Оглавление

Александр Шмонин
Бабники и Бабы
Предисловие

Бабники были и будут всегда. Им посвящены многочисленные романы и поэмы. Мне довелось общаться с бабниками ещё в школе, затем в институте и наконец на работе и слушать их истории и приключения мемуарного характера.

Мне захотелось изложить их откровения на бытовом языке, что свойственно разговору подвыпивших мужиков на дружеских попойках, когда разговаривают «про хлеб про соль, про землю и про матушку е.

И конечно чуть подробнее, чем это принято у Апулея, Боккаччо, Назона, Мопассана, Аполлинера и Баркова, я излагаю лавстории, но всё же не опускаясь до подробностей.

Ныне иностранные слова запрещены, поэтому я избегаю таких слов, как секс, оргазм, фаллос, вульва и пр.,но и наши исконные слова, вроде Е.,Х.,П.,Б. тоже под запретом. И куда теперь бедному щелкопёру податься?

Я намеренно не использую некоторые эвфемизмы и по возможности использую обсценные слова, слегка их зашифровав, а иногда для усиления речи и открыто. Ведь запрет на употребление четырёх слов всё же относится к телевидению, радио, кино и театру, но не касается книг, о чём следовало бы помнить издательствам.

Помня о недопустимости заниматься интимным делом лицам, не достигшим совершеннолетия, я постоянно подчеркиваю, что моим героям-бабникам 18+,скрепя сердце и вопреки сентенции «любви все возрасты покорны».

Во времена моей юности, мы все, а не только бабники, стремились скорее повзрослеть и получить первый опыт на интим-фронте.

А вот мои племянники совершенно равнодушны к противоположному полу, не знакомятся, чтобы заняться этим; хотя им уже под тридцать, о женитьбе и речи нет. Сутками смотрят в мониторы, смартфоны, планшеты и мерцающие экраны. Чувствуя, что правнуков не дождусь, решил вспомнить своё послевоенное детство и написать нарративы и были о том времени, об интим-курьёзах, об интим-героях того времени. Сумрачно надеясь пробудить хоть какой-то интерес хотя бы у некоторых нынешних отроков к этому и внести посильный вклад в улучшении демографии.

Второй пласт «запретных» любовных историй, о которых я расспрашивал участников в своём селе и написал как мемуары в этой книге, это — краткие спонтанные любови на одну ночь, на полдня, на час, на полчаса и редко дольше: между пасынком и мачехой, зятем и тёщей, племянником и тётей, крестником и крёстной, няней и воспитанником, подпаском и дояркой, свояком и золовкой, учеником и училкой, студентом и профессоршей, лейтенантом и генеральшей и т. д.

Как случалось, что им мало было посидеть за чашкой кофе, за самоваром и поговорить, и они вдруг воспылали страстью, пристально смотрели друг другу в глаза и захотели более тесного общения, он неожиданно запускал руку ей под юбку, гладил ляжки и выше, начинал обнимать, целовать в губы, сжимал талию, тащил на кушетку и тут же ей наедине давал уроки в тишине, как говорят поэты, то есть засадил свой Х. ей в П. и уёп, как пишут прозаики.

Конечно и во всех этих случаях присутствует большая разница в возрасте. Если за дебелой дамой-пышкой лет 45 и более вечерком ухлёстывают двое: здоровенный мужлан- ровесник и щуплый юноша лет восемнадцати, с понятным намерением провести с ней ночь любви, она всегда выбирает и приглашает в номер молоденького и никогда не жалеет о выборе. Ещё бы, ровесник-то кинет одну «палку» и заснёт до утра, а юноша сам не заснёт и ей не даст спать всю ночь: сразу без слов набросится со всем пылом юности на её тело и будет «жарить» её ещё и ещё, сначала как всё, о потом ещё три раза. А утром она утомлённо и кокетливо скажет: сикель больно, уходи довольно, а он не уходит и она с милой улыбкой снизойдет к его ненасытности к блуду: ин быть по -твоему, проведём ещё и день любви, мол, я уже сыта, но раз ты хочешь ещё вкушать мой «мёд», продолжай, мой милый мальчик, какой же ты на е»лю охочий, да и признаться слаба на передок, сколько б ни е»ли, всё мало.

Вот она тётя Анфиса: когда есть возможность провести ночь любви, а претендентов двое: ровесник и молоденький, всегда выбираю второго: как будет с ровесником по мужу знаю: один раз и уснёт, а молодой сам не заснёт и мне не даст. Прильнёт всем телом, вцепиться в мои титьки и не будет вынимать всю ночь, так хорошо его Х. в моей П.

А как уговаривал: буду твоим хорошим другом, слугой, лакеем и пажом, только позволь подержать подол твоего платья и прикоснуться к кончикам пальцев. Ну коли так, мой мальчик, мой паж, вот тебе моя рука, а тут искра, и мы оба дрожим и пылаем и уже ничего не помним до утра… Какие там кончики пальцев, когда его Х. почти достаёт до дна моей П.

Когда е. мой юный друг.

Тепло и радостно становится вокруг.

И раздвигаются бесстыдно мои ляжки.

А на столе позвякивают чашки,

Когда е. хороший друг.

Если бы я выбрала ровесника, тут всё просто: едва легли, он бы бесцеремонно раздвинул мне ляжки, загнул салазки, засадил, кончил и заснул. А перед этим попытался вставить в рот, поставил раком и засадил в попу и только потом…

А когда мальчик лет 18 е. тётю, это так мило и много ньюансов. Я ему сразу не даю, а затеваю любовную игру: ну вот мы голые лежим, теперь не только кончики пальцев, но всю меня можно трогать и целовать. Может этого и достаточно? Нет? Хочешь, чтоб я раздвинула ляжки, а зачем? Говори прямо. Там моя волшебная запретная мягкая дырочка? И ты хочешь туда вставить свой твёрдый инструмент. И кушать мой мёд и наслаждаться, а потом можно и умереть? Ну тогда проси, называй меня милочкой, душечкой, звёздочкой и ещё, и ещё… Теперь раздвигаю ляжки и можно Х. вставлять мне в П. … милый мальчик, тётя тебя любит и хочет много раз…

***

Случалось, что самая опытная дама приглашала в номер обоих партнёров и ровесника и молодого: а чего, пусть соревнуются, а от меня не убудет, бывало даже троих обслуживала за ночь.

Причем всем троим давала одновременно, мужики это называют е. в три Х. Это высший пилотаж и наслаждение.

Это Альбина, любит, когда её ласкают втроём одновременно (в три смычка), только тогда получает полное наслаждение… Любила отклячивать попу с намёком, мол, хочу сзади…

Как-то Альбина признавалась: был у меня случай когда дала трём молоденьким одновремённо. Это были мои племянники, а я была их единственная тётя. Быа я тогда ещё молода, лет 40—45. Они подросли, вступили в совершеннолетие, и стали признаваться мне в любви и вместе и поврозь. Ну как признаваться: тётя Альбина, покажи ляжки, покажи кунку.

Ладно, ладно, мальчики, дайте только срок,

Покажу вам ляжки, покажу лобок.

Дам и подержаться, попробовать медок.

Наступил срок и я в шутку: дам, но всем троим одновременно. Они удивились: разве так можно, но загорелись идеей…

Они е. меня и менялись местами, чтоб каждый побывал в моей «кладовке» и покушал мёд. Ну и где вам больше понравилось? Конечно в кладовке: там так терпко, горячо и сладко. Именно этого я и добивалась…

Потом бывали у меня ночи любви с каждым в отдельности и каждому говорила: милый мальчик, ты самый лучший, я люблю только тебя, у тебя такой классный Х. И каждый отвечал: милая Альбина, ты самая лучшая, я люблю только тебя, у тебя такая классная П. и самый сладкий мёд.

Давние дела, ошибки молодости…

***

Один из троих племянников добавил про Альбину:

— Она немного колдунья: если кавалер не хочет, она мысленно посылает сигнал, у него встаёт и он е. с охотой. Если она не хочет, посылает сигнал и у кавалера нестояка. На себе испытал.

Пригласила в баню, в субботу, муж был в отъезде. Эта забава популярна у нас на селе: дамы, обычно зрелые опытные, приглашают кавалеров любого возраста, лишь бы хотел и мог. Сколько курьёзов.

— Мы помылись заранее, чтобы в бане время не терять и сразу заняться более серьёзным делом…

— У меня на неё не вставал: старая некрасивая, Пригласила, отказаться нельзя, засмеют. Начали мыться: боже, ты сотворил чудо, до чего же она хороша и прекрасна…

— Я думала он ещё мал и не стеснялась и всё ему показывала и титьки и промежность и даже позволяла потрогать, приятно когда малой трогает и краснеет, а он тёр спину и засадил: да куда ж ты вставил, там жопа, вынь и вставь пониже, там теплее и приятнее…

Оказалось, что у него писун, когда встаёт, увеличивается в размерах больше, чем принято и он этим пользовался, усыпляя бдительность баб: бабы только охали от неожиданности и становились покорными и расслаблялись…

Ну мы разделись с Альбиной, я сразу захотел её пое»ать… и не могу, тру ей спину, так хочется её вые»ать через жопу… и не могу. Она повернулась передом: какие ляжки, какие титьки, какая шерстка на лобке, как я хочу её е»ать спереди… и не могу.

Когда я был малеький, в субботу подбирался к её бани в сумерках, прижимал ухо к стенке и слушал, как её е»ут: половицы скрипят, баня шатается, она орёт от наслаждения, а я плачу и рыдаю за стеной и гадаю, даст ли она и мне, моя тайная любовь, моя ненаглядная, когда подрасту. Но кто этот счастливец? Скорее всего муж. Однако она бедовая и я утром видел, как она шепталась у колодца с подпаском Гришей…

И только когда мы помылись и сели на лавку:

Альбина ляжки раздвигает

И взор её так много обещает:

Сегодня в бане я и тётя Аля

И будем « мыться» с ней мы до утра!

***********

Это Альбина в бане на лавке: целый час мучила племянника, показывала шерстку на лобке, но блокировала его Х.

— Зачем я живу, если не могу вставит Х. тёте Але в «шерсть», туда, где моё счастье, — страдал племянник Наконец она разблокировала Х. дала еть и спасла его от смерти.: смотри-смотри, П. моя открыта, тебе открыта одному… я твоя на всю ночь…

***

Отрок Гриша рассказал свою лавстори со своей тётей Марфой:

— Это правда, е. бабу в бане совсем не то, что дома на диване. Имею ввиду, в деревенской бревенчатой бане на две персоны. Многие мои юные приятели получили первый опыт в бане и конечно со взрослыми дамами. Так и я с тётей Марфой.

Она была приставлена ко мне с детства: мыла меня в бане и я не видел в ней женщину, точнее вообще не понимал, зачем женщины.

Но когда подрос и она в очередной раз нагнулась, чтоб потёр ей спину и отклячила попу, увидел. То ли она послала мысленно сигнал, мол, е.,вырос, уже можно, то ли у меня проснулись гормоны любви, но у меня встал. И я увидел, какая у неё красивая и желанная жопа и мой Х. вошёл ей в П.,а яйца прижались к её ягодицам и я выронил мочалку и ухватил её за бёдра…

У меня такой организм, что я быстро кончаю (10 минут), и мне достаточно одного раза на неделю. Удивительно, но Марфу это устроило, она кончала ещё быстрее. Для более серьёзного дела у неё был муж и два взрослых любовника. Ну как для серьёзного, и я и остальные трое е»ли её, что называется по-быстрому, на ходу.

Один любовник был начальник, у которого она была секретаршей, е. её по-быстрому на столе в кабинете раза три за смену. второй — сослуживец, давала ему разок во время перерыва на обед Ну а я был как дополнение, где зажму её там и е»у, раз в неделю. И все её устраивали. Потом я уехал в другой город на учёбу, не попрощавшись. И заменил ли кто меня, не знаю.

А это Марфа, моя тётя, любила по-быстрому и без повторов. Бывало вставлю ей в П. Х.,поднажму, достану до дна, она уже орёт. — Ты чего? — Приятно, уже кончила. Пусть Вас не смущают толстые ляжки, и большая жопа, когда раздвинет ляжки, Х. легко входит в её маленькую, плотную и тугую П.

Это была единственная женщина, у которой я доставал до дна и с которой кончал очень быстро. Но дело похоже не во мне. Потом я узнал, что все её любовники доставали ей до дна и быстро кончали..

***

А вот известный наш ловелас Федя отзывался о Марфуше совершенно по- другому:

— Выдумки всё это, фантазии. Какое дно? У меня «инструмент» покрупнее среднего, но никогда «дна» не доставал, видно и нет его. Она отдалась почти без слов. Встретились глазами, я достал и показал свой. Она: -ого, какой, очарование, — и приподняла подол. Я: — ого, какая, очарование. Обменявшись комплиментами, мы поняли, что предстоит бурная ночь счастья.

Да, она полновата, но я люблю пышек, чтоб была талия и фигура «песочные часы» и было за что подержаться. Встречались бабы и крупнее, так что деревянная кровать разваливалась, но я не терялся никогда и продолжал на полу.

Да, у неё толстые ляжки, но я встречал и потолще, и деловито загибал «салазки» и забрасывал ножки на плечи.

Да, первый раз часто бывает быстро, из-за новизны. Но попадались бабы и погорячее: введёшь и сразу ей впрыснешь, но второй раз уже спокойно наслаждаешься её мёдом в «кладовке».

Да, она сперва шепчет: хватит, я довольна, давай больше не будем. Но это уловка для простофиль, а для опытного- приглашение продолжить.

— Марфуша, милочка, моя королева красоты, как это не будем? Тебе сколько? Сорок пять? да я таких молоденьких «жарю» всю ночь, а если есть воможность, ещё и день прихватываю…

И всё: даже утром она неутомима, всё так же подмахивает, ласкает, делает засосы, страстно стонет…

Я бы и днём продолжил, но не было возможности, через час должен был возвратиться муж с ночной смены…

Так, что Марфута, обычная баба, бывает разная, от любовника зависит.

А ловелас Федя написал поэму своей тёте Нине:

Ах, Нина, тётушка моя,

Е. ли кто тебя как я:

Когда сломали мы кровать,

Я продолжал тебя е»ать.

К тебе я кинулся на грудь

Чтоб снова Х. в П. воткнуть,

Хоть ты пыталась ускользнуть.

А это тётя Нина написала письмо: да, мальчик, ты справился, не отступил, когда кровать сломалась, Х. выскользнул и я хотела уйти, но ты сгрёб меня, снова вставил его мне в П. и прямо на полу ещё три раза меня поимел.

Теперь верю, что любишь меня, но мамке про нашу любовь не говори, всё же сестра, будет ругать и стыдить обоих…

Приходи же ко мне, сегодня в полдень, к заросшему пруду, я там люблю загорать, одна и совсем голая, хочу романтики, дам на песочке в кустах… А кровать муж починит, когда вернётся, не впервой: в медовый месяц мы её тоже сломали…

— Ой, подружка, у меня муж уже месяц в отъезде, а тут племянник Федя подкатил, объяснился в любви, оказывается, мои ляжки и особенно мои узкие трусики свели его с ума, ночами, говорит, не сплю, их снять мечтаю, и я, как дурёха, словно мне не пятый десяток, а всего пятнадцать, ответила на любовь: теперь е»ёт везде и на кровати и в бане и в огороде, я предложила на песочке у пруда, а он в пруд затащил и поимел как русалку, я даже не слышала, что в воде можно, какая же молодёжь продвинутая…

Вот так. Сначала я в Федьке не чуяла беды: ну дам разок, чего такого, может остынет. Но он задурил не на шутку: хотел много и всякий раз в новой позе и в новом месте, это и меня увлекло. Ну поз не так много: стоя, сидя и лёжа, ещё спереди, сзади и сбоку. А мест в деревне без счёта, можно под каждым кустом. Так мы оказались в воде. А тебе, Зина, доводилось с молоденьким, давала таким?

— А как же, Марфа, давала и не раз, как и многие женщины, чем старше, тем иногда хочется дать молоденькому и ляжки у меня потолще твоих, мужики до них страсть как охочи, а уж про молоденьких молчу, только покажу и он твой. А кому, где, когда пока не скажу, ещё стыдно. — Ничего себе, стыдно, а давала. — А это загадка: почему иногда голова против, а П. — за!?

Классика: царица Екатерина, когда ей было 70, давала двадцатилетнему, а мне-то всего было 45 и у меня был два дцатилетний любовник. Опять загадка: почему молоденькие так хотят и е»ут даму постарше с бОльшей охотой, чем ровесницу. А если дама ещё пышка и замужняя, тогда, ой…

— Мой Федя, такой смешной: я пришла на первое свидание голая, только трусики: полюбуйся на мои прелести. Он ухватил меня за титьки и по»бал прямо в ляжки и только потом просил снять трусики: надо, мол, постепенно подходить к главному наслаждению, так оно слаще…

— И мой Вася такой же затейник:- поддержала разговор Зина, — я пришла на первое свидание голая, только лифчик, так он сначала выеп меня в титьки и только потом попросил раздвинуть ляжки:

Какой восторг! Я Зину милую е»у

И песню звонкую пою

Про удаль раннюю мою…

Хорошо хоть не захотел засунуть в рот и в жопу.

Б-рр, какая мерзость. Только раз взяла в рот, очень уж кавалер просил: Зина, милая, пососи, мне ни разу не сосали: выпила стакан водки и потребовала надеть резинку, а в попу не давала ни разу. Но когда даёшь еать молоденькому, всегда жди неожиданностей.

Осталось только добавить, что не только Марфа и Зина делились своими успехами на ложе любви между собой, но и Федя с Васей и как только отношения у этих пар охладели, я узнал, что пары поменялись: что Федя начал встречаться с тётей Зиной, а Вася — с тётей Марфой и каждый с восторгом и упоением е»ал свою новую пассию.

Вот такой славный любовный четырёхугольник случился в нашем селе Саконы. Жаль только, что я ни разу не пересёкся ни с Зиной, ни с Марфой, а тогда, кто знает: ведь, когда вижу такие ляжки как у Зины и Марфы, у меня сердце замирает.

Злые языки сплетничали про эту славную четвёрку: якобы иногда они встречались вчетвером и занимались любовью, меняясь партнёрами или, что двое навещали одну, и всю ночь е»ли её поочерёдно.

— Клевета — сказали мне все четверо, — интим — дело двоих и это таинство не терпит присутствие третьего.

Но Катя с Зиной и Марфой не согласна:

— Тоже мне целки, спать втроём им стыдно, я вот спала с двумя, не ведая стыда. Ну как спала, лежала на трёхспальном матрасе без покрывала, вся такая голенькая и… справа кудри токаря, слева — кузнеца: один вынимает и слезает, другой сразу вставляет и залезает.

Ах, эта ночь так была хороша:

И как тело плясало и пела душа!

Есть песня:

Мама, я бондаря люблю:

Бондарь делает покрышки

И е»ёт без передышки

И за это я его люблю!

Не верю, какой бы ни был бондарь крутой, без перерыва невозможно. А вот если вдвоём по-очереди…

Это тётя Зина дала е»ать своему молодому кавалеру Васе сначала в титьки и только потом в П.; в рот и в попу никогда гне давала.

***

Понятие недоступности иной дамы весьма относительно.

Вот поэт сетует:

Я знал трёх граций недоступных,

Холодных, чистых, как зима,

Неумолимых, неподкупных,

Непостижимых для ума.

И, признаюсь, от них бежал,

Поскольку в их глазах читал:

Оставь надежду навсегда!

Однако эти грации холодны не всегда, а иногда очень даже горячи…

Вот и граф Нулин из одноименной поэмы попытался ночью пое… ать чужую жену, графиню Натали, на халяву, с кондачка, но получил от неё по морде, и над ним:

Смеялся больше всех сосед,

Помещик двадцати трёх лет…

Потому что он е… Наташу, юную барыню-соседку, средь бела дня, без препятствий и ограничений, и, пока муж её «поспешает в отъезжие поля с охотою своей», он успевал бросить Наталье две-три «палки», а муж по возвращении — ни одной, зато приносил с охоты трёх зайцев:

Jedem das Seine.

***

Так заигрывай, товарищ,

Сормача потешного:

Чтоб на Грацию стоял

У меня у Грешного!

Бабники

Д. Волкогонов в своих книгах про Вождей иногда вставляет реплики про себя. Вот он пишет, что во время учебы в институте к нему был приставлен тайный сотрудник известной спецслужбы для превентивного присмотра. В годы перестройки этот сотрудник, он же однокурсник, признался щелкопёру в оном деянии, но заверил, что писал про него в доносах туда, куда следует, только хорошее. Полагаю, что будь иначе, Волкогонову не позволили бы издать столько книг.

Как ни странно, но даже ко мне в 1962 г., т.е. сразу по поступлении в институт, был приставлен такой соглядатай, но думаю он был внештатник. Можно усомниться: да кто я такой, чтоб присматривать за мной — первокурсником — «козерогом»? Мания величия? Паранойя? Мания преследования?

Всё очень просто. Это было время, когда число шпионов и антисоветчиков становилось всё меньше, а штаты спецслужбы по инерции все раздувались и разростались и надо было сотрудников чем-то занять, а объектов для слежки на всех не хватало; вот и пристраивали оставшихся не у дел приглядывать за самыми разными людьми, иногда просто случайными. Но я всё же входил в категорию потенциально подозрительных: первокурсник, а уже кандидат в члены партии. Приставили ко мне такого же первокурсника, как и я, но возможно уже внештатного сотрудника спецслужбы, назовём его Д., чтобы не разглашать государственную тайну. Но с чего это я решил, что он тайный сотрудник-сексот. Он помер 15 лет назад, но так и не признался в этом. А я и не догадывался, пока он был рядом. И только много позже, сопоставляя его слова и поступки, я пришёл к такому выводу. Судите сами.

Нас только что зачислили, мы получили корочки студбилетов и вот мы уже на уборке картошки. Дождь, грязь, на картофельной борозде я знакомлюсь с Таней Г., вечерами мы распеваем только что сочинённые песни.

Будем мы вместе учиться

В жизнь претворим мы мечту,

Именем будем гордиться

Бауманец, эмвэтэу.

В колхозе нас разместили в просторной избе. Легли спать всемером на полу на кошмах и тулупах. Но утром проснулись вшестером, ибо оказалось, что Витя Проняев спал на печи с хозяйкой.

Конечно мы всполошились: было у них на печи или нет?

Витя всё отрицал: да вы что, как можно.

Хозяйка его поддерживала: не выдумывайте, не было ничего, даже не лапал, очень спокойный. Я не даю на первом свидании, может дам на третьем, но таким молоденьким — никогда, только ровесникам и то по большой любви или за большие деньги. Может шутила.

На картошке всегда бывали краткие романы: на вечер, на ночь, но всегда со сверсницами, студентками или деревенскими девушками.

А тут, на мой взгляд, хозяйка избы никак не подходила для молодого дела: невзрачная толстозадая полногрудая, старше нас раза в два-три. Ни у кого даже мыслей не возникло, что с ней можно замутить.

Ни у кого, кроме нашего записного бабника Вити Проняева, он сразу смекнул: эта пышка может дать в первую же ночь, а промедлишь, второго шанса не будет. Когда же он успел с ней договориться и поладить? Ведь только он сразу разглядел в ней знойную женщину- мечту студента.

А мы видели, застёгнутую на все пуговицы, строгую тётю.

— Много ты понимаешь, — рассказывал мне Витя много лет спустя, — для меня возраст неважен, смотрю годна или нет для этого. Случалось, она долго отказывается, мол вряд ли я уже годна для этого, давно не было, то да сё, не отступаю, уговариваю, настаиваю и вот оно счастье, засадил и… потом она всю ночь молодушкой была. Молоденькую не всегда удаётся соблазнить, пятьдесят на пятьдесят, а даму в годах всегда, нужно только терпение и ноль внимания на её: нет-нет, не дам, уж больно ты молод для меня, да и не место и не время для этого, чем дольше уговариваешь, тем жарче и яростнее потом любовь…

А тут вижу очень даже годна, встретились глазами, договорились без слов: я ей хочу тебя пое»ать, она: согласная я, ночью, как все заснут, подваливай, дам. Едва вы заснули, полез на печь к ней. Она вся такая голая, пышет жаром, могла бы столкнуть, но подвинулась. Я сразу полез на неё, никаких предварительных ласк и поцелуев: могла бы оттолкнуть, но раздвинула ляжки. Ну а дальше как говорится:

…И вот уже на Розе я

И пью нектар-амброзия.

Конечно ни о какой пылкой и страстной любви речи не было. Любились бесшумно, боялись кого разбудить. Я так медленно и осторожно вводил туда и назад, что кончил только к утру, зато тискал её упругие груди (не рожала, давно не было мужика) и она кончала.

Зато мы всю ночь наслаждались самим соприкосновением, что полностью чувствуем друг друга. Возможно я просто заснул у неё на груди, очнулся, держусь за её шикарные титьки, а член плотно запирает её трепетный канал, такой манкий, засунешь и вынимать не хочется, так у неё сладко там..Потом мне ни разу не удавалось повторить этот приём. Партнёрша сама начинала двигать тазом и вынуждала кончать.

Почему тогда не признался? Ну как же: вернёмся в институт, могут вызвать в деканат, аморалка и даже отчисление.

Больше он с хозяйкой на печи не спал, не рисковал, но по утрам и вечерам зажимал её то в курятнике, то в хлеву, в сенях, в чулане, в риге, на гумне, всегда и везде-вечная слава п…

— Тут уж я давал волю страстям, е»ал её весомо, грубо, зримо и быстро-быстро, сама обстановка диктовала, доводил её до экстаза, она начинала громко стонать и орать, пугая кур, корову и поросёнка. Потом на цыпочках в избу: она — на печку, а я — на пол с краешку.

Конечно, Роза была моя главная любовь на картошке, но теперь можно признаться, что я чуть ли не каждый день е»ал других селянок. А как иначе. Бабье лето на селе. Городские дамы любят отдаваться весной, а деревенские предпочитают золотую осень. А тут студенты из города. Но большинство из них — романтики и горазды только поорать песни вечером, в крайнем случае робко поцеловать зрелую даму. А у этих дам известно правило: ежели он на первом свидании не пое»ёт, на второе я уже не пойду. А у сельских ещё круче: ежели через пять минут после встречи, он не попросит: дай е»ать, развернусь и уйду.

А получилось так, что студентов много, а бабник я один. Уходил с поля последним и вдруг рядом она и титьки и попа хороши: доярка, свинарка, скотница, полеводка, хлебородка без разницы. Раздеваю глазами и прелюбодействую в мыслях своих. Она отвечает глазами: никто ещё так страстно не хотел меня пое»ать глазами, согласна вживую, тоже хочу почувствовать твой х. в моей п. Сворачиваем по жнивью в ближайшую копну соломы, стожок или овин. Усаживаемся, я прошу: покажи шерстку на кунке, какой цвет, дай один волосик на память, для коллекции.

— Экий ты, студент, смешной какой, ну смотри… и это всё, что тебе от меня нужно? Это так мило: как зовут не хочешь знать, а какой цвет шерстки у меня между ног знать хочешь. Городские-то небось бреют лобок, а у нас всё натуральное: многие любят, когда залупа ищет вход в лоно через шерсть, мужики потом хвастаются: я её в шерсть… на самом деле, его шерсть трётся с моей шерстью, и это так приятно, а ещё люблю, когда яйца мне по попе стучат…

У меня мгновенно встал на её рыжий лобок (сама брюнетка) и ей показываю и дальше как положено, получаю бесценную вечернюю награду за тяжкий дневной труд… мы одни вдвоём на копне «поём» и копна соломы превращается в труху… А после налегке и напевая, продолжаем путь, чтобы не опоздать к ужину…

А после ужина, как все заснут, надо выманить с печки Розу, выйти за дверь и бросить ей две «палки» в сенях или в чулане и совсем хорошо, если согласится забраться на сеновал, там можно оторваться по-полной до утра… Такова доля бабника…

…Все студенты спят беспробудным сном,

Лишь один не спит: пьёт нектар любви,

Он е»ёт в сенях свою хозяюшку,

Разлюбезную Розу Марковну…

Не холодно ли вечером осенью? Ещё чего, случалось зимой, трескучий мороз, метель, а я её — в сугроб, начинаю стягивать тёплые толстые штаны с начёсом, не поддаются, зубами прогрызаю дырку в штанах и вставляю куда следует свой х. Входит наполовину, ничего, зато попадает в жаркую «коробочку», где жарко и зимой и летом. Одна не хотела, чтоб кончил в тело, позволила только почиркать залупой по нижним губам, кончил в ляжки, она умела «целовать» кончик нижними губами… Тут правило простое: начал, доводи до конца, чтоб застонала от страсти, а лучше заорала. Не закончил, ославит и тебе больше ни одна баба на районе не даст…

Ах, что может быть прекраснее, чем незабываемая тайная любовь «на картошке», да у юного постояльца, да со зрелой хозяйкой постоя.

Ах это омут, это омут,

Бабье лето, бабье лето!

***

Да, Витя Проняев, настоящий бабник, мог ублажить бабу один за троих, но такие Розе, молодой фигуристой вдове, больше не попадались, а картофельная любовь случалась каждую осень.

И не мудрено. Время было такое: на уборку урожая в село каждую осень прибывали из города школьники, студенты, солдаты, заводчане, учёные. И в розину избу непременно поселялись семеро вновь прибывших. И всегда хоть один украдкой посматривал на хозяйку мужским взглядом.

Однажды в бабье лето, последние жаркие деньки, даже двое жадно смотрели на неё и она вроде случайно показала им грудь, приподняла подол и похлопала по П..Все улеглись на полу, на печи жарко и душно и она тоже устроилась на полу рядом с гостями, на матрасе за занавеской.

Слышит двое шепчутся:

— А хозяйка-то наша — баба-огонь, какие ляжки, какая жопа, какие буфера, какой передок, я бы ей вдул, а там пусть хоть из школы выгоняют. Эх, если б мне она дала, да я бы ей дров наколол на всю зиму…

— Да, она весьма мила,

Нас с тобой с ума свела:

Кто в П. Х. вставит ей,

Будет счастливей всех людей.

А мне всё же больше понравился её задок, как бы я хотел прижаться к нему своим членом, я бы тоже ей засадил, да ведь не даст, рядом лежит красотка, а полезешь, сковородкой огреет… А кабы мне она дала, да я бы ей воды наносил из колодца и травы бы накосил для козы…

Услышав такие разговоры, Роза выползла из-за занавески и пристроилась под бочок к крайнему.

Он сразу хвать её одной рукой за титьки, а другой за П..Она шепчет: подожди, здесь не дам, ползи ко мне за занавеску.

Второй: а можно и мне с вами? Она: можно, но будете по очереди, извращений не люблю, в попу не даю… хотя… если один захватил главную дырку, а желающих двое… главное чтоб всё тихо…

Она улеглась на бок, подставив одному передок, а другому попу, как они и хотели. И оба пристроились к ней боком: один- спереди, и был очарован её «каналом», второй- сзади и был пленён её «булками»…Это было так мило, ей не надо было подмахивать, они это делали за неё и тишина… Затем она поворачивалась на другой бок, меняла для них дырки… и двое получали другие её каналы к великой радости всех троих…

А иначе зачем на земле этой грешной живём.

***

Окончив ВУЗ, Витя Проняев как-то оказался проездом в этом селе, навестил свою картофельную любовь тётю Розу. Посидели за самоваром, посмотрели в глаза: ни единой искры, ни малейшего желания отправиться в койку: ни у неё ни у него. Встал, ушёл, не попрощавшись…

Куй железо, пока горячо!

Дорого яичко ко христову дню.

Кто сгорел, того не подожжёшь…

Хозяйка Роза- картофельная любовь студента Вити Проняева.

На другую осень среди постояльцев, студентов -первокурсников не оказалось ни одного бабника. Но не бывает так, чтобы ни один из семи юношей не захотел хозяйку поиметь, коль ещё молода и сама хочет. Она шепнула самому робкому: как все заснут, выходи за мной в сени, не робей, потрогай титьки руками, приятно?,теперь подними набедренную ленточку вверх, до талии, да не руками, а своим х.,приятно залупой мне по животу? ляжки сама раздвину, теперь моя п. в твоём распоряжении… вставляй туда х., там для х. ещё приятнее, вам говорили, что хозяйку нельзя е»ать? Наоборот её первую и е.и,а потом если повезёт — и остальных сельских вдовушек. А оставить в сенях мёрзнуть можно? Считай, что меня не е»ал, а всего лишь погрел, да и не узнает никто про нашу любовь. Завтра опять выходи в сени меня «жарить». Что? можно ли сегодня ещё раз погреть? Вот это разговор мужчины, можно и даже не раз, мой милый мальчик…

Я сразу тебя выделила из семерых постояльцев: у тебя одного оттопырилась ширинка, когда взглянул на мой богатый зад, я им поиграла, а ты и покраснел. Ага, думаю, из тех робких, которые хотят бабу пое»ать, а попросить отдаться боятся. Сумел сделать приятное тёте несколько раз. Начал робко, стоя, затем мы упали разом на мешки, мои ножки оказались у тебя на плечах и е»ал так, словно впервые дорвался до женщины. Неужто я первая у студента? Если я застонала, значит мне приятно, а не больно, и надо прибавить, поглубже. поплотнее, вот так хорошо, а я помогу, а иначе зачем на земле этой грешной живём…

Я не ошиблась, у тебя такой толстый, такой длинный, так глубоко достаёт, но ведь и у тёти, скажи, хороша, и плотная и тугая и узкая и горячая и сладкая-пресладкая, говорили мне: ТАМ у тебя лучше, чем в раю. Витя уверял: не надо рая, дай лишь х. ТАМ подержать и держал в первый раз всю ночь…

В молодлсти, в девках, я была огонь, пое»ать меня всякий не прочь и я давала многим и часто, считай каждый вечер после танцев, новый х. бывал в моей п. Но никогда не позволяла партнёру кончать в тело, а разрешала вставить х. в п. и подержать ТАМ, немного подвигать без азарта, сама кончала и не раз, затем требовала: довольно, вынимай, или выталкивала тазом, чувствуя, что он не может остановиться, он вынимал, кончал мне в ляжки и был счастлив…

***

Ах, эти танцы, прощальный школьный бал.

— Можно, Роза, тебя пригласить? — да, можно.

— Можно тебя проводить? -да, можно.

— Можно поцеловать? -да, можно.

— Можно потрогать титьки? — Да!

— А можно… -Да-да! Ой…

— Можно я кончу в тебя?

— Нет-нет, не можно, ты, Петя, сдурел! Только мимо. В ляжки можно. А ТУДА можно будет только после Загса!

— У тебя такая тесная и узкая, думал целку ломаю.

— Ещё чего. Я невинность потеряла уже после …,в лагере, вожатый в красном уголке в кресло усадил, трусики приспустил и… Он ЭТО проделал со всеми желающими девченками. А у тебя кто была первая?

— А у меня -троица и тоже после …мого.

— Это как?

— Ну у меня утром встал, я держу его рукой, а мамка заметила: не смей, дурачок, а ну-ка подвинься. Оказалось, что у нас семейная традиция: первый раз мамка сыну даёт, так бабка и прабабка делали.

Да чего там, даже Ева сначала давала сынулям Каину, Авелю и Симу, ну а потом они сестёр е»ли. Время было такое, других женщин не было. А я ей: ма, да тесно же, у меня кровать односпальная.-А ты на меня ложись. Я лёг, а она ляжки врозь раскинула и мой х. в тот же миг провалился ей в п. И я попал в рай, иные, чтобы побывать там, рискуют головой. И понеслось, сразу забыл про родню, е.у как простую бабу, кровать трещит, пружины скрипят, она постанывает. П. у неё просторная, х. свободно вошёл, зато она активно подбрасывала меня… Влил ей столько, что половина вытекла на простыню…

По традиции она дала только раз: понял, какое это сладкое дело, а ты хотел рукой, х. надо засовывать только в п.,там его законное место, распробовал, знаю, захочешь повторить, со мной нельзя, двигай в соседнюю комнату, там крёстная и моя старшая сестрица спят, с ними можно продолжить. Я туда, а они уж ждут.

Крёстная заспанная, для порядку посопротивлялась: Петюня, ты чего за титьки схватил и даже за…,неужто хочешь меня пое»ать, я ж непричёсаная, неумытая, Эльвиру бы не разбудить… ладно давай, только тихонько, подожди ускоряться, кровать скрипит… ой..ах… о-о-о, как хорошо… как быстро повзрослел мальчик и начал на мои титьки пялиться и краснеть, конфеткой уже не отделаешься, хочет чего послаще, а что может быть слаще для мужика, чем с утра залезть на сонную бабу и загнуть ей «салазки»…за это полцарства сулят…

У крёстной п. ещё просторнее, зато подкидывает выше, аж х. выскакивает, я сходу вставлю, да поглубже, да поплотнее, а она и рада и даже заорала… и главное — позволила в тело кончить…

Тётю Эльвиру попросил: можно тебя сзади.- ах, какой бесстыжий племянник, приметила я как ты стал на мою попу посматривать, видно время пришло распечатать мою п., да не вопрос, Петя, но может отложим на завтра нашу любовь, двух баб уж полюбил, передохни, зачем так с места в карьер, не можешь?,после меня ещё к крёстной вернёшься? И будешь нас с ней е»ать по очереди до утра, ну ты настоящий бабник, так тебе это дело понравилось.

***

В молодости мне доводилось попасть в руки бабников. Ох и натерпелась я от них, а вспомнить приятно. Он начинает е»ать сразу без подготовки, не спрашивая как зовут, меняет позы, е. ёт всю ночь, а потом ещё и день и уходит, не прощаясь. Сначала-то хорошо: три минуты и вынимает, отдыхаем, снова вставляет. Под конец суёт мне в п. уже целый час, ритмично, монотонно, нежно и аккуратно и вдруг взрыв: задышал, задрожал, неистово зачастил, аж пена на губах: значит получил этот желанный сладкий миг высочайшего пика наслаждения.

— Всё, прекрасная незнакомка, ухожу, закончились «снаряды», иначе буду вставлять вхолостую, настолько околдовала меня твоя волшебная-П.

Бабник -находка для дурнушки: он не обрашает внимания, на большие прекрасные глаза партнёрши, что у неё брови вразлёт, лифчик пятый номер, фигура 90х60х90, на её возраст, кем ему приходится, ну разве что отметит крутую линию бедра, да пышную попу, для него главное — свойства её П.:насколько она притягивает и магнитит его Х. и возникла ли у них «химия». В этом смысле дурнушка и красотка на равных, более того бабник всегда предпочтёт дурнушку, если с ней -«химия», а с красоткой — нет и будет «жарить» её ночь-день-ночь -штрих, как первую красавицу в районе.

Бабник никогда не упустит возможность поиметь любую родственницу, любого возраста и степени родства, если случай подвернулся. Родственница рядом, либо живёт в одном доме, либо приходит в гости, либо он к ней захаживает. Выбрав момент шепчет ей на ухо: давай эаймёмся любовью. Если получает жёсткий отказ, говорит: пошутил.

Но если она отбивается молча, но как-то сумбурно, овладевает ей наполовину силой: ну и Гриша, такой вежливый спокойный, никогда не чувствовала на себе его мужского взгляда, да и не обладаю я такими чарами, что мужчины оборачиваются мне вслед, никак я не ожидала от него такой взрыв страсти, едва остались случайно вдвоём, сразу одной рукой ухватил за титьку, а другой полез в трусы, пытаясь потрогать письку. Получается, что единственная причина его поступка — та, что мы остались вдвоём.

В таких случаях я осторожно отталкиваю желающего меня по»бать, иногда этого достаточно и он отказывается от дурного поступка. Но ежели настаивает, то затеваю любовную игру: делаю вид, что против, а сама лишь раззадориваю его, чтобы получить более яркую е. лю, уж я отбивалась-отбивалась, даже стоячий Х. схватила рукой, пытаясь не пустить его в П., трусы порвал, ляжки раздвинул, и е»ёт, словно год бабы не было, а вчера оказывается Нюрку уёп, уж не бабник ли он тайный, — так думала молодая повеса, лёжа поперёк кровати и забросив ножки на плечи Грише и, преодолев стыд, смущение и робость, начала потихоньку подмахивать… ох, уж эти родственные разборки…

Иная начинает шептать: ты чего удумал, Гриша, не успели все уйти и мы случайно осталиь вдвоём, как ты с места в карьер: давай займёмся любовью, проще говоря, хочешь меня по»бать, грех это, я же тебя какая-то родня, вдруг узнают, ты хоть знаешь, что я замужем и внуки у меня, не передумал ещё, говорят ты бабник и тебе всё равно кого е. ать, просто я рядом, была бы другая, ты бы и ей предложил.

— Врут, какой бабник, у меня ещё не было ни одной. Хочу, чтоб первый раз было с тобой.

— Чего? ты что девственник, сколько ж тебе лет? Бедняжка. Давно со мной хочешь невинность потерять? Ну не замечала. Ну пожалеть можно, но не полюбить же. А что тебе во мне понравилось, что хочешь именно со мной? Плечи и шея?

— Ну да, а ещё титьки покажи, ого, хороши, небось пятый номер и шерстку на лобке покажи, какая шелковистая…

— Ну ладно-ладно дам, понравилось мне как ты уговариваешь, коль так сильно захотел меня пое. ать, и я ещё ни разу не была первой женщиной у мужчины, (у меня конечно первый мужчина был, но так давно),но не здесь же и не сейчас, у тебя уже встал, ого, какой здоровый, можно взять его в руку, и такой ни разу не побывал у бабы в П.,вставишь ли в мою: у меня очень узкая и тесная, не передумал ещё, может помоложе найдёшь, незамужнюю, ещё сильнее захотел почувствовать мою горячую, нежную и ещё молодую П.,шерстку на лобке можешь погладить, ну я всё сделала, чтоб тебя отговорить, а теперь дверь закрой на крючок, когда ещё выпадет нам счастье остаться вдвоём, у нас всего час, могут вернуться, успеешь ли…

Потом конечно выяснилось, что это была его двоюродная свояченица, тётя Нюра, только что прибывшая погостить в наше село, его тридцать пятая любовь…

Конечно бабника Гришу один час не устроил, он затащил её в свой тайный закуток, где вместо перины — охапка соломы, и «жарил» эту городскую воображалу и врушку Анечку всю ночь, как и положено на первой встрече: сначала как всё, а потом ещё три раза…

Опытная давалка всегда говорит, что замужем, потому что бабник азартнее е. ёт замужнюю, чем холстую. У тёти Нюры муж был, а насчёт внуков зачем-то приврала. А бабник всегда врёт, что первый раз: любая женщина становится добрее, покладистие, это почётнее, хочется пожалеть несчастного. Впрочем оба врали почём зря.

Дело житейское, семейное, со всяким бывает, по»блись и забыли и по-прежнему весело общаются и шутят. А вот если у них возникла «химия»…

В нашем селе сразу узнали, что бабник Вовка якобы случайно по»бал свою бабушку на печи, а бабник Генка — свою тётю в бане, у каждого это была первая женщина. Как правило бабник и начинает с родственницы и его молва оправдывает, это считается нормальным.

На самом деле бабник это сделал намеренно, время пришло, ему нужна женщина. Он вроде как и прежде играет с ней, они дурачаться.,шалят, толкаются, хихикают. Но вот и новое: он впервые потрогал её сиськи, она будто не заметила, он потрогал её за П.,опять хи-хи.

А у него встал:

— Милая, прошу, возьми его в руку, теперь сама вставь себе в П.,я стесьняюсь, мне стыдно, я первый раз, не знаю куда…

И они сразу умолкли, замерли, их лица стали сосредоточенными, а он уже е»ёт, а она потихоньку подмахивает. Такие случаи никогда не осуждались: кто как не родственница даст первый урок юноше, если даже она дала ему разок, а он в в азарте е. ал её всю ночь.

А бывалые парни даже похвалили: молодцы, бабка ещё молода, её е»ать и е»ать, а она уже лет пять не даёт, сам бы выеп, если б на печку под бочок положила, ну а тётка твоя баба-огонь, с тобой в бане моется давно, а тебе только вчера удалось засадить свой х. ей в п.,долго же ты посматривал на голую бабу в бане, на её шикарную задницу, дебелые ляжки и круглые титьки и не делал попыток?

— Я и не думал тётю Катю е»ать, просто мылись по-родственному и не видел я в ней бабу, да и не было у меня ещё ни разу и не понимал я, зачем это. А тут её муж и любовник уже две недели в отъезде, а она как-то мнётся и вдруг шепчет: сегодня тебе дам, можешь меня пое. ать, хочу почувствовать твой х.,как-будто я давно просил, а она продолжала: да не смущайся ты и не стыдись, он сейчас станет твёрдым, это тебя ни к чему не обязывает, просто будет нам обоим приятно, раздвинула ляжки и показала свою П. От таких слов у меня голова кругом, Х. действительно сразу встал и я увидел, какая это шикарная баба и её П. как магнитом втянула мой Х. в себя и мы забыли про мытьё…

— Давай подробности: на полу -лежачую, на скамье -сидячую или уже в предбаннике- стоя. Везде! Да ты -бабник. А какая у Екатерины Ивановны П.,горячая? тугая? Ну плотно х. входил или легко проваливался? Хорошо ли подмахивала? Стонала, орала? Сколько времени в первый раз и как долго её дрючил в конце: небось в предбаннике раком поставил? Хочешь ещё Катюшу по»бать?

— Ещё как! Но это зависит только от неё.

***

Он потерял невинность поздно по меркам нашего села: Катя дала ему, когда он уже закончил школу. А вот его приятель второгодник Вовка по»бал свою тётю Клаву, едва закончив начальную школу, в день восемнадцатилетия. Она зашла проведать сестрицу, то есть вовкину мамку, а дома только Вовка.

— Ну я пошла, как-нибудь потом зайду. Вовка в шутку: дай обнять тебя на прощанье. Почувствовал какие у неё упругие титьки и какое-то тепло между ног, у него встал, он ей на ухо: тётя Клава, я хочу тебя по»бать. Она от неожиданности села в кресло, Вовка проворно задрал ей подол, стянул трусы и раздвинул ляжки…

Говорит, до сих пор иногда её е»ёт. Специально они встреч не ищут, всё же у неё муж и любовники, но ежели зайдёт проведать сестрицу, а дома только Вовка, то садится в кресло, задирает подол, зажмуряется и раздвигает ляжки…

Вовкина мамуля сразу догадалась про их тайную запретную любовь (растрёпанный вид, раскрасневшиеся лица, блуждающие блаженные улыбки, смятая юбка, титьки наруже, расстёгнутая ширинка, из его кармана торчат её кружевные трусики),виду не подала и даже одобрила. Ещё бы, сама ещё молода и у неё есть тайна: её е»ёт соседский мальчишка, лет 18,вовкин приятель, который всегда заходит к другу, когда его дома нет, и его принимает мамка, откинувшись в том же кресле в халатике, расстёгнутом на все пуговки. Стоит ей распахнуть халатик, открывается такой вид, что любой мужчина опускается перед креслом на колени и умоляет о любви…

Быть может за грехи мои, мой ангел,

Я любви не стою,

Но притворитесь, ваш же взгляд

Всё может выразить так чудно.

Ах обмануть меня не трудно,

Я сам обманываться рад.

Но то мужчина, а когда вовин дружок увидел её в кресле в распахнутом халатике, он тоже опустился перед креслом на колени, но не для того, чтобы молить о любви и читать стихи, а чтобы было сподручнее вставить свой Х. ей в П… Так он впервые познал женщину, а она приобрела юного верного и послушного любовника: на сегодня довольно, приходи послезавтра, через неделю, сегодня хочу много любви, е.и меня всю ночь, последнее сделало его счастливым: неужели всё это богатство моё на всю ночь: огромные титьки, крутые бёдра, узкая талия, нежный мягкий живот, милые дебелые ляжки, шелковая шерстка на лобке, большая Ж. и такая маленькая бесценная П.

***

Но вот если и внук и племянник оказались юные бабники и у них возникла «химия», то тут сложнее: они захотели продолжить и на другой день, а это уже осуждается.. По селу начинают осуждающе шептаться: Вовка-то свою бабку е»ёт по утрам на печи, а Генка якобы спинку трёт родной тёте по субботам в бане, знаем мы что ей «трёт» такой верзила с таким Х., ну как можно, вон сколько девок, надо за девицами волочиться, а они — тьфу, ну с парней какой спрос, им была бы П. рядом, а бабы совсем стыд потеряли таким молоденьким свою П., не смущаясь, подставляют… Впрочем свечку никто не держал…

***

— Милый Петя, моя п. уже три года отдыхает, думала хватит, пора уступить дорогу молодым, а тут ты подрос и запал на мою попку и не хочешь отложить нашу любовь на завтра, а хочешь любить меня здесь и сейчас. Ах как хочется вернуться в то золотое время, когда бабник доводил меня до экстаза: я дрожала, делала ему засосы, вонзала ногти ему в спину, шептала «люблю» и орала от восторга.

Ну начинай же, милёнок, теперь твоё время, — и отклячила попу…

А у Зльвиры такая просторная п.,и такая нежная, заманивающая, как засунешь, вынимать не хочется, а уж попа какая, упругая, пышная, ухватил за бёдра, засадил до упора… и застучали яйца по её булкам…

Вот так поимел я троих за одно утро и уснул. Просыпаюсь, никого, только мамка, делает вид, что ничего не было. До сих пор думаю, или это только снилось мне или грезилось.

На самом деле, первой у меня была соседка Глаша, тётя неопределённого возраста, и не замечал я её, а она оказалась баба-огонь, такая ебучая, когда разденется. А она как-то сказала:

— Петя, зайди вечерком, посмотри: радио барахлит, звук пропадает.

Зашёл: ну где приёмник? -Да вроде исправился, садись чаю попьём.

А сама в цветном халатике, титьки и ляжки сверкают.

— Спасибо за чай, я пошёл.

— Да куда ты, ночь на дворе, у вас в гостях тётя Эльвира и крёстная, разбудишь их, оставайся ночевать.

— Так у тебя кровать одна.

— Зато двуспальная, доводилось с бабой ложиться?

— Да нет, разве что в детстве, но потом Эльвира и крёстная перестали рядом класть, большой, мол, уже, люди что подумают, осудят.

— Наоборот, большой ты, пора с бабой начинать спать.

— Ну не знаю, я,а если…

— Нет-нет, этого не будет…

Легли, заснуть не могу, от неё жар, волны желания, дрожит, у меня в голове: она же хочет этого, и я задрожал и истома по телу, схватил её за титьки, задышала, ляжки раздвинула, салазки загнула, у меня встал, я очутился у неё между ног, тычу залупой в шерсть, ага, вот он вход, раздвинулись губу и х. заскользил по её нежному каналу, такой тесный и горячий, вот он рай. Ищут его на небе, а он на земле, у соседки между ног… и я в раю до утра и тишина… ну не считая, что кровать скрипела всю ночь, да она стонала от сладострастия… Нет не забудет никто никогда свою первую П.

Но факт, после этой ночи я стал смелее просить у баб и девок, окажут, не обижался, иная даст на первом свидании, а одна дала только через три года… ну конечно и соседку не забывал…

Ну а что касается трёх граций, которых я хотел поиметь первыми, и они отказли, мол, грех это и подговорили соседку Глашу, чтоб мне дала, а от них отстал — то всё равно нашел момент и выеп их по настояшему, а не мысленно, в мечтах. Почему запал на них, да они ж постоянно рядом, не стесняются, за мужика меня не считают, колышат титьками, играют попами, сверкают ляжками. Вот она моет пол, подол подоткнула, нагнулась, у меня встал: дай е. ать, хочу тебя через жопу, хочу твою п. почувствовать.- -Ещё чего и не думай, грех это, иди к Глаше, она тоже пол моет и запомни: мужчина не всегда получает от той, которую хочет, но всегда от той, которая даёт.

Как- то они отмечали втроём праздник, крепко выпили и заснули. Смотрю, глаза закрыты, пристроился к одной, е.у.И так по очереди, И каждая вроде спит, а подмахивает. Это как? Спустя неделю у трезвой прошу утром: дай.- Опять ты за своё, нет.- А на той неделе дала.-Опять в мечтах весь, не было ничего и не будет. Вот и пойми баб.

Теперь жду нового праздника. Как это прекрасно е. ать бабу пьяную сонную анонимно вслепую, а она извивается, подмахивает, стонет и шепчет имя первого любовника, что ей целку сломал. Зачем хочу ещё раз поиметь трёх граций? Тут принцип: хочу «чужую», на которую всегда твёрже и чаще стоИт и ощущения ярче. Одно дело три раза за ночь со своей и совсем другое дело с тремя чужими всю ночь хоть по разу, а хватит сил, то и по два.

Вот ты только что по»бал одну грацию, и надо бы передохнуть. Но подходишь к кровати другой «чужой», откидываешь одеяло, перед тобой пышная голая дама, всей позой вопиет: вы. би меня. И откуда силы берутся. Разворачиваю её поперёк кровати, ноги на плечи, подтягиваю её жопу к своему х. и любовь ликует, а она: « милый, люблю» — воркует. Когда баба сверху и сама тебя е»ёт, это прекрасно. Но если она лежит поперёк кровати, а я держу её за ляжки и насаживаю её П. на свой Х.- это высший пилотаж. Вот как надо е»ать, только так и е»ать «чужую»

***

Теперь конечно наоборат, — продолжала Роза, -хочу чтоб молоденький кончил в тело, тогда и я иначе чувствую его х. и улетаю в облака…

Каждый не прочь почувствовать нежность моей п.,да редко кому даю, разве что в бабье лето городскому студенту, тут я становлюсь слаба на передок…

Это было так мило, ну хватит-хватит, довольна я, пойдём спать врозь: ложись со всеми на полу, а я одна на печи… утром, когда все уйдут, сумеешь задержаться на полчасика, тогда ко мне на печку… ну, до завтра, милый, вы же здесь на месяц, у тебя ещё много счастливых ночей со мной, а повезёт и дней…

Ты был лучший из тех, что меня е. ли: такой молоденький и уже такой охочий и ненасытный до бабы… всё равно что Витя Проняев, тот вообще, кроме меня, ещё за месяца не меньше чем тридцать баб полюбил, а может и больше, не все признаются, что у них с ним было прямо в поле, на соломе, особенно замужние, и каждая вспоминает его добрым словом. А как моя коробочка, понравилась тебе там шарить членом в поисках сладкого мёда.,а как нежно тискал и держался за титьки, я кончала уже до того, как вставлял мне Х. в П. ох, пропала я…

***

Но моего Д. с нами нет, он почему-то освобождён. На втором курсе мы едем в Казахстан, стройотряд, работаем чернорабочими, грузчиками в каменоломне,

строим кошары — жильё для овец.

Я увлечён Наташей Е. и сочиняю патриотические стихи.

Нас трясло в кузовах самосвалов

По ухабам целинных трасс,

Создавали мы буту славу

«Карьеристами» звали нас.

(Это про работников каменного карьера)

Но Д. опять не с нами, его командируют в Целиноград в качестве снабженца. Опять освобождён. Мы заканчиваем учёбу, нас распределяют тянуть лямку в НИИ или на завод. Я работаю младшим сотрудником, изобретаю велосипед и мечтаю дослужиться до старшего клерка. А мой Д. сразу назначен зам. главы областного комитета народного контроля, т.е. на хлебную должность.

Но немножко назад и немножко про меня, хотя рассказ будет про Д., да и то только про одну сторону его биографии. Вот я — абитуриент. Получаю три балла по физике, а знаю школьный курс на пять. Принимающий экзамен поставил меня на место за то, что я высунулся, хотел похвастать, что знаю чуть больше школьной программы, и назвал g (ускорение свободного падения) — как напряжённость поля земного тяготения. Преподаватель предложил мне обратиться к председателю комиссии с жалобой, я отказался. Ибо был уверен, всё равно зачислят: поступаю по квоте от завода. Но пепел обиды до сих пор стучит в моём сердце.

Так что, абитуриенты не высовывайтесь, не умничайте, отвечайте строго по школьной программе. Признаю, что ничего плохого от сексота моего Д. не было, наоборот он трижды пытался помочь мне с карьерой, заодно демонстрируя возможности, недоступные простому студенту. Действительно, не успел он поступить, как его уже кооптировали в комитет комсомола института, где он первым делом начал волочиться за хорошенькой машинисткой. Желая приобщить меня к общественной работе, он и меня пригласил на кастинг в комитет. Комитетчик спросил меня, какая моя фамилия, я ответил: моё фамилиё такое-то. На этом моя карьера в комсомоле закончилась. Дело в том, что я до 18 лет жил в деревенской среде, где сильны привычки сокращать или искажать слова. В городской среде я в основном исправил свои пробелы в лексике. Однако сокращения слов в деревенском творчестве меня до сих пор умиляют.

Эт чия идёт такая,

Чёрна юбочка на ней:

Она мною занятая,

Не гуляй, товарищ, с ней!

Тем не менее через пару лет, когда я уже был в первых рядах строителей светлого будущего, комитет предложил мне быть комиссаром в стройотряде, конечно же предложение донёс до меня Д. Я отказался по двум причинам. Во-первых, речи комсомольских вожаков мне казались словесным поносом. Во-вторых, в Моральном кодексе строителей светлого будущего был пункт «облико морале», в быту этот пункт называется «до женитьбы ни-ни, боже упаси» и этот пункт был мне не по нраву. Старшие товарищи строго спрашивали с рядовых строителей правильного будущего по этому пункту, а уж с комиссаров-то спрос был вдвойне.

Так что комиссаром был назначен другой студент, который вошёл в историю насмешливой эпиграммой, сочинённой сердитыми девчонками:

Комиссар-затейник, ути, боже мой,

Сжёг все автошины, не оставил ни одной.

Поскольку он занимался только разведением костров по вечерам.

На заре перестройки я увидел его в телевизоре, он дослужился аж до 3-го секретаря райкома. Эх, с горечью подумал я, а ведь на его месте мог бы быть я…

В третий раз Д. пытался вмешаться в мою судьбу уже в конце учёбы, когда сказал мне: вчера на заседании кафедры решали вопрос об оставлении меня в аспирантуре при кафедре, но против один преподаватель, можно сходить к завкафедрой проф. Баландину для прояснения вопроса. Я отказался по двум причинам. Во-первых, после шести лет жизни на студенческую стипендию (45 р.) предстояло ещё шесть лет жить на аспирантскую стипендию (60 р.), во-вторых, в это время я был сильно озабочен своей свадьбой-женитьбой с Ириной Ш.

Все эти три случая были во время нашей учёбы, но был ещё один случай годы спустя, когда мой дорогой Д., по его словам, начал посещать Америку. А поскольку дорога из Липецка, где он проживал, в Америку лежала через моё Чертаново, то он дважды навещал меня и ещё раз попытался сподвигнуть меня на большие дела.

Я угощал его рыбным супом (в Америке-то, небось, первое не подают!), он морщился и ворчал: какой же это рыбный, это суп из консервов. Я-то всего раз был за границей, в Стамбуле, в качестве «челнока» и был поражен, что у них там нет первого.

Там ко мне прицепился местный сексот, склонял заняться контрабандой, мол, у них якобы есть дефицит по ниппелям для автокамер, в следующий раз привези, мол, горстку в кармане, они махонькие, таможня не заметит. Но и этот ушлый сексот так и не смог решить вопрос с первым.

Так вот, мой Д. говорит, мол, американцы очень любопытствуют нашей перестройкой, я мог бы взять тебя в Америку, чтоб я прочёл им лекцию на эту тему, но сможешь ли ты. И смотрел на меня испытующе, ожидая реакции, мол, да я, да не беспокойся, в лепёшку расшибусь.

Но я отказался. Ибо двенадцать лет я слушал и конспектировал лекции, это мне так обрыдло, что я написал пародию на лекции с такими крепкими выражениями, что ни одно издательство не решалось их опубликовать. Ни за какие деньги. Портал «Проза» настолько труслив, что одна буква «х» с тремя точками приводит их цензуру в ступор. Караул, это-мат! Наконец, издательство «Триумф» решилося. Спасибо. Облегчили душу, я хоть чуть отплатил лекторам за все мои унижения. Теперь, когда я слышу слово «лекции», моя рука снимает пистолет с предохранителя.

Шли годы, мой Д. всё реже звонил, потом попал в автоаварию, сотрясение мозга, всё равно звонил, но уже говорил сумбурно, заговаривался. А ведь ещё недавно поправлял меня, правильно говорить полячка, но никак не полька, или спрашивал моё мнение об антисионисте Д., что меня немного насторожило, уж не подсел ли он на еврейский вопрос. Вскоре мне сообщили, что Д. помер. Царствие небесное. И ныне и присно и во веки веков.

Теперь пора вернуться во времена нашей юности и поговорить о том, ради чего, собственно, и затеяно данное повествование. Речь пойдёт о неутомимых бабниках, ярким представителем которых как раз и был наш герой. Бабники были всегда, наравне с силачами, мыслителями и художниками, иногда одно другому не мешало.

Самым известным бабником древности был князь Владимир. Князь, по свидетельству летописца, «был ненасытен в блуде» и не терпел отказа, поэтому даже сильничал непокорную княжну Рогнеду, но был прощён и оправдан потомками за то, что первым вступил в партию единобожия и привлёк в неё много новых членов (прошу простить неточность, мол, первой-то была его бабушка, подмена сознательна).

Из современных бабников можно отметить Н. Губернатор Б. Н. обрюхатил столько девиц, что никак не удаётся сосчитать число наследников покойного. Но ему всё же далеко до губернатора города Глупова, о котором поведал нам М. Салтыков-Щедрин, тот «увеличил население города вдвое».

Даже в тяжёлые пуританские времена у нас не переводились бабники. Как-то Вождю донесли, что один крупный военный чин не пропустил ни одной юбки в своём гарнизоне.

— Что будем делать, товарищ С.? — спросил доносчик.

— Что будем делать? Что будем делать… Завидовать будем. Вождь-то и сам не был монахом и по молодости пользовал 18-летнюю сибирячку в далёкой Курейке.

Про бабников написано немало романов и поэм. Н. Некрасов в своей великой поэме «Кому на Руси…» мимоходом упоминает о бабнике, который прикинулся учителем пения и подрядился обучить вокалу незамужних селянок в одном крупном поселении. Конечно, он провёл кастинг и набрал труппу из подходящих кандидаток.

Всю зиму девки красные с ним в риге запиралися.

Оттуда пенье слышалось, а чаще визг и смех.

Но чем же всё закончилось?

Он петь-то их не выучил, а перепортил всех.

Этот бабник отличался тем, что ему даже лютый мороз не был помехой.

Но, конечно, самым известным бабником был Евгений из одноимённого романа в стихах нашего первого поэта. Евгений отличался тем, что избирал для осады только труднодоступных кандидаток, замужних-незамужних, без разницы. Главным для него был не результат, а длительный подготовительный процесс, для чего у него была специальная научная методика:

Была наука страсти нежной,

Которую воспел Назон…

Специалисты не могут понять, почему он отверг красотку Ларину, которая сама шла в руки, сама вешалась на шею. Потому и отверг. В этих делах причин может быть много. Тут и банальное «не в моём вкусе» (грубиян скажет, «у меня на неё не встаёт»). Тут и пресыщение от побед в 23 года. Ещё его не устраивала легкодоступность, любил трудную и долгую осаду. Но главное — у него к этому времени сменились приоритеты:

Им овладело беспокойство,

Охота к перемене мест…

На фото: Бассейн «Москва». Ларина и Онегин: Женя пытается уговорить Танечку: не может оторвать глаз от её пятого номера.

— Нет, Женя, и ещё раз нет, это невозможно, даже и не мечтай, хотя я всё ещё хочу тебя, к чему лукавить, но замужем я уже, за генералом Грёминым, и только он по ночам меня ласкает, по грубому е»ёт…

Какие же вы, мужики, странные: когда была одетая, совершенно тебя не заинтересовала. Увидел меня в лифчике и в трусиках и пропал. Заметила, что мужчин особенно возбуждает белый цвет. Хочется снять белый лифчик, чтоб титьки вывалились и их потискать, хочется стянуть белые трусики, раздвинуть ляжки и засадить и забыть всё на свете, только двигать Х. мне в П…,быстрее- быстрее и кончить в меня… знаю, нет большего счастья для мужчины… нет ничего слаще, чем е. ать желанную женщину и долго чувствовать свойм Х. её такую нежную такую горячую и такую тугую П. Кончить, передохнуть и снова вставлять свой Х мне в П. и так много раз, пока есть силы…

Но нам с тобой теперь нельзя, а тогда в саду было можно, я была готова на всё… Ах, если б тогда в саду я была одета как сейчас, никуда бы ты, Женя, не делся, забыл бы все слова, уставился бы на груди, на ляжки и молча начал стягивать с меня трусики… и только потом начал каяться и оправдываться…

А ведь я тогда была целочка — лакомый кусочек для любого мужчины и то ты не захотел, чем и обидел. Теперь я баба, и ты захотел, а ведь меня муж два года е. ал, в медовый месяц и ночью и днём. Потом доводился и случайный интим — такова бабья доля: то приходится дать родственнику: то деверю, то шурину, то кузену, то свояку, а то и лейтенанту. А тебе — не хочется, обида не прошла… хотя…

— Сознайся, Женя, доводилось ломать целки столичным красоткам?

— Таня, тебе что, интересно о моих подвигах в интимном деле? Да, приходилось переспать с невинными барышнями, но гораздо чаще — со вдовами и замужнями дамами. И всегда по-разному. Со вдовой только ляжем и сразу без слов… А замужнюю приходилось полночи уговаривать, хоть и лежали оба голые под одеялом. Она: ой, мне так стыдно, я смущаюсь и стесняюсь, да и огласки боюсь. Ну а целку и всю ночь уговариваешь, только утром бывало снимет трусы и раздвинет ляжки…

Становились ли они любовницами? Ну вдовы все, если не любовницы, то две- три встречи ещё были. Замужние — половина твёрдо говорили нет, на предложение встретиться ещё. А с целками повторно не втречался ни разу: дефлоратор сделал своё дело и гуляй смело…

— Не смотри так, пятого номера не видел, в краску вогнал… Очень хочешь поиметь меня вместо мужа? Когда-нибудь? Когда-нибудь — нет, а вот если только… Прямо сейчас… В бассейне… Тогда может быть и дам… Ой, что ты со мной делаешь… снимаешь белые трусишки и как ты сумел, чувствую твой Х. У себя в П.,там ещё ничей Х. не бывал, кроме мужа, е. ёшь прямо в воде… как же это мило, как прекрасно, как приятно, улетаю я на облака… ты уже кончил, давай ещё, теперь уж е. сколько сможешь и хочешь А говорил, что любишь меня только как сестру… а е. ёшь как дворовую девку на конюшне…

***

Вот также страстно меня е. ал лейтенант, принёс пакет для мужа, а дома только я в домашнем халате, титьки и ляжки видны, а он такой молоденький и стройный и мне вдруг так захотелось, чтоб он меня пое. ал, ну утро же, я полусонная, потян