Глава 2
От прошлого остался только бабушкин дневник — тот ключ ко всем моим вопросам, к успокоению всех моих страхов.
Приоткрытая подъездная дверь, как крохотный упрёк моему долгому отсутствию.
«Я ждала тебя, — шептала дверь, — сначала широко распахнувшись, и только позднее позже моё ожидание приглушилось временем, оставляя щелочную надежду на твоё возвращение». И я проскочила в эту щель с легким толчком в солнечное сплетение — там у меня обитает совесть.
Время не властно над звуками, запахами и мыслями, которые возвращают нас в то, чего мы не хотим забывать.
Мой дом… покинутый, незабытый, приходящий в снах мучительным отголоском моего прошлого. Когда ключ вторгся в замочную скважину и, сделав оборот, ещё один оборот, застыл, я вздрогнула… Всего-навсего осталось толкнуть дверь, но это движение требовало смелости…
Перестань! Ты готова вернуться, что за ерунда? Ты теперь — другая, нет старых страхов… Вперёд!
Но… как мы ошибаемся… Мы стали другими? Нет, страхи по-прежнему прячутся в нас, ожидая крохотную возможность… Наше полусомнение, и лазейка открыта.
Быть может, я опрометчива? Я прислушалась, ища не звуков и шорохов, а ответ изнутри…
Мой взгляд замер на картине знакомого с детства живописца — туманная вода напоминала моё далекое сейчас озеро, принявшее меня после череды потерь. Окаймляющий лес манил вернуться в тихий домик на берегу…
Нет! Я отмахнулась от видения…
Пролистывая пространство своего поиска, я никак не могла отыскать теплое или пульсирующее место нахождения бабушкиного дневника.
При жизни она постоянно оставляла дневник на видном месте, надеясь на моё любопытство. Пару раз ей это удавалось…
Но возникающая вибрация, мутность в глазах и склеенность моего внезапно пересохшего рта — пугали меня. Я захлопывала страницы, крепко сжимая их, чувствуя лёгкий ожог в ладонях и распирание, будто кто-то изнутри пытался распахнуть дневник снова.
Навсегда потеряв маму, я не искала компенсацию возникшему вакууму прощением Романа. Его предательство дало начало моей трансформации. Фактически мои переживания перевернули моё внутреннее «я», наполняя душу иной начинкой.
Я всегда умела не зацикливаться, а теперь движение вперёд особенно было необходимо. Не будучи транжирой, если только не считать эмоциональную сторону, я могла рассчитывать на «парулетнее ничегонеделывание», но поиск работы, скорее, был шагом вынужденным, чтобы не сидеть в четырех стенах.
Новая симка и мой звонок искренней подруге.
Мы сидели в кафе её офиса, одинаково прослезившись после долгих объятий.
Когда концентрация мысли достигает наивысшей точки, настроенный на тебя собеседник озвучивает её сам:
— Надо подумать о твоём трудоустройстве.
Наташка намотала спиральку кудряшки на указательный палец, и, протестировав мои разложенные по порядку знания в юриспруденции, заключила:
— Ты отлично подготовлена, будто после защиты диплома активно практиковала… Не ожидала! И ты облегчила мне задачу. Тогда к нам в фирму и пойдешь.
Я вливалась в поток столичной жизни.
Утро началось с головокружения, внезапная слабость, торнадо в области живота вывернуло мой неплотный завтрак в унитаз. Я настороженно прислушивалась к себе.
Зачем организм задерживает меня дома? Обычно ответ приходил незамедлительно. Сейчас — тишина. Первый рабочий день начинался с опоздания. Я физически не могла покинуть ванное заточение — от гортани и ниже странные звуки, напоминающие далекий недовольный рык медведя. Что за Тедди поселился у меня внутри?
Через час соматика отпустила меня.
Моего опоздания никто не заметил ввиду оцепления офиса в связи с убийством управляющего.
«Моё тело в сговоре (?) с убийцами, раз не выпускало меня из дома… Я могла помешать их вторжению? Ведь убийство произошло точно в срок моего предполагаемого прихода на работу (на час раньше остальных сотрудников). Что происходит?
Я бродила вдоль парадного входа.
— Янка! Как хорошо, что мы не там, — встревоженный голос Наташи выплыл из-за колонны подъезда.
Рядом с ней импозантного вида мужчина — правильные черты, ухоженность, нарочитый лоск, самодостаточность и возбуждающая уверенность с классической осанкой бальных танцев. В его взгляде на последней секунде изучения моей персоны появилась заинтересованность. Что ж, давайте знакомиться, Ульрих — прозвище чуть не слетело у меня с языка — что-то немецко-рижское, хотя его представили, как Антона.
…
Вновь я встретила Ульриха спустя четыре дня при весьма странном моменте, если не сказать комичном — он поедал мороженое, прячась за палаткой. Даже, скорее, пожирал, хищно заглатывая большие куски. Он не видел моего наблюдающего взгляда.
Поспешно опрокинув ванильно-пломбирную сладость в себя, он странной манерой вытер рот тыльной стороной ладони. Жест совершенно не вписывался в образ Ульриха. Он закашлялся на мгновение от пронзающего холода в пищеводе и, улыбнувшись одними глазами лично для себя, вышел из укрытия.
Я не стала окликать его, а пошла за ним на почтительном расстоянии. Какая у него красивая осанка! Летящая походка среди топчущейся массы.
Чего я к нему прицепилась? Он был голоден, в доступности оказалось мороженое — калорийное, вкусное и быстро съедаемое.
Но я часто стала задавать себе вопросы — «зачем и почему». Зачем я оказалась здесь, чтобы увидеть, как он ест? Тайно, быстро, с такой скоростью не ощутить прелесть восприятия, и будто из другой жизни. Он ел не как Ульрих — успешный адвокат, с лёгкостью заказывающий себе завтрак на 100 евро, с дорогими манерами и перспективами. Он ел, как волчонок, озираясь украдкой по сторонам, пряча взгляд.
В начале недели я не могла утром справиться с медведем внутри собственного живота, а в конце недели я увидела внутреннего волчонка в обличии успешного Ульриха.
Может, мне в зоопарк сходить? Сознание требует прикосновения к природе, трансформируя мои наблюдения в животные образы?
Нет, в зоо я не пойду.
Преследуя Ульриха, я застряла на перекрёстке, когда он плавно проскользнул в стеклянные двери. «Министерство путей сообщения».
Смысла ждать я не видела,
