Для этих женщин Москва и советский эксперимент стали возможностью увидеть собственными глазами и запечатлеть в своих репортажах становление нового типа общества, поучаствовать в «разворачивавшейся на глазах у всего мира великой драме», где, по идее, человеческое развитие ценилось выше, чем извлечение выгоды, и где женщины могли совмещать профессиональную карьеру с любовными или семейными отношениями, не испорченными ни экономическим давлением, ни двойными стандартами в подходе к мужчинам и женщинам, ни неравным распределением домашних обязанностей.
Преувеличение успехов этой программы и одновременно преуменьшение ее неудач и социальных издержек — вот та цена, которую явно приходилось платить, чтобы преуспеть репортеру в Moscow News — да и вообще в любом новостном бюро в Москве, где попытки выставить Страну Советов в негативном свете были чреваты выдворением и потерей работы. Если, как выразился Вальтер Беньямин, после поездки в Советский Союз «начинаешь наблюдать и оценивать Европу с сознанием того, что происходит в России»436, то эти американки на собственном опыте узнали, что одна вера еще не наделяет способностью видеть, что желание и надежда мимолетны, а новости, правда и пропаганда — лишь точки в непрерывном пространстве, параметры которого постоянно изменяются.
Если некоторым женщинам было трудно находить в своей репортерской работе равновесие между профессионализмом, правдой и желанием, то другие пытались нащупать точку опоры в «великой драме», совершавшейся в Советской России, сознательно вливаясь в ряды исполнителей.
Беннет видела лживость москоуньюсовской риторики и понимала, что сама тоже пишет пропагандистские тексты, хотя в подписанных материалах она часто избегала политических тем. Похоже, наибольшее отвращение у нее вызывало расхождение между советскими показными похвалами женскому равноправию — и реальной жизнью советских женщин. Она писала подруге:
Это просто смех, да и только. Этот феминизм… эта болтовня о новой женщине. Надо бы книгу написать о полусотне заморенных, забитых, затурканных… Да, я понимаю, 50 лет назад у одиноких женщин тоже жизнь была не сахар… Но они хотя бы не велись на лживые обещания свободы407.
Как и Беннет, Кеннелл сочла Стронг с ее сложным характером малоприятной соседкой, но были у нее и более важные поводы для огорчения. Рут писала матери:
За эти две недели мне столько всего довелось пережить! Это не сравнить с моими прежними московскими днями, просто невероятно, невозможно описать. Скажу лишь, что все очень изменилось, мне всему приходится учиться заново, жизнь здесь ужасно тяжелая, еды и всего остального не хватает, но у иностранцев, как у самого привилегированного здесь класса, всего вдоволь. И говорят, что чем дальше от Москвы, тем жизнь тяжелее.
Былому идеализму Рут теперь не на что было опереться.
Во время своего первого визита в Советскую Россию в 1921 и 1922 год (значительная часть этого времени была проведена в больнице после перенесенного тифа) Стронг загорелась идеей: показать советскую жизнь в положительном свете для читателей из США. Правда, пока ей не удалось увидеть ничего, кроме разрухи. И все же она вспоминала:
Мне ни на минуту не приходило в голову, что можно покинуть навсегда эту страну, этот хаос, в котором зарождался некий мир. Именно хаос и притягивал меня, и вид творцов среди хаоса. Я тоже хотела поучаствовать в этом сотворении… Америка перестала быть первопроходцем в мире. Мировая война низвела ее до положения вожака имперских государств.
Но в США возрастал скептицизм. В конце марта на первых полосах газеты New York World появилось несколько статей, основанных на рассказах двух вернувшихся колонистов из покинувшей «Кузбасс» первой группы разочаровавшихся. Были опубликованы и еще более сенсационные материалы, опиравшиеся на свидетельства Дойла, хотя в Nation и поместили письмо, подписанное Рут и несколькими другими колонистами, опровергавшими все обвинения Дойла. Сассман шутил потом, что его заманили в Россию лживыми обещаниями свободной любви и слухами о национализации женщин327.
Кузбасская колония, идея создания которой возникла в 1921 году у Калверта, Уильяма Хейвуда и голландского коммуниста и инженера Себальда Рутгерса (все они приезжали в Москву на Третий конгресс Коммунистического интернационала), задумывалась как «единое промышленное образование», организованное на американский манер, однако способное служить «центром притяжения коммунистического хозяйства». Созданная с осторожного благословения самого Ленина, колония должна была освободить американских рабочих от «наемного рабства», а советским людям предоставить преимущества американских технологий, производственного опыта и методов — но без отравы капитализма. Кузбасс, расхваливавшийся как «открытие небывалых возможностей, от масштаба которых захватывает дух», одновременно преподносился как нечто типично американское: «Представьте себе, что вам предложили бы стать основателем Новой Америки», — говорилось в рекламной публикации. Но, как настаивали основатели колонии, их мечта являлась и «практической программой». Однако сколько бы организаторы ни говорили о научном планировании и чудесах техники, которые становятся возможными благодаря искоренению корыстолюбивых побуждений, значительную роль в становлении и развитии кузбасской колонии играли желания, надежды и воображение устремившихся туда людей. В одном документе несколько страниц посвящены описанию воображаемого обеда «в столовых центрального Кузбасского кооператива» с «отделанными белыми плитками стенами» и «удобными креслами», где «царит ощущение здоровья и интеллекта» и подают очень вкусную еду289.
Указ о создании кузбасской колонии, которой предстояло процветать благодаря близости богатых железорудных и угольных месторождений, плодородных земель, а также железнодорожных и речных путей, был подписан 21 октября 1921 года. Калверт, Рутгерс и Хейвуд воображали Кузбасс таким местом, где «будет на деле продемонстрирована» «международная солидарность» и возникнет важнейшая лаборатория, которая убедит американцев в жизнеспособности советского эксперимента. Успех принесет столь необходимую поддержку, а неудача сделает Кузбасс «посмешищем в глазах всего мира»290.
Статья Беннет и Кеннелл, хоть и была сатирической, основывалась на реальных событиях и «истинах», выяснявшихся в процессе накопления материалов. Редакция Moscow News действительно служила центром американского сообщества до тех пор, пока в 1933 году не открылось посольство США. Сима Райнин Аллан, которая вскоре после окончания колледжа приехала в Советский Союз в 1932 году, вспоминала, как она, решив остаться в Москве после истечения срока туристической визы, пошла в Moscow News — и Стронг взяла ее в репортеры. Еще Аллан вспоминала о том, как провела неделю в поисках жилья и в итоге выбрала комнату, которая днем служила зубоврачебным кабинетом: она ночевала там на кушетке, а «расплачивалась» уроками английского для дочери зубного врача277.
В 1930 году на XVI съезде ВКП(б) было решено принять на работу до сорока тысяч «иностранных инженеров, бригадиров и квалифицированных рабочих», чтобы они помогли выполнить задачи Первого пятилетнего плана. За первые восемь месяцев 1931 года в Амторг — советско-американское торговое агентство — поступило больше ста тысяч заявок от американцев, желавших эмигрировать; из них десяти тысячам были предложены рабочие места и выданы рабочие визы, а еще тысячи людей, искавших работу, приезжали по туристическим визам. Ходили слухи, что почти каждый, кто проведет в Москве хотя бы неделю, сможет устроиться на работу276.
осле Февральской революции, сохранилось за ними и после Октябрьской. Но это было только начало. Большевики предлагали новые шаги к раскрепощению женщин, в том числе планы «социализации домашнего хозяйства». Имелись в виду общественные прачечные, кухни и детские ясли, которые позволили бы женщинам стать полноправными участницами рынка труда. В отличие от буржуазного общества, где женщинам приходилось «выполнять обязанности домашней прислуги и обслуживать сексуальные потребности мужчин в обмен на финансовое обеспечение», при коммунизме, как предрекалось, самостоятельно зарабатывающие на жизнь женщины будут смотреть на мужчин как на равных, и потому «семья как таковая отомрет, и женщина сможет вступать в союз с мужчиной только по любви». Женщины обретали имущественные права, официально устранялись все препятствия, мешавшие им получать образование и строить карьеру, а власти обещали оплату труда наравне с мужчинами. Дело не ограничилось созданием общественных прачечных, столовых и яслей, освобождавших женщин «от старого домашнего рабства и всякой зависимости от мужа» (как выразился Ленин).
Правительство США также молчаливо одобряло и поддерживало независимые просоветские организации, которые, не впадая в большие противоречия, восхваляли советскую систему
