному я позволю себе прибавить несколько соображений.

Действительно, как замечает в "Новом Времени" г. А-т, г. Розанов не уяснил себе значения советов и наставлений, которыми он награждает наше общество. Если бы, паче чаяния, предлагаемые им меры были приняты к руководству, они, несомненно, привели бы не к улучшению брачных отношений, а к упразднению брака, а стало быть, к полному одичанию общества*. И тем не менее, читая статьи г. Розанова, чувствуешь, что в них есть некоторая доля правды если не в положительной, то в отрицательной их стороне; в них чувствуется справедливый протест против несомненного зла, против современного положения дел, несомненно неудовлетворительного, требующего радикального лечения. Беда лишь в том, что г. Розанов, второпях, для излечения несомненной и тяжкой болезни, хватается за лекарство никуда не годное, гораздо худшее самой болезни; он бежит, как говорится, "из огня да в полымя".

Это бывало и с очень крупными людьми. Возмущенный несправедливым, неравномерным распределением богатств, собственности, Прудон объявляет, что первый, кто выдумал, кто установил собственность, и был первым вором. "Laproprieteestunvol" ("Собственность есть кража" (фр.)), - говорит он в своем сочинении "On'est-cequelapropriete?" ("Что такое собственность?" (фр.)). Уничтожьте собственность, не будет на нее посягательств, не будет краж*. В подобном же настроении находился покойный В. Соловьев, когда писал свои необдуманные статьи о католицизме, статьи, в которых, ввиду несомненных недостатков нашего церковного строя, советовал нам перейти в унию и признать господство над нами папы. Разве это не то же "из огня да в полымя"? А ведь как глубоко религиозна была мысль Соловьева! Конечно, многое требует исправления, в особенности дела бракоразводные, с их лжесвидетельствами, подкупами, с их непролазною кощунственною грязью, попадающею и на светлые одежды** нашей церкви! Да, все это требует лечения, требует реформ, но, конечно, не тех, которые предлагает г. Розанов.

Наши законы о браке основаны на* слове Божием, стало быть, хороши; к несчастию, наша практика гораздо ниже нашей теории; теория прекрасна, практика никуда** не годится! За последние двадцать, тридцать лет в этом отношении произошли такие перемены, которые заставляют серьезно опасаться за будущность нашего общества. Повторяю: законы наши хороши, их самих и нечего и касаться, но необходимо изменить их уродливое применение; и начать нужно с изъятия бракоразводных дел из компетенции консисторий с отстранением от них грязных специалистов-адвокатов, сделавших из них постыдный промысел; но главное не в этом: нам самим, самому обществу нужно относиться к святости брачных уз иначе, нежели мы относимся ныне. Мы сами должны оберегать их как одно из главных условий общественного, а стало быть, и государственного блага, а так ли мы поступаем? Не законы плохи, мы*** плохи! За последнее время, в особенности, взгляды на брак совершенно изменились, и несомненно к худшему. Теперь провинившийся муж не говорит, как прежде, как бы следовало: "Я виноват! да простит мне Господь мое прегрешение"; нет, мы теперь, просвещенные новейшими теориями о браке, наученные житейскою мудростью специалистов и адвокатов, прямо отрицаем самое понятие о грехе: не виновен-де!Никакой в этом вины нет, это устарелые взгляды попа Сильвестра, мы начитались "Домостроя"; иногда вторят и дамы, ссылаясь на "lesdroitsimprescriptiblesdel'amour" ("незыблемые законы любви" (фр.))! У нас перепутаны все понятия: человек проигрался в карты, обещал, как водится, уплатить свой долг в 24 часа, но не исполнил своего обещания и готов с отчаяния застрелиться; и все это понимают. "Как же, я торжественно обещал уплатить долг и вот не сдержал своего обещания, а ведь карточные долги - священны!" И тот же самый человек, торжественно и всенародно обещавший перед Господом Богом своей невесте любить ее**** и оставаться ей верным, не обманывать ее, - считает себя вправе не исполнять данного обещания, вовсе не думая о самоубийстве и прибегая для своего обеления к самым грубым и пошлым изворотам, и все для того, чтобы доказать и себе и другим, что тут нет никакого греха! Все, мол, так делают!

По словам Спасителя, брак должен быть святой, неразрывный союз, оберегаемый строгими обоюдообязательными и безусловно равными для обеих сторон нравственными законами (Евангел. от Матфея, гл. V, ст. 31-32); исключение допускается Христом лишь одно, и то с ограничениями крайне мудрыми (Матфея, XIX, ст. 6-10). Так его понимает православная церковь. Впоследствии гражданскою властью были введены еще некоторые поводы к разводу, чисто формального свойства: но все это мы забываем, не хотим всего этого и знать. Я употребляю слово мы, ибо главными виновниками распадения брака должны быть признаваемы мужчины, мужья; жены лишь иногда следуют за нами, следуют нашему дурному примеру; редко первоначальным нарушителем брачной верности является жена, в особенности если она мать! Мать, какая бы она ни была, хотя бы из самых "передовых", хотя бы из нигилисток, домогающихся равноправности в разврате с мужчинами, и та невольно как-то, хоть вначале, бережет чистоту семейного очага, она все-таки стыдливее дурного мужа; происходит это оттого, что молодая мать стоит ближе к детям, нежели отец, нежнее, заботливее их любит. Равноправности же в нарушении брачного союза никакой, конечно, быть не может, ибо ни у кого нет и быть не может никакого права на грех. Высказано это в Евангелии самым положительным образом.

Укреплению брачного союза может содействовать не ослабление его разными "облегчениями", попустительствами и поблажками; не введение в него разных грубо физиологических или юридических понятий. Для укрепления брака нужно, наоборот, чтобы общество смотрело на брачные отношения с точки зрения идеально религиозной; тогда и только тогда будет брак действительно тем, чем он должен быть, по словам Спасителя. Перестановка брака на почву юридическую, о которой многие теперь толкуют, еще вреднее на него подействует, нежели введение в него самого распущенного материализма, ибо, раз будет принято, что брак есть только юридический договор, никаким образом нельзя будет отстоять не только его ненарушимости, но и бессрочности, вечности; раз это только контракт, только юридическая сделка*, я всегда буду считать себя нравственно вправе изыскивать юридические средства для его нарушения, ежели он оказывается для меня почему-либо неудобным; да и на каком основании можно юридически отвергать брак на срок? Как основательно и горячо восставал на гражданский брак И. Аксаков, исходя из оснований не только религиозных, но и психологических, из высокого понятия о любви! И где бы, мне кажется, не быть настоящему святому браку, как не в России, не под охраной русской женщины, этого олицетворения беспредельной любви, беспредельного всепрощения, самопожертвования и непостижимой стойкости** в несчастии! Кажется, г. Розанов - великий ценитель и знаток изящной литературы; я уверен, что, если бы, писавши свои статьи, он бы хотя мельком вспомнил о пушкинской Татьяне, этом благородном, чудном, святом прототипе русской женщины, - он бы, конечно, не написал того, о чем я здесь говорил.

Павловск, 7 декабря.

А. Киреев

* Что за разделение? Брак и есть "сожительство", по Библии, Евангелию и даже по учению церкви: "брак есть мужа и жены (=полосочетанных мущины и женщины) союз и жребий на всю жизнь" (=сожительство) определяет "Кормчая". О форме заключения - ни словав "Кормчей". В. Р-в.

** В Японии, как известно, договорный (гражданский) брак доведен до своего логического совершенства - брак на срок. Запад, запутанный еще в тенета римского права, до этого не дошел... будем надеяться! А.К.

* Римские императоры иногда присутствовали на вселенских и поместных соборах. Так же поступал и царь Алексей Михайлович (Московский собор 1666-1667), относившийся к собору с великим, истинно сыновним почтением. А. К.

* В тоне двух дочерей Лота, нарекающих имена сынам своим, есть гордость! "Вот - мы все переступили, дабы иметь детей - во исполнение райского заповедания". Посему теперь, сейчас девушки должны высоко поднять рожденных ими детей и закричать: "Трудно нам, задыхаемся - но волю Божию исполнили". Да, я ненасытно хочу гордости в рождениях; и не извиняюсь... В. Р-в.

** Родить ребенка - значит "разрушить нравственность"!!! Защищать детей - значит "поощрять безнравственность"!!! Боже... Боже... где же, у кого твои заповедания? В. Р-в.

* Да зачем вам "стеснять" (вечная тенденция) брак, который, по Апостолу, установлен "во избежание блуда". Стеснителен брак - свободен блуд; свободен брак - теснее блуду. Поразительно, что все, и Дернов, и Киреев, борются против брака ("стесняют"), не упоминая о блуде и так. об. молча ему покровительствуя, созидая ему условия. В. Р-в.

* Эта ссылка уже совершенно непонятна. А. К.

* Да что же, евреи и греки были "дикие"? без наших норм? с другими? Слишком вы самообольщены с Дерновым. В. Р-в.

* Уничтожьте таинство брака, говорит г. Розанов, - введите простое полосочетание, не будет и нарушений брака; "нет адюльтеров", - нет и незаконнорожденных детей. Уничтожьте закон - не будет и его нарушений, не будет преступлений. Снимите голову - нет и зубной боли! Все решается очень просто! А. К.

** Как-то неясно. "Брызги от моей работы падают на мои одежды и марают ее". Верно, - работа не чиста, и тогда бы для нее надо одеть не очень чистые одежды. А то что путать, путать - и на зрителей наводить мираж. Одёжа - богатая, а работа -швах. В. Р-в.

* ...римском праве. А.А. Киреев, должно быть, вовсе не знаком с историей канонического права. Черпали ведрами из Corpusjuriscivilis. В. Р-в.

** Таких чудес не бывает. В. Р-в.

*** Вечная присказка ленивых и неразумных юристов. "Это - они, а - не мы". Закон мудрый имеет благодетельнейшее влияние на нравы. Как тихи, незаметны, скромны татары и евреи: ни - пьяниц по улицам, ни - сифилитиков в больнице, ни - расправ финским ножом "с изменницей", "надоевшей" и пр. Неужели же желтая кровь монгола чище, светлее русской?! В. Р-в.

**** Да, если бы любовь, как и деньги, можно было обещать на сроки. А если она не родилась - что вы на это? Ну, делайте вид любви! Это будет лицемерие и грех. Вот если бы при заключении брака давалось выпивать некое магическое священное питье, рождающее из себя любовь, - тогда ее и требовать бы можно. А не изобрели вы такого питья, "благопожелание" ваше любви - не подействовало, ну тогда с "нет" - нечего и спрашивать. В. Р-в.

* Теперь-то он именно так и поставлен; только как сделка вечная (=рабство, крепостное право). Как же иначе, когда и состоит он в одном вписании жены в паспорт мужа: а) с предоставлением ссориться, до посягательства на жизнь друг друга (по этой причине нет развода), Ь) изменять один другому (без официальных свидетелей); с) никогда и не начинать жизни вместе, живя хоть в разных полушариях (и это не кассирует брак). Просто он - поставлен и всеми чувствуется как вечное обязательство юридического характера, без дачи способов его исполнить - etriendeplus [и ничего более (фр.)]. В. Р-в.

** Да, выколотили из матушки психологию. "Как воск - мягка, как свечка восковая в пальцах гнется". Но чего это стоило!! и - сейчас еще стоит!!! В. Р-в.

XLII. Идиллия, защищаемая А. Дерновым и А. Киреевым

Благословение брака споспешествует

благословенному существованию семейства.

М. Филарет

1. Из ялтинских нравов (письмо в редакцию "Нов. Вр.")

М.Г. В Вашей почтенной газете (N 9071) я сегодня прочитала о полемике, которая ведется в "Крым. Кур." о ялтинских проводниках, коих ялтинская газета так жестоко обозвала "кокотками мужского пола".

Это - несправедливое обвинение милых проводников, которые в течение вот уже пяти лет, ежегодно во время сезона, обновляют мою жизнь, заставляя усиленнее трепетать мое бедное сердце; и воспоминание незабвенных минут, проведенных мною в горах Крыма совместно с проводниками, заставляет меня сказать несколько слов в их защиту.

Я буду откровенна. Состояние мое значительное. Я второй раз замужем. Супруг мой - сановная особа, но очень ветх и древен. Мне 50 лет, но моему физическому сложению завидуют многие. Шевелюра моя уже серебрится, но любви все возрасты покорны, а под снегом не иногда, а очень часто бежит кипучая вода. Остудить эту воду мой супруг возможности не имел, ибо молодость он провел обычно, т.е. крайне бурно, а цепи Гименея надел лишь тогда, когда убедился, что таковые приготовлены из высокопробного золота. Я искала утешения в окружающем меня обществе, но каждый раз убеждалась, что любят меня не как женщину, а как источник доходов и что в окружающем меня обществе найти человека, который не оскорблял бы во мне женщину, невозможно. Счастливая случайность привела меня в Ялту, и проводник Ахметка невольно меня убедил в том, что утешители юга - люди сердца, а утешители севера - люди грубого расчета. Я начала посещать Крым ежегодно. Ахмета заменил Магомет, Магомета Сулейман и т.д., но каждый из них останется светлым воспоминанием до конца моей жизни. Все они любили меня так пламенно, так нежно и так, по-видимому, бескорыстно.

Правда, я им платила деньги, но платила ничтожную часть того, что приходилось платить северным утешителям. Северные требовали денег, а Магометы и Сулейманы каждый раз от таковых отказывались, и мне приходилось упрашивать их взять. Они брали, но говорили, что тратить не будут, а сохранят как воспоминание обо мне. Верить им, конечно, было бы наивно, но это говорили они всегда так нежно, что невольно хочется верить их словам.

Я исключения не составляю, и имя нам легион. Всех нас окружающие в обществе утешители возмущают, ибо откровенность, с которой они себя продают, женщине противна. Неужели мы, женщины с темпераментом, лишены права искать если не истинного чувства, то хотя приличного подобия его, не оскорбляющего в нас человека? Мы ищем, но не находим этого в том кругу, который именуется обществом, и вынуждены стремиться на южный берег Крыма, где проводники относятся к женщине человечнее столичных денди и куда нас гонит не развращенность наша, а желание избегнуть "фрачных кокоток мужского пола".

С истинным почтением

София Ша......екая.

2. Судебная хроника. Сгоревший муж

28 февраля в петербургском окружном суде началось слушаться громкое дело о поджоге в Шувалове дачи. Обвиняемыми явились вдова провизора М. Краевская, 30 лет, и мещанин А. Ведерников, 27 лет.

В 6 часов утра 16 июня 1901 года в дачной местности Шувалово, расположенном по Финляндской дороге, близ Петербурга, случился пожар, истребивший до основания двухэтажную деревянную дачу Константиновой, в которой жил тогда со своим семейством провизор Э.Ф. Краевский, погибший в огне во время пожара.

Покойный в ночь пожара вернулся домой, где уже спали его дочь Мария-Антуанета и мать его жены, Мария-Амалия Брюне, в пятом часу утра с праздника пожарной дружины, происходившего в саду "Озерки", в сопровождении проживавшего вместе с ним арендатора сада "Озерки", мещанина А.А. Ведерникова, своего сына Георгия, гостившего у него гимназиста Карчевского, кассира сада Островского и Бандурова. Жена Краевского, Мария, после праздника поехала кататься с брандмейстером пожарной дружины Лоренцсоном и его помощником Мордуховским и во время пожара в доме не находилась.

Придя на дачу, Краевский, бывший в сильно нетрезвом состоянии, отправился с Бандуровым в верхний этаж и почти тотчас же уснул. Ведерников остался на террасе, Островский же начал в гостиной подсчитывать расходы по празднику по саду "Озерки"; будучи тоже в нетрезвом состоянии, он задремал, но вдруг почувствовал жар и, оглянувшись, увидел, что лежавшие в гостиной на полу в большом количестве конфетти горят. Он закричал об этом Ведерникову, который, вбежав с террасы в комнату, хотел потушить пожар, но, увидев, что сделать этого нельзя, бросился будить успевшего заснуть Карчевского и помог выбраться чрез окно Амалии Брюне. В то же время сверху сбежал мальчик Георгий Краевский, сестра его Мария-Антуанета выскочила на крышу и была снята оттуда дворником. Бандуров выпрыгнул из второго этажа и, упав, сломал руку. Краевский один остался в своей спальне, и обгоревший труп его был найден в развалинах уже после того, как дача сгорела.

Сначала причина пожара не могла быть установлена, но 8 августа Ведерников, переехавший с семьей Краевского на дачу Строганова в той же местности, пригласив к себе чрез урядника Людорфа местного станового пристава Недельского, заявил ему, что дача Константиновой была подожжена им, Ведерниковым, по подговору Марии Краевской, для получения страхового вознаграждения за ее движимое имущество, помещавшееся в сгоревшей даче и застрахованное в Русском страховом обществе.

Допрошенный Ведерников показал следующее. Несколько лет назад отец его, привезя его из Киева в Петербург, передал ему приблизительно на 9000 р. разного товара и около 2000 р. деньгами для того, чтобы он мог завести собственное дело. Распродав весь товар за безделицу, он на вырученные деньги начал вести веселую жизнь, предаваясь главным образом игре в карты, и на бегах, и на скачках, причем играл довольно счастливо. Около пяти лет назад знакомый его по Киеву, землевладелец Катежинский, сказал ему, что с ним хочет познакомиться одна дама, жена провизора Мария Краевская. Он согласился быть представленным ей, и Катежинский привез его к Краевским, занимавшим в то время небольшую квартиру по Николаевской ул., за которую они платили 720 р. в год. Недели через две после первого знакомства Ведерников вступил с Краевского в интимную связь. Сперва они видались в разных местах, но затем, когда связь их стала настолько очевидною, что ее не мог не замечать муж Краевской, который, однако, не препятствовал ей, Ведерников переехал в качестве жильца к Краевским. После этого они наняли другую квартиру на той же улице, ценою в 2060 руб., приобрели роскошную обстановку, завели лошадей; все эти расходы производились на счет Ведерникова, продолжавшего играть в карты в Петербурге как в клубах, так и у частных лиц, а равно и в других городах, напр. в Орле, куда он ездил к своему брату. В четыре года Ведерников выиграл около 60 000 руб., из которых проиграл тысяч двадцать, остальные же были им истрачены на Краевскую.

Однако денег этих не хватало, и он должен был делать постоянные займы у своих братьев и сестры А.А. Муравлевой. Так продолжалось до осени 1900 г., когда дворянином Аксюком было возбуждено против него обвинение в том, что он ведет игру краплеными картами.

Хотя дело это и было прекращено, но оно доставило столько неприятностей как ему, Ведерникову, так и его родным, что он решил перестать играть. С тех пор он стал постоянно испытывать нужду в деньгах, а между тем Краевская по-прежнему требовала их и, не получая, - ссорилась с ним и постоянно упрекала его. Весною 1901 года она сообщила ему, что нашла способ добыть денег: способ этот состоял в том, чтобы нанять где-либо дачу, которая бы стояла особняком и в стороне от других, перевезти туда всю их обстановку, застраховать ее и затем поджечь и получить страховое вознаграждение. Подсудимый ужаснулся и не хотел согласиться, но Краевская начала убеждать его, говоря, что он ничем не рискует, если устроят все умно и осторожно, и что она уже раз поджигала свое имущество в Одессе, была под судом и ее оправдали. Страстно любя Краевскую и всецело подчиняясь ее воле, Ведерников согласился на предложение.

Вскоре после этого они наняли дачу Константиновой в Шувалове, перевезли туда всю мебель и застраховали ее в Русском обществе за 12 000 рублей. В Шувалове, для того чтобы сойтись ближе с местной полицией и членами пожарной дружины, Ведерников арендовал от имени велосипедно-атлетического кружка местный сад и театр, причем антреприза была всецело его. Действительно, ему удалось вскоре стать членом пожарной дружины, а когда она стала устраивать свой праздник, Ведерников предложил для этого арендуемый им сад. Предполагая, что праздник этот затянется до поздней ночи и что большинство дружинников напьются допьяна, Краевская избрала для поджога ночь, последующую за днем праздника; он состоялся 15 июля, причем была устроена битва цветов и шествие, в котором участвовала и Краевская в костюме Орлеанской девы. Вечером состоялся в саду "Озерки" ужин, на который Краевские пригласили, между прочим, брандмайора Лоренцсона и его помощника Мордуховского.

Когда все выпили, Краевская стала говорить о том, что будто бы наклеенные в Шувалове и Озерках на заборах и столбах театральные афиши закрыли афиши праздника пожарной дружины, и под предлогом проверить это обстоятельство пригласила с собой Лоренцсона и Мордуховского и увезла их в своем экипаже, взглядом дав понять Ведерникову, чтобы он привел их умысел в исполнение.

Тогда подсудимый отправился домой вместе с Краевским, его сыном и кассиром сада Островским, которого он пригласил под предлогом свести счета, в действительности же для того, чтобы во время пожара на даче находилось постороннее лицо для отвлечения подозрения; с ними пошел и Бандуров, который, опоздав на отходивший в Петербург поезд, просил разрешения ночевать у них. Когда все они пришли на дачу, Краевский с Бандуровым отправились наверх, Островский же сел в гостиной подводить счета, но, будучи выпивши, задремал. Тогда Ведерников поджег спичкой лежавшие в углу гостиной в мешке конфетти и вышел на террасу.

Вскоре послышался крик Островского, и тогда он кинулся будить спавших. Спаслись все, бывшие на даче, кроме Краевского; смерть его была большою неожиданностью как для Ведерникова, так и для вернувшейся в конце пожара Краевской и сильно поразила их. После пожара Ведерников с Краевской, ее матерью Брюне и детьми Краевского переехали на дачу Строганова. Здесь отношения Краевской к нему резко переменились, она стала сторониться от него и в то же время, видимо, сближалась с своим кучером А. Полозом, с которым ходила гулять, покупала ему в Петербурге дорогое белье, ездила с ним по городу на извозчиках. Кроме того, вернувшись раз вечером домой, подсудимый видел чрез стеклянную дверь, как после его звонка из спальни Краевской вышел Полоз в одном белье и прошел к себе наверх. Затем он стал замечать, что Краевская и Полоз что-то умышляют против него и что-то шепчутся между собою, причем до него долетали слова: "отравить", "отделаться", "убить". Это заставило Ведерникова опасаться за свою жизнь, и, не желая быть более игрушкой в руках Краевской, он сделал заявление полиции обо всем происшедшем.

Установлено, что покойный Краевский занимался в лаборатории при аптеке Глокова приготовлением желатиновых капсюль и зарабатывал около 200 р. в месяц, занимая в то же время квартиру, за которую платил 2060 р., держал нескольких лошадей и проживал в год тысяч семь или восемь. Обстановка в его квартире была очень хорошая и все вещи ценные. Вместе с Краевскими проживали сын и дочь его от первого брака и старушка М.А. Брюне, про которую Краевские говорили иногда, что она тетка М. Краевской, иногда же - ее мать и, выдавая ее за очень богатую женщину, рассказывали, что живут на ее счет и квартиру нанимали на ее имя; равным образом на ее же имя было застраховано и имущество при переезде на дачу в Шувалово, между тем как в действительности Брюне заменяла им кухарку.

Несколько комнат в своей квартире Краевские отдавали внаймы, и одну из них занимал Ведерников; он в семье Краевских держал себя на положении как бы хозяина, и ни для родственников его, ни для родных Краевского не было тайной, что Ведерников состоит с женою Краевского в интимной связи. Краевская на братьев своего мужа и на его сестру производила впечатление женщины фальшивой, двуличной и распущенной, но в то же время с сильным и настойчивым характером; муж ее, Краевский, и Ведерников были оба люди слабохарактерные, мягкие и во всем подчинялись Марии Краевской. Ведерников за последние четыре года до пожара в Шувалове жил исключительно карточной игрой. Играл он в клубах в Петербурге и Орле, где в короткое время выиграл около 25 000 рублей, и у себя дома, в квартире Краевских, где с одного лишь Аксюка выиграл 15 000 рублей. Все приобретенные им этим путем деньги он тратил на Краевскую, которую очень любил и ревновал ко всем посещавшим ее мужчинам.

Из-за ревности Ведерникова между Краевской и им часто происходили крупные ссоры и бурные объяснения, кончавшиеся обыкновенно тем, однако, что Ведерников уезжал, привозил вина, фрукт и какие-либо подарки, и они с Краевской мирились. Несмотря на крупные выигрыши, он постоянно нуждался в деньгах, которые занимал у своих братьев, сестер, матери и у посторонних лиц. Весною 1901 года он с Краевскими переехал на дачу в Шувалово, куда перевезли всю мебель, лошадей и экипажи. Конюшня была нанята отдельно от дачи, и рядом с ней снята комната для кучера, где и жил Полоз. В Шувалове Ведерников взял антрепризу сада "Озерки", и сначала дела его шли хорошо, но затем он стал нуждаться в деньгах, задерживать платежи и вынужден был на удовлетворение необходимых расходов прибегать к займам. Перед самым пожаром в саду "Озерки" состоялся ужин, которым закончился праздник пожарной дружины. За ужином Краевская действительно затеяла разговор о том, что будто бы театральные афиши, расклеенные на улицах, закрыли афиши пожарного праздника, и предложила брандмейстеру Лоренцсону и помощнику его Мордуховскому поехать с нею на ее лошадях смотреть афиши. Те согласились, и Краевская уехала с ними. Афиш, однако, они не осматривали, а, заехав в какой-то ресторан, выпили лимонада, поехали обратно и приехали, когда пожар уже кончился.

После пожара Ведерников сильно изменился, сделался рассеянным, грустным и задумчивым. Краевская же заметно стала приближать к себе кучера Полоза, который стал заботиться о своем костюме, носить крахмальные сорочки и ходить с тросточкой. Из комнаты около конюшни, которую занимал ранее Полоз, Краевская перевела его на дачу Строгановой, где она жила сама, и поселила в мезонине. Она ходила с ним гулять, брала его с собою в Петербург и ездила с ним, сидя рядом на извозчике, а также покупала ему в Гостином дворе дорогое, тонкое белье, платки и проч.

Обращение с нею Полоза было таково, что удивляло очевидцев. После арестования ее и Полоза она, через урядника, передала ему два своих новых платка и полотенце и расспрашивала, сильно ли подействовал на него арест...

Судебный отчет "Нов. Вр.".

3. Было или не было?

Обошедший все, кажется, наши газеты рассказ о том, как саврасы без узды в одном городе опоили нескольких дам каким-то наркотиком и заперли в отдельном кабинете гостиницы в костюмах праматери Евы, послав ключ мужьям, в ту пору картежничавшим в клубе, - удостоверен недавно с географической точностью.

По словам "Русск. Ведом.", история произошла в Рязани. Дам увезли кататься на тройках из тамошнего благородного собрания люди, оказавшиеся весьма неблагородными и гнусно отомстившие своим спутницам за какие-то счеты их с другою рязанскою дамою, якобы по их вине не попавшею в то же самое рязанское благородное собрание. Говорят, добавляет московская газета, - один из этих папуасов за свою мерзкую "шутку" вынужден был подать в отставку, а некоторые из потерпевших дам признали для себя более удобным оставить навсегда этот город. И история на том и кончилась? Покладисты, коли так, рязанские мужья.

Только вот в чем вопрос: так ли точно все это было? Хотя рассказывается это в такой не занимающейся враньем газете, как "Русские Ведом."?

Прошло уже довольно времени, чтобы историю могли опровергнуть. Но кто и откуда? Вольные и невольные участники этой скверной истории не имеют понятно особой охоты расписываться в ней. Гласность в Рязани изображается двумя "органами": "Губернск. Ведомостями", в которых печатаются казенные объявления, и иногда выходящим "Рязанск. Листком", в котором печатаются объявления частные. Стало быть, и с этой стороны туго и жидко.

Впрочем, если и случилась среди рязанской обывательщины такая пошлая и скверная история, так не лучше ли ей пропасть в уничижительном молчании, как пропадают же многие и многие скверные и пошлые провинциальные истории? Какой будет толк, если около нее "поднять шум"? Разве просветишь "папуасов" и утешишь опозоренных?

Вот все, что я могу ответить на полученные мною запросы по этому поводу.

А. Артемьев 
4. Судебная хроника. Мать-убийца

Дела об умерщвлении незаконнорожденных в большинстве случаев оканчиваются оправданием, так как трудно бывает установить сознательность действий рожениц, за которыми сам закон признает смягчающие вину обстоятельства, вызываемые стыдом и страхом.

Дело крестьянки Дарьи Егоровой представляет исключение и по существу своему является отталкивающим*. Двадцативосьмилетняя замужняя женщина, она проживала в усадьбе Бровкина при селе Михаила Архангела, находящемся под Петербургом. Соскучась отсутствием мужа, отбывавшего воинскую повинность, она завела роман, последствия которого не заставили долго ждать себя, и в начале июня 1900 г. Дарья родила дочь, которую окрестила ее квартирная хозяйка Давыдова. Сознавая свое положение и боясь гнева мужа, Егорова с первых же дней появления на свет ребенка тяготилась им, дурно обращалась, плохо кормила и хотела отдать в воспитательный дом, но там детей от замужних не принимают.

Прошло недели две, и Егорова пришла домой без дочки. На вопрос, куда она девалась, мать ответила Давыдовой, что какая-то незнакомая девушка взялась за 30 руб. поместить малютку в воспитательный дом от своего имени.

В ночь на 16 июня в усадьбе чистили отхожее место, в котором нашли труп девочки, и Давыдова признала в ней свою крестницу. Судебно-медицинскою экспертизою установлено, что малютка умерла вследствие удушения, будучи брошена в грязные жидкости, найденные в ее гортани и дыхательном горле.

Подсудимая продолжала уверять, что отдала девочку какой-то Аннушке, но нашлась свидетельница, по фамилии Смирнова, показание которой имело решающее значение. "Приходит Дарья как-то ко мне и говорит на мой спрос: "Перекрестись, что не разболтаешь, что скажу тебе?" Я перекрестилась. - "Я, - продолжала Смирнова, - говорит, дочку задушила и бросила в отхожее место".

Решением присяжных заседателей Егорова признана виновною и приговорена судом к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы на пятнадцать лет*.

5. Преступная (?! В.Р.) мать

На этих днях в городе Руане произошел следующий случай: мать, женщина сорока лет, убила своего десятилетнего сына и потом сама бросилась в Сену с моста Боальдьэ.

Женщина эта, г-жа Рульэ, пришла три недели тому назад из Гавра, где муж довел ее до крайней нищеты и бросил совершенно на произвол судьбы; придя в Руан, она рассчитывала найти тут работу и получить возможность к существованию.

Г-жа Рульэ написала письмо к прокурору, прося его содействия и разъясняя свое бедственное положение; она также писала своим родным, что принуждена будет покончить с собою и своим ребенком, если они не придут ей на помощь.

Не получая ниоткуда ответа, доведенная до полного отчаяния, несчастная мать решилась прекратить жизнь своего сына: она положила его на кровать, растопила жаровню и сама легла рядом.

Когда мальчик умер - она выбежала из дома и бросилась в воду.

Труп ее не разыскан до сих пор.

Петербургский Листок N 281

6. Приговор по делу И. Куликова

В четвертом часу утра окруж. суд вынес приговор по делу купца Ивана Куликова, признанного вердиктом присяжных виновным в следующих преступлениях: 1) в нанесении тяжких побоев своей жене, от которых последовала смерть ее; 2) в гнусных преступлениях, совершенных над своими малолетними дочерьми, и 3) в подлоге векселей. Иван Куликов приговорен к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжные работы на 15 лет.

(С.-Петербург, окружной суд, 13 октября 1894 г.)

7. "О мрачности тем"

Нас спрашивают: так ли мрачна провинциальная жизнь, как это рисуется из подбора известий в провинциальных газетах?

Как на пример такого неестественного подбора вам указывают один нумер одной из лучших провинциальных газет, совершенно литературной, издающейся в крупном провинциальном университетском городе. В этом нумере в отделе внутренних известий красуются жирным шрифтом отпечатанные такие заглавия: 1) Семейная драма; 2) Несчастная семья; 3) Зверская месть; 4) Зверское ослепление жены; 5) Убийство ростовщика; 6) Убийство разбойника; 7) Ограбленный доктор. Далее следует судебная хроника, в которой даются отчеты о следующих делах: 1) Истязание прислуги; 2) Убийство. И наконец, нумер заключается назидательным рассказом в "смеси" о пятилетнем убийце.

"Не весела ты, родная картина", - только и остается изречь при чтении столь живописно составленной хроники провинциальной жизни...

("Нов. Вр.")

ОТВЕТ г. КИРЕЕВУ

На меня так много нападают, что, кажется, самая элементарная справедливость требует "дать последнее слово подсудимому".

Речи мои смутили критиков, но гораздо раньше моих речей факт проституции и детоубийства их не смущал. Два-три фельетона публициста "могут поколебать брак, а стало быть и семейство и все гражданское общество, все государство", пишет г. Киреев. А гниение огромного тела России, а эти страшные отделения больниц Обуховской и Калинкинской, а эти толпы девушек, высыпающие в холодную зимнюю ночь на залитые электричеством улицы столицы, - все это "не колеблет брак, ни семейство, ни государство"? Ответьте, г. Киреев!

Г. Киреев. Я занимаюсь старокатолическим вопросом, а не медициной.

Я. Но вы взялись судить о браке? Вы возражаете мне?

Г. Киреев. Да, потому что вы коснулись канонов, а я тут специалист. Я богослов.

Я. Так гниение-то России, это... не богословский вопрос?

Г. Киреев. Нет, медицинский. Это - в ведении медицинского департамента министерства внутренних дел, и вы перепутали темы и, так сказать, территорию вопросов...

Я. Да, счастливы вы... в наивности или неведении. Не находя в Евангелии текстов против учреждения домов терпимости, вы чистосердечно верите, что учреждением домов терпимости Россия не нарушила Евангелия. Но так как в Евангелии есть текст: "а женящийся на разведенной - прелюбодействует", то, например, если бы хоть одному мужу, давшему жене развод и великодушно принявшему, в силу возмутительного устройства бракоразводного процесса, вину на себя, государство ясно, открыто и честно разрешило вступить в новый брак, то не один, а тысячи гг. Киреевых и оо. Дерновых возмутились бы и завопили, как он грозит в своем фельетоне: "Государство не имеет права объявить недействительными апостольские и соборные правила, не может также объявить закона, противоборствующего церкви. В таком случае иерархия церкви не обязана повиноваться государственной власти, которая захотела бы принудить ее признать то, что противно Закону Божию и ее совести".

И г. Киреев спокоен. Проституция не против текстов: да будет проституция! Но развод с правом новой семьи - против текста: и церковь вправе прямо "не послушаться государства"! "отказать! запретить"!

О, давно я стал бесконечно любить государство, эту земную светскую власть, этого грубого, по-видимому, часового: ибо грубыми мозольными руками все же он перевязывает раны больному, подбирает, хранит, лечит. Да, в государстве - Христос! - приходится воскликнуть. "Истинно, истинно говорю вам: кто из вас принял единого из малых сих (о детях) во имя Мое - Меня принял": и государство стало нянькою около больных, около рожениц, около детей; оно воистину, как Христос заповедал, открыло двери своих приютов равно всем: "Придите - и Я согрею вас!" Осанна государству; оно ныне как "сын Давидов", в белых одеждах милосердия, в красоте любви и сострадания... И хоть священства одежд на нем нет, но за священство подвигов его, за это удивительное его отношение к детям и женщинам можно положить перед ним земной поклон.

И вот против угроз по его адресу г. Киреева: "Не смеет!", "не может!", "не послушаем!" - мне хочется сказать людям тоги и меча, что г. Киреев или не все тексты знает, или некоторые из них утаивает. Например, есть знаменательный и применимый к нуждам наших дней и принципиальный для всего Евангелия, для всего смысла пришествия Спасителя на землю, текст:

"И фарисеи говорили Иисусу: смотри, что делают ученики Твои: чего не полагается в субботу".

Ученики же, идя полем и взалкав, срывали колосья и растирали руками и ели зерна.

Иисус ответил:

"Неужели вы не читали никогда, что сделал Давид, когда имел нужду и взалкал сам и бывшие с ним? Как вошел он в дом Божий, при первосвященнике Авиафаре, и ел хлебы предложения, которых не должно было есть никому, кроме священников, и дал и бывшим с ним?

И сказал им: суббота для человека, а не человек для субботы. Посему Сын Человеческий есть господин и субботы".

Вот какой основной текст Евангелия забыл или утаивает г. Киреев. И мир теперь алчет. Разве ничего не говорит нашему сердцу и уму Калинкинская и Обуховская больница? Если ничего не говорит - мы умерли для Бога, мы - трупы, хотя и с "текстами". "Повапленный гроб, украшенный снаружи, а внутри наполненный костей тления" - вот наш пресловутый брак, опирающийся одною ногою на погубление сотен тысяч девушек - без детей, без родства, обращенных в клоаку общественного непотребства (ведь будь активная разработка брака в стране и получи они все вовремя замужество, они не попали бы в проституцию), и еще другою ногою упирающийся в детоубийство: "Это от стыда, но стыд - для охранения целомудрия; пусть убивают!"

Да, это "для охранения целомудрия".

А дома терпимости - целомудрия не оскорбляют?

А страшная болезнь - не мешает Европе быть целомудренною?

Нельзя разведенному мужу, принявшему на себя вину, жениться: это нарушает освященную древностью Кормчую книгу. Но как дома терпимости в Кормчей книге не упоминаются, то они ее и не нарушают: sunto! (быть по сему! (лат.))

Но так ли исторически осведомлен г. Киреев? Он пишет не колеблясь: "Наши законы о браке основаны на слове Божием, стало быть хороши (курсив его)"... "Повторяю, законы наши хороши, их самих нечего и касаться"... Самоуверенно. Ведь г. Кирееву известно, что наши законы о браке изложены в так называемой Кормчей книге. Но неужели же ему неизвестно, что Кормчая книга - есть светская византийская компиляция, составленная при императорах Льве и Константине (конца IX и X веков), и в которой, как во всех средневековых компиляциях, вроде "Пчелы", "Палеи", "Луцицариуса", "GestaRomanorum" и проч., перемешано христианское и языческое, греческое и римское, и всего менее есть евангельского и уж ничего ровно библейского. Есть там, сверх языческой римской основы, еще епархиальные греческие распоряжения о браке, частные мнения о браке аскетов, которые по самым обетам своим относились к браку отрицательно и компетенция мнения которых едва ли может быть универсально принята поэтому. Доказательство - самое определение в "Кормчей" брака. Всякий понимает, что определить вещь - значит построить фундамент, по плану которого расположится и план всего дальнейшего учения или догмы, или закона. Каково же это определение в "Кормчей"? Вот оно: гл. 48: "Брак есть соединение мужа и жены и общий жребий на всю жизнь, объединение божественного и человеческого права". Ваше ухо уже слышит в этой форме "медь звенящую и кимвал бряцающий". "Corpusjuriscivilis". Действительно, это только перевод из Digestae (Дигестот (лат.)), XXIII: "Nuptiaesuntconjunctiomarisetfeminae, cousortiumomnisvitae, divini (жреческого, языческого) ethumanijuriscommunicatio". Теперь, из рук императоров Льва и Константинтина перейдя в руки Владимира св. и его сыновей, далее Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, еще далее - к Василиям и Иоаннам Москвы и докатясь "неповрежденно" до нашего времени, эта компиляция перестала ли быть светским и в некоторых частях языческим по происхождению сборником? Сборником, при составлении которого, например в определении брака, не было сделано справки даже с Евангелием. Вот оно (замечательно, что о. прот. Дернов и г. Киреев оба воздержались привести его).

"И сказал Иисус: не читали ли вы, что сотворивший - в начале мужчину и женщину сотворил их" (Быт. 1). Т.е. что два пола есть первый абсолют брака. "И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью" (Быт. 2). Т.е. Творческую Волю, сгармонировавшую два пола, любовь приводит в исполнение с такою непременностью, что даже оставляется ради ее отец и мать. Таков второй абсолют брака. "Так, что они уже не двое, но одна плоть". Говорится об едином слитном организме муже-женского слияния, о существе супружества и вытекающего из него родительства. "Итак, что Бог сочетал - человек да не разлучает" (Матф. 19). Т.е. разлучить сопрягшихся, или ребенка от родителей, государственно или священно, в чем бы то ни было: в фамилии, правах или имуществе, в чести или в счастии, грубо физически или косвенно путем осуждения и пристыжения (учение о незаконнорожденных детях) - значит разорвать крови, истребить родство, разрушить в людях Божию тайну.

Что "тайна" здесь есть, присутствует, хотя, казалось бы, дело касается тел, чудно объяснил апостол Павел в послании к Ефесянам (гл. 5): "Муж есть глава жены - как и Христос церкви. Должны мужья любить своих жен, как свои тела; любящий свою жену - любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь - церковь. Потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть (Быт. 2). Тайнасия велика есть". Последнее выражение послужило фундаментом для возведения брака в таинство? Т.е. что же это такое? Все, здесь описанное. Читатель может прочесть, вдуматься, судить. Тайна родства человеческого, родного в человеческом, костного и кровного,откуда льется такая необоримая связанность людей и преданность, около которой малою дробью является вся остальная филантропическая и гуманная человеческая любовь. Как же могло и решилось учение о незаконнорожденных детях вмешаться в эту "тайну" и сказать отцу: "Эти дети - Семеновы, по духовному отцу зеленщику Семенову, тогда как вы - Петров, совсем другой человек, и не отец и не родной этому дитяти"? Зову Бога во свидетели, что кто так говорит, сказал, повелел считать - богохульствовал.

Это - прямо ужасно, что совершилось. На этом и основано детоубийство.

В заключение маленькое литературное nota-bene: г. Киреев еще более неточно, чем о. Дернов, и от этого совершенно неверно передает главные мои утверждения. Напр., он выражается: "Р-в говорит, что таинства брака не существует". Но, конечно, я признаю таинство брака, не деля детей на законных и незаконных; но оговорился: "Так как везде в Европе дети делятся на законных и незаконных, то нельзя доказать живость и присутствие в Европе (в совести Европы, в сердце Европы, в уме Европы) таинства брака". И объяснил - почему. И г. Киреев, и о. прот. Дернов, оба осторожно обошли этот мой важнейший аргумент (о недоказуемости в Европе таинства брака). Это - маленькая подробность. Но и вообще всего хода моей мысли, как и аргументов в точном их значении, не уловили и г. Киреев, и А. Дернов; и не только что не опровергли, но и не коснулись, не разобрали их. Они играли на арфе неопределенную мелодию, когда я выставил перед ними таблицу умножения.

МАТЕРЬЯЛЫ К РАЗРЕШЕНИЮ ВОПРОСА

* Ничуть. Она обещалась жить с живущим с нею мужем, а не отсутствующим. Уходя на годы, хотя даже на один, он мог лишь условно удерживать ее за собою или должен был вовсе дать ей развод: "Я выхожу (из отчего дома) не за твой паспорт, а за тебя; и нет тебя, не вижу, - то и не спрашивай, где я". Этот принцип заставил бы гг. кавалеров позаботиться реальным присутствием дома, а не фиктивным счетом, что-де все равно я числюсь господином дома. В. Р-в.

* И справедливо, и не справедливо. Нет органического о разных случаях закона. В. Р-в.

XLIII. Из писем в редакцию "Нового Времени" о браке и разводе

а

Полемика между гг. Розановым, Киреевым и А-том о сущности и значении брака вызвала ряд писем в редакцию, авторы которых стараются помочь выработке возможно более правильного взгляда на этот вопрос. Как полагает г. А.А. Киреев, ошибочно применяет идеальное определение брака к действительности, торопится осуществить такой брак, - и, конечно, приходит к невозможным выводам. Конечно, если мы за определением брака обратимся к действительной жизни, то он определится не иначе как с помощью понятий религии и права. Если стоять на этой точке зрения, то рассуждения, подобные рассуждениям г. Киреева, несомненно правы.

Г. Киреев возмущается тем, что г. Розанов "в некоторых случаях дает плотскому сожительству предпочтение перед браком, находя первое настоящей добропорядочной и чистой семьей, в которую человек вступает, вырвавшись из принудительного разврата". Но не следует забывать, что предпочтение это оказывается только в некоторых случаях. Эти некоторые случаи имеют место именно тогда, когда плотское сожительство становится истинным браком, а брак переходит в принудительное плотское сожительство. Что это случается, и случается довольно часто, с этим, я думаю, никто спорить не станет. Чем же тут возмущается г. Киреев?

б

А. Добский, также соглашаясь с принципиальным взглядом г. Розанова на брак, признает совершенно неосновательным опасение, что принятие мер, предлагаемых г. Розановым, приведет к упразднению брака. По его опасению меры эти излишни, так как не законы создают нравственность, а кое-что другое. История давно уже доказала, что прямолинейная строгость законов не ведет к улучшению нравов. Строгость нашего бракоразводного законодательства, обрекающего виновную сторону на вечное безбрачие, представляется г. Д-скому поэтому совсем нежелательною.

Что если, - спрашивает он, - эта измена супружескому долгу была явлением случайным, если весь нравственный облик виновного супруга во всех остальных отношениях чист и безупречен и все могут это засвидетельствовать? А если невиновная сторона тоже причастна, так или иначе, к падению супруга? Зачем же карать огулом всех таких вечным безбрачием наряду с лицами, действительно глубоко испорченными? И почему вечным? - Почему не на срок? Или нет надежды на исправление? Каторжных переводят в разряд исправляющихся, а несчастный супруг, может быть однажды по слабости, по внезапной вспышке страсти изменивший супружескому долгу, на всю жизнь лишается законного семейного очага, лишается всякой надежды получить прощение своей мимолетной вины.

Измена супружескому долгу может иметь множество оттенков, может быть обставлена условиями, увеличивающими и уменьшающими вину. Ведь и в убийстве закон признает смягчающие вину обстоятельства! Как же можно подводить все измены под один уровень?!

В этом - большая, роковая ошибка закона, и дай Бог, чтобы она поскорее была устранена. Много несчастных тогда получат возможность обратиться на путь законности, вернуться на который им мешает теперь закон. Злая ирония!*

в

Г. А. П. вступается за животных, у которых предполагается одно лишь поло-сочетание в самой грубой "животной" форме.

Не следует забывать, - говорит г. А.П., - что среди пернатых, двулапых и бесперых двуногих есть inseparables (неразлучные (фр.)) и есть кукушки, хотя ни те, ни другие не имеют наших человеческих законов, которые г. Киреев признает столь существенными.

г

Один из корреспондентов, г. А-в, доказывает, вопреки мнению г. Киреева, что нумер газеты, в котором напечатана статья о браке и разводе, не только не должен быть скрываем от девиц, но, наоборот, такие статьи следует рекомендовать девицам.

Почему, - спрашивает он, - следует бояться света, почему надо вырвать из рук девушки газету со статьей о браке? Потому что она станет читать ее при посторонних? Ей будет стыдно? Нет, совсем не то! Если девушке и будет стыдно, когда ее застанут читающею статью о вопросах нравственности или брачных отношений, то это стыд ложный, и основа его именно в том, что благодаря современной постановке женского воспитания женщина не имеет, не может и не должна иметь понятия о том, что знать ей необходимо для того, чтобы обладать нравственною устойчивостью, которая немыслима без ясного понимания своего долга и своих прав*.

* До чего - убедительно. И тысячу лет это нравственнейшее соображение, этот истинно христианский голос ни одному-то, ни одному иерарху на пространстве целой Европы в голову не пришел. Но тогда - не магия ли это? И не виним ли мы загипнотизированных, когда надо винить гипнотизера? Не будем жестоки и к иерархам. Идол девства отрезал им ухо - и они не слышат. В. Р-в.

* Неужели же матери безнравственнее дочерей? А они - все о браке знают. В. Р-в.

XLIV. Последний ответ г-ну Розанову по вопросу о браке

Ничуть не сочувствуя полемике личного характера, личным спорам и препирательствам, я с удовольствием предоставляю моему почтенному оппоненту последнее слово, но считаю необходимым, для полного выяснения столь важного вопроса, сделать несколько фактических поправок в том, что говорит г. Розанов в своем ответе мне.

Я весьма далек от мысли, что "два-три фельетона публициста могут поколебать брак, семейство и государство". Фельетонизм, конечно, становится великою силой, - это явление прискорбное, но несомненное. Прежде силою была книга, но читать книги стало утомительно, скучно, на это требуется много времени, да и внимания; перешли к повременным изданиям, к журналу, дающему в сокращенном, "конденсированном" виде содержание всех новых книг, "последнее слово науки"; но и это теперь становится чересчур трудным, теперь весь центр тяжести дела перешел в газеты, в фельетоны. Делать нечего!

Нет, я не думаю, чтобы "два-три фельетона публициста", будь он даже гением, могли поколебать брак и государство. Я говорил, что ежели бы мысли и мероприятия, указываемые г. Розановым, были приняты, то это могло бы поколебать брак. Да, но ведь эти мысли были высказаны не одними фельетонистами! Они высказываются давно и многими; они упорно проводятся в печати, и в серьезной и в шутовской, проводятся и на сцене, и в оперетке, где брак осмеивается на все лады и "совершенствуется", "упрощается" с обоюдного согласия супругов, хоть бы, например, в оперетке Оффенбаха - "Орфей в аду"*. "Прогресс" в деле упрощения брака очень хорошо "иллюстрируется" именно музыкальной историей Орфея. Сравните брачные отношения и взгляд на них старинный, Орфея греческой легенды (Глука) со взглядами "усовершенствованными" Орфея новейшего образца (Оффенбаха)!.. К несчастию, об этом деле написаны не только одни статьи г. Розанова, но и многое другое. Важнейшим фактором в этом деле является "гражданский брак", мало-помалу вытесняющий на Западе брак церковный. У нас представитель церкви еще не заменен представителем государства, г-м мэром, опоясанным трехцветным шарфом. Не доросли еще!

Не вполне понимаю, для чего г. Розанов примешивает к вопросу о браке вопрос о жертвах проституции. Проституция - последствие распущенности нравов; облегчайте брак сколько и как угодно, вводите в него какие угодно "усовершенствования", брак гражданский, брак на срок, наконец, уничтожьте его совсем, заменив его тайной "полосочетания", - вы этим распущенности не исторгнете из нашего общества; вам удастся заменить слово "проституция" другим, но не устранить самый факт. Кто же сомневается в том, что и дома терпимости, и проституция со всеми их ужасными последствиями противны Евангелию? Это, конечно, не подлежит сомнению, но разве я где-нибудь это утверждал?

Обращаюсь к соображениям г. Розанова. Он восхваляет государство*, он восклицает ему "Осанна", "в государстве Христос", "оно в белых одеждах милосердия..." - уверяет он, а г. Киреев говорит ему: "Не сметь", "не может", "не послушаем"! Да, все это я говорю; государство не смеет и не может требовать от подданного действий, противных христианской вере, противных тому, что требует от меня моя вера, моя церковь. Вне этой сферы я готов отдать "кесарю" все, последнюю мою каплю крови и мой последний грош, я их отдам даже и тогда, когда эти требования, по-моему, несправедливы, бесцельны; но когда государство становится во враждебные отношения к моей церкви, я несомненно стану и должен стать на сторону последней. Никакая цензура не может вычеркнуть из Евангелия ни слов Христа: "Воздайте Кесарево Кесарю, а Божие - Богу" (Матф. XXII, 21), ни ответа апостолов начальникам народа и старейшинам: "Справедливо ли слушать вас более нежели Бога!" (Деян., гл. IV, 8-20). У нас, в России, такая борьба трудно мыслима, потому что русское государство органически связано с православной церковью; все мы, от царя до последнего нищего мужика (говорю о православных), сыны нашей родины и вместе с ним сыны нашей церкви. Но в других государствах такой конфликт возможен; да он был возможен и в России, когда вся западная ее часть принадлежала Польше. Живи я в XVI и XVII столетиях, под игом иезуитско-польского государства, я бы, конечно, стоял, заодно с Константином Острожским и Богданом Хмельницким, против государства!

До сих пор мне все приходилось слышать обвинения в том, что я недостаточно внимательно отношусь к внешней стороне церковной жизни, не придаю достаточного значения ее (случайной) исторической оболочке, что в особенности я напрасно ищу опоры для моих мыслей и доводов преимущественно в Евангелии или в писаниях древней церкви, а не в новейших руководительных церковных книгах, в позднейших взглядах и мнениях, что я вообще слишком увлекаюсь идеалами древней церкви, забывая современную действительность и ее права; мне даже было прямо указано на то, что считаться должно не с древней церковью, когда-то бывшей, а с настоящей, конкретной нашей современной церковью, современной представительницей древней церкви! Мой почтенный оппонент обвиняет меня в обратном! Г. Розанов говорит, что в данном вопросе я забываю такие евангельские тексты, как, напр.: "Суббота для человека, а не человек для субботы, Сын Человеческий есть господин и субботы", и при решении вопроса о браке опираюсь на "Кормчей книге"! Нет! Я о Кормчей книге и не упоминал, а основывал свое рассуждение именно на евангельских текстах. Приведенные г. Розановым слова Христа имеют, конечно, великую важность; они направлены против тех, которые придают внешности, обрядности, форме преувеличенное значение противу тех, которые тщательно "отцеживают комара и проглатывают верблюда". Но я, кажется, во всей моей статье в этом не провинился, ибо, повторяю, основывал свою аргументацию не на "Кормчей книге", а именно на словах Спасителя, на которые, правда, указал лишь ссылкою. Исправляю этот недосмотр и привожу самый текст. Матф., гл. XIX, ст. 5-9. Фарисеи, искушая Христа, спрашивают Его, можно ли разводиться по всякой причине. Спаситель, определяя великое значение брака, отвечает: "Оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей... Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает". Далее, допуская развод по жестокосердию человеческому, Спаситель указывает и на единственную причину для развода - на прелюбодеяние. Спаситель говорит о мужьях, но, несомненно, то же самое относится и до жен, ибо нравственность для обоих полов, конечно, одинакова. Святость, ненарушимость, значение брака ограждаются опять-таки Самим Спасителем. "Всякий, кто взглянет на женщину с вожделением, - говорит Он (Матф., гл. V, ст. 28), - уже прелюбодействовал с нею". Этими текстами все сказано, все решено окончательно и бесповоротно. Но, скажут мне, если, вступив легкомысленно в брак, мы обочлись, если мы друг другу надоели, стали противны, если полюбили других, как же не разводиться? Ведь это жестоко! Да, но что же делать! Терпи!* Из-за того, что некоторые поступают легкомысленно или нерасчетливо, нельзя отменять вечных определений самого Спасителя. Впрочем, в некоторых случаях необходимо допустить для супругов прекращение супружеских отношений, отдельную жизнь (но это совершенно другой вопрос).

По-видимому, г. Розанов, утверждая, что и он, несмотря на то что считает всякие "касания женщины" не незаконными, признает таинство брака, отожествляет два очень различные понятия и слова: именно - таинство и тайна. Конечно, если стать на эту точку зрения, всякое "полосочетание" и его последствие - появление детей - можно назвать "таинством"; в природе много тайн, в конце концов мы всюду встречаем таинственную причину явлений. Несмотря на все наши открытия в естественных науках, мы можем лишь раздвинуть область наших знаний, раздвинуть ее границы, но не перешагнуть за них. И в зоологии, и в физиологии мы встречаемся с тайною, но это не таинство; у животных таинства нет; в жизни зверей есть тайны, у людей, кроме того, есть таинства, и мне кажется, что отожествление моим почтенным оппонентом тайн зоологии с таинством религии дает мне право сказать, что он таинства брака не признает или по крайней мере совершенно его искажает. Я не вижу никакой "святыни" ни в зоологии, ни в гражданском браке.

А. Киреев.

Павловск, 19 декабря 1900 года

* Вот у греков и евреев почему-то Оффенбах не появился. Почему бы? Они свою семью уважали, ибо она давала им счастье, ибо она была хороша, доблестна. А эти качества доблести и приятности все вытканы единственно свободою и самостоятельностью семьи, правами в ней единственно: 1) мужа, 2) жены, 3) ребенка. Там "в семью" не сажали девушку, юношу - как в муравейную кучу, с заветом: "Сиди". Кто отнял свободу развода - отнял самостоятельность у семьи, отнял у семейных людей счастье. Тогда-то и пришел Оффенбах.В. Р-в.

* Забывая, по-видимому, что он сам высказал справедливое негодование против домов терпимости, устроенных, конечно, не церковью, а именно государством. А.К. "Ответ": да не тот воздвиг проституцию, кто для нее построил дом, а кто поставил людей в условия, что им и пойти некуда, как к проститутке, ибо: 1) жена ему запрещена, 2) с девушкою тайно сходиться - жаль губить своего ребенка ("незаконнорожденный"). А.А. Киреев понимает проституцию как архитектуру домов терпимости, а не как склад жизни, семьи, брака, до которых государству и касаться не давали, останавливая словом "таинство", "наше дело", "наша власть". В. Р-в.

* Драл медведь корову. Она ему: "Больно!" А он: "Потерпи". Ведь так некоторых несчастных из петли вынимали, и это духовные власти знали и знают. Но не вымолвили ничего, кроме медвежьего "потерпи". В. Р-в.

XLV. Последний ответ его превосходительству А. Кирееву

На декларацию, помещенную в N 8917 "Нового Времени"

Есть в природе одна великая тайна: это - истина. Истина сегодняшняя, насущная - это тайна, а истина безусловная, пожалуй, лежит в основе таинства. Для человека честного тайна выше таинства со всеми его основами. Люди, по природе склонные ко лжи и обману, обыкновенно стремятся к безусловной истине и к таинству. Этим путем легче всего проводить в жизнь обман и ложь. Люди последнего пошиба хотят уверить, что они "не только раздвигают область наших знаний, но и перешагнули за их границы". Тайна же честного человека, т.е. истина в тесном смысле, остается одна и та же сегодня и в зоологии, и в физиологии, и в психологии, и в жизни людей, и в жизни растений, и в безжизненном камне. Отец Небесный наряжает и лилии в наряды роскошнее царских и прокармливает птиц и зверей, хотя они не сеют и не жнут и жатвенных машин не изобретают. Если люди и придумали пользование паром и электричеством и если они поэтому на свой вкус и лучше птиц и зверей, то ведь духовные лица и генералы вроде А. Киреева признают людей лучшими против зверей не в силу того, что инстинкты людей способны подняться до придумывания велосипедов, электричества, гербов, генеральских эполет, митр и жатвенных машин, а в силу того, поскольку они способны поверить в безусловную истину, в таинство, преподносимые гг. дух. авторами и генералами, - в это святая святых г-д духовных и генералов. Словом, духовные и гг. генералы хотят утверждать свое превосходство и авторитет не только над зверями, цветами и булыжниками, но и над всеми честными людьми. На обыкновенном языке надо было бы сказать: "Они стремятся быть бесчестными", но на их языке это означает: "Стремиться к святому святых, жить в Боге".

Не примеривайте, Ваше Превосходительство, сверх генеральского мундира ризы первосвященника: Вы будете еще более смешны, чем в генеральском мундире. Вы не обладаете самым обыкновенным вкусом, а о тонкости вкуса тут и помину быть не может.

P. S. Мне кажется, что "Новое Время" дискредитирует себя, печатая Ваши милые статейки *.

* Анонимно. Мне прислана копия. Уважаемый А.А. Киреев да извинит мне, что я для целостности матерьяла не выпускаю и это письмо. Оно свидетельствует о "горячей земле", по которой ступают наши ноги в этой полемике. Ниже печатаемые письма слишком обнаруживают основательность этого "горения земли" в данном случае. Также духовные лица медленно да расхолодят неосторожность слов, их касающихся. В. Р-в.

XLVI. Еще из суждений о незаконнорожденности

1

М. Г. Слышно, что Вы думаете основать "неотеологическое общество" для оживления христианства и церковности *. Намерение доброе! Но не надо забывать Вам, что лично на Вас археотеологи весьма откровенно налагают густой слой - едва ли не врага церкви и христианства. Обратите внимание на статью о. Филевского** в сентябрьской книжке 1901 г. "Странника" под заголовком "Пусто-словствование светского богослова" - г. Розанова; или на ст. "Душеполезн. чт." -за 1901 г. "Язвы нашего времени" - в декабр. кн., где Вас величают "писакой", для коего "нет ничего святого".

Вашим почитателям больно это слышать. Не думаем, что и для Вас безразличны отзывы печати, особенно отзывы журнала, руководимого довольно известным профессором академии г. Лопухиным. Да и руководитель "Душ. чтения" тоже профессор, да еще "заслуженный".

Светская печать, насколько она нам известна, тоже не всегда благосклонна к Вам. В "Новостях" не раз Ваши теофилософские суждения подвергались вышучиванию, равно как и в "России". Еще на этой неделе г. Дорошевич зубоскалил по поводу Вашей заметки в "Нов. Вр." о присвоении некоторым детям названия "внеканонические". А г. Шарапов в своих "Сугробах" прямо-таки причислил Вас к поощрителям распутства. Настоит, нам думается, нужда объясниться Вам с Вашими недругами или назовите их иначе как, дабы и почитатели и друзья Ваши не подумали, что Ваше молчание есть согласие с нелестными для Вашего достоинства аттестациями...

Ignotus Vobis

P. S. Позволим себе не очень кстати, но заодно уже обратить Ваше внимание на книгу г. Страхова "Хр. учение о браке". Полагаем, что в ней найдется нечто в пользу облюбованной Вами теории "прилепления полов". Мы разумеем теорию (конечно, разбиваемую) консенсуалистов. Разбита-то она все же не наголову. Лично мы, впрочем, не на стороне "прилепления" как акта естественно-таинственного, но не всегда священно-таинственного: ибо есть прилепление строжайше запрещаемое: "не прелюбы сотвори" и "блудники - вне Иерусалима небесного" (Апок.). Еще: Вы, по-видимому, желаете легкости разводов. Но не была бы эта легкость развода поводом к еще более легчайшему распутству? И еще - последнее еще: напрасно Вы громите духовенство за термин - "незаконнорожденный". Церковьвсе даст духовным чадам внебрачным, что и в браке рожденным. Если же лишают их прав на имя и наследство, то это чаще всего сами отцы (начинается мой курсив. В.Р.) - простите за выражение - кобели, и матери - суки, отдающие, и очень с легким сердцем, своих птенцов в воспитательные дома. Если государство найдет возможным дать детям этим имя и права отца (буде найдется), то Церкви тут возражать нечего*. Чем дети обеспеченнее во всяких отношениях, тем лучше... Но пока довольно!.. Может быть, будет случай и побольше поговорить на эти жгучие темы... Idem.

18 ноября 1901 года. С.-Петербург

NB. "Новое Время" несомненно даст Вам место для объяснений с Вашими противниками. Будем ждать на этой неделе слова от Вас.

2 Достоуважаемый N. В-ч. (Извините, не знаю имени и отчества.)

Милостивейший Государь! Книжка моя, очевидно, передана Вам не от меня, но я очень рад познакомиться с Вами, хотя и чрез третье лицо, и, когда буду на Шпалерной, постараюсь завезти к Вам и от себя другие мои книжки.

Честь и слава Вам, что Вы поднимаете вопросы самые жизненные и многозначащие, каков прежде всего вопрос о браке. Ясно, что Вы искренно желаете современные нам отношения между двумя полами очистить от той грязи, которою так глубоко пропитаны эти отношения; но с грязью надобно держать себя еще более осторожно, чем сколько требуется осторожности при обращении с предметами чистыми и нежными, - может завонять...

В Вашем письме мне очень понравилось делаемое Вами сопоставление брака* и венчания с хлебом и благословением последнего. Это сопоставление, думается мне, очень хорошо выясняет существенное различие между семьею легальною и нелегальною. Хлеб как хлеб, и благословенный и неблагословенный, сам в себе есть один и тот же хлеб, но в рассуждении пользования им, иначе - по отношению к его благословенности или неблагословенности - далеко не одинаков: мы на каждом шагу видим, что одни из нас и при питании, по-видимому, непитательною пищею, если только есть Божие благословение, наслаждаются здоровьем и крепостию, бодростию сил тела и души; другие, наоборот, и при пичкании себя одними лишь ростбифами да бифштексами, бульонами и т.п. - выглядывают доска доской** и бледны и даже сини, как зарезанная и ощипанная, старая, худая индейка, или же лоснятся такою несимпатичною откормленностию, которая невольно возбуждает отвращение к себе. И ясти будете, и не насытитеся, говорил Господь Израилю, не слушавшему повелений святых. Так и половое сопряжение; само в себе это сопряжение, и благословенное и неблагословенное, есть одно и то же nuptus, но по своей, так сказать, питательности, по своему применению, по своей качественности, характеру и проч. - различно до противоположности: nuptus с благословением есть брак о Господе (слова ап. Павла), a nuptus без благословения - брак по страсти (тот же ап.); союз брачный благословенный есть союз во образе союза Христа с церковию (у того же ап.), а союз брачный неблагословенный есть союз любодейный, союз растления (в Евангелии и посланиях), словом - союз греха и беззакония. Отсюда и дети второго союза суть плоды греха и беззакония. Возражают: да за что же дети страдают? Ответ: за то же или потому же, за что и почему страдают дети (дальше мой курсив. В.Р.) сифилитики, рахиты, чахоточные, недоноски и проч. и проч.*** Таков уж закон всякого организма, в том числе и великого организма человечества: славится один член, с ним славятся и другие члены; страдает один член, с ним страждут и другие(ап. Павла). Есть и легальные семьи гораздо хуже нелегальных, но такое печальное явление не говорит в пользу последних. Солнце, и прежде и теперь, многими людьми боготворится и боготворилось: чтобы изгнать такое языческое идолопоклонство, следует ли солнце уничтожить, а оставить на небе лишь луну, хотя последняя без солнца и светить не может?.. Так должно относиться и к оценке всякого человеческого злоупотребления.

Всего в письме не выскажешь, а тем паче, моя рука, вот уже три года страдающая от ревматизма и невралгии, не позволяет мне много писать. Свидетельствую Вам мой усердный поклон и почитание; с желанием Вам всякого блага, Ваш покорнейший слуга протоиерей Г. Титов*.

P. S. Читали ли Вы статью против Вас Заозерского. в "Богословском Вестнике" (изд. Моск. Академии), в ноябрьской книжке?

3 Страшная катастрофа на Эльбе**

У Бланкензе на Эльбе, в ночь с воскресенья на понедельник, произошла катастрофа, о которой берлинские газеты сообщают душу потрясающие подробности. Пароход "Primus", служащий для увеселительных прогулок, слишком рано перешедши с южного фарватера на северный, наскочил на буксирный пароход "Hansa" и, получив сильное повреждение, пошел ко дну. На нем находилось не 120 человек, как сообщил телеграф, на основании первых известий, а 195, причем погибло не меньше 100 человек, среди них много женщин и детей. Из пассажиров, спасшихся на буксире "Hansa" и на двух, к счастию, подошедших пароходах, почти все серьезно ранены осколками взорвавшегося котла. Допрошенный чинами морской полиции капитан буксира "Hansa" тотчас же был отпущен на свободу, так как выяснилось, что, заметив неправильный переход "Primus'a" с одного фарватера на другой, он сделал все от него зависевшее для предотвращения столкновения, и несчастие произошло не по его вине. Капитан погибшего парохода бросился в воду и благополучно добрался вплавь до другого берега Эльбы, ширина которой в этом месте достигает 1800 метров. Несмотря на то что "Primus" пошел ко дну не больше чем через одну минуту после столкновения, многие женщины, как передают очевидцы, успели перебросить детей на "Hansa".Взрослых, вообще, спасено очень мало. На пароходе находились целые семьи, и поэтому на нем было много детей, о которых и заботились главным образом. "Primus" - один из старейших пароходов, плавающих по нижней Эльбе. Он построен в Англии в 1848 году и считался одним из лучших.

* Письмо это, полученное анонимно, судя по слогу, принадлежит одному из почтенных профессоров С.-Петербургск. Дух. Академии. Печатаю я его, равно как и следующее письмо, ради отмеченных курсивом мест - дабы показать, до чего антипатия к незаконнорожденному ребенку неодолима даже в человеке просвещенном, но духовно - просвещенном. Ибо не могу я забыть трогательнейших случаев внимания к таким детям и их матерям обыкновенных людей (напр., одного отставного солдата в вагоне третьего класса, который, разыгравшись с прелестным ребенком на руках женщины, спросил: "К мужу, голубушка, едешь?" - "Нет, - ответила та, вся залившись краской стыда, - у меня нет мужа, этот ребенок у меня незаконный" [удивительный по невинности ответ; он был мучителен, это по лицу было видно, между тем в вагоне, проездом, она не сумела пролепетать такой несложной лжи: "К мужу"]. Солдат сконфузился утроенной стыдливостью, весь изменился: и вот бы кто посмотрел, с какой чудной, английской [староаристократической] деликатностью и серьезностью он после слов этих говорил с нею, обходился с нею. Не могу забыть этого праведного солдата. В. Р-в.

** Ныне - друг мне, состоящий со мной в деятельной переписке. Хотя по должности это только преподаватель Закона Божия в Харьковском коммерческом училище, однако - один из основательнейших и, главное, пламеннейших, мне известных, богословов. Нападки на меня как его, так и других дух лиц едва ли не исходят из их непривычки к языку светской литературы. Ибо едва они вступают в приватное ко мне отношение - их недоуменный гнев прекращается. То же было в отношении ко мне и с г. А". Сильченковым, вступившим после печатного на меня нападения в уважительную частную со мною переписку. Дружелюбный тон как настоящего, так и следующего письма дает, однако, надеяться, что и среди духовенства я имею своих негласных друзей. В. Р-в.

* Так об этом надо бы давно, сто лет, тысячу лет назад звонить в колокола. Но духовные люди проспали всю эту свою (возможную) славу. А проспали они ее потому, что предполагали в данном месте не человеков с совестью и сердцем, а "щенят", "коб...лей" и "с...ук", о которых что же заботиться. Но добрый солдат, заигравшийся в вагоне с младенцем, узнав о происхождении его, не сказал: "с.ка", а вдруг начал, как мальчик, как девочка-институтка, служить матери. Ему - и слава! И не на что жаловаться будет, если в веках позовут его "скреплять и благословлять супружащихся", взамен вечных ругателей детей и женщин. "Пусть благословит, кто добр; ибо кто благословлял - добр не был". В. Р-в.

* Курсив везде автора. В. Р-в.

** Вот как автор начинает делить. Так, подводя под его параллель (а ведь духовные писатели все витают в небесах, все пускают воздушные ракеты, на землю ноженьками не ступают, в суд, в театры не ходят, литературы не читают) конкретные, приведенные выше случаи, мы и получим чудовищный исторический факт, что и а) сгоревший муж, и b) любовник кучер, и с) ялтинские приключения, и d) в костюме Евы запертые в номер любовниками рязанские дамы, так как они все представляют случай с венчанием, факт из жизни повенчанных супругов - суть "хоть и не добротная пища - а во здоровье"; а другие случаи чистейшей нелегальной семьи - "хоть и бифштекс, но, как без благословения - то вкушающие его доска доской". Письмо это важно для объяснения истории семьи. В. Р-в.

*** Ну, вот! А свящ. Дернов чуть не обмолвился: "Не от нас идет, мы не учим о незаконнорожденности". Слишком учите. В. Р-в.

* Автор книг: "История священства и левитства Ветхозаветной церкви, от начала их установления при Моисее до основания церкви Христовой". Тифлис, 1878; "Уроки по пространному христианскому катехизису Православные Кафолические Восточные церкви". СПб., 1889, два тома, и "Три разговора". СПб., 1894. Из первого труда, едва открыв его, я вычитал драгоценное сведение: первосвященник израильской, даже в старости женясь, не должен был брать невесты старше 12 1/2 лет, ибо по закону израильскому (как аксиома, как принцип) "первосвященник должен быть постоянно в цвету". Прочитав это, я так взволновался, что не мог далее читать книгу св. Титова. Противоречие, пропасть между нами, с иерархией непременно из непвливаемых растений (девство), и между ветхозаветнойиерархией в бутонах расцветающих - ударило меня, как молния. Священник же Титов списал это в книгу свою равнодушно, не замечая смысла факта. От сего и в этом письме он проводит жестокие параллели: ибо уже и мозг и сердце его - посохли; а израильские пророки, как Осия, сами и по повелению Божию зачинали детей даже "от блудниц". Все это и подводит нас к логике детоубийства: там всякое дитя и каждая мать по физиологической святости своей приводили в восторг, как цвет, как бутон, пророков, первосвященников и царей. И это-то, такая-то общая психология, а не какой-нибудь коротенький закон, и расцветила Израиля. И в нем уже не могло развиться ни наших диких попреков: "сука", "кобель", "дитя сифилиса", ни последствия их - детоубийства. В. Р-в.

* Не могу ответить лучше священнику Г. Титову, как этой вырезкой из газеты. Вот пример любви материнской, которую они клюют железными носами: "бл...ди", "ко...ли", "недоноски", "сифилитики", "рахитики". Ибо надеюсь, никто не станет спорить, что незаконнорожденное дитя так же мило родителям, как и законное. В. Р-в.

XLVII. Осужденные - о себе*

1

Покорнейше прошу поместить в вашей уважаемой газете ответ на несправедливое замечание г. Киреева 12 декабря, что только развратная женщина сознается, что незаконный ребенок - ее ребенок.

Это не развратная женщина, а мученица с минуты своего падения. Рождение ребенка удерживает этих несчастных от самоубийства*. Я должна, я обязана сделать все для маленькой крошки**, я должна любить ее в два раза больше, чем законную, потому что я виновата*** перед ней за свою веру в негодного человека, который обманул меня, который клялся Творцом небесным, что любит меня, что ничего худого мне не сделает, что я самое дорогое для него существо на свете: но что ему нужно и мое доказательство любви, а то он иначе не верит, что я люблю его, а не хочу только выгодно пристроиться****, потому что у него есть средства, а я бедная девушка; и я верю ему не думая, что это низкая ловушка, и вот рождение несчастной крошки***** с ужасной кличкой. Не потеря стыда и не желание разврата заставляет меня оставить ее у себя, а бесконечная жалость! Если бы не только презрение общества, а даже велели бы лечь мне на грязную мостовую и топтали бы мое тело, как топчут теперь мое имя, то и тогда я не рассталась бы, не отдала бы в чужие руки мое бедное дитя, не отказалась бы, что я мать. У ребенка отец и общество отнимают положение и имя и дают ему ужасную кличку, и я, по-вашему, г. Киреев, должна отнять у него самое дорогое и первое слово "мама" - это ложный стыд и ложное понятие! Пусть я несу должное наказание за свою веру в негодного человека, и нравственно - я мученица. Ведь мое чувство втоптали в грязь и отняли мое доброе имя, и только это маленькое существо гладит своей ручонкой по щеке и говорит "мама пай", ведь никто этого мне не скажет больше!****** И я обязана ей за эти дорогие ласки, обязана уберечь ее от ужасной ошибки ее матери. А что же отец? А пока ты, матушка, молила да плакала, я успел хорошо устроиться; женился, взял за женой тысячи, она ничего против меня не имеет и еще больше укрепила мое служебное положение. А ваша совесть, м.г.? А у меня ее нет, да она мне и не нужна, ведь общество ко мне относится симпатично, я везде принят, как приятный гость, я теперь человек женатый, разве меня можно упрекать? А ребенок, брошенный вами без средств и без имя? Ну, имя ребенку дал священник, замечает с насмешкой отец, а воспитание лежит на обязанности матери, ведь и г. Киреев пишет, что никто не мешает матери заботиться о своем ребенке. Но справедливо ли это? Холодным ужасом наполняется сердце при мысли о болезни, что будет с ребенком, ведь сил физических не хватит при этом нравственном гнете. Бедные, несчастные, ни в чем не повинные детки! Не обижайте, г. Киреев, не смешивайте несчастной матери и обманутой женщины с женщиной развратной, между ними большая разница! Развратная стыдится своего ребенка и бросает его на произвол судьбы, наполняет ими помойные ямы и воспитательные дома*******. Но почему вы никаким именем не окрестили гг. соблазнителей, ничем их обязать не хотите? Еще раз - справедливо ли это?

Несчастная мать.

Многоуважаемый В.В.! Я всегда читаю ваши статьи о разводе в "Нов. Времени". Я читаю их с мучительной болью... Вот уже 17 лет я живу с человеком, которого люблю и уважаю. Я свободна, а он имел несчастие 20 лет тому назад жениться на особе, которая его через три месяца оставила и ушла с другим; ушла первая - сама*, причинив своему мужу много горя и страдания. Но эта особа о разводе и слышать не хочет, у нее теперь 6 человек детей, которых она по закону крестила законными, а мои несчастные дети совсем некрещеные, хотя старшей дочери 15 л. Его жена, очевидно, ждет выгод после его смерти: хорошую пенсию, а теперь грозит, что она будет требовать на воспитание детей... Боже, за что все это? Ведь в рождении тех детей он невиновен, ведь на самом-то деле те дети - не его дети... И эту ложь прикрывает закон! Его жена знает, что теперь он занимает прекрасное место и получает 6 тысяч в год, а ее милый служит по вольному найму и больше как 150 р. в месяц заработать не может, ибо высшего образования не получил. Я денег на образование своих детей не жалею, сама нигде не бываю, кроме театра, всегда стараюсь быть незамеченной, ибо сослуживцы моего любимого человека и не догадываются, что я не жена ему, т.е. что мы не венчаны в церкви. От детей все старательно скрываю, но когда моей дочери будет 18-19 лет - все скажу ей, знаю заранее, что тяжело мне будет, со слезами, с рыданьями расскажу ей, она поймет меня и простит!.. Я еще написала бы Вам, но слезы льются из глаз и не дают мне писать... Спасибо, спасибо Вам, добрый Василий Васильевич, в своих молитвах я поминаю Вас.

Когда же конец всем страданьям?.. Дети, бедные - несчастные дети мои...**

Мать

3

Милостивый Государь В.В.!

Не могу промолчать, чтобы не сказать вам глубокую благодарность, что вы говорите в пользу несчастных женщин, обреченных на самую горькую жизнь, благодаря невозможности развода. Я смело могу сказать, что я нравственно честная женщина; не разврат привел меня к тому, что я мать незаконного ребенка. Это слово ужасное. Человек родится по воле Творца, а его называют незаконным, ведь это богохульство. С отцом моего сына мы прожили честно, без измены, 14 лет! Только его несчастная семейная жизнь не дала ему свободы для нашего брака, который был бы истинным браком. Его брак был неудачный во всех отношениях, верности никогда не было, детей не было, но жена не согласна была на развод - и конец. Не из любви, а из мести, из зависти не желала развода и не дала ему счастья найти хорошую семейную жизнь с любимой женщиной, с матерью его единственного сына, которого даже и усыновить он не мог, - необходимо было согласие жены и на это. Эта законная жена буквально свела его в могилу преждевременно и оставила его сына без имени отца и без средств отца, лично отцом заработанных. Только свобода развода вообще и создала бы прочную семью; тогда больше дорожили бы друг другом и скорее бы взаимно старались дать счастье. А если счастья быть не может, дали бы свободу друг другу тогда, когда еще можно начать новую жизнь. Знаю трех дам, с первыми мужьями жили крайне несчастливо, а со вторыми живут превосходно. Скорее мужчина соглашается дать развод, а женщина, если сама не влюбится, то никогда! Знает, в чем ее сила. Вот эту-то злую волю и должен закон изменить, к счастью ни в чем не повинных детей. Каждая женщина должна быть матерью, исполнить свое назначение. Если б дали больше свободы в браке, то не было бы несчастной семейной жизни, от которой страдают дети. Для кого нужен брак, семья? Только для детей. Теперь же брак оказывается лишь для мужа и жены, только. Интересы детей на втором плане, и этому и помогает закон, не дозволяющий развода даже и тогда, когда права детей требуют этого, а жена из мести не желает развода с мужем, и такой-то брак охраняется законом!!! Это безнравственное сожительство предпочитается законом нравственному сожительству, основанному на взаимной верности, уважении и любви, но из-за злой воли жены, - только по названию, - считается незаконным. Женщина страдает, дети также; и на что, для кого нужен этот пресловутый законный брак без любви, без верности, даже без уважения? Вся моя жизнь погибла из-за этого ужасного предрассудка; мой сын осиротел в 11 лет, когда именно отец необходим для мальчика; мы одиноки*. 6 лет тому назад, в надежде, что будет же наконец свобода от брачной неволи, просили Государя дать сыну отчество и фамилию отца, предполагая нашим законным браком узаконить и сына, испросив Царской милости. Но смерть лишила этой надежды, и мы теперь остались с разными фамилиями: мать и сын. Что огорчает сына и меня ставит в крайне ложное положение. Сын еще мал и не может понять всего, и я не могу сказать ему правду; он вырос в том убеждении, что отец и мать его, как и все, муж и жена были. Но эта разница в фамилиях его возмущает. Я не могу его отдать в школу из-за этого, там дети сейчас поймут его ложное положение и обидят его. Были уже два примера этому, что его вовсе оттолкнуло от детского общества. Моя нелегальная семья оттолкнула всех родных от меня именно тем, зачем я ребенка не отдала в деревню, а стала сама воспитывать. Это неприлично! А отдать свое дитя чужим прилично! Что за дикое понятие, ужасный предрассудок, который должен 20-й век уничтожить. Мать обязана быть при ребенке, и надо считать позором то, когда мать отдает ребенка, бросает его на попечение чужих. За этот мой поступок все родные отвернулись, также и большинство знакомых, и вот теперь мы остались с сыном вполне одинокие, настолько, что мне некого назначить опекуном для сына в случае, если я не доживу до его совершеннолетия. Это огорчает меня до глубины души, мое здоровье утрачено от горя и печали. А та женщина, которая создала такую ужасную жизнь для троих, благоденствует, пользуется уважением, известным общественным положением и при этом окружает себя ореолом примерной жены, что она мужа не оставила до конца его жизни. Она же нравственно и убила его жизнь, его силы не вынесли того ненормального семейного положения, в котором она держала его 32 года!!! Мы уехали за границу, но и туда она приехала; нигде не могли скрыться от ее преследования, т.к. служебное положение не давало возможности мужу уехать, не оставив адреса. Я принесла в жертву все, что имела: молодость, здоровье, спокойствие и мое доброе имя; все свои обязанности исполняю так, как может исполнить только самая верная жена и любящая мать. Последние два года жизни мужа я боялась, чтобы не заболеть душевной болезнью. Он был болен, видеть его я не могла, он не мог быть у нас. Письма к нему не доходили, все его жена вскрывала; и после его кончины все мои письма, которые нашла у него, передала своему воспитаннику балбесу; она взяла на воспитание сына портного, усыновила, и этому молодому человеку отдала мои интимные письма к отцу моего ребенка, и стращает тем, что письма эти отдаст моему сыну, желая возмутить его детское невинное сердце. Оскорбление для меня и то, что мои письма у чужого молодого человека. Вот жизнь, вот результат ложного понятия о нерасторжимости брака, тогда как именно после-то развода и была бы наша семейная жизнь угодная Богу и без злых нареканий в обществе.

К.Д.

P. S. Пошли Вам Господь счастья и радости за Ваше сочувствие, самое высшее христианское чувство, к обездоленным.

* * *

Милостивый Государь В.В.

Письмо ваше было получено в мое отсутствие, потому и не отвечала долго. Моя благодарность вам беспредельна, ваше письмо одобрило меня, оживило мою душу. Все ваши горячие слова в "Нов. Вр." я читала и перечитывала много раз, с глубокой благодарностью к вам. Вы пионер в этом деле жизни людской, вы первый поставили вопрос ясно, открыто, и тысячи несчастных матерей будут всегда благословлять вас. Ваше письмо лично ко мне невыразимо утешило меня; каждое слово сочувствия в моем положении дорого для меня. Конечно, моя главная забота воспитать*, выучить моего сына, и это дело идет пока хорошо, благодарю Бога.

До того времени, когда сложилась печально моя жизнь, я занималась педагогическим трудом, и любила этот труд. Некоторый опыт и дал мне возможность понять и наше вообще школьное дело, которое было мне не по душе, потому сын мой воспитывается дома, по программе реального училища кн. Тенишева, где и окончит свое среднее образование, Бог даст; а что дальше, это уже укажет время и его личное желание. У моего сына большие способности к музыке, и для своих лет он очень хорошо знает музыку, и в этом он мой ученик, как и по научным предметам; для некоторых из предметов в этом году был учитель.

Мать моя не то чтобы совсем разошлась со мной, но игнорирует вполне моего мальчика* и, кроме огорчения, ничего не дает мне. Бесконечные упреки, обвинения и проч. сделали то, что мы видеться не можем. Отца моего давно уже нет в живых, 4 старшие брата умерли в последние 10 лет, младший больной, живет с матерью. Больше никого нет. Прочие родные все давно отделились от меня и все равно что чужие. Я писала вам, что мне положительно некого назначить опекуном моего сына, в случае моей смерти; мы очень одиноки и беззащитны во всех случаях. Я написала о. Дернову письмо, полное горячей обиды за его ответ на ваши статьи**. Он знал моего отца, очень уважаемого человека, и я ему написала, что и отец мой всегда возмущался тем, что наказывают детей за поступки родителей, это жестоко! Письмо он получил, т.к. я сама передала в квартиру его. Также у меня был горячий спор с Киреевым; я знаю его лично.

Вполне доверяю вам мое письмо, если вы находите полезным напечатать его, все ли, или частями, как вам угодно, как найдете удобным, вполне оно в вашем распоряжении. Только одного не желала бы, чтобы мое имя было подписано, это неудобно по многим причинам. Мне могут сделать неприятное родные мужа, т.к. ведь многим, очень многим известно, что я и мой сын его вторая семья. Отец моего сына был известный юрист, и его весь Петербург знал. Затрагивать его память для меня было бы тяжело. Все, что я писала вам,истинная правда, все было так; более или менее это все и известно многим. Многие из друзей моего мужа воображали, что мой дом будет местом сборищ холостой компании, но когда увидели, что я смотрю серьезно на мою семью и что не желаю их видеть иначе как добрых знакомых в семейном доме, то все удалились и после смерти мужа не вспомнили, что остался единственный сын их товарища, и упрекали меня в "гордости" и проч.

Жена, будто бы оскорбленная отцом моего ребенка, старается всеми силами делать мне все неприятное, и я стараюсь ничем не заявлять о себе, лишь бы иметь покой душевный, столь необходимый в моей жизни. Если же появится моя фамилия в письме, она сделает мне неприятность. Это очень злая, мстительная женщина, обладающая большими матерьяльными средствами, которые заработал отец моего сына, исключительно своим трудом, имея в виду вполне обеспечить своего единственного родного сына; но эта женщина сделала так, что все получила она, как законная жена, хотя и фиктивная много лет, и все передала своему воспитаннику, вовсе чужому по крови и духу ее мужу. Вот какое зло делается в жизни благодаря трудности развода, а главное - что без согласия "правой" стороны развод быть не может. В этом и заключается все зло.

Были средства, были связи, были юристы, но не было согласия жены, и ничто в мире не могло разрушить ненавистный брак. Вот что ужасно! И никакими силами, даже на время, не было возможности избавиться от "законной" жены. Когда он был болен при смерти и я пришла навестить его, что пришлось сделать чуть ли не силой, надо было видеть его, измученного, больного, который говорит мне: "Я все ждал тебя, зачем ты раньше не пришла? Она все торчит перед глазами, не могу ни на минуту избавиться от нее; отыскиваю дела, прошу ее передать их лично: нет, находит кого-то знакомых и через них передает, а сама сидит безвыходно; нет, одно для меня - только смерть даст мне покой. И зачем мне жить, когда для вас с сыном я не могу сделать то, что есть мой долг, чего желаю, и нет воли исполнить это. Нет смысла в жизни, жить невыносимо тяжело и нет у меня сил больше терпеть эту пытку".

И вот уже два года и два месяца, что кончились его страдания, нравственные и физические. Нашел ли он покой там, успокоилась ли его больная душа, прострадавшаяся 32 года в цепях Гименея? Моему сыну 13 лет, он еще совсем не знает жизни, хотя и очень развитой мальчик, но чистый, невинный мальчик. И могу ли я рассказать сыну нашу печальную судьбу; он не поймет даже, и только смутится его душа, а душевный мир для ребенка необходим еще более, чем для взрослого. Он знает, что есть церковный и гражданский брак. Я жила с ним полгода в Италии, а там все гражданский брак, и потому его вовсе не смущает то, если говорят у нас о гражданской связи, он смотрит на это как на обыкновенное. Только смущает его то, что у меня с ним разные фамилии. Но в этом мне помогает то, что я была в консерватории; ведь все артистки могут иметь две фамилии и обыкновенно оставляют ту, с которой начали свою музыкальную карьеру. Я хорошо играла на ф-пиано. 15 лет тому назад играла и в концертах, и уроков имела много. И этим объясняю то, что у меня не одна фамилия с моим сыном. Открыть правду очень мудрено, пока еще он мал. В маленьком кругу моих знакомых он видит хорошие отношения ко мне, а новые знакомства я не делаю. Вот одно страшит меня, что мои письма к его отцу остались в руках моих врагов, а они стращают, что отдадут их моему сыну, чего я вовсе не желала бы. Письма были не для сына, а для отца.

Соблаговолите сообщить, в какой именно форме напечатаете мое письмо. Буду очень рада, если мое слово хотя каплю прибавит пользы для дела, о котором вы так горячо пишете. Да поможет вам Господь защитить детей и их матерей от горя и зла.

Будьте здоровы и счастливы вы всегда.

Преданная Вам К.Д.

* * *

Благодарю вас, многоуважаемый Василий Васильевич, за память о нас с Лелей, за ваше доброе письмо, которое очень утешило меня. Леля мой благодарит вас за привет, он помнит вас, конечно. Знаю я, что вы утомлены письменной работой, и не ждала вашего ответа. Написала потому, что слишком тяжелый вопрос был затронут, хотелось высказать свое мнение, по поводу вашей статьи и др. Без вины виноватые долго еще будут страдать, пока не отживут свой век людские предрассудки, пока не поймут все, что каждое рождение есть законное по воле Творца и по закону природы. Только бы это сделалось общим законом, и все изменилось бы радикально. Тогда и матери не страдали бы. Здоровье мое очень пошатнулось в эту зиму. Лет 5 уже, что я чувствую болезнь сердца, а теперь определилось расширение аорты, что часто причиняет мне страдание, боль в груди и в области сердца. Все это глубоко огорчает меня, т.к. я одна у моего мальчика. Без ужаса подумать не могу, что с ним будет, если я не доживу до его совершеннолетия. У него буквально никого нет в мире родных. Нет у меня и такой знакомой, которой бы я могла поручить докончить воспитание. Оно начато не по шаблону, а все ведется согласно индивидуальности мальчика, согласно с его здоровьем и развитием. Каждая ломка может привести к дурному. Как поручить той, которая не отвечает моим принципам? Это ужасная забота, мучительная для сердца матери. У меня знакомые светские дамы, они и о своих-то детях заботятся по рутине, по шаблону воспитывают и считают это лучшим, где же понять им душу чужого мальчика и прийти ему на помощь во всякую минуту жизни в такие годы, когда именно необходима дружеская опора, авторитет, чтобы понять жизнь так, как следует, без всяких превратных идей и понятий. У меня нет истинных друзей, и в настоящее время это очень чувствительно и горько. Молю Бога, чтобы Он дал мне жизнь для пользы моего мальчика, пока он еще так юн и беспомощен. Желая сохранить покой души моего Лели, я стараюсь скрывать от него мое нездоровье, иначе он лишится покоя, столь ему необходимого, при его слабом здоровье. На днях будет консилиум, в квартире нашего доктора, вероятно, чтобы решить вопрос о лечении на лето, куда поехать. Вот результаты всей горькой, безотрадной моей жизни, в лучшие годы, когда здоровье было разрушено горем и нравственными страданиями день и ночь; 17 л. ни минуты покоя душевного!!! Очень может быть, что много и неправильно в воспитании моего сына, т. к. система воспитания выработана мною одной, при помощи книг, но без живого слова участия. Все сделано, что говорило мне мое сердце и мой ум: это были мои единственные помощники и остаются до настоящей минуты. Страшно боюсь, чтобы у Лели не был тот же безвольный характер, что был у отца его, который подчинялся каждому дурному влиянию, а не хорошему. У моего Лели очень мягкий характер и до того послушный, что меня даже пугает это. Несмотря на то, что я никогда ничего от него не требую и даю полную свободу во всем его желаниям, - каждое мое слово он принимает как должное. Если, редко, когда придется отказать ему в чем-либо, всегда есть на это причина, которую и говорю, и прошу его самого понять это и не считать мой отказ за нежелание исполнить его просьбу. Мы с ним друзья, в полном согласии живем. Мое желание было видеть его любящим науки, но у него явился талант к музыке, и я стараюсь все сделать, чтобы развить этот талант, и мне очень трудно вести учебное дело нелюбимых им наук. Держать экзамен при школе Тенишева ежегодно слишком дорого, 150 р. за экзамены, я не могу этого тратить, придется до старших классов заниматься без экз. При домашних занятиях, кто же чужой будет так заботиться об уроках, как я? Все вечера я отдаю Леле, читая ему или повторяя в разговорах все уроки того дня или для другого дня.

Средства к жизни у Лели есть, но кто ими распоряжаться будет без меня? Средства небольшие, надо очень бережливо распоряжаться ими, чтобы сохранить их дольше. Я так страдаю душой, такая у меня забота на душе, что не вижу и выхода из этого положения. Ах, какое лишение в жизни - не иметь ни родных, ни друзей верных. Какое ужасное зло делают мужчины, завлекая девушку на такую дорогу, в которой сами же не могут указать путь спокойный, верный. Всевозможными обещаниями, уверениями заставят поверить всему, а потом и оставят одну отыскивать путь в жизни, когда уже ушло время, те годы, когда человек приобретает друзей навсегда. Наше положение с Лелей очень тяжелое, я предвидела это, и, когда просила его отца, возмущаясь его легкомыслием, о разводе или усыновлении, не нашлось человека, кто бы поддержал мои законные требования для пользы сына, и меня же еще обвиняли, что я не жалею близкого человека. А разве он-то жалел меня?! Вот мы и остались с Лелей так одиноки, что нет человека, кому бы я могла спокойно доверить моего сына. Доверие приобретается в юные годы, когда еще не было разочарований в жизни, а когда жизнь не удалась, тогда и вера в людей исчезла, и найти ее невозможно. Постоянно является анализ, сомнение, и веры нет. Мне больно то, что ни одной женщины я не знаю такой, которой могла бы верить и уважать безусловно. Была я раза два в женском взаимно-благотворительном обществе: что это за пустота там царствует! Точно играют в какую-то игру ученые женщины, что-то неискренное, ложное. Интриги, сплетни, серьезного ровно ничего, и это все интеллигентные женщины! Быть может, каждая женщина сама по себе хороший человек, но когда они все вместе, то это что-то такое неестественное... бесполезное. Рутина и предрассудки, в этом все. Заботит меня и то, что Леля так чист и невинен, что, если вдруг попадет в такую семью, где нет должной нравственности, он погибнет, он воспитан, как девочка, иначе и быть не может при женском воспитании, без отца и брата. Женщина не может воспитать по-мужски, и это не моя вина, что я женщина.

Простите великодушно, что я отнимаю у вас время на чтение этого письма. Ваше братское отношение дает мне смелость поговорить с вами по душе, высказать все мои заботы и горе. Душевно желаю вам здоровья и всех радостей в жизни. Вы счастливы в семейной жизни, и надо благодарить Бога!

Преданная Вам К.Д.

Многоуважаемый В.В.

Моя совесть спокойна: я исполнила нравственно и исполняю свято мои обязанности, данные Богом и природой женщине как человеку, и лично для себя не вижу в этом ни малейшего позора. Мучит лишь то, что мой дорогой сын не может иметь законное имя отца, что так необходимо в жизни, при тех взглядах общества, которые существуют. Я желала бы, и ради моего сына, чтобы мое письмо к вам было в печати, чтобы он знал, что его матери скрывать нечего и что правда выше всего. Бог знает, буду ли я жива, когда он все поймет; но печатное слово для него могло бы иметь силу как удостоверение, что мать его страдала, любя горячо его отца, и всю жизнь отдала ему!

Сообщите мне: кто пишет известия в хронике, и неужели так зря написали 19 дек. 1900 г., что митрополит разослал по церквам предписание священникам, чтобы в метрических свидетельствах не писали слово "незаконнорожденный" для детей внебрачных. Это очень важное предписание и где же оно? Или такое известие было передано непроверенным? С декабря желаю узнать, правда ли это, и ни от кого узнать не могу. Ради Бога, напишите мне об этом. Вам легче узнать: слух ли это или факт; но кому-то угодно не давать хода этому важному распоряжению митрополита. Ваша мысль: создать общий содруж. союз самозащиты для несчастных девушек - превосходная мысль, и было бы жаль не осуществить это. Я с моим сыном уезжаю в этом месяце в Италию, на берег Адриатического моря. Примите мою сердечную, глубокую благодарность за ваше письмо. Повторяю, что именно ваше письмо для меня очень дорого. Такое сочувствие, как ваше, успокаивает душу больную, измученную душу. Я столько страдала нравственно и физически во всю мою жизнь, что эти страдания искупили уже мой "грех", как говорят защитники нравственности показной. Дай Бог, чтобы вы были здоровы и счастливы.

К.Д.

Позвольте мне высказать вам, многоуважаемый Василий Васильевич, мою глубокую, сердечную благодарность за ваши дорогие для меня письма, за ваше снисхождение к моей просьбе, за все ваше редкое, доброе отношение к горю ближнего. Это отношение дорого для меня, как самое высокое из всех чувств, возможных в натуре человека. Хотелось бы мне очень многое сказать вам письменно, высказать все, что смущало и смущает мою душу, все, что пережила, передумала, когда сказать было некому. Есть такие вопросы в жизни, которые мне одной не разрешить. Вы единственный человек, которого я знаю, сказали открыто, прямо то, о чем я думала много лет, и никто не сочувствовал мне, и не понимали даже того, как можно идти против рутины, уменьшать святость брака и т.д. Каждое ваше слово в печати я читала с невыразимой радостью! Когда же ваши слова относятся лично ко мне, это такое утешение для меня, радость, а радости в моей жизни было немного, что потерять эту радость было бы для меня более чем грустно. Я боюсь отнимать у вас время, которого вы имеете так мало свободного. Но вы знаете психологию человека: чем больше хорошего получишь, тем более и хочется его; а так как немного было у меня хорошего в жизни, то ваши письма доставили мне такое глубокое удовольствие, какого я давно не испытывала. Мне думается, что вы не осудите меня за мою полную откровенность, что решаюсь беспокоить вас моими откровенными письмами, что очень эгоистично с моей стороны. Вы простите это?

Прошу вас, искренно скажите мне, могу ли я писать вам все, что тяжелым гнетом лежит на моем сердце, уже много лет. Ужасно сожалею, что не решилась написать вам раньше, когда мне более чем нужна была нравственная помощь друга - человека доброго, в истинном смысле христианской доброты, гуманного, понимающего душу человека, как вы. Нигде и ни от кого я не могла встретить именно того, что может успокоить измученную душу, в моем положении, нелегальном, и никто не помог мне так, чтобы я могла иметь мир душевный. Прилагаю копию с письма гр. Толстого, его ответ на мое письмо, написанное в минуты полного отчаяния. В 97 г. наши отношения с отцом моего ребенка стали изменяться под влиянием гипноза его жены, т.к. он изменил свою профессию присяжного поверенного на место в сенате, и работать пришлось дома, тогда как раньше все дела были вне дома с утра и до вечера, немного было времени для влияния жены; а человек он был такой, что каждое влияние на него сильно действовало, и как нервный человек - поддавался быстро гипнозу окружающих; зло, ведь, сильнее добра всегда. Перед тем как уйти в вечность, он все сам мне рассказал, всю правду, о которой я сердцем знала, еще раньше его рассказа. Надо понять мое положение именно так, как вы понимаете, и, как вы один можете, сказать правду и понять правду. Другому может показаться странным, даже смешным, что женщина в мои годы, уже не молодая, все еще ищет ответа на вопросы жизни? Но я вечно буду искать этих ответов, т.к. жизнь - это такая глубина, такая бездна! Если не ради себя, ибо моя жизнь прошла, то ради воспитания и счастья моего сына я должна узнать многое, чего не могу разрешить без помощи человека, которому могу верить и глубоко уважать. С 87-го года и до 91-го года я боялась людей, считала себя недостойной быть в обществе и жила 4 года в абсолютном уединении; видела только отца моего ребенка и доктора, нигде не бывала и все дни читала и думала горькую думу. В 91 году скончался мой любимый брат, это так повлияло на меня, что я серьезно заболела и почти 3 года страдала я физически, разными болезнями. "И кто не берет креста своего, и не следует за Мною, тот не достоин Меня", как велика должна быть вера в Того, Кто сказал эти слова! Жизнь тяжелый крест, и где найти ту силу и твердость духа, чтобы покорно нести свой крест? Да, те мученики, которые бесстрашно шли в Колизее навстречу смерти, действительно исполнили завет Христа. Когда я была в Колизее, было жутко стоять на том месте, где смерть была удовольствием для зрителей и лилась кровь святых... О! как это ужасно. Несмотря на это жуткое чувство, меня тянуло опять идти в Колизей, и опять я уходила оттуда, обливаясь холодным потом, от жуткого чувства при воспоминании того, что видели эти руины! Рим чудный, дивный - и страшный. Нет, моя вера не дала бы мне силы идти навстречу смерти (т.е. навстречу мученической смерти, и, значит, нет во мне веры?). Естественной смерти я не боюсь, как неизбежного; страшит меня только мысль, что если умру, когда мой сын еще не взрослый, то он может погибнуть, попав под дурное влияние, а у него характер мягкий. Эта мысль ужасно тяготит меня. 8 лет тому назад я была больна без надежды на выздоровление, что я и чувствовала. Три доктора, лечившие меня, прямо говорили моим близким, что надежды нет и надо ждать моей смерти. Я отказалась от всяких лекарств, возбуждающих деятельность сердца, которое уже слабо работало. У меня был перитонит эксудативный и упадок деятельности сердца. Я страдала ужасно! Лежала в больнице графини Орловой-Давыдовой. Она, зная мое опасное положение, спросила: чего я желаю? Я попросила пригласить о. Иоанна Кронштадтского. Я никогда не забуду той минуты, когда он пришел ко мне! Видели ли вы его молитву у постели больного? Вот вера, настоящая, глубокая вера в Бога, святая, о которой сказано: "Чего ни попросите от Отца во имя Мое - даст вам". У меня от болезни была полная апатия, и я смотрела на о. Иоанна, только видела его лице, его выражение глаз, в которых именно горела твердая вера. Смотря на его молитву, я плакала, и эти слезы облегчили мое сердце, стало легче дышать. После молитвы я просила причастить меня св. Тайн; эта исповедь была действительно настоящая. Как он говорил, как утешал меня, как легко было открыть всю душу перед таким служителем Бога. Опасность миновала, но я еще месяц ничего не могла есть, буквально ничего; ежеминутно давали глотать лед, и через полчаса по ложке шампанского; такой режим продолжался 6 недель всего, лекарств никаких. Только через год я могла сказать, что относительно здорова, но после этой болезни мой душевный мир изменился совершенно. Я перестала считать себя грешницей, стала требовать того же, чего требует каждая жена и мать, которая исполняет свой долг честно. Я не скрываю мое нелегальное положение и считаю его моим несчастьем, а не унижением. Сами женщины не подвигают дело вперед, дело защиты своих нравственных прав. Некоторые скрывают все, значит, обман; другие унижают себя, считают за милость каждое внимание, самое простое; ни то ни другое не нужно, когда совесть спокойна и обмана нет. Разве не хуже обманывать общество, прикрываясь браком и не будучи верным мужем или верною женой? В этом и был камень преткновения у меня с мужем. Его семейная жизнь все 32 года была обман и обман, и я удивлялась, как он может терпеть такую жизнь? Как могла терпеть такую жизнь и его жена? Брак - ширмы, а что там было?

Простите великодушно, знаю, что отнимаю ваше время, и прошу, не лишайте меня душевной радости. Искренно уважающая вас и душевно вам преданная.

К.Д.

P. S. От декабря 19-го 1900 г. в "Нов. Вр." я прочитала в хронике, что будто бы разосланы циркуляры по всем церквам, чтоб священники при выдаче метрич. свид. о рождении внебрачных детей не писали слово "незаконнорожденный". В январе я отправилась в консисторию здесь и просила переписать метрич. свид. моего сына. Получила ответ, что в консистории неизвестно о таком циркуляре. В марте я вторично была в консистории и получила тот же ответ. Неужели это сведение было неверное? Как оно могло попасть в газету?

Приложение к письму. Копия с письма гр. Л.Н. Толстого 1897 г. 23 мая

Получил ваше письмо, когда был уже болен, и вот только теперь собрался ответить вам. Очень сочувствую вашему положению и желал бы быть вам полезен. Два совета смело могу дать вам: 1) тот, чтобы, не нарушая дружеских отношений, которые были же между вами, или стараясь восстановить их, если они утрачены, всеми силами стремиться к наибольшему ограничению плотских отношений, к наибольшему целомудрию в них и к совершенному прекращению их. Стремиться к этому нужно, несмотря ни на какой риск отвержения или гнева с его стороны. Требования эти так важны и святы, что никакой человек не может не подчиниться им, если только они будут выражены не с укоризнами, злобой, а в духе христианского смирения и кротости; 2) тот, чтобы в своих отношениях с ним с самого начала и до последнего времени поискать и отыскать свои грехи, свои ошибки, свои недобрые поступки в отношении его. Такие поступки есть; и чем строже вы отнесетесь вообще к себе, чем больше найдете в себе дурного и осудите его в себе, тем меньше жестока вам покажется его обида, тем легче вам будет простить ее; а чем больше вы простите его, тем больше он почувствует свои вины перед вами и обратится к вам не телом, но духом.

Вот все, что умею вам сказать. Простите, если не удовлетворил вашего желания.

Всей душой жалею вас*

Л. Толстой.

* * *

Сейчас получила письмо ваше, и оно для меня особенно дорого именно сегодня - когда день моего рожденья; в этот день мне всегда особенно грустно: отсутствие близких родных еще чувствительнее. И воспоминание, что когда-то этот день был радостный для меня*. Для чего я родилась на свет? Только для своего несчастья, и дала еще жизнь моему сыну, не имея возможности дать ему мое имя, даже не имею права открыто назвать его сыном моим! Паспорт это говорит. Как это больно, обидно! При всей моей горячей любви к мужу - и ему не дала счастья; наша связь дала ему не радость, а много страдания нравственного: он страдал и за свое счастье, и за наше, не имея силы воли справиться с такой ненормальной жизнью. Ему было бы легче жить с такой второй женой, которая не смотрела бы так серьезно на жизнь, как я. Которая бы не огорчалась так его легкомысленными поступками или любила бы его слепо, все считая превосходным. Я могу любить всеми силами души и сердца, и при этом видеть в любимом человеке все дурное и хорошее, не преувеличивая ничего; не умею любить слепо. Муж мой не признавал этого, и, по его убеждению, при любви надо видеть только одно хорошее и все называть белым, и даже черное. У него, как и у всех людей, было хорошее, но много дурного, как результат далеко не нравственного воспитания, что еще увеличивалось от жизни с такой женой, которая, сознавая, что муж ее не любит, желая угодить ему и зная его невыдержанность, готова была устроить гарем дома, лишь бы он чаще был дома, и этим доказать ему свою любовь. Такая семейная жизнь еще более заставила его легкомысленно относиться к женщинам и вовсе не уважать семью. Он любил меня, но его тяготила моя порядочность и мое серьезное отношение в нашей привязанности и желание семьи настоящей. Он был очень добрый, характер мягкий, поддающийся скорее дурному влиянию, чем хорошему, Увлекался скоро, и тогда из него можно было все сделать, но опять-таки скорее дурное.

Подобное на него влияние случилось как раз в год ожидания моего сына, когда он, видя мои слезы и мою болезнь, хотел, при помощи своего отца, влиятельного и заслуженного чиновника, разойтись с женой и жить вместе со мной, даже если и не получит развода. С этой целью он поехал за границу, оставив меня совершенно одну на 8-м мес. беременности. Мое положение было очень тяжелое, и без него я совсем упала духом и писала ему отчаянные письма, что, конечно, действовало на него и угнетало его совесть сознанием, "что он оставил меня одну в такое время".

Один его друг, Г.*, человек безнравственный, под видом участия, обвинил меня во всем, говоря, что "если я не подорожила собою, то, значит, не стою и сожаления; что порядочная девушка никогда не допустит близкие отношения, что мне не 16 л., что я всепонимала и знала, что он не свободный человек; и стоит ли огорчать отца такими пустяками (как рождение своего ребенка!), что не только говорить об этом отцу, но и себя беспокоить этим вовсе не следует. Что такие связи у всех есть, и кто же этим беспокоится, этодолжно быть развлечением, а вовсе не заботой. Стоит ли это того, чтобы разрушать семью свою, для чего это? вовсе не нужно" и т.д. и т.д. Вдруг я получила письмо от С.А. в таком духе. Я не верила глазам своим, читая такие суждения, и не могла понять причины этому. Я ходила как потерянная, не замечая никого, слезы лились у меня из глаз, меня можно было принять за ненормальную. Мне было тогда 26 л., но по виду казалась я много моложе. Обратил на меня внимание Славянский, проф. Медицинской Академии, акушер, и пожалел меня. Подошел и прямо сказал: "Я вижу ваше горе и ваше одиночество, и следовательно, и вашу неопытность; что вы делаете с собой, а главное - с вашим ребенком: ведь, вы или убьете его, или сделаете нервнобольным, успокойтесь, пожалейте свое дитя". Эти слова участия облегчили мою скорбь, и Славянский стал отечески относиться ко мне, каждый день два раза навещал меня, успокаивал и наконец за месяц до родов заставил уехать в Петербург, поручив своему ассистенту проводить меня до Петербурга. Конечно, я имела возможность выйти замуж много раз. В 17 л. была невестой доктора, его потребовали в 1878 г. на войну, и в Яссах он умер от тифа. Это было первое мое горе. Потом, живя в обществе, я пользовалась всегда большим вниманием, и желающие были получить мою руку и сердце. Но мое-то сердце молчало, я без любви выйти замуж не хотела и считала это нечестным. Увлеклась специальностью С.А. (мужа): "защитник невинных, облегчающий участь виновных, защитник прав обиженных". Какое великое дело! Была молода, совсем не знала жизнь, т.е. ту сторону жизни, которую не показывают, верила в добро, верила людям. С.А. был очень красноречив, говорил речи в суде убедительно, увлекательно, вообще красиво, и я каждое слово принимала за его прочувствованное слово, как отражение его идеального чувства любви к ближнему, христианской любви, защитника угнетения. И я полюбила в нем того человека, которого создало мое воображение, но, может быть, тем бы это и кончилось, - если б не кончина моего отца, этот страшный, неожиданный удар. Когда горе, тогда ласковое слово много значит и очень дорого. С.А. и раньше симпатизировал мне, ухаживая за мной по-светски, уже года три до этого, но я была далека от мысли сойтись с ним. Горе сблизило дружески сначала, а через год я уже полюбила его страстно, он умел заставить полюбить себя. Вообще, не симпатизируя нашему церковному браку, видя столько несчастных браков, я лично для себя предпочитала гражданский брак, лишь была бы взаимная верность, любовь и уважение; никаких обещаний я не требовала, считая за обиду для С.А., если б я усумнилась в его честных намерениях. После мне и это в упрек поставили, что, значит, я настолько непорядочна, что и не требовала ничего, значит, не дорожила собой. Я жестоко ошиблась в моем выборе, но, несмотря на это, любила горячо. За два года до кончины С.А. мое сердце охладело, но дружба, сожаление и верность принадлежали ему до последней минуты его жизни. Но разочарование ужасно. Благодаря внушениям Г., он прямо не дал мне иметь еще сына. Когда я почувствовала ожидание и, плохо себя чувствуя, по желанию С.А. поехала к П-му, акушеру, не зная того, что С.А. дал ему понять, что надо сделать аборт, чего я вовсе не желала. Все было нормально, но П-ий сказал, что надо сделать исследование под хлороформом, т.к. он подозревает не беременность, а какую-то болезнь. Ничего не подозревая, я согласилась. Меня захлороформировали, что сделали, я не знаю, но через несколько дней, при ужасных страданиях, при 4 мес. беременности, я лишилась возможности иметь еще сына. Узнала правду после от ассистента при П-м.

Уезжая из России, шлю вам искренний привет и мою глубокую сердечную благодарность за то утешение, которое доставили мне ваши дорогие для меня письма; и за те часы, которые провела в разговоре с вами, - все это очень ободрило меня и дало мир душе моей. Надеюсь, что "вы не откажете мне в этом необходимом для меня утешении и позволите мне считать вас истинным добрым другом? Мое глубокое уважение к вам и полное доверие останутся навсегда в моем сердце. Получили ли вы мое письмо от 28 июля, с описанием несчастной кончины моего брата и того, что было после и чем все кончилось? Письмо оказалось очень длинным. Дай Бог, чтобы ваше здоровье было по возможности хорошо; берегите себя, ради Бога, не утомляйте свои нервы! Ваша жизнь и здоровье принадлежит вашим детям, и для них вы необходимы как бодрый и здоровый отец, а не измученный работой. Вы один работник в семье, и как дорого ваше здоровье! Ужасно, когда отец детей, желая более обеспечить жизнь семьи, убивает свои силы, не обращая внимания на это, и может вдруг семья лишиться всего, когда здоровье не выдержит непосильного труда. Не говорю уже о том, как ваша жизнь, ваше слово живое, понятное всем, ваш талант, необходимы для всех людей. Ваши принципы, перейдя в жизнь общественную, облегчат много горя в жизни людей и дадут более крепкий фундамент для семьи современной.

В настоящем семья - это дом, построенный на песке, и малейший ветерок - и все разрушается быстро. Хорошо, если развод облегчат - и не будет той процедуры с лжесвидетелями, которая унижает церковный брак. Разве таинство может быть разрушено благодарялжесвидетельству, известному всем; и, зная это, допускается такое страшное зло! Если духовенство откажется от подобных дел, то этим возвысит себя во мнении всех; а теперь, ведь это унижение для представителей церкви Христовой. Одна моя знакомая развелась с мужем, и по этому делу приезжал к ней священник из консистории. Если б вы знали, что он рассказывал! Такие грязные дела, так цинично, что молодая дама с брезгливостью слушала его речи и не попросила его о выходе только потому, что боялась повредить делу.

И это священник! Можно ли после этого считать венчанье таинством и желать его? Возможно ли разрушать Св. Таинство такими способами, как это делается теперь? Гражданский брак, лучший, как связывающий именно ради будущих детей; а нет детей - и разойтись легко, без всякой неприятной процедуры. Целые века связывать супружество одним и тем же способом, несмотря ни на что, не обращая внимания на то, что развитие людей сделало их совсем другими, что "варваров" и необходимо было связывать, а для человека нравственного и развитого подобное насилие есть зло.

Боже мой, когда-то все это изменится? Когда исчезнет ужасный предрассудок, что материнство - позор при отсутствии этого пресловутого венчанья. Сколько преступлений из-за этого, сколько беспредельного горя! И как легко было бы уничтожить это горе, лишь бы не оскорбляли женщину за то, что она исполнила свое назначение, для чего и создана Творцом.

Тревожит меня в воспитании сына его полная невинность, неведение. И как, и через кого он узнает важнейшую сторону жизни?

Почему о всех науках мы стараемся дать правдивое понятие, а вопрос самый серьезный оставляем на произвол, пусть узнает от кого угодно, хотя бы от самых невежественных людей, все равно! И после этого возможно ли желать, чтобы в юношах было желание иметь настоящую семью, а не флирт или одно физическое удовлетворение. Надо поставить дело так, чтобы все было просто и правдиво, без всего скрытного, неприличного, чтобы дети откровенно обращались к родителям со всеми вопросами, их смущающими в период развития; дочь - к матери, сын - к отцу. Чтобы дети понимали серьезность этих вопросов и обращались бы только к родителям, как к охранителям здоровья их. У вас 5 детей, и старшему может быть около 10 лет? Неужели вас не заинтересовал вопрос и совет директора Бидельской школы, столь необходимый при воспитании будущих отцов и матерей?

К. Д.

* * *

Желаю сказать вам несколько слов о моих родителях. Отец мой был сын дворянина, кончил курс в университете, занимался педагогическим делом около 8 лет, женился и поступил в Духовную Академию, кончил курс ко времени уничтожения крепостного права, сделался священником и уехал в деревню, желая дать нравственную опору освобожденному народу. И до конца жизни был "добрый пастырь для своих овец" и заслужил общее уважение от всех его знавших. Для народа он был и учитель, и доктор, и юрист, и духовный отец. Все шли к нему за советом. В семейной жизни был очень несчастлив, т. к. мама вовсе не понимала его и не сочувствовала его принципам. Взаимная верность, конечно, была полная, но дальше этого все было врозь. Отец мой был добрейшей души человек и очень умный, развитой и серьезный. Я обожала его! И братья мои также любили его и, любя, подчинялись ему безусловно. Отец мой также возмущался участью детей незаконнорожденных, и всегда вписывали в метрические книги и имя отца ребенка, считая несправедливым только имя матери вписывать, обвинять ее одну, а имя отца делая тайной, будто бы покрывая его. За это папу вызывал архиерей, сделал ему выговор, но папа сказал ему, что не может делать против совести и что нет такого духовного закона, против которого он считал бы себя виновным, а закон природы один: без отца не может быть рождения, и запись говорит только правду и уменьшает зло. Так дело этим и кончилось. Уважая отца, при его жизни я не решилась бы на гражданский брак, не потому чтобы он оттолкнул меня, нет, но потому, что это его поразило бы горем, что я несчастна, а он нежно любил меня, и я не дала бы ему печали, зная его нерадостную жизнь. Отец учил меня закону Божию, у него было много книг духовного содержания, и я очень хорошо знаю св. Писание, Библию, разъяснение Библии и проч. Любимая книга папы была Шестоднев св. Василия Великого. Знал он лично Бухарева, в разные периоды его жизни. Знаю, что у папы была большая переписка со многими лицами, но так как я не жила дома и была еще очень юная, то мало интересовалась этим, а после его кончины я и на родине не была ни разу. В 81 г. была последний раз дома, а в 83 г. 1 января скончался мой незабвенный папа, от разрыва сердца, 56 л. Он 25 л. был священником. Мама меня никогда не любила, т.к. у нее были любимые дети и нелюбимые. Нас было 8; 5 сыновей и 3 дочери, остались теперь только двое, я и младший брат, прочие все умерли, сестры в детстве, а братья все взрослые, и все после папы, при его жизни все были живы и здоровы. Маме теперь 68 л., а младшему брату 26 л.

Один из братьев, по желанию папы, учился в семинарии и заменил место отца, очень юным, в 22 г. И его судьба очень печальная. Он очень заботился о церкви, о школе, был также любим прихожанами; за его строгое отношение к церковным службам он нажил себе врага в псаломщике. Через 10 л. его службы однажды в праздник брат сделал замечание псаломщику, т. к. тот был нетрезвый, а на следующий день надо было служить утреню. Разговор происходил в 11 ч. вечера на крыльце, в темную осень, и брат мой не вернулся в дом, исчез.

Полгода мы не знали, что случилось. И только весной уже нашли его тело в реке, но он был убит раньше и опущен в реку за несколько часов, как нашли. Тело все высохло и сохранилось без изменения. Было следствие, виновного не нашли, хотя были свидетели того, что псаломщик ударил брата по голове, а что дальше было - или не видели, или не хотели говорить. Осталась вдова 28 л. и 6 детей, старшему 9 л., а меньшему полгода. Псаломщик, видимо, страдал нравственно, был молодой, здоровый, и через год, ровно в то число, когда нашли моего брата в реке, псаломщика похоронили; он умер от скоротечной чахотки. Брат был убит в 1893 году 20 сент. Это был тяжелый случай, когда полгода нигде не могли найти тело, не знали, что случилось, куда исчез. То было ужасное время для всех нас! Дети брата, 2 старшие, учатся в духовн. семинарии, две девочки в Царском Селе, третья девочка поступила в Смольный инст., уже принята, и дома еще меньшой 8 л. при матери. О девочках моя забота, а мальчики на попечении матери и дедушки, ее отца. Бедная невестка осталась с такой семьей, молодая.

Отец мой скончался в 83-м г., старший брат в 87 г., средний в 91 г., второй (убит) в 93 г., четвертый в 95 г. Тетя, моя воспитательница, в 99 г. и С.А. в 99 г. Вот какие все тяжелые утраты были для меня в конце прошлого века! И при всех этих горях, мое нравственное горе; в последние два года жизни С.А. я боялась, что мои силы не выдержат и я заболею нервной бол., т.к. совсем потеряла сон, плакала до того, что цвет глаз переменился, док. сказал, что я выплакала глаза, которые стали болеть. И в эти же годы мой Леля болел каждую зиму. Все ночи я одна проводила, ухаживая за больным реб.; переживала такие ночи, что и вспомнить страшно!

Боже мой, столько пережить горя, сколько выпало на мою долю, только и можно при той твердой вере в Бога, которую дали мне воспитанием, вполне религиозно-нравственным.

От всей души желаю вам здоровья и счастья в жизни. Господь да хранит вас!

К.Д.

* * *

...В продолжение 16 л. я перенесла много болезней очень тяжелых. Три раза лежала в больнице, каждый раз не по одному мес. С 89-го до 93-го г. была постоянно больна, и при этом не переставая быть постоянно при Леле, с трудом ходила по ком., до того была слаба, и эта 4-х лет, болезнь и кончилась перитонитом, когда, по молитве о. Иоанна, Бог возвратил мне здоровье. У меня были два раза неблагополучные роды, два раза аборт, и все это сопровождалось сильнейшими страданиями!! Всему была причина мое тяжелое нравственное состояние. Я не имела спокойствия душевного, ни одной минуты. С.А. был человек страшно нервный, надо было его утешать, успокаивать, когда я сама не имела ни в ком нравственной опоры. Мое нелегальное положение тяжело было мне, привыкшей жить в обществе, и вдруг очутилась одна, жить без обмена мыслей, вечно быть одной, страдая за участь ребенка и значительное разочарование в близком, любимом человеке.

Еще раньше, до Лели, у меня были неблагополучные роды 7 мес. и после рождения Лели через три года также около 6 мес., но это случилось от глубокого, сердечного огорчения. Все 16 л. моей брачной жизни, буквально изо дня в день, я не имела душевного спокойствия ни минуты. Даже и в те дни, когда мы бывали вместе, я не могла быть спокойна. Слишком различны были наши принципы во всем, а главное - нравственные принципы. Вся моя жизнь стоит передо мной, и не могу я ничего забыть. Я испытала все горе, которое только может дать такое семейное положение, как мое. Только нужды не испытала, благодарю Бога! и не дай Бог дожить до матерьяльного лишения. Ради Бога, не думайте, что вы обидели меня, написав предыдущее письмо. Вы обидеть не можете меня при моем безусловном доверии к вам, при моем глубоком уважении к вам! Вы для меня старший брат по душе. Ваши письма для меня дороги, как утешение, нравственная опора и радость для моей наболевшей души. С 97 г. я уже и плакать не могу, у меня нет более слез.

Вы спрашиваете подробностей о смерти брата? Он был священником в том же приходе, где служил папа. В 7 вер. есть крошечная церковь, бывший скит, упраздненный более 100 л. Церковь в лесу, на берегу реки. Вот эту-то церковь перестраивали, и 20 сент. было освящение храма, в 93 г. При церкви есть дом, где живет сторож, и больше никто не живет там, деревни далеко. В день освящения там были еще три свящ., кроме брата, диакон, псаломщик и приезжие. В 11 ч. все уже легли спать, брат вышел на крыльцо покурить, и увидел псаломщика нетрезвого, и стал его уговаривать идти спать, т.к. надо служить утреню. Ночь была темная, холодная. В одной из комнат помещались моя мама и сестра псаломщика. Маму встревожило долгое отсутствие брата, она вышла на крыльцо и, не видя никого, стала прислушиваться и как будто услышала стон и пошла в комнату, чтобы позвать сестру псаломщика и идти дальше. Только что она пришла в комнату, как в окно постучал псаломщик и позвал сестру и на вопрос мамы, где священник, сказал, что будто бы он пошел по дороге к деревне. Маму это удивило и встревожило. Все уже спали, но она разбудила сторожа и тех прихожан, которые остались в сторожке на ночь, и просила их идти узнать, что случилось. Сторож и другой крестьянин взяли фонаря и пошли в деревню; узнав там, что священник не приходил, все испугались, и сейчас же начались поиски, исчез священник. На другой день дали знать полиции, начались энергичные поиски везде: в лесу, в реке, в озере, в полях, и нигде не нашли. Так прошла осень. В феврале назначили нового священника, наступил великий пост; вскрылась река, опять начали искать, все думали, что утонул ночью. 6 апреля всю реку прошли с тралами. Утром рано 7 апр. псаломщик с сестрой поехали, сказав, что едут за сеном. В тот же день утром крестьянин пошел к реке поставить сети и вдруг увидел тело брата, опущенное стоя в реку, привязанное к колу, вбитому для сетей. Тело не успело даже намокнуть, и это оказалось высохшее тело, без всякого тления, сохранившее все выражение лица живого человека, во всей одежде, в которой вышел на крыльцо. Сейчас же дали знать полиции, приехал доктор и нашел рану за ухом и удар по черепу, трещина, и констатировал смерть от кровоизлияния в мозг от удара. Полгода тело лежало на чердаке, над церковью, где стоял старый иконостас, и было спрятано за старыми образами.

Все это рассказывали очевидцы, два крестьянина молодые, они шли к деревне и видели, но не узнали в темноте священника и прошли мимо. Но свидетелями отказались быть, боялись по своей наивности, что "засудят", и у следователя молчали. Убийство было в запальчивости, непреднамеренное, удар был сознательный, данный за выговор. Когда же псаломщик увидал, что сделал, то испугался. Позвал сестру и при ее помощи сначала перенесли к церкви, думая, что еще не все кончено. Мама и слышала стон, когда его тащили по земле, поднять не могли, брат был высокого роста; когда же все кончилось, пользуясь темнотой ночи, отнесли тело на чердак, над церковью, где стоял старый иконостас, и там положили так, что не было видно. И на чердак никто не входил. Скоро наступившие морозы не дали телу разложиться. Оставить же там и на лето боялись, и рано утром 7 апр. псаломщик с сестрой поехали за сеном, взяли тело и в сене перевезли к реке и спустили в реку.

14 апр., в Великий четверг состоялось погребение несчастного моего брата, в 1894 г., почти через 7 мес. После этого псаломщик стал болеть, потерял сон, и силы стали быстро убывать, все ночи он молился и, видимо, душевно страдал. Через год, также на Страстной неделе, уже совсем больной, поехал в монастырь, говел там, соборовался. Приехав домой, на второй день Пасхи опять приобщился и скончался 28 л. Похороны его были 7 апр., в годовой день, когда нашли тело брата.

Вот какой страшный был случай!

Невыразимо тяжелый был год для всех нас, родных, а бедная невестка была в отчаянии от неизвестности и всю зиму, ежедневно, ходила в лес, отыскивая мужа, а о детях заботилась ее сестра.

Через три месяца, после похорон брата, по требованию прокурора назначили новое следствие. Представьте себе наше горе, потревожили многострадальное тело и в могиле, сняли череп, для чего, зачем?

Жена и мы все близкие родные просили не делать этого, т.к. это не укажет убийцы и для правосудия не нужно, но не пожалели никого, череп увезли *. Нового ничего не узнали, только разрыли могилу, пришлось расколоть гроб, т.к. в апреле была еще мерзлая земля, гроб углубился и вынуть не было возможности. Тело и там не разложилось, младший брат видел снова его, и как было ужасно видеть тело священника во всем облачении, с крестом в руке, с Евангелием, закрытое воздухом лицо, и все это снятое дерзкой рукой и потом обезображенное тело **, кое-как прикрытое одеждами, а руки все продолжали держать Св. Крест! - Для чего было это еще новое страдание для близких, сделанное без малейшей пользы для правосудия. Череп был послан за N в медицин, акад. Я желала разыскать, чтобы положить рядом с телом, но нигде не могли отыскать черепа. Так погиб мой бедный брат 32 л. Священствовал 10 лет.

Вы пишете на вопрос мой: "Как предупредить сообщение моему сыну разных интимностей полового различия, что обыкновенно происходит через прислугу и людей безнравственных" - что это надо возложить на волю Божию. Как я этого боюсь! Как оставить на произвол случая то, что я считаю самым важным в жизни юноши. Вы согласны с тем, что дети научаются от прислуги всему, вот это необходимо уничтожить и родителям заменять этих опасных учителей, в этом и заключается вся моя забота, что необходимо и для всего молодого поколения. Если у евреев, по вашим словам, говорят раввины или учителя мальчикам все, почему же у нас не взять примера в этом? Если еврейские дети, зная все, нравственно лучше, чем наши многие, то, значит, есть у кого поучиться таким объяснениям, хотя бы и не для той цели, что у меня. Но важна правда в этом вопросе. Да хранит вас Бог*.

К.Д.

3

Глубокоуважаемый В.В.*

В.В.! Давно собираюсь я поблагодарить вас за письмо из Рима, большое вам спасибо за все. Не писала до сих пор - не знала наверное, вернулись ли вы из-за границы, да и, по правде говоря, так тяжело на душе, что за перо взяться трудно. Часто думается: если б послал мне Господь смерть, хорошо бы было. Жить так тяжело! Долго ведь я все борюсь и устала. Если бы не верила в Бога и в загробную жизнь, я бы, вероятно, покончила с собой, не под силу все терпеть и терпеть, но я, слава Богу, веру не потеряла, нужно, чтобы Господь меня взял из жизни, в которой мне нет как-то места, нет моей доли. Если узнаете, Василий Васильевич, что меня не стало, порадуйтесь за меня. Не пишу много, - только на вас нагонять тоску. Еще раз благодарю вас от души за доброе участие ко мне, редко приходится встретить такое отношение. Для всех на мне клеймо позора, и не только на мне, но и на детях. Горько это.

Дай Бог вам всего, всего хорошего. Все читаю, что попадается вашего в газетах.

Искренно вас уважающая. О. Л.

ВТОРОЙ ОТВЕТ г. А. КИРЕЕВУ

Г. Киреев не заметил некоторые подробности у меня и о. прот. Дернова. У меня он не заметил выражений, всюду выдвигаемых: "Слияние двух полов, любящее, нравственное, чадородное, чадолюбивое, исключающее друг другу измену". Если устранить эти определители, конечно, - получится "разврат"! Если не только сохранить, но их принять за абсолютные моменты брака, его conditio sine qua non (непременное условие (лат.)), - конечно, получится целомудренная жизнь общества.

Обратимся к фактам.

Нехлюдов (в "Воскр." Т-го) погубил Екатерину Маслову, против какового погубления ничего не имели (по крайней мере не возражали) законы гражданские и духовные. Содержащийся здесь "грех" отпускается не с большими проволочками, как употребление молока во время поста. Моя идея облегченной формы брака через мену колец спасала бы Екатерину. Она честна. Она любит Нехлюдова. В одно из воскресений она приходит к священнику, после литургии, и говорит: "Я люблю и, кажется, любима, но я ничего не хочу без благословения моей веры; в предупреждение несчастия - благослови меня, отче, в брак и дай мне кольцо, именное и с днем моего рождения" (надпись на внутренней стороне ободка). Священник благословляет ее, а после вечерни дает - не от себя, а от лица и имени церкви - церковное обручальное кольцо с надписью: "р. б. (раба Божия) Екатерина, рожденная тогда-то". И вот пришел вечер, настала минута, подробно описанная Толстым, непредвиденно, внезапно, и каковые моменты, увы, были и всегда останутся до конца мира. Тут - транс! тут - самозабвение! тут - потемнение рассудка; слабость ног и рук, парализованных от любви, незащищенность той, о которой и сказано Богом: "И он" - мужчина, Адам, муж - "будет господином над тобою". Ведь предречение Божие есть закон Божий, и даже есть Господне хотение, повеление. Вот куда восходят источники женской слабости, как благодетельное орудие исполнения: "размножьтесь и наполните землю". Ибо если бы Богом не была вложена в женщину эта слабость и пассивность, - кстати, связанная с прелестнейшей и самой глубокою женской чертой, так наз. "женственностью", - мог бы размножению быть поставлен предел капризом ее, своеволием. Но теперь как мущине дан порывистый напор, так женщине дана нега, привлекательность и слабость сопротивления, коими мы измеряем красоту души ее. Закон должен это предвидеть; и, не парализуя несопротивляемость женщины, не внушая ей грубой и мужской силы отпора, должен дать ей в руки средство, через которое она была бы охранена в слабости, соблюдена в невинной покорности пожеланиям "господина своего". Таково - кольцо церковное. Имея его на пальце, в минуту восторга, от него и ее заражающего, она лепечет простое:

"Если ты любишь меня, и не для погубления теперь со мною: обручись этим кольцом, надень его с моего на свой палец и дай мне свое такое же церковное кольцо, также именное и с обозначением дня рождения".

Мы слишком знаем психологию Нехлюдова в этот час, его подлинное и глубокое к ней восхищение, чтобы сомневаться, что он обручил бы ее себе. И она, и младенец ее были бы спасены от нарекания. Но предположим другое; возьмем случай, как описанный у нас в письме матери на стр. 500-501, что действительно происходит соблазнение наивной девушки злым человеком. Он, конечно, не дал бы залогового кольца. Гипноз девушки с этим оскорблением моментально проходит. Он не только не любит ее, но и не уважает. Он в точности - волк, а не агнец законной, около подзаконной овцы. Пыл ее в ту же секунду опал бы до ледяного равнодушия. Она закричала бы, забилась. Ничего бы не произошло.

Т.е. кольцо церковное, вводя благословение церкви, сохраняя все, что и теперь, соблюдая весь авторитет церковный и любящий союз супругов со священником, отпускало бы только на длинной нити, как девушек, так и юношей, для заключения союзов действительно "по взаимному согласию" (формула венчания) и с предоставлением им самим определить момент заключения этого супружества; и деспотизм родителей, жадных к приданому, тоже ограничился бы.

Но возьмем ту сумму данных, какую описал Толстой и каковые, увы, есть сейчас, - и законы им не ставят никакой преграды. Именно, что вскоре Нехлюдов оставляет Катюшу.

У нее кольцо и у нее ребенок. Его тетушки ее не судят. По родству - она мила им, и мило будущее ее дитя. Ей нечего таиться. И их одинокий, скучающий, ненужный миру дом - оживляется криком нового жителя земли, нового христианина, и беззаветно счастливой матери. Бог дал этим старым девам средства - и они ими поделятся с нею. Да ихняя-то собственная жизнь, скучающая и бессмысленная, будет согрета, нальется, как яблоко соком, заботою, трудом, страхом за их обоих здоровье, всяческою поэзиею и смыслом.

Итак, при моем предложении горестный эпизод, рассказанный в "Воскресеньи", с нелепою и тоскливою попыткою Нехлюдова жениться на действительной проститутке трансформировался бы так:

1) Человечество увеличилось бы на одну мать и одного ребенка.

2) Оно уменьшалось бы на одну проститутку и одно детоубийство. Из капель слагается море. Будем беречь капли, и не пересохнет море.

* * *

"Все - как бы для Бога! Ничего - без Бога!" Вот круг супружества. Посему-то я и говорю, что вся сумма рождения должна быть открыта, как серьезная сторона жизни, как мы не скрываем наук или искусства. Дети и супружество - выше науки и искусства, и им принадлежит более славы, лучшие венцы. Только в одном Египте еврейки скрывали детей своих, в невыносимом рабстве, а мы христиане, а мы христианки, преемницы св. Ольги, св. Берты, св. Клотильды, приявших в перси свои первые лучи христианской проповеди в Европе, вынуждены делать это не месяцы и не год, не два года, а века и двадцать веков! Поразительно, что они не ропщут; поразительно, что еще не поднято бури против скопчества!!

Всеобщая основа возражений мне: "Не прелюбодействуй".

Никто не обратил внимания здесь на предлог: "пре", а в нем-то вся сила. Ведь понимай эту заповедь так, как обычно мы понимаем и как мне бросают ее в лицо, она выражена была бы иначе:

Не убий

Не любодействуй

Не укради...

Но сказано, в этом единственном случае, с предлогом "пре", т.е. "кроме", "опричь", "за исключением". Что же это значит?! "Не действуй", "кроме любви", "дел сей заповеди не твори, кроме, опричь, за исключением любви", этой мистической утренней зорьки ребенка. Следовательно:

не за плату,

не по корысти,

не по расчету,

не хладно, злобно, равнодушно,

не для физического наслаждения,

но единственно и вечно только во исполнение: "и к мужу - влечение твое" (Бытие, 3), т.е.

по любви

сотвори дела любви; "прилепись", слепитесь "два в плоть едину".

Может быть, я ошибаюсь? Во всяком случае, мы не можем истолковать заповедь Моисея иначе, как ее истолковал сам Моисей. И таковое подробное истолкование вписано иллюстрационно в Библию.

Моисей вел народ через пустыню; у него - брат, сестра Мариам, жена Сепфора и ребенок от нее - тот, обрезанием которого он замедлил в пустыне. Полное родство, насыщенность родством. И какая минута, в смысле ответственности перед народом, перед задачами исторического и законодательного его водительства. Но вот слушайте далее:

"От Киброт-Гатаавы двинулся народ в Ассироф и остановился в Ассирофе. И начали упрекать Мариам и Аарон Моисея за жену эфиоплянку, которую он взял, - ибо он взял себе эфиоплянку. И сказали: одному ли Моисею говорил Господь? Не говорил ли он и нам?

И услыхал сие Господь. Моисей же был человек, кротчайший из всех людей на земле.

И сказал Господь внезапно Моисею и Аарону и Мариами: войдите вы трое в скинию собрания. И вышли все трое. И сошел Господь в облачном столбе, и стал у входа скинии, позвал Аарона и Мариам, и вышли они оба.

И сказал: слушайте слова Мои: если бывает у вас пророк Господень, то я открываюсь ему в видениях, во сне говорю с ним. Но не так с рабом моим Моисеем - он верен во всем дому Моему.

Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях, и образ Господа он видит; как же вы не убоялись упрекать раба Моего Моисея?

И воспламенился гнев Господа на них, и Он отошел. И облако отошло от скинии, и вот Мариам покрылась проказою, как снегом. Аарон взглянул на Мариам, и вот - она в проказе.

И сказал Аарон Моисею: господин мой! не поставь нам в грех, что мы поступили глупо и согрешили; не попусти, чтобы она была как мертворожденный младенец, у которого, когда он выходит из чрева матери своей, истлела уже половина тела.

И возопил Моисей к Господу, говоря: Боже исцели ее!

И сказал Господь Моисею: если бы отец ее плюнул ей в лицо, то не должна ли была бы она стыдиться семь дней? итак, пусть будет она семь дней вне стана, а после опять возвратится.

И пробыла Мариам в заключении вне стана семь дней, и народ не отправлялся в путь, доколе не возвратилась Мариам" ("Книга числ", гл. 12).

Вот пространство и объем и смысл заповеди: "Не прелюбодействуй". По указанию Божию, заповедь эта вовсе не относится к случаям настоящей и крепкой, плодовитой любви, а к половой деятельности, корыстной или кривой, и к порокам вроде того, какому научил людей Онан. Но может быть, Моисей уже не свят перед "святыми" нашего века? или для них Св. Писание - не богооткровенно?

* * *

Самыми практически важными словами г. Киреева в его ответе мне я считаю касающиеся развода:

"Если, вступив легкомысленно в брак, мы обочлись, если мы друг другу надоели, стали противны, если полюбили других, как не разводиться? Ведь это жестоко? Да, но что же делать! Терпи! Из-за того, что некоторые поступают легкомысленно или нерасчетливо, нельзя отменять вечных определений Спасителя. Можно допустить в некоторых случаях только прекращение супружеских отношений, - но это совершенно другой вопрос".

Так истолковали слова о разводе (Матф. 19) аскеты, которым вообще не нужен брак, для себя не нужен, и они бессердечно и поверхностно решили, что и другие могут без семьи обойтись (разъезд без развода) или могут развратничать втихомолку и "про себя", как опять же это делают, предаваясь "мысленной Еве", затворники. Но они обочлись, воображая, что слова Спасителя дают почву для их жестокого решения:

1) Слова о разводе сказаны фарисеям (ученым раввинам) и для евреев и в условиях еврейской семьи. Вообще это есть не принципиальный глагол земле и небу, а ответ в споре с евреями о их браке. Но у них полигамия отменена была в XIII в. нашей эры раввином Герсоном, из страха, что плодородие их еще более ожесточает гонителей их. - "Кроме вины прелюбодеяния" (Мф. 19), конечно, жестоко разводиться в таких условиях с женою, которая всегда должна иметь в дому мужа угол и стол, но, не разводясь и не живя с такою женою, что утрачивал в смысле семьи и супружества еврей-муж в их специальных условиях? Ничего. Но у нас в строго моногамной семье он все утрачивает, он не семьянин более и не супруг. Что же он такое? и что также его брак? - Фикция, фиктивный брак, fata morgana. Но о таком фиктивном браке, у нас при "разъезде" образующемся, я ничего не читаю в Библии и Евангелии и вправе не принять его, как римскую выдумку. Мужу при нашем моногамном положении обязательно должна быть дана другая жена, или он вправе ее себе взять и обыкновенно или часто берет в таком случае, образуя "нелегальную семью"; но я говорю, что такая семья должна быть признана и законом.

2) Спаситель, переменяя воззрение на развод, переменил бы инстанцию разводящую, если бы тоже нашел ее неправильно помещенною. У евреев тогда и до сих пор право развода принадлежит мужу; в законах их оговорены и многочисленные условия, по которым жена может потребовать развод и получит его, если бы даже муж и не хотел этого. Таким образом, царями брака у них оставлены супруги; что соделывает их счастливыми и влечет юных к браку, как всякого - к его собственности. Так это и должно остаться, ибо невозражение Спасителя на наличный факт есть признак Его одобрения факту. Таким образом, церковь или священники имеют, по Евангелию, лишь посредствующее значение при разводе, как его свидетели, как передатчики разводного письма, а не как его создатели, творцы. В случае, напр., фактического уезда жены от мужа, или обратно, оставленная сторона через священника или церковные учреждения приглашает оставившую вернуться; в противном случае на обороте этой же бумаги пишется оставленной стороне развод или разрешение к вступлению в новый брак; и священник, пересылающий потерпевшему эту бумагу, с нею посылает ему и свое благословение. Эту форму можно обдумать и разработать, всеми, однако, способами избегая усложнения, громоздкости. Г. Киреев и сам согласился, что "первым шагом к улучшению семьи должно быть совершенное изъятие бракоразводного процесса из рук консисторий, с их лжесвидетельством и грязными адвокатами". Слово это доброе и слово это важное.

3) Спаситель сказал также: "Легче верблюду войти в игольные уши, нежели богатому - в царство небесное"; и еще: "Не собирайте сокровища вашего на земле, а собирайте на небесах". Почему же слова о разводе должны быть проведены с кровавою последовательностью (случаи Лаврецкого и Каренина), тогда как неудобные для себя слова о богатстве аскеты по крайней мере обошли, если не совсем "положили под сукно". По крайней мере по смерти почившего митрополита Московского Сергия писали, нимало не скрывая, в газетах, что он, умирая, передал из рук в руки В.К. Саблеру 40 тыс. руб. на церковно-приходские школы, что, конечно, благо, но накоплению сих денег не препятствовали ли слова Спасителя? Да и об убогом и нищенском виде высоких монашеских чинов и наших лавр, конечно, нельзя говорить. А когда так, то и разводиться можно по иным, чем прелюбодеяние, винам.

4) "Жестокосердие", по причине которого Моисей дал право разводиться и о чем упоминает Спаситель, ведь не прошло. Ну, да; если "жестокосердия" нет - и нужно разводиться "только по вине прелюбодеяния". Но когда оно есть, не исчезло в мире и после слов Спасителя, то и разводиться можно по прелюбодеянию "и еще по жестокосердию". Это в особенности важно как полный основательности мотив развода, в случае жестокого обращения мужа с женою.

5) Чрезвычайно странно, что центр, откуда рассматривается чистота семьи - главное условие ее святости, - помещается в консистории или вообще где-то вне семьи. Конечно, что же можно рассмотреть у меня в дому, смотря с Исаакиевской колокольни. Члены консистории и говорят: "Вы жалуетесь на разврат или непослушание жены: мы этого не видим", или: "Вы жалуетесь на побои мужа: и этого мы не видим". Вообще, "мы ничего не видим, а только получаем жалованье и иногда взятки", - а посему и для сохранения нашего спокойного положения "живите согласно, блюдите св. таинство брака и не надоедайте нам с вашими слезами и мукою, кровью и терзанием". Конечно, при таком возмутительном отношении к семье и семейному положению сих "дьяков поседелых", которые

Добру и злу внимают равнодушно, -

семья и стала подкашиваться под корень. В этом не "нравы виноваты"; но "нравы" образовались в атмосфере таковой бессудности.

6) Отнятие у мужа права развода лишило его каких-либо средств осуществить главенство свое в доме, авторитет над женою и детьми, кроме средств физических, грубых, жестоких; а жену, если она слабее мужа, лишило всякой защиты от этой жестокости. Получился самый грубый из всех когда-либо существовавших в истории тип семьи, и самый грязный, так наз. "христианская семья". Видя везде разбросанными картины этого типа и понимая, откуда он истекает, читаешь сперва со слезами, а потом и с негодованием рассуждение духовных писателей о "христианском браке", какие-то воздушные размышления о своих воздушных мечтаниях, без желания спуститься на почву и посмотреть, что есть и отчего есть. Они все сваливают на "нравы"; но, Боже, европейские народы создали гениальную поэзию, гениальную науку, гениальную технику, и неужели они только специально к семье неспособны? неспособны к ней более, чем желтокожие китайцы и японцы, чем мусульмане и евреи? Не верю. Отвергаю.

* * *

"Нет зоологических и ботанических таинств, не вижу, не знаю" - последнее возражение мне А. А. Киреева, не без иронии сказанное. Правда, в синоптических евангелиях их нет, но уже есть признак их в четвертом Иоанновом ("Аз есмь хлеб животный, сшедый в мир, чтобы грешные спасти" - Спаситель о Себе ученикам); и они не только показываются, но и заволакивают все небо в Апокалипсисе, т.е. в "откровении", изъяснении грядущих судеб мира и небесного устройства.

"После сего я взглянул, - и вот дверь отверста на небе; и прежний голос, который я слышал как бы звук трубы, сказал: взойди сюда, и я покажу тебе, чему надлежит быть.

И тотчас я был в духе. И вот - Престол стоял на небе, и на Престоле был Сидящий.

И се Сидящий видом был подобен камню яспису и сартису; и радуга вокруг Престола, видом подобная смарагду.

И от Престола исходили молния и громы и гласы; и семь светильников огненных горели перед Престолом.

И перед Престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди Престола и вокруг Престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади.

И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лицо как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему.

И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят Господь Вседержитель, который был, есть и грядет".

Вот как устроены небеса. Даже "человеческого" здесь - 1/4; 3/4 - прямо "животное"! Да и в "человеческом" его лицо лишь "как бы человеческое", а не вполне, не изолированно человеческое; а остальное тело "исполнено спереди и сзади, внутри и снаружи очей". Как и у остальных трех животных. Что же это за "очи"? Весь мир - в очах: былинка - око, гора - око, и все есть око, и все очи - к Богу. Кровинка бежит в человеке, в орле, тельце, льве - она "око"; и останавливается, метаморфируется в клеточку: это - "светильник" Богу. И Бог смотрит в свой светильник, а светильник горит перед своим Богом. И все между ними "свое" (интимное), все в "своей связи", вместе и частной, и универсальной, минутной и вместе неугасимой. И все переливается "в радуге вокруг престола"; и "кристалловидное" - в связи с "кристаллом посреди Престола" - море, уже ниже животных, под животными.

Неужели тут меньше "таинств", чем в известном нам обряде, который мы совершаем, и знаем конец совершаемого, и видим начало. Да и слишком часто мы видим по судьбе людей, приявших таинство, что действие его было призрачно, ибо судьба, на нем построенная, рухнула.

МАТЕРЬЯЛЫ К РАЗРЕШЕНИЮ ВОПРОСА

* До сих пор мы судили теорию. Никто не взглянул, что же такое факт? На факт неслись громы, и самая теория "незаконнорожденности", ступающая по щиколотки в крови, есть только концентрация этих громов. Между тем громящим и в голову не пришло посмотреть, какая смирная курица лежит под их юпитерством... Но в курице этой невыразимая сила, ибо так-таки Юпитеры со всем капитолием догматов и текстов все же не довели ее до смерти - и только бесполезно измяли ее перышки, искровавили гребешок. Пораженная, поражаемая - все еще она пищит: ее хранят ее дети, а ради них, кажется, хранит и Бог. Я радуюсь, что печатная полемика о незаконнорожденности доставала в руки мои несколько документов - писем, которые окончательно решают вопрос о "безнравственности незаконнорождающих", как письма и сведения о ялтинских и рязанских прелестницах, в сущности, уже решили вопрос о "нравственности законнорождающих. В. Р-в.

* Вот! Только это удерживает!! И чуть-чуть поменьше мистической любви к ребенку, чуть-чуть побольше стыда перед соседями, перед соседками - девушка кончает самоубийством. В. Р-в.

** Какой прелестный, невинный язык. В. Р-в.

*** Вот! Как это противоположно духовным, которые никогда-то, никогда не начали речей своих вопросом: "Да уж не виноваты ли и мы". Их - вечная молитва: "Господи, благодарю тебя, что я не таков, как иные, как вон тот мытарь". В. Р-в.

**** Вот! Действительно, что девушке ответить на подозрение, что она "пристроиться только хочет", когда законный брак и в самом деле есть не "чадородия ради", а только - "пристройство себя". И в порыве девушка дает доказательство подлинной, неподдельной любви. А богословы тотчас переходят на сторону кавалера: "Она пала - и ты перед ней ничем не обязан". В. Р-в.

***** Какой язык, какие чувства. В. Р-в.

****** Удивительно. Вполне удивительное письмо. О, как я благодарен корреспондентке за него, ибо тысячи таких же матерей скажут: "Вот наше оправдание". В. Р-в.

******* Тут - ошибка от неразумия. В пустыне, в малолюдстве, при малом знакомстве - никто не бросит; а если грозящих очей много - самая добродетельная не выдержит, ноги затрясутся, руки ослабнут и выпустят младенца в "пасть дракона" (Апокалипс). В. Р-в.

* Какое надо - каменное? львиное? ослиное? - равнодушие семьеустроителей к состоянию семьи, чтобы при ежегодно и повсеместно повторяющихся таких случаях не промямлить хоть краткого: "А будет покажут свидетели, что от мужа его жинка ушла своей охотой и без его грубости - и тот муж волен вступить в новый брак" (мотив): "понеже Господь наш Иисус Христос изрек: Иго мое легко и бремя мое удобоносимо". Но ничего не промямлили гордые своею праведностью уста, - только (см. выше примечание)... солдат поиграл с ребенком вот такой страстотерпицы, как автор этого письма. В. Р-в.

** Последняя страница письма вся закапана слезами. В. Р-в.

* Курсивы - везде автора письма. В. Р-в.

* На слова моего письма, что главное надо отдать в гимназию сына, преодолев стыд. В. Р-в.

* Бабушку, игнорирующую внука, пусть незаконного, следует подвергать эпитимье и не допускать до таинства причащения, как повинную против заповеди: "Не убий" и прочих слов Спасителя, напр.: "Прежде чем принести жертву Богу - пойди, примирись с ближним твоим", тем паче - с родственником, с несчастною и одинокою дочерью. Начать спасение незаконнорожденных надо с острастки родителей незаконно рождающих девушек. В. Р-в.

** Я думаю - и не почесался. В. Р-в.

* Со своей стороны я написал девушке-матери, что, прожив уже несколько лет супружескою жизнью и имея сына, она и не должна была прекращать или сокращать супружеских с ним отношений, нормально текших ранее, соблюдая лишь физическую и духовную мужу верность. На разные "само-упреки" сил не тратить; и вообще быть счастливой - ибо Бог облегчает нас, а не отягощает. В. Р-в.

* Все вообще письма эти не весьма правильны в лексическом (синтаксическом) отношении. Но я сохраняю их с теми неправильностями, в которых отразилась усталая душа. Письма эти я печатаю как сложный и документальный отпор на слова: "разврат", "развратницы", "су...ки", "к...бели" (см. выше) и проч. Нужно чем-нибудь, не словами, опровергнуть это. В. Р-в.

* Названо имя - принадлежащее знаменитому в Петербурге лицу, и именно знаменитому "культурной просвещенностью". В. Р-в.

* Возмутительно. Никакого благовения к "храму Духа Живого", телу. Законом бы надо оградить права и прерогативы над прахом усопшего его родных, родивших это тело, берегших при жизни его. Вообще, относительно могил, смерти следовало бы начатьорганическое законодательство. В. Р-в.

** Какое кощунство, какое сплошное кощунство! У нас судебное ведомство как архикультурное (оно, правда, имеет свои большие заслуги) чувствует право безапелляционно делать всяческие невежества в отношении к частным людям. В. Р-в.

* Очень ее занимал вопрос о правильном, нормальном, здоровом и целомудренном ознакомлении детей с рождающею сферою. Тогда я совершенно не умел сказать об этом ей, а теперь, кажется, могу. Трудность лежит ведь только в неспокойстве объяснений (конфуз, неловкость), происходящем от того, что объяснения, анатомические и физиологические, происходят в возрасте, когда волнения уже начались. Значит, их надо отнести раньше, к совершенно еще наивным годам, когда ребенок так же эти подробности чувствовал бы, как подробности своей куколки. Затем все это покроется, закидается как бы землею забвения; но под покровом сохранится, как важное сведение. Когда пробудятся свои волнения, мальчик или девочка уже сумеют их координировать с лежащими в воспоминании их сведениями. Итак, объяснять нужно не в 13 лет (сын г-жи К. Д.), а в 7 и никак не позже 8, и с тем спокойствием, как объясняют анатомию мухи или устройство куклы. В. Р-в.

* С автором письма этого, девушкою за 30 лет, матерью двух прекрасно воспитанных незаконнорожденных детей, я был два года в переписке. Не привожу ее за сложностью "Матерьялов", ограничиваясь только этим письмом, случайно взятым мною с письменного стола, чтобы показать, что такие девушки суть верующие в Бога и имеющие душу, что всячески у них оспаривается. В. Р-в.