рварство нации и эпохи, среди которого он прославился, без сомнения, придает много блеска его действительным достоинствам, но размеры всякого предмета увеличиваются в наших глазах от сравнения с ничтожеством того, что их окружает, и развалинам Пальмиры придает немало величия окружающая их голая степь.
Если мы мысленно перенесемся через промежуток времени, отделяющий Августа от Карла, мы найдем резкую и поразительную противоположность между двумя Цезарями – между богемцем, скрывавшим свое бессилие под маской призрачного величия, и римлянином, скрывавшим свое могущество под личиной скромности
будет допущен следующий странный способ вознаграждения за обиды: виновный уступит соразмерную долю своих добрых дел в пользу того, кого он обидел; если же у него не окажется такой нравственной собственности, то к тяжести его грехов будет присоединена соразмерная часть прегрешений обиженного.
Младший брат Иоанна, сын Исаака и внук Алексея Комнина, Андроник был по своему характеру одной из самых выдающихся личностей того времени, а его невымышленные похождения могли бы служить сюжетом для очень оригинального романа
Церковное святилище мало-помалу наполнилось толпой людей, привлеченных или любопытством, или состраданием и видевших в гибели Ангела предзнаменование своей собственной гибели. Но их соболезнования скоро перешли в проклятия, а их проклятия в угрозы, и они осмелились задаться вопросом: «Чего мы боимся? Зачем мы повинуемся? Нас много, а он один; только наше терпение удерживает нас в рабстве». На рассвете в городе вспыхнуло общее восстание;
Византийская империя пользовалась самым прочным спокойствием и благоденствием при переходе императорской власти по наследству; пять династий – Ираклиева, Исаврийская, Аморийская, Василиева и Комнинская – занимали престол первая при пяти поколениях, вторая при четырех, третья при трех, четвертая при шести, пятая при четырех; некоторые из этих монархов считали годы своего царствования начиная с годов своего детства, а Константин VII и его двое внуков занимают целое столетие
Если бы существовали люди с такими же способностями, как обыкновенные смертные, но с более продолжительной земной жизнью, они смотрели бы с улыбкой сострадания и презрения на преступления и безрассудства честолюбцев, которые так страстно стремятся к непрочному и скоротечному владычеству. Этим-то путем, вынесенная из изучения истории опытность облагораживает и расширяет наш умственный кругозор.
Каждый локриец, предлагавший введение нового закона, являлся в народное собрание с веревкой, обвернутой вокруг его шеи, и если новый закон был отвергнут, веревку немедленно затягивали на шее нововводителя.
Суеверия греков действительно могли бы вызвать улыбку на устах философа, но его улыбка была бы рассудительна и сдержанна и он осудил бы невежественное безрассудство юноши, оскорблявшего предметы публичного поклонения.
Если мы мысленно перенесемся через промежуток времени, отделяющий Августа от Карла, мы найдем резкую и поразительную противоположность между двумя Цезарями – между богемцем, скрывавшим свое бессилие под маской призрачного величия, и римлянином, скрывавшим свое могущество под личиной скромности.
