автордың кітабын онлайн тегін оқу Хроника пикирующего бомбардировщика
Владимир Кунин
Хроника пикирующего бомбардировщика
В повести «Хроника пикирующего бомбардировщика» Владимир Кунин раскрывает тему войны. Экипаж бомбардировщика Пе-2 — молодые, талантливые ребята. Выполняя боевое задание, они находят секретный немецкий аэродром и ценой собственной жизни уничтожают три десятка вражеских истребителей. В 1967 году повесть была экранизирована — на студии «Ленфильм» сняли одноименный фильм, получивший позже большую известность и признание зрителей.
© Текст. В. В. Кунин, наследники, 2019
© Агентство ФТМ, Лтд., 2019
Да, сделали все, что могли мы,
Кто мог, сколько мог и как мог.
И были мы солнцем палимы,
И шли мы по сотням дорог.
Да, каждый был ранен, контужен,
А каждый четвертый — убит,
И лично Отечеству нужен,
И лично не будет забыт.
Пролог
Моросит мелкий дождь. Он прижимает к земле редкую степную траву и собирается в рябые лужицы…
Рядом с молодым леском на небольшом полевом аэродроме группами по три-четыре самолета стоят бомбардировщики Пе-2. Вдалеке виднеются оставшиеся от мирного времени колхозные бараки и наспех вырытые землянки.
Несмотря на плохую погоду, машины облеплены техниками, механиками и мотористами. Они копаются в моторах, чистят, латают, приводят в порядок боевые машины под аккомпанемент самых обычных звуков удивительно мирного ремонта. Нервно визжат ручные дрели, хрипят напильники, лязгают гаечные ключи. Где-то пробуют завести двигатель. Он то взрывается большими оборотами, то выстреливает выхлопными патрубками, то зачихает и вовсе заглохнет. И опять все сначала…
Чей-то спокойный голос говорит:
— Четвертый день идет дождь…
— Полетов нет, и слава богу… Каникулы, — говорит другой голос.
— Правда, раз в сутки кто-нибудь вылетает на разведку, но это всего лишь один экипаж, а весь полк сидит и развлекает себя как может, — говорит голос третьего.
А вот и бомбардировщик с хвостовым номером 115.
У самолета возле шасси, нагнувшись, стоит человек в комбинезоне. Неподалеку от него на стремянке работает молоденький моторист.
— Наша машинка… — говорит первый голос.
— Пикирующий бомбардировщик Пе-2, — говорит второй.
— «Пешка», — говорит третий.
Тот, что у шасси, выпрямляется. Это пожилой человек с озабоченной физиономией.
— А это наш отец и благодетель — младший техник-лейтенант Кузмичов…
— А проще — Кузмич…
Кузмичов поворачивается к маленькому худенькому мотористу и что-то говорит ему. Судя по выражению лица Кузмича и виду маленького моториста, Кузмич ничего приятного тому не сказал. Маленький даже не пытается оправдываться.
— Добрейшей души человек Кузмич! — говорит первый.
— А его подопечный Осадчий — самый бестолковый моторист ВВС…
Кабина бомбардировщика. Приборная доска, кресло летчика с бронеспинкой, рога штурвала…
— Здесь сижу я — старший лейтенант Сергей Архипцев, — говорит первый голос.
В тесной кабине еще рация, пулемет и свободно движущееся глубокое сиденье.
— А здесь я — лейтенант Вениамин Гуревич, — говорит второй.
А вот наглухо отгороженная от пилотов кабина стрелка-радиста. Эта кабина не для долгих разговоров и медлительных раздумий. Здесь все очень строго, если не считать фотографии миловидной девушки на передатчике и небольшой репродукции картины Дега «Голубые танцовщицы», которая заботливо засунута за металлическую табличку-инструкцию аварийного выпуска шасси.
— Я стрелок-радист, старшина Евгений Соболевский, — говорит третий голос. — Здесь у меня радиостанция. И Лена. Это инструкция, которой никогда не придется пользоваться, а это просто Дега… Ну и, конечно, пулеметы. В общем, довольно уютно…
И опять мокрые «пешки», мотористы, механики и оружейники…
Человек шесть мотористов закончили работу и, перекинув сумки с инструментами через плечо, идут через все поле к баракам.
— А вон там, за санчастью, расположена вторая эскадрилья…
— Наш дом…
— Построенный в стиле баракко…
На фоне далекого приземистого строения медленно проползает «студебекер»…
День первый
«Студебекер» тащил большую платформу. На платформе возвышалась гора бомб в ящиках из деревянных реек.
Моросил дождь. Черные бомбы блестели сквозь белые рейки. Наверху, на бомбах, сидела команда оружейников. Пятеро парней накрылись куском брезента, хоронясь от дождя.
«Студебекер» с бомбами прополз мимо барака второй эскадрильи.
«Луч луны упал на ваш портрет…» — донеслись из барака звуки патефона.
Два молоденьких летчика расположились в углу барака возле патефона. «Луч луны упал на ваш портрет…» — грустно пел Утесов. Эта фраза повторялась много раз: один из летчиков все время ставил пластинку сначала, а второй записывал текст.
— Значит, так, — сказал в паузе тот, который пишет, — «Луч луны попал на ваш портрет, милый друг…»
— Не «попал», а «упал»!
— Ага! «Упал», значит, — пробормотал летчик.
И Утесов начал все сначала…
Посередине барака между рядами коек стоял стол, окруженный гурьбой летчиков.
Из-за стола вылез смущенный лейтенант.
— Это какой, Веня? — спросил сидящий за столом коренастый широкоплечий старший лейтенант с простоватой и умной физиономией. Это был Сергей Архипцев.
— Шестой, командир! — крикнул Гуревич, который в одних носках сидел на койке и играл на скрипке «Чижика».
— Следующий! — сказал Архипцев и ухмыльнулся.
Против него уселся здоровенный штурман Пастухов. Он осторожно взял в руку перышко.
Архипцев тоже взял перышко и со словами: «Держись, бугай!» — щелкнул им.
Перышко Пастухова оказалось накрытым.
— Седьмой! — крикнул Гуревич.
— Следующий, — спокойненько пригласил Архипцев.
Вокруг хохотали болельщики.
У окна в зимнем меховом комбинезоне и в шлеме, со страшно напряженной и вымокшей физиономией сидел Митька Червоненко. Он позировал расположившемуся в пяти шагах от него Женьке Соболевскому, который поставил себе на колени кусок фанеры с прикрепленным листом ватмана и быстро и уверенно рисовал Митьку.
— Я устал, Женька… — сказал Митька, не меняя все же выражения лица.
— Сиди, не крутись, — ответил Соболевский и запел: — «Луч луны попал на ваш портрет…»
— Жарко ведь, Женечка… — заныл Митька.
— Сиди, не скули… «Милый друг давно забытых лет…» — мурлыкал Соболевский.
— Так я ничего и не говорю, — жалобно отозвался Митька. — Я же только говорю — жарко очень…
— Нечего было комбинезон зимний напяливать, пижон! Сиди, Митька, не ной. Сейчас закончу. Замри на пять минут.
Митька замер.
— Молодец, — похвалил Женька. Он внимательно всмотрелся в Митьку и, усмехнувшись, подпел Утесову: — «И на миг как будто ожил он…»
— «И на миг смешались явь и сон…» — продолжил Утесов.
…В одном из залов Русского музея Женька рисует скульптуру Антокольского. Рука его движется быстро и уверенно. Изредка он откидывается назад, прищурив глаз, смотрит на Мефистофеля, затем на рисунок, подмигивает Мефистофелю и опять рисует.
Подходит экскурсия. Люди становятся полукругом у скульптуры.
Женька и Мефистофель оказываются в центре внимания. Сюда же в полукруг входит девушка-экскурсовод.
Она не глядя берется рукой за спинку Женькиного стула и устало говорит экску
