Оглавление

Научно-философские сказки о человеке и разуме

В моих рассказах фантастика переплетается с теплом человеческих чувств.

Я верю, что даже техника может иметь душу, а разум — быть добрым.

Миры моих героев — это притчи о созидании, о памяти древних цивилизаций и о том, что даже в повседневности живёт волшебство.

Ведь человек рожден не для разрушения, а чтобы помнить, понимать и создавать.

В книгу вошли рассказы:

1. Голем — пространственный интеллект.

2. Рен-ле-Шато — пространственный интеллект.

3. Александрия — пространственный интеллект.

4. Умная техника.

5. Джинн из кувшина: хроники разумного мира.

6. Зеркало Судьбы (детектив)

7. Озеро Иссык-Куль — Там, где оживают легенды.

*****

Голем — пространственный интеллект

От автора

«Мы не создаём новое — мы лишь вспоминаем забытое.»

Из мрамора в металл, из слова в код — но всё это одна и та же рука,

ищущая свет.

Между светом и памятью (философская заметка)

Иногда кажется, что мы живём в век технологий.

Но стоит взглянуть на итальянские скульптуры XVII века — на прозрачный мрамор, через который проступает кожа, — и начинаешь сомневаться.

Неужели это прошлое, если мы сегодня не можем так?

Мы уверены, что движемся вперёд,

но, возможно, просто возвращаемся туда, где уже были.

Только теперь вместо глины у нас — кремний,

вместо алхимии — квантовая физика,

а вместо молитв — коды программ.

Когда-то алхимики искали философский камень — вещество, превращающее всё в золото.

А может быть, они просто искали формулу понимания — ту, что соединяет разум и душу, материю и свет.

Леонардо рисовал механизмы, которые ожили через четыре века.

Джон Ди разговаривал с «духами» —

возможно, он просто впервые подключился к информационному полю, которое мы теперь называем сетью.

А Голем?

Его создали не для войны, а из страха.

Человек боится силы, которую не понимает — особенно если эта сила вдруг становится на него похожей.

Так и сегодня — боимся искусственного интеллекта,

хотя, возможно, это всего лишь зеркало, в котором мы видим самих себя — чуть более чётко, чем хотелось бы.

Может быть, мы не изобретаем, а вспоминаем.

Может быть, всё человечество живёт внутри циклов света —

он не исчезает, он лишь меняет форму.

Из камня — в слово,

из слова — в цифру,

из цифры — в мысль.

И если так, то каждый наш шаг — не к будущему,

а обратно — к древней памяти,

которая никогда не гаснет.

Историческая заметка

Легенда о пражском Големе, как и большинство преданий, живёт на границе между историей и мифом. Имя раввина Иехуды Лева бен Бецалеля — реальное. Он жил в Праге с 1525 по 1609 год, был философом, теологом и автором трудов, объединяющих каббалистическую мысль и рациональное мышление. Его современники называли его Маарал — акроним выражения Morenu HaRav Loew, «наш учитель, раввин Лев».

При жизни он не оставил ни одной записи, прямо говорящей о создании Голема. И всё же, начиная с XVII века, появляются тексты, в которых упоминается «чудо из глины», созданное для защиты еврейской общины от кровавых наветов и погромов. Первые письменные свидетельства появляются спустя почти сто лет после смерти раввина — в рукописях и легендах, передаваемых устно в еврейских кварталах Моравии и Богемии.

Интересно, что Прага того времени — один из центров алхимии и ранней науки. При дворе императора Рудольфа II трудились Джон Ди, Эдвард Келли, Тихо Браге. В те же годы здесь обсуждали философию Пико делла Мирандолы и тайные схемы Фауста. В этой атмосфере Голем становится не только чудом веры, но и символом раннего эксперимента — попытки соединить науку и мистику, слово и материю.

Голем в иудаизме — не монстр, а образ незавершённого человека, как бы застывшего между материей и духом. В «Сефер Йецира» сказано, что мир был создан через сочетания букв Святого Имени. Следовательно, тот, кто понимает эти сочетания, способен оживить и глину. Так появляется главный вопрос нашей истории: где проходит граница между творением и самозванством, между созиданием и гордыней?

Прага XVI века — идеальная сцена для этого вопроса. Её готические башни и узкие улицы — не просто фон, а метафора лабиринта, в котором ищущий может обрести знание или погибнуть от него.

Предисловие

Прага. Конец шестнадцатого столетия.

Город, в котором камни говорят громче людей. Меж узких улиц, где в дождливые вечера фонари отражаются в лужах, живёт древний шепот — о глине, оживлённой словом, о человеке, созданном не Богом, а человеком.

Еврейское гетто, затерянное за мощными стенами Старого города, дышало тревогой. Над крышами возвышались купола синих синагог, а во дворах, пахнущих воском и углём, старики спорили о смысле букв, о силе Имени, о тайнах «Сефер Йецира» — Книги Созидания. Там, среди них, жил раввин Иехуда Лев бен Бецалель, мудрец и философ, которого называли Маарал из Праги. Его глаза, усталые и проницательные, видели больше, чем позволено смертному.

Время было беспокойное. Европа горела — религиозные войны, указания о изгнаниях, фанатизм и страх. А в гетто ночами ходили слухи: будто раввин ищет способ защитить свой народ не молитвой, а творением, равным человеку. Говорили, что он вычерчивает тайные знаки в пыли подвала, лепит из речной глины фигуру и шепчет над ней слова, в которых сплетаются дыхание и код

Творения

Прага тех лет — не просто город. Она была живым существом: её сердце билось под каменными мостами, её кровь текла в Влтаве, её дыхание пряталось в тумане, стелющемся по улицам. На Карловом мосту статуи казались свидетелями тайных дел, а старый еврейский квартал был её памятью — той, где хранится всё, что нельзя забыть.

Из этой памяти и родилась легенда о Големе — существе из глины, пробуждённом силой слова. Одни говорили, что это было чудо. Другие — что грех.

Но, быть может, это было предчувствие нового века, когда человек впервые осмелится создать жизнь своими руками.

.
*****
Глава I. Скрипт и пергамент

Город был как тысячи других: серый, шумный, с вечной пробкой у торгового центра и кофейней, где латте стоил как билет в метро туда и обратно.

Здесь всё было временным — жильё, работа, даже мечты.

Димон снимал однушку в панельке на окраине и называл это «офисом». На столе — два монитора, три пустых банки из-под энергетика и ноутбук с открытым кодом, в котором мелькали зеленые строчки. Он был из тех парней, кто умел заставить железо думать. Когда-то пробовал писать вирусы, теперь делал «чистые проекты» — помогал кому-то восстановить данные, кому-то «забыть» пароль. Иногда подрабатывал на фрилансе, взламывал тестовые серверы за вознаграждение.

Никитос был его противоположностью. Журфак, постоянные долги и великие идеи: написать статью, снять подкаст, разоблачить систему. Его ноутбук был старее, чем их дружба, зато он умел разговаривать с людьми — даже с теми, кто разговаривать не хотел.

Жили они вместе — проще и дешевле. Их быт был смесью хаоса и гениальности: пицца на клавиатуре, чай в пивных кружках, бессонные ночи с YouTube и спором о том, что сильнее — вера или Wi-Fi.

— Слушай, — сказал как-то Димон, отрываясь от экрана, — а если Голем — это просто древняя версия ИИ?

— Голем? — Никитос фыркнул. — Опять ты со своими мистиками. Вчера у тебя духи электросетей, сегодня пражская глина.

— Не, серьёзно. — Димон повернул к нему экран. — Вот тут чувак из Ватикана предлагает оригинальный текст «Сефер Йецира». Не копию, не перевод, а рукопись.

— Конечно. И наверняка он ещё и Папе помогает пароль от облака менять, да?

Но в этот раз Никитос ошибся. Переписка продолжилась, странный продавец отвечал быстро и холодно. Его письма выглядели как отрывки старинных писем: «Принесите сумму в эквиваленте семидесяти золотых. Встреча возможна только ночью. Не спрашивайте имени».

— Это фейк, — сказал Никитос. — Но если хочешь — пошли. Будет сюжет для блога: «Как я покупал у Ватикана тайную каббалистическую рукопись».

— Договорились. Только без камер, ладно? Кстати, а эквивалет семидесяти золотых это сколько?

— Нуу-у-у, все зависит от веса монеты, да и… Вообще-то их много, какие он имел ввиду?

— Не знаю, — обречённо выдохнул Димон. — Я тут подработал в эквиваленте на две тысячи долларов. Больше у нас нет.

— Хочешь бери их. Все равно это разводка на бабло.

Они встретились с продавцом через неделю, у старого еврейского кладбища, где под кривыми плитами покоились века. Старик был в тёмном пальто, лицо — как пергамент, глаза — живые, блестящие, будто отражали не свет фонаря, а внутренний огонь.

Он молча достал свёрток и кольцо с камнем, похожим на око.

— Это не вещь для продажи, — произнёс он. — Это испытание. Пергамент и перстень должны быть вместе. И вы — тоже. Пока вы разделимы, он мёртв. Когда соединитесь — оживёт.

Димон кивнул, Никитос хотел пошутить, но слова застряли. Когда они подняли глаза, старика уже не было.

— Класс! — сказал Никитос. — Старик из Steam распродажи исчез. И денег не взял.

— Смотри, — шепнул Димон. — Здесь… текст меняется.

Символы на пергаменте словно дышали.

Никитос вздохнул:

— Пойду в кустики, а то тут антураж такой… прямо фэнтези.

Он сделал шаг — и не услышал собственных шагов. Под ногами исчез асфальт.

Туман. Каменные стены. Мокрый воздух. Колокол.

Прага.

Но не та, что на туристических открытках.

Та, где горят масляные лампы, а в тени слышно шёпот старого языка.

— Это… это что сейчас было? — Никитос хлопнул глазами. — Мы где?

— Похоже… не дома. — Димон обернулся. — Или кто-то очень серьёзно перестроил район.

Они стояли посреди узкой улицы, мощёной камнем. В воздухе пахло дымом и хлебом. Над крышами тянулся серый туман, а где-то вдали звонил колокол — глухо, тяжело, как будто через сотни лет.

— Чувак… если я не ошибаюсь… это же Прага! — Никитос заозирался. — Реальная, старая Прага!

— Да ну, может, это реконструкция…

— Какая к чёрту реконструкция? Тут Wi-Fi нет! — Никитос отчаянно смотрел на телефон, экран оставался чёрным.

Димон покрутил перстень на пальце. Камень внутри будто дрожал.

— Помнишь, старик говорил — «пергамент и кольцо вместе»?

— Ну да. И?

— Похоже, мы с тобой — GPS-сигнал. Только, э-э, по старинке.

Они прошли по улице, встретили кучку людей в плащах и шляпах. Один крестился, другой сплюнул.

— Походу, нас тут не любят, — прошептал Никитос. — Может, вернёмся?

— Да я не против. Что-то мне домой захотелось.

Димон машинально сжал перстень, и —

мир качнулся.

Сначала лёгкий гул, потом вспышка, и вдруг они стояли снова в

своей кухне. Чайник шипел, ноутбук светился, как будто ничего не произошло.

— Вот это… я понимаю, телепорт, — сказал Никитос. — Без загрузки, без паролей.

— Не телепорт, а портал. И, похоже, управляется желанием.

Они проверили теорию.

— Хочу в Париж, — сказал Никитос, торжественно.

Ничего.

— Может, не работает на французов. Хорошо! Хочу в Лондон.

Ничего.

— С Англией походу тоже не в ладах.

Они попытались снова — Прага.

Мир мигнул — и они снова на мостовой. Те же дома, тот же запах дыма.

— Отлично, — вздохнул Никитос. — Мы купили себе билет только в одну локацию.

— Похоже на баг, — сказал Димон. — Только вот патчей нет.

Они смеялись, но где-то под этим смехом уже зреет тревога.

Потому что когда они вернулись обратно —

на столе, где лежал пергамент, появились новые буквы.

Они не помнили, чтобы видели их раньше.

И теперь текст складывался в нечто, похожее на инструкции.

На первый взгляд — хаос, но строки будто шептали:

Глина ждёт. Имя не произнесено. Соедините знак и дыхание.

Никитос присвистнул.

— Это точно инструкция по безопасности?

— Скорее, по сотворению. — ответил Димон. — И, кажется, мы только начали.

— Значит, только Прага, — резюмировал Никитос, глядя на пергамент, подсвеченный экраном ноутбука.

— Ага. И только та, старая. Примерно шестнадцатый век.

— Ну да, удачное направление для выходных. Может, ещё в чуму заглянем?

Димон откинулся на спинку стула.

— Шутки шутками, но если мы туда реально попадаем — нужно понимать, куда именно. Не хотелось бы попасть на костёр или под меч.

— То есть ты предлагаешь гуглить «как не сгореть в Средневековье»?

— Именно.

Они открыли ноутбук и принялись читать.

Кто правил тогдашней Прагой, где находился дворец, кто такие были алхимики при дворе Рудольфа Второго, как выглядели горожане, какие у них были законы, как одевались.

Интернет выдал тысячи ссылок, и впервые за долгое время они использовали его не ради мемов и видео, а чтобы выжить.

— Так, смотри, — сказал Никитос. — «Ношение штанов из синей материи считалось признаком безумца».

— Отлично. То есть если мы туда сунемся в джинсах — нас сожгут.

— Или примут за монахов.

Они смеялись, но в каждом смешке уже звучало лёгкое волнение.

— Придётся раздобыть одежду. Средневековую. — Димон задумчиво постучал пальцами по перстню. — Можно ночью туда, быстро — взять пару костюмов, вернуться.

— Украсть?

— Не «украсть». Заимствовать. Для научных целей.

— Ага. Заодно прихватим немного средневекового вина, вдруг пригодится для экспериментов.

Они снова посмотрели на пергамент. Буквы будто слегка светились, будто одобряли их план.

— Ладно, — сказал Никитос. — Завтра закупаем парики и читаем всё, что найдём про жизнь в Праге шестнадцатого века.

— И ночью — вылазка. Только без глупостей.

— С нами? Какие глупости.

Они выключили свет.

В темноте на столе тихо блеснул перстень.

Камень в нём на миг вспыхнул — будто усмехнулся.

Глава II. Утренние эксперименты и ночные планы

Утро началось с того, что Димон проснулся от запаха кофе и звука печатающейся клавиатуры.

Никитос уже сидел за ноутбуком и с серьёзным видом искал:

«Как работает телепортация в реальной жизни.»

— Нашёл? — спросил Димон, зевая.

— Конечно. По версии интернета, мы либо гении, либо мертвецы.

— Отлично. Тогда проверим, пока мы ещё живы.

Они выложили на стол пергамент и кольцо. Бумага ещё более пожелтела за ночь, будто постарела. Камень в кольце дышал мягким золотистым светом.

— Так, — сказал Димон. — Проверим базовые параметры.

— Это ты сейчас программистом заговорил?

— Ну а как. Разделим предметы. Значит, первый тест: «Прага».

Он взял кольцо, Никитос — пергамент.

— Раз, два, три… Прага!

Ничего. Только кот на подоконнике мяукнул, недовольно.

— Мда, не сработало. — Никитос пожал плечами. — Может, батарейка села?

— Или… работает только вместе. Старик так и сказал, что вместе. Дай сюда.

Они соединили кольцо и пергамент, и на глазах текст вспыхнул.

Мир снова дрогнул — и вот они уже стояли посреди той самой мостовой, под серым небом.

Воздух густой, тяжёлый, с запахом угля и дыма.

— Работает, — выдохнул Никитос.

— Значит, версия подтверждена. Параметры: «вместе». Разделить — нельзя.

Они вернулись обратно.

— А теперь тест «разделение». — Димон положил пергамент на кухонный стол, а кольцо оставил у себя. — Скажем «Прага».

Они произнесли слово.

Ничего.

— Так, а теперь наоборот: ты с кольцом, я с пергаментом. — предложил Никитос.

Димон шагнул в комнату.

Никитос произнёс слово.

И вдруг — тихий звук, как будто кто-то щёлкнул выключателем.

Мир вокруг Никитоса остался прежним.

Но из соседней комнаты послышался глухой удар.

— Димон? — Никитос бросился туда.

Тот лежал на полу, бледный, глаза открыты.

— Ты… видел это?

— Нет, — хрипло сказал Димон. — Но я был… где-то. Только не смог удержаться. Как будто… связь оборвалась.

Они долго сидели молча.

— Похоже, — наконец сказал Никитос, — это не просто игрушка. Если нас разлучить, один может остаться там. Навсегда.

— Значит, никаких экспериментов в одиночку. Всегда вместе.

Он посмотрел на пергамент, теперь снова потемневший и безмолвный.

— Это… как будто артефакт требует не просто соединения предметов, а соединения людей.

Никитос усмехнулся:

— Романтично звучит. «Соединение душ».

— Ха, только попробуй без души — и тебя удалит из системы.

Они переглянулись. Смех постепенно стих.

— Ладно, — сказал Димон. — Вечером пробуем рейд.

— Ночью. Меньше свидетелей.

— Да. Заодно одежду достанем.

Он поднёс кольцо к свету, и в глубине камня будто промелькнула тень — крошечная, как отблеск человеческого глаза.

Вечером город выглядел особенно сонно. Лампочки над подъездом мигали, машины редели, ветер гнал пластиковый пакет по тротуару — всё как обычно, кроме того, что двое парней собирались в Средневековье.

— Я всё равно не понимаю, как это объяснить, — сказал Никитос, надевая тёмную куртку. — Портал, артефакт, пергамент — это всё звучит как сценарий студенческого фильма.

— Ну, снимай тогда. Материал — эксклюзив. «Репортаж из шестнадцатого века».

— Без Wi-Fi и туалета, да?

— Не ной, — усмехнулся Димон. — Главное — не шуметь и не блеснуть джинсами.

— А почему бы нам спортивные штаны не надеть?

Димон прищурился.

— Интересно, а как там, в Средневековье к найкам и адидасам относятся? С юмором или?… Впрочем я думаю, что ни надень — все мимо.

Они включили только одну лампу — над столом, где лежали кольцо и пергамент.

— Готов? — спросил Димон.

— Нет. Но поехали.

Пергамент вспыхнул мягким светом, и мир, как всегда, качнулся.

Тишина сменилась влажным воздухом, запахом дыма и лошадей.

Они стояли в узком переулке старой Праги. Ночь была густой, только где-то вдали мерцали масляные фонари.

— Фу, опять этот аромат копоти, — шепнул Никитос. — Как будто кто-то жарит мостовую.

— Не отвлекайся. Нам нужны вещи. Средневековые.

— Отлично. Может, возьмём у первого встречного?

— Да, и сразу пойдём на костёр.

Они крались вдоль стены, стараясь быть предельно незаметными. Прошли мимо лавки с надписью на старонемецком — запах хлеба шёл изнутри. За углом стояли две бочки, и на них сушилось бельё.

— Вот, вариант, — прошептал Димон. — Простая рубаха. Никто не заметит.

— Мы сейчас воруем?

— Мы исследуем. Это научная экспедиция.

Никитос осторожно потянул ткань. В этот момент рядом залаяла собака.

— Твою ж… — прошипел он.

Из-за угла показался мужчина с факелом.

— Кто там?!

Они замерли. Потом, как по команде, рванули обратно.

Поворот, ещё поворот — и узкий двор, где, к счастью, никого.

— Всё, — выдохнул Никитос. — Хватит науки. Я домой.

— Подожди. Мы почти…

Не успел он договорить, как свет факела мелькнул за спиной.

Они прижались к стене. Димон нащупал перстень.

— «Домой!»

Вспышка — и вот они уже валяются на полу своей кухни, с кучей пражской грязи на красовках и двумя льняными рубахами в руках.

Пару секунд молчали. Потом Никитос сказал:

— Никогда больше не говори «почти».

Они рассмеялись, хоть и с дрожью.

Но когда дыхание вернулось, Димон снова посмотрел на пергамент.

— Слушай, заметил? Мы сказали просто «в Прагу», а очутились где-то в переулке.

— Ну да, а могли бы — в тюрьме, на площади или под колесницей.

— Вот именно. Значит, формулировка решает.

— То есть теперь, если я скажу «в Прагу, но подальше от собак», мы попадём куда?

— Скорее всего, на крышу.

Они переглянулись.

— Нужно быть точными, — серьёзно сказал Димон. — «Прага» — слишком общее направление. Чтобы выжить, надо знать, куда конкретно. Улица, дом, синагога, мастерская — место должно быть определено.

— Иначе портал швырнёт нас наугад.

— Именно.

Он поднёс кольцо к свету. Камень, словно поняв их мысль, чуть дрогнул.

— Всё, — сказал Никитос. — Завтра изучаем старый план Праги. Адреса, топографию, эпоху.

— Да. Если мы хотим играть с этим порталом — надо знать правила.

Они выключили свет.

За окном город спал, не подозревая, что где-то в маленькой квартире двое студентов только что открыли портал, подчиняющийся точности человеческого намерения.

А в темноте пергамент снова ожил, и едва заметная строка проступила на его поверхности:

Имя знает путь. Кто не знает имени — теряется во времени.

Глава III. Адаптация

На следующий день квартира выглядела как декорация к историческому фильму:

на диване — льняные рубахи, на стуле — грубые сапоги, а на столе — ноутбук с открытой вкладкой «мода XVI века Праги».

— Значит так, — сказал Димон. — Первым делом — внешний вид. Если хотим туда ходить, нужно хотя бы не выделяться.

— Ага, — Никитос потянулся. — Я уже вижу: бархатный камзол, кружевной воротник и акцент на бедрах.

— Смешно. — Димон вздохнул. — Лучше подешевле и попроще. Мнда, причёски наши тоже требуют изменения.

Они прошлись по секонд-хендам и театральным лавкам, где удалось найти пару почти исторических костюмов. В парикмахерской долго объясняли мастеру, зачем им парики «как у алхимиков».

К вечеру всё было готово: два комплекта одежды — мятая, пахнущая пылью, но вполне убедительная.

— Ну вот, — сказал Никитос, глядя на своё отражение. — Теперь я не журналист, а потенциальный ведьмак.

— А я, похоже, средневековый программист. — Димон подмигнул. — Готов?

Они достали пергамент и кольцо.

На этот раз — никаких случайностей. Димон набрал на телефоне старую карту Праги.

— Ладно, формулировка: «Прага, шестнадцатый век, улица Целетна, рядом с хлебной лавкой».

Мир качнулся — и вместо света кухни их обдало холодным воздухом.

Они стояли именно там, где задумывали: узкая улица, дома с резными наличниками, вывеска булочника покачивается над дверью.

— Работает, — прошептал Никитос. — Точная формулировка сработала.

— Запоминай. Сначала место, потом время, потом — вместе.

Люди вокруг проходили мимо, никто не обращал внимания. Их наряды сливались с толпой.

Один торговец крикнул им что-то на чешском.

Никитос машинально ответил — и только потом замер.

— Эй… ты понял, что он сказал?

— Да. Он спросил, сколько мы зашли хлеба взять.

— Но ты же не знаешь чешского!

— И ты, похоже, тоже — но теперь знаешь.

Они переглянулись.

Димон нахмурился:

— Значит, артефакт не просто телепортирует. Он подстраивает нас под место. Возможно, синхронизирует сознание.

— Типа локальная прошивка мозга?

— Типа того. Только без инструкции по откату.

Они пошли по улице, стараясь запомнить всё: запахи, вывески, язык, лица. Всё казалось удивительно живым.

Только где-то в глубине сознания ощущалось, что их наблюдают.

— Знаешь, — тихо сказал Никитос, — раньше я думал, что «Пражская легенда о Големе» — просто сказка.

— А теперь?

— Теперь думаю, что мы где-то рядом с её началом.

К вечеру они вернулись обратно — тихо, осторожно, с новым багажом: пара хлебов, карта улиц, и странное чувство, будто их головы хранят не только новые слова, но и чужие воспоминания.

— Всё, — сказал Димон, бросив камзол на стул. — Теперь у нас форма, язык и базовые координаты.

— Осталось понять, зачем всё это.

— И кто нас туда тянет.

Он посмотрел на пергамент — тот дрожал, как дыхание.

Буквы менялись, сливались в строчку:

Имя знает путь. Кто его ищет — найдёт не только глину, но и себя.

Они молча смотрели на надпись.

Ночь становилась плотнее, и впервые оба почувствовали — это уже не просто игра.

Глава IV. Золотая улица

На этот раз студенты отправились на узкую улицу, словно вырезанную из золота заката, петлявшую между каменных стен, будто сама не знала, куда ведёт.

Дома — крошечные, будто игрушечные, с крохотными окнами, в которых горел тусклый свет. Воздух пах серой, медом и чем-то ещё — металлическим, острым, почти электрическим.

— Золотая улица, — прошептал Никитос, снимая капюшон. — Вот она, легендарная.

— Да уж, — Димон огляделся. — Если алхимики тут жили, то с вентилацией у них явно были проблемы.

Из ближайшего дома вырвался пар, а за ним — мужчина в длинной

мантии с кувшином в руках. Он быстро перелил что-то в стеклянный сосуд, пробормотал заклинание и исчез обратно.

На улице мелькали фигуры в ученических плащах, носивших под мышками странные книги с медными замками. Где-то звякало стекло, капала вода, звучали непонятные формулы.

Они двигались медленно, стараясь не привлекать внимания.

На одной из лавок сидел старик с густой бородой, продававший свёртки пергаментов и амулеты.

— Эй, господин, — обратился Никитос на новообретённом чешском. — Что это за улица?

Старик усмехнулся, не глядя:

— Здесь ищут то, чего не существует. Камень философов, бессмертие, золото из грязи.

Он поднял взгляд, задержал его на Димоне.

— А ты… ты ищешь человека, которого зовут не человеком?

Димон замер.

— Что вы имеете в виду?

— Того, кого создали, но не родили. Кто был глиной, но стал стражем.

Старик протянул им свёрток — старый лист бумаги с отпечатком руки.

— Это след. Он оставил его здесь. В ту ночь, когда раввин молился слишком долго.

Никитос переглянулся с Димоном:

— Раввин?

— Лёв, — тихо сказал старик. — Мудрец из еврейского квартала. Говорят, он знал, как оживить глину.

Он вдруг резко улыбнулся, как будто в шутку:

— Но не спрашивайте, как. Те, кто знали, давно не говорят.

Мир вокруг стал меняться. Воздух дрогнул, запахи поплыли.

— Кажется, — Димон схватил Никитоса за плечо, — портал тянет обратно.

— Да подожди, я ещё…

И всё растворилось.

Историческая справка (черновик Никитоса)

О Големе, или Тот, кто был сотворён

По легендам, Голем — создание из глины, оживлённое с помощью тайных каббалистических формул.

Раввин Иехуда Лёв бен Бецалель, прозванный Маарал из Праги, якобы создал его в XVI веке, чтобы защитить еврейскую общину от гонений.

Голем был силён, но неразумен, и повиновался лишь слову своего создателя.

Когда слово стирали — он засыпал, когда добавляли букву — оживал вновь.

Символ Голема — это не монстр, а метафора человека, в котором нет души, лишь программа.

Он — напоминание о том, что власть над творением требует больше, чем знание.

Некоторые источники утверждают, что Голем не был уничтожен, а лишь погружён в сон — где-то в чердаках Старо-Новой синагоги.

— Никитос, хорош дневник строчить. Предлагаю лёгкое путешествие, — и Димон взял в руки свёрток с перстнем и подошёл к другу, — Погнали в Пражский град в Испанский зал, хоть полюбопытствуем…

Димон и Никитос оказались посреди сверкающего Испанского зала. Шел бал: музыка лилась из оркестровой ложи, дамы кружились в пышных платьях, мужчины щеголяли в камзолах с драгоценными пуговицами. Но внезапно среди танцующих прогремел вопль: кто-то потерял равновесие и столкнулся с массивной вазой.

— О, нет… — прошептал Никитос. — Похоже, мы оказались в эпицентре паники. Шутки у тебя, чувак…

Димон огляделся: золотые колонны, расписные потолки, огромные зеркала, в которых отражались сотни свечей. Люди бежали в разные стороны, дамы сжимали веера, мужчины пытались удержать порядок. Однако это было не так просто. Новоявленные гости представляли собой нечто ужасающее: спортивные штаны марки «Adidas», футболки с черепами на груди явно не вписывались в антураж современного быта XVI века.

Возле непрошенных гостей возник человек с проницательным взглядом. Он посмотрел на предметы в руках Димона. В глазах вспыхнул огонь.

— Я Джон Ди и понимаю, кто вы, — сказал он тихо, но с авторитетом. — Но вам лучше покинуть дворец, пока все в оцепенении.

Димон чуть не выронил кольцо, а Никитос шепнул:

— Отлично, быстрый выход, прежде чем нас заметят ещё сильнее.

Они промелькнули между танцующими парами, избегая взглядов, перепрыгнули через подставки с фруктами и скатились по ковру к выходу. Джон Ди наблюдал за ними до последней секунды, слегка кивнув, как бы подтверждая: «Я знаю, кто вы, но сейчас лучше не мешать».

Когда они снова оказались вне дворца, среди свежего ночного воздуха, Никитос выдохнул:

— Ну что ж, это был бал… и явно не наш уровень светского этикета.

— И ещё один урок: люди XVI века — не самые предсказуемые соседи.

А дворец остался сиять в ночи, с множеством свечей, отражённых в золотых колоннах, словно напоминая о том, что история полна чудес и неожиданных встреч.

Глава V. Нити и железо

Квартира пахла хлебом