Оглавление

САКУРА

…Закутаться потеплее, чтобы не дуло сквозняком и спать-спать. Забыться сном от этого кошмара-вот единственное моё желание на данный момент. Иногда это удавалось, но постоянно спать просто невозможно. В соседнем помещении было слышно гуляние весёлой подвыпившей компании под музыку Доктора Албана и визги девиц.

31 декабря-канун Нового 1994 года. Весёленький получился праздничек… А мои друзья-приятели сейчас скорее всего смакуют лосятину, подумалось мне, вспомнив, что один из них грозился подать на стол это блюдо.

— Эй, слазь-пора Новый год встречать! -послышался голос моего соседа снизу и в подтверждение своих слов он несколько раз несильно ткнул мой импровизированный матрац. Я нехотя открыл глаза, с тоской и ужасом возвращаясь в реальность… Не сон…

Поднявшись, я сел и свесил ноги вниз, за что получил несильный толчок по ним.

— Поаккуратнее! -незлобно попросил мой сосед. Он уже разливал какое-то зелье-точнее переливал его из кружки в кружку. Я осторожно спустился вниз и присел рядом с ним, всё ещё трясясь то-ли от озноба, а то-ли от ужаса.

— Ну что же… С Новым годом! -невесело поздравил пожилой человек и протянул мне кружку. Я принял её с благодарностью согреваясь от обжигающей поверхности грязной и замызганной посуды, казалось, что она никогда не мылась, да и не нуждалась в этом. Бурая едкая жидкость обжигала своей горечью и сделав несколько глотков я скривился.

— По два глотка… Привыкай.-посмотрев на меня прокомментировал он.-Мы так пьём.

Я протянул ему кружку и он взял её с большой осторожностью явно опасаясь пролить хоть каплю.

— Хороший получился чифир-наваристый! -одобрительно кивнул он головой и вновь передал её мне, сделав пару мелких глотков. Я не разделил его восторга, но всё же промолчал, давясь напитком и не желая невзначай обидеть своего соседа. Он закурил и выпуская дым спросил:-Тебя как звать-то?

— Костя… -ответил я, жадно втягивая табачный дым. Он это заметил и протянул мне сигарету:

— Курить будем одну на двоих-неизвестно когда ещё появятся сигареты, а их у нас не так уж и много, -резюмировал он заглядывая в полупустую пачку Примы. Сигареты желали быть лучшего, но выбирать не приходилось.

— Спасибо! -поблагодарил я его, а он усмехнулся, косо глядя на меня.

— Спасибо мы не говорим, а говорим-Благодарю… Понял?

— Да, понял… Благодарю… А Вас как звать? -поинтересовался я у него.

— Зови меня просто-Медведь, -разрешил он и растянулся на нарах, отвернувшись к стене явно давая понять, что разговор на этом закончился. Я не стал навязываться и поставил пустую кружку на пол, потому что ставить её было просто больше некуда. Докурив сигарету казалось бы до самого конца я собирался было бросить окурок на пол, но сосед уловив мои намеренья заметил:-Окурки тоже не выкидывай.

Увидев на полу небольшую, но аккуратную кучку окурков, я присоединил свой к ним и вновь полез на второй ярус нар, желая погрузиться в сон и забыться в нём…

…Совсем недавно я устроился на новую работу, уйдя из охраны Пермкомбанка.Руководство решило ввести гладкоствольное огнестрельное оружие, а для этого необходимо было получить соответствующую лицензию. Ввиду того, что я не служил в армии, меня вежливо уведомили и дали понять, что не нуждаются в моих услугах. И все обещания начальника охраны бывшего майора КГБ Алексеева, относительно организации Айкидо-клуба само-собой аннулировались. Я забросил занятия, сообщив о своём решении немногочисленным членам клуба и расформировал группу, прервав договор об аренде спортзала во 2-й средней школе г. Глазова.

Для нормальных и успешных занятий необходимо было татами или проще говоря-борцовский ковёр. Однако приобрести его не представлялось возможным, а имеющиеся маты не годились для этих целей. Они то и дело имели свойства разъезжаться в стороны в самый неподходящий момент-один из занимающихся ушиб мизинец во время падения, а другой чуть было не отбил себе почку.

В конце-концов я сам устал оббивать пороги всевозможных организаций и бросил свою затею открыть и продолжить занятия Айкидо под эгидой Санкт-петербургского айкидо-клуба Такемуси-айки. Хоть я и имел диплом и возможную поддержку от Питера, но в Глазове данная затея не прижилась.

Алексеев предложил мне другую работу, но как-то нерешительно замешкался. Я уточнил его предложение и он, решившись сказал, что может устроить меня в тюрьму надзирателем. Разумеется я с негодованием отверг его предложение.

Вскоре мне предложили работу экспедитором и охранником в новой, недавно образованной фирме Скаут, которая занималась продажей и ремонтом электроники. Раз в месяц я должен был ездить в Москву, а иногда и в Питер для закупки товаров: телевизоры, видеомагнитофоны и тому подобное. Партии изначально были небольшими и приходилось волочить их на обычных тележках-вполне солидно для фирменной торговли.

Понемногу такие поездки становились более значимы, а объём увеличивался. Вскоре, благодаря моим усилиям и умению убеждать, поставки подросли до машинных норм. Но это было не сразу. Акционеры и директора боялись рисковать своими активами и взятыми под залог кредитами. Да и фирма-то состояла из трёх директоров (генеральный, технический и коммерческий),бухгалтера, продавца и меня. Позднее я привлёк ещё несколько своих приятелей к сотрудничеству. В свободное от таких командировок время мы охраняли помещение парикмахерской, холл которой арендовали под магазин.

Вся фирма держалась на бухгалтере-Оксане, которая имела возможность брать кредиты в банке. Ценой неимоверных усилий мне удалось убедить их на поставку не мелкой, а крупной партии товара и вскоре я ехал в Москву с кучей наличности в обыкновенном целлофановом пакете, которой вполне бы хватило на 2-х комнатную квартиру в Москве.

— А ведь с такими деньгами можно назад и не возвращаться… -как бы вскользь заметила бухгалтер-Оксана, выдавая мне под роспись данную сумму. Знал бы прикуп-жил бы в Сочи…

…Возвращаться из царствия Морфея не хотелось, но пришлось. Голова раскалывалась от недавнего похмелья, избытка сна и неверия в реальность. Я вновь попытался уснуть-тщетно. Тогда я аккуратно слез вниз и начал шагами мерять отведённое нам маленькое пространство. Почти сразу очнулся мой сосед-Медведь, как он представился вчера. Он закурил и задумался о чём-то грустно уставившись в пол невидящими глазами. Потом он громко позвал конвоира и тот спустя несколько минут появился.

— Нас кормить-то вообще собираются? -спросил у него Медведь.

— Столовая закрыта-Новый год всё-таки… -ответил тот:-Так что вряд-ли.

— Понятно. Кипяток можно?

— Сейчас сделаю-нехотя ответил молодой высокий милиционер, крепкого телосложения и удалился.

Медведь перевёл свой взгляд на меня:

— Ну, рассказывай, ты то как сюда попал?

— За убийство… -нехотя ответил я немного подумав и не счёв необходимым скрывать это от него. Сосед с интересом посмотрел на меня:

— И кого же ты убил?

— Вора!

— Сам?

— Угу… сам-голыми руками… — тут меня прорвало и я вкратце сбивчиво рассказал ему о произошедшем. Он меня внимательно выслушал и спросил:

— А дружки твои здесь ни при чём?

— Нет! -ответил я незадумавшись.

— Смотри… Паровозом пойдёшь.-он повторил мысль оперов, проводивших дознание, но я стоял на своём, отрицая причастность к этому делу моих друзей-одноклассников.

— Сколько мне дадут? -спросил я у него.

— Лет шесть-восемь, -ответил тот, немного подумав. Его ответ меня огорошил и я не нашёлся что-либо ответить. Он продолжил:

— Его уже не вернёшь-ты о себе думай, тебе жить дальше… Грузи его.

— Он ещё в реанимации… может быть выживет… -с надеждой возразил я.

— Ну тогда молись, чтобы так и было.

Мы немного помолчали, наконец появился конвоир с чайником в руке. Он налил кипяток в подставленные через прутья решётки грязные кружки. Медведь сразу оживился и начал процедуру заваривания своего зелья-она чем-то напоминала чайную церемонию, до такой степени он был сосредоточен и сконцентрирован на этом. Подождав когда чаинки все упадут на дно, он стал переливать пойло из кружки в кружку, а затем протянул мне, приглашая оценить его творчество. Я сделал два мелких глотка и вернул ему кружку, скривившись от горечи.

— А тебя за что? -спросил я у него, решившись перейти на более доверительное обращение.

Он невесело глянул на меня и ответил:

— 102 статья, умышленное убийство при отягчающих… Я отца убил… -он тяжело вздохнул и обхватил свою голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону:-Ай дурак!..И зачем же он полез?..

Я замолчал, оторопело глядя на него, но вопросы задавать перестал, представляя, что сейчас творится у него в душе. Мы выкурили одну сигарету на двоих после того, как покончили с чифиром.

Он не вызвал во мне какого-либо ужаса или страха, скорее наоборот-сочувствие, горе постигшее нас обоих сблизило и объединило. Каждый молчал, думая о своём.

— Попробую я ещё поспать, -сказал я и полез на свои нары.

— Давай, попробуй… Я тоже попробую.

В реальность происходящего как-то не хотелось верить и казалось стоит только приложить усилия и проснуться от этого кошмара, но увы-сон чередовался с явью, а происходящее не меняло своих очертаний. Тот же полумрак подвального помещения, сырость воздуха, свежевыкрашенные решётки по периметру нашей камеры и двухъярусные нары. Ничего не изменилось, если не считать того, что в соседних камерах появились соседи, да и к нам подселили какого-то замызганного мужичка-он нервно мерял шагами отведённое нам узкое пространство и разговаривал с Медведем о чём-то. Поняв, что провалиться в спасительный дрём не удастся, я нехотя слез с нар, разминая затекшие мышцы и кости, которые уже начинало ломить от безделия.

Из разговора стало понятно, что это так называемый суточник, которого не сегодня-завтра выпустят на волю. Он где-то мелко нахулиганил и его закрыли на незначительный период времени. Может и не стали бы задерживать, но новогодние праздники несколько сбили работу системы, а может быть его появление и не было случайным, но я это понял значительно позже…

Медведь был уже не новичок и поэтому относился к нему настороженно, явно давая понять, что особо доверять ему не стоит. Я прислушивался к их разговору, но не вникал в него-свои собственные мысли заглушали происходящее, да и общаться особо ни с кем не хотелось.

В соседней камере слышался женский голос. Насколько я понял по количеству голосов нас было где-то уже около десяти человек. Медведь опять позвал конвоира и попросил того дать нам кипятка-тот выполнил его просьбу. Мы уже втроём пустили горячую кружку чифира по кругу. Разговор то начинался, то затухал, нам с моим старым соседом явно не хотелось особо общаться-тяжёлые мысли каждого грузили и равное положение сближало нас с ним, чего нельзя было сказать о нашем новом соседе. Тот явно бывал здесь не впервые и прекрасно понимал, что скоро выйдет на свободу-оттого он особо и не переживал, чего нельзя было сказать о нас, переживающих глубокую трагедию и тяжёлые душевные муки. Медведь пытался шутить и немного поднять мне настроение, но ему это не удавалось, да и сам себя он чувствовал явно не в духе.

— Быстрее бы в турму… -произнёс он довольно интересно исказив название так сказать исправительного учреждения:-Тебя, скорее всего отправят в Люгу… Если попадёшь туда найди Базу и передай ему от меня привет. Он поможет тебе в первое время.

Обратился он ко мне. Я молча слушал старого и опытного сидельца:-База мой сосед, он завхоз в зоне, так что если узнает, что ты меня знаешь, то должен помочь разобраться что к чему.

— А ты?..-спросил я у него.

— А что я?..Я уже пойду на полосатый.

— Что за полосатый?

— Режим… РЦД… Я уже рецидивист… До этого отсидел тоже за убийство… -резюмировал Медведь и замолчал, тяжело вздохнув. Я замер, пытаясь уложить у себя в голове, что рядом со мной находится человек убивший не одного, однако ужаса к нему не испытывал-скорее жалость и сочувствие. Медведь наклонился ко мне поближе и тихо произнёс:-За делюгу особо не распространяйся и этому новенькому доверять не стоит.

Я косо взглянул на меряющего камеру соседа и согласно кувнул головой, давая понять что внял совету. Медведь закурил и развалился на нарах-невысокий худощавый пожилой человек, о котором с первого взгляда я бы ни за что не сказал, что он убийца… Коим собственно являлся и я сам…

У входа в КПЗ послышались какие-то голоса и все невольно замолкли прислушиваясь, наконец всё стихло и через несколько минут вошёл конвоир с матерчатой сумкой в руках. Он назвал чью-то фамилию и Медведь тут же откликнулся, произнеся своё имя и отчество. Конвоир подошёл к нашей камере и передал ему небольшую сумку через прутья решётки.

— Дачка!..-произнёс Медведь разгребая скудное содержимое сумки несколько пачек дешёвых сигарет, чая пригоршню конфет и печенья. Он опять попросил кипятка и конвоир недовольно фыркнул:

— Потом час кипятком своим не доставайте!

Отношения между конвоем и арестантами были довольно интересные-никто ни с кем не ругался и не обострял возникающих спорных вопросов, сохраняя негласный нейтралитет. Медведь угостил нас по целой сигарете и мы с жадностью закурили. Затем снова заварили чифир и принялись смаковать его, однако вкус этого пойла мне был не по нутру и я невольно кривился после каждого глотка до тех пор, пока не начал чувствовать легкую тошноту. Заметив это, Медведь протянул мне конфету-я её принял и начал разжёвывать, желая перебить горечь. Закурив по целой сигарете, он снова сказал о том, что надо экономнее быть со скудными запасами и дал понять, что вновь переходим на урезанный паёк. Потом он начал что-то раскладывать и делить на своих нарах. Закончив эту процедуру, он подошёл к краю решётки и подозвал соседей, передав им часть сигарет, чая и конфет-так он разделил свою передачу между всеми имеющимися камерами, оставив однако большую часть. Его за это поблагодарили и явно начали уважать.

Медведь завёл разговор с соседней камерой, намереваясь познакомиться и разговориться с соседкой-та нехотя отвечала на его вопросы. Простой трёп, целью которого было отвлечение всех от тяжёлых раздумий. Кому-то это удавалось, а кому-то нет… Спустя какое-то время стих и этот разговор и все невольно замолкли, погрузившись в дремоту или собственные мысли…

Наконец нас решили накормить и лязг металлической посуды вызвал невольное оживление в камерах. Появился конвоир с каким-то мужичком в штацком, волокущим за собой пару алюминиевых бидонов и небольшую горку мисок. Он разлил какую-то жидкость по мискам и передал нам, добавив каждому по четверти белого хлеба, а затем сразу же удалился, звякая полупустой тарой. Все принялись грохотать ложками явно прголодавшись-не кормили нас где-то около двух суток, не считая выпрошенного у конвоиров кипятка. То что упало на дно наших желудков скорее напомнило нам о чувстве голода, нежели утолило его.

В туалет нас выводили по одиночке и в течении трёх суток казалось, что о нас просто все забыли. Где-то второго декабря началось какое-то движение и кое-кого начали вызывать на допросы и прочие процедуры. Питание с этого момента стабилизировалось и нас начали кормить по три раза в день. Утром и вечером полужидкая каша иногда пшённая, овсяная, но большей частью сечка. В обед к этому добавлялся безвкусный и полупустой суп. К каждой порции пайка выдавалась четверть хлеба. Впрочем, как выяснилось позже, кормили нас неплохо в сравнении с тюрьмой.

В обед к нам явилась какая-то делегация людей в штацком и конвоиров. Построив всех и проведя перекличку один из них задал вопрос о наших жалобах-ответа на него не последовало и они удовлетворённо удалились.

— Прокурорский надзор-пояснил мне Медведь. Далее он сказал, что если нам не выпишут каких –либо санкций или ордеров, то по истечении трёх суток задерживать нас не имеют права. Глупая надежда возродилась у меня-уже истекал указанный срок. Вечером появились какие-то посетители, их голоса мы слышали у входа в КПЗ, в соседнем помещении-это были родственники задержанных, принёсшие им вещи или передачи. В их числе оказались и мои друзья-одноклассники, передавшие мне несколько пачек болгарских сигарет с фильтром:

— Костя, держись! -услышал я выкрик одного из-них, Щепина Романа, который ободрил меня и подтвердил мои намеренья не менять своих показаний.

— Но пасаран! -ответил я как можно твёрже…

На следущее утро нас с Медведем по очереди вызвали в коридор и заставили расписаться в каких-то документах.

— Всё, завтра поедем в турму, -резюмировал Медведь…

На следущее утро нас вдвоём погрузили в автозек и куда-то повезли. По прибытии на место нас быстро выгрузили и, не дав времени оглядеться по сторонам, загнали в мрачные бетонные стены. Через решётки убедились в соответствии наших личностей с документами и препроводили в так называемые стаканники, помещение площадью полтора на метр, обмазанное бетонной шубой с вкраплениями стекла на поверхности. Скудный свет блёклой лампочки едва освещал мрак, окна в нём не предусматривалось, а в конце-напротив стены находилась узкая деревянная скамейка, на который мы и расположились, едва втиснувшись. Легкая дрожь била всего меня, выдавая ужас перед тюрьмой. Заметив это, Медведь произнёс:

— Не дрейфь… И запомни простые правила-Не верь, не бойся, не проси…

Продержав нас около часа, в этом помещении о нас вроде как вспомнили и по очереди начали вызывать. Первым вызвали Медведя, а затем и меня. Заставив встать лицом к стене с руками за спиной, конвоир с дубинкой закрыл тяжёлые металлические двери громким хлопком и лязгом засовов. Затем он открыл другие двери и толкнул меня:

— Вперёд! -ведя по лабириту узких и мрачных проходов. Он завёл меня в более просторное помещение, в котором находился ещё один конвоир и приказным тоном заставил раздеться донага. После этого меня заставили насколько раз присесть. Всё это время я стоял лицом к стене с руками за спиной. Краем глаза я видел, как они ощупывают мои скудные вещи. Задав несколько вопросов один из них приказал мне одеваться, закончив процедуру осмотра личных вещей.

Затем меня проводили обратно в тот же стаканник, в котором уже находился мой друг по несчастью. Увидев его я даже обрадовался. Говорить особо нам было не о чем, а выдавать своего страха и ужаса я считал унизительным для себя…

В обед нам выдали по миске какой-то бурой жидкости, под названием суп и хлеб. Спустя несколько минут к этому добавили жидкую, но горячую кашу. Хлеб был какой-то водянистый и чёрный-от него почти сразу началась изжога, однако я почти силой вдавил всё это в себя, понимая, что рассчитывать на что-то более съестное не приходится. Затем посуду забрали и о нас как-будто вновь забыли. Украдкой перекурив мы привалились к сырым и холодным стенам и провалились в дрём из которого нас вывел требовательный окрик:

— На выход!

Далее нас повели два конвоира по бесчисленным лабиринтам коридоров с металлическими дверями и решётками. Один из них шёл впереди, а другой-сзади. Остановившись перед цельной и тяжёлой металлической дверью, впередиидущий приказал:

— По сторонам не смотреть! -Он отпер дверь ключом и на нас дыхнуло свежим морозным воздухом. Впереди шёл своего рода импровизированный коридор, ограниченный металлической решёткой из стен и потолка. Дорога шла через улицу в здание тюрьмы, краем зрения видна была высокая каменная стена, окутанная витками колючей проволоки наверху и полоса КСП, ограниченная рядами забора из проволки и беснующихся собак на привязи. Нас быстро провели внутрь тюрьмы и захлопнули дверь на улицу. Затем нас ввели в полуподвальное помещение. Всё произошло очень быстро-так мы оказались в камере, где находилось ещё несколько человек.

— Ну вот мы и в турме, -резюмировал Медведь и тяжело присел на скамейку около стола, стоящего посреди камеры. Я присоединился к нему, стараясь находиться поближе и как-будто ищя у него поддержки и защиты от неведомой опасности.

Обитатели камеры разглядывали нас с нескрываемым интересом и любопытсвом, но во взгляде каждого видна была невыразимая душевная боль, тоска и печаль. Задавать вопросы никто не решался, но было предложено отметить прибытие кружкой горячего традиционного напитка. В углу началось движение и запахло горелой бумагой и материей-так готовили кипяток, держа горящую материю под дном металлической кружки…

Через несколько минут на столе уже стояла чадящая кружка, накрытая импровизированной крышкой из бумаги. Собравшись в центре камеры, началось робкое и осторожное знакомство и некоторые почти ничего не значащие расспросы. Медведь держался уверенно и все чувствовали, что он здесь уже не впервые… Незаметно подходил вечер и в дверь камеры раздался удар, сопровождаемый криком:

— Отбой! -погас свет и вместо него зажглась тусклая дежурная лампа, обрамлённая решётчатым абажуром на стене.

Все расположились на трёхъярусных нарах, находящихся по обе стороны камеры, прямо на досчатых настилах и провалились в тревожный сон.

Утром нас накормили кашей, которую мы сдобрили наспех приготовленным чифиром. Потом была проведена утренняя проверка, после которой нам приказали готовиться к бане. Где-то через час нас повели в баню прямо с вещами через уже знакомый коридор на улице, но уже в другом направлении. Два конвоира заперли нас в тесном предбаннике и приказали раздеваться, а затем сдать все вещи через открывшееся в стене окно. Затем открыли двери в саму баню или, если точнее говорить-душ. Маленькие куски хозяйственного мыла и видавшие виды мочалки имелись возле душевых кабинок. На всё про всё отводилось около 30 минут. Затем двери открыли и приказали выходить уже в другое, соседнее помещение.

Здесь пахло чем-то прело-горелым, а посередине располагался какой-то металлический шкаф, как оказалось в дальнейшем-тепловой, в котором проходили дезинфекцию наши вещи… Далее нас начали стричь налысо два каких-то мужика, так же были выданы безопасные лезвия для бритья, которые следовало после использования тут же вернуть конвоирам. По завершении всех этих процедур нам вернули наши прожаренные вещи, сваленные в кучу посреди помещения-каждый сам находил и забирал их. Там же нам были выданы видавшие виды хлипкие матрасы и подушки с одеялами. После бани нас пересчитали и проводили тем же путём обратно в камеру, забыв до обеда. После обеда начали вызывать каждого и куда-то уводить по одиночке, как оказалось на медосмотр.

Когда пришла моя очередь, я предстал перед медработником в его кабинете, с тоской бросая взгляд на улицу через зарешёченное окно, расположенное на высоте около двух метров от пола. Тот заставил меня раздется донага и осмотрел, хмыкнув когда бросил мельком взгляд на мои гениталии. Задав несколько ничего не значащих вопросов относительно здоровья, жалоб и тому подобное, он заполнил какие-то свои бумаги и оставил меня на попечение конвоиру, который препроводил обратно в камеру.

После того, как все были осмотрены, нас вывели в тюремный коридор и произвели перекличку, распределив на несколько групп-Медведь, к моему сожалению, был отделён. Затем нас повели сначала на первый этаж, где одну из групп распределили в камеру, а затем на второй, где отделили ещё одну группу. Оставшихся уже распределили на третьем и последнем этаже. Оставшись без своего покровителя-соседа я уже чуствовал большую неуверенность в себе, но старался держать себя в руках, сдерживая бившую меня мелкую дрожь и когда дверь в камеру захлопнулась за мной-я не нашёл ничего другого, как глупо улыбнуться и сказать:

— Привет… -в данной камере нас оказалось трое прибывших и обитатели с интересом уставились на нас, забыв на некоторое время о своих занятиях.

— Откуда? -спросил один из них, довольно молодой парень.

— Глазов.

— Яр.

— Пудем.-ответили мы по очереди. Тут же движение оживилось и нас позвали по разным местам к различным маленьким группкам людей:

— Эй, Глазовский, иди сюда! -обратился ко мне тот самый молодой парень, задавший вопрос о том откуда мы. Я подошёл к проходу между двухъярусных нар, расположенных в углу у самой стены-явно было понятно, что это самое удобное месторасположение в камере. Там было около шести человек с интересом глазеющих на меня, не перестающего глупо улыбаться.

— Ложи вещи и садись, -указал мне на освободившееся место парень. Не найдя куда положить свои вещи я вопрошающе взглянул на него.

— На пол ложи… пока… -у стены имелось небольшое пространство, где я и расположил свои скромные пожитки, а сам присел на краю нижней кровати на то место, которое мне освободили. Тут же начались расспросы-кто я и откуда, за что попал сюда. Я осторожно отвечал на них, помня советы недавнего соседа-Медведя. Когда речь зашла о том, за что меня арестовали я назвал статью:-103…Вора убил.

— Понятно… Тяжеловес…

Кое-кто попытался более подробно расспросить меня о произошедшем, но его тут же перебил окрик довольно пожилого старика:-За делюгу не базарь!

Все примолкли, соглашаясь с ним и расспросы, касающиеся преступления прекратились. Наспех был приготовлен традиционный чифир, благо сделать кипяток здесь было более просто и доступно-имелась розетка и кипятильник. Городок наш был небольшим, около ста тысяч населения и меня принялись расспрашивать про общих знакомых и новостях в городе-я отвечал на них, если знал ответ. Время близилось к ночи и понемногу все начали готовиться ко сну.

В камере было более двадцати человек, вместе с нами прибывшими, но рассчитана она была где-то на двенадцать персон. Кое-кто располагался прямо на полу, а некоторые теснились на металлических нарах второго, а иногда и третьего яруса, поместив в проход между ними деревянные щиты-настилы, таким образов увеличив ненамного количество спальных мест. Оглядевшись по сторонам я спросил:-А мне куда ложиться?

Немного подумав, Вадим-так звали того парня, что первым задавал нам вопрос о нашем местопроживании, сказал:

— Ложись на стол.

Послушав его я развернул тощий матрац прямо на столе и не раздеваясь плюхнулся на него скомкав под голову подобие подушки и накрывшись собственным зимним пальто. Немного поглядев по сторонам я ещё подумал, что мне довольно повезло-почти все теснились по кучкам, мешая друг-другу, не считая тех, кто располагался на нарах у стен. Только вот возвышенность и открытость пространства меня несколько смущали. Стол находился в самом центре камеры-так что со всех сторон я был открыт и незащищён. Почти сразу же я провалился в спасительный сон…

…После очередной своей командировки в Москву на дежурство должен был заступить мой напарник-Маташков Сергей, но я почему-то пожалел его и решил отпустить домой для отдыха, а сам явился на дежурство и, спустя определённое время, когда на улице уже потемнело-привычно устроился на раскладушке в подсобном помещении парикмахерской, где сушили простыни. Толком не выспавшись около 2—3х суток, я тут же провалился в сон.

Проснулся я внезапно и тревожно от громкого грохота разбитой витрины. Осторожно поднявшись я взял в одну руку бокен (деревянный имитатор самурайского меча, для занятий айкидо),а в другую-газовый пистолет. Приоткрыв дверь я осторожно выглянул и босиком двинулся ко входу в парикмахерскую. До меня донёсся тихий женский шопот с улицы:

— Бери сумку и пошли.

В холл задувал прохладный ветер и ходить босиком по холодному бетонному полу было не очень приятно, но выбирать не приходилось. Я мигом сообразил, что происходит кража, однако успокаивало то, что я вовремя проснулся. Подойдя к двери, я быстро отодвинул задвижку и рывком распахнул дверь, выскочив на улицу:

— Стоять!

Однако воров и след простыл, а на земле прямо перед разбитой витриной стояла моя же сумка, доверху набитая каким-то барахлом и ещё несколько коробок. Бежать босиком следом неизвестно куда мне и в голову не пришло. Заметив недалеко стоящую машину с горящими габаритными огнями, мне ещё подумалось, а не подойти-ли к ней. Но бросить без присмотра магазин-я тоже не мог. Немного постояв в нерешительности и разглядывая машину, я всё же решил вернуться в помещение, решив для себя, что предотвратил кражу. Забрав сумку и одну из коробок, я вернулся обратно, а затем перенёс и всё остальное внутрь. Наконец я включил свет в холле…

Посреди ночи я проснулся оттого, что меня кто-то несильно щёлкнул по самому кончику носа. Недоумённо оглядевшись по сторонам я никого не увидел вокруг себя-все лежали на своих местах и спали, кто-то покашливая, а кто-то храпя вовсю. Как бы ни странно это было, но никакого беспокойства или страха я не ощутил-скорее наоборот, спокойствие, как-будто кто-то неведомый и невидимый пытался меня подбодрить и поддержать. Присниться такое могло навряд-ли, ощущения были довольно явственны. Немного поразмышляв над этим я снова уснул…

…Холл был перевёрнут вверх дном и я опешил от увиденного. Становилось совершенно очевидно, что кража всё-таки удалась, но КАК? -Ведь я проснулся как раз во время-как раз тогда, когда витрина разбилась. А больше попасть внутрь помещения было просто невозможно, казалось бы. Ведь и входная дверь была заперта изнутри…

Утром я проснулся оттого, что вокруг все шумели, вставая со своих импровизированных постелей и приводя себя в порядок-невольно подчинился и я, соскочив со стола и свернув свой матрац. Меня позвали мои вчерашние знакомые и угостили горячим чифиром, давая понять, что приняли меня в своё сообщество или как они называли-семейку. Так как я ещё был новичком, то и прав имел немного или почти вообще никаких, находясь на испытательном сроке.

Люди здесь жили небольшими группками сообща и в основном объединяло их общее проживание на свободе-так сказать землячество. Но значительно позже такие сообщества, как правило, претерпевали значительные изменения, объединяя или разъединяя по интересам и мировоззрениям. Мне повезло попасть в весьма весомую и даже центровую семейку-Вадим был уже не первоход, он уже имел судимость и опыт отсидки. Так же был ещё один как его называли-строгач. Он хоть и был с района, а не из самого города, но имел авторитет и иногда присоединялся к нам, хотя предпочитал своих земляков, очевидно желая и им оказать посильную помощь и поддержку.

После утренней проверки, на которой нас выстроили и произвели перекличку, нас покормили завтраком. Затем спустя какое-то время вывели на прогулку в две партии в тюремный дворик-камеры ограждённые с четырёх сторон бетонными стенами и зарешёченной крышей, за которой скрывалась или открывалась синева неба. Всего таких камер было где-то штук шесть, наверное и прогуливались в них до пятнадцати человек, в зависимости от количества заключённых. Во время прогулок в камере оставался дежурный, который проводил уборку в камере…

Так проходили дни за днями в более тесном знакомстве и общении. Телевизора у нас не было, но имелся скудный запас книг, которые почти все прочитали от корки до корки. Книги нам передавали родственники вместе с сигаретами, чаем и разрешёнными продуктами. В камере содержались лица, находящиеся под следствием и лишь единицы уже были осуждены и ждали кто ответа на кассационные жалобы, а кто и этапа в зону.

За всё время мы уже довольно хорошо знали друг-друга, раззнакомившись и подружившись. Вадим пользовался авторитетом, однако не злоупотреблял им и никто ничего плохого сказать о нём не мог, обращаясь к нему с некоторыми возникающими спорными вопросами. Он уже был осуждён и ждал ответа на свою жалобу. Так же был осуждён и Виктор, довольно пожилой и невысокий мужчина, очень похожий на Брукса из фильма Побег из Шоушенка-за убийство при отягчающих обстоятельствах, ему дали 12 лет. Как оказалось, мы жили в соседних дворах и у него был сын, который учился в нашей школе, но был младше меня лет на пять.

Виктор был довольно замкнутым, но имел добродушный характер, который пытался скрыть. Его шутя прозвали Пенсией, но он не обижался.

Ещё был высокий парень-мой ровесник. Он, как впрочем и я,в своё время занимался восточными единоборствами, но в другом конкурирующем клубе-Защитник. Из его рассказа следовало, что он и его подельник вступились за общую знакомую, которую хотели изнасиловать какие-то парни. Однако один из насильников оказался сыном какого-то высокого чина-то ли мента, а то ли прокурора, который и надоумил их подать заявление. Встречное заявление потерпевшей рассматривать никто не стал. Иногда мы вместе с ним занимались силовыми упражнениями, которые возможно было выполнять в таких условиях.

Мне определили место на нарах вместо стола и приходилось ютиться в тесной кампании на втором ярусе, рядом с Виктором и другими заключёнными…

…После моего телефонного звонка, спустя некоторое время в парикмахерскую явились разбуженные и злые директора. Оглядев помещение, они попросили объясниться-я рассказал им, как всё произошло. Ещё до произошедшего у нас с ними были не очень приятные разговоры относительно моей зарплаты, однако повышать её мне никто и не думал, а таскать для них каштаны мне не очень-то и хотелось, взамен получая лишь мелкие крохи и подачки. Короче говоря, они мне не очень-то и поверили, решив для себя, что это именно я подстроил и инсценировал кражу.

Мне поставили три условия разрешения ситуации.1-е я возмещаю ущерб,2-е если я отказываюсь, то они ищют людей, которые из меня смогут выбить деньги и 3-е обращаются за помощью к ментам.

Я возмутился их подозрениям и напрочь отверг свою причастность к происшедшему, заметив лишь, что если бы хотел их выставить, то сделал бы это гораздо тоньше и менее рискованно. На второе условие я ответил, что они никого не найдут, для того, чтобы выбить из меня хоть что-то. Просто даже потому, что я невиновен.

— Но если вы хотите-то попробуйте! -усмехнулся я, прекрасно понимая, что это им не под силу. Я и сам мог за себя постоять, да к тому же знал несколько авторитетных личностей, к которым мог обратиться в случае особой необходимости.

— Тогда мы вызываем ментов.-подвели итог руководители.

— Другого выбора нет… -согласился я с ними…

Я много читал, пытаясь отвлечься от своих невесёлых мыслей, причём читал практически всё, что было можно исходя их наших скудных запасов. Были перерассказаны все правдивые и вымышленные истории мною и моими семейниками, некоторые видеофильмы, которые нам удалось посмотреть на свободе, о которой напоминало лишь небо в тюремном дворике и короткие прогулки в баню. В нашей камере было три окна на высоте около двух метров, зарешёченные несколькими рядами толстых металлических прутьев и заколоченные снаружи досками, через которые сочился дневной свет…

Режим в СИЗО поддерживался довольно строгий и спать, к примеру можно было только ночью-днём сон категорически запрещался. За нарушение предусматривалось наказание в виде заключения в карцер на несколько суток. Однако несмотря на это, дремать нам всё-таки иногда удавалось, украдкой и тревожно. На столе была вырезана шахматная доска и можно было сыграть либо в шахматы, либо в шашки-так же имелось домино и нарды, которые пользовались большей популярностью.

Дубаки, как называли надсмотрщиков, следили за нами в глазки в дверях и заложенном кирпичом окне-наша камера, как оказалось в дальнейшем была простороной-остальные были в два раза меньше. Сама тюрьма была исторической и построили её ещё во времена Екатерины-судя по всему именно здесь довелось побывать декабристам, идущим в ссылку в Сибирь. По крайней мере именно так утверждали историки…

Так же ходили слухи, что имеется подземный ход-точнее имелся, который вёл в центр города в церковь, когда она ещё была до того, как её снесли большевики. И якобы по нему заключённых и приговорённых к смертной казни посещал священник. Стены были довольно толстыми-как минимум метр. Говорили, что когда-то здесь даже был организован музей, но потом его закрыли. О подвалах же вообще ходили тёмные слухи. Сбежать отсюда было практически невозможно-побег был более вероятен из временного изолятора или во время этапирования, нежели отсюда. Хотя поговаривали, что двое заключённых умудрились разобрать каменный потолок и выбрались из здания тюрьма на крышу, где и были пойманы-третий сокамерник предпочёл остаться в камере и поднять тревогу, когда его друзья вылезли наружу…

Усиление и ожесточение режима объясняли тем, что некоторое время назад в тюрьме произошёл бунт, на подавление которого был вызван отряд спецназа из Ижевска. Поговаривали что и самим тюремщикам досталось от спецназа за то, что те не могут держать порядок. Хозяина соответственно-поменяли и режим ужесточился. Само собой, сообщение между камерами отсутствовало напрочь.

Иногда наших сокамерников вызывали на допрос, свидания с адвокатом или родственниками-а обо мне, казалось бы, забыли вовсе, плюс к тому моё неловкое положение в семейке как-то сковывало меня и отсутствие поддержки в виде передач от родственников, давало знать о себе изредка косыми взглядами некоторых из моих приятелей. Однако всё это сразу же прекратилось, как только в числе фамилий, названных для получения передач была названа и моя. Конечно же мать узнала о том, что со мной произошло и не могла оставить в беде и я, наравне с благодарностью чувствовал свою невольную вину перед ней, что вновь стал обузой… Как мне подсказали мои семейники, я распределил содержимое сумки и положил на стол несколько пачек сигарет, немного чая и пригоршню конфет-на общак, остальное же отдал Вадиму, так как он распоряжался нашими запасами и я пользовался ими, наравне со всеми. Себе я оставил лишь личные вещи типа полотенца, мыла и зубной щётки.

Разумеется, что мысли о преступлении не покидали моей головы ни на мгновение, изредка то затухая под насильными попытками отвлечься, то вспыхивая вновь с более острой силой. Нужно было как-то выпутываться и давать показания, разумеется я это понимал и просил совета у своих друзей-сокамерников; тех, кому более менее доверял… Практически все они давали одни и те же советы и постепенно линия моей защиты была мне более-менее ясна. Оставались лишь мои друзья-одноклассники, ведь именно от них зависела моя дальнейшая судьба. Это не раз подчёркивали мои советчики, да я и сам прекрасно понимал. В случае совпадения наших показаний я мог рассчитывать на довольно мягкое наказание, а может быть и условный срок-так мне тогда казалось. Рассказать правду, довольно очевидную и понятную я не мог, да и не хотел, не желая тянуть за собой тех, кого считал друзьями-в конце концов моя вина была ясна и я её чувствовал, ведь именно я убил его… Однако были и смягчающие обстоятельства, которые я думал использовать для своей защиты…

…После кражи и унизительного процесса допроса и снятия отпечатков пальцев в присутствии всех работников и работниц парикмахерской, я явился домой и решил забить на это дело, однако вечером пришёл Сергей и убедил меня вернуться обратно. Немного подумав, я согласился с его доводами, не желая показать окружающим свою слабость.

А спустя ещё некоторое время, когда я начал уже более спокойно и трезво оценивать ситуацию-я задумался и пришёл к вполне очевидному выводу о том, что кража была совершена изнутри помещения, а витрину разбили для отвода глаз, на момент её окончания. Оглядев практически всё помещение парикмахерской, я без труда нашёл несколько мест, где один человек мог вполне свободно спрятаться внутри, до самого закрытия. Оставался вопрос-кто мог пойти на это?