Оглавление

1. Реверсия
2. ДИЛОГИЯ «Хроники скрытых преступлений». КНИГА ii
3. ПРОЛОГ
4. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
   1. I
   2. II
   3. III
   4. IV
   5. V
   6. VI
   7. VII
5. ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   1. I
   2. II
   3. III
   4. IV
   5. V
   6. VI
   7. VII
   8. VIII
   9. IX
   10. X
6. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
   1. I
   2. II
   3. III
   4. IV
   5. V
   6. VI
   7. VII

Роман «Реверсия»* — вторая книга дилогии «Хроники скрытых преступлений». События происходят в конце 90-х годов прошлого века — в условиях политического кризиса, обнищания и морального разложения общества. Криминал прочно закрепляется в государственных структурах, торговля и спекуляция становятся сферой деятельности большей части населения. Нет ясных и четких перспектив развития страны, развеялись иллюзии о всеобщем процветании, отчаяние и безысходность обретают устойчивый характер. В самонадеянном стремлении к справедливости главные герои сами прошли криминальный путь, но не достигли душевной гармонии. В наивной конфронтации с коррумпированной властью пришло понимание собственного бессилия и невосполнимости моральных потерь. Делаются попытки дистанцироваться от пошлой действительности, однако реальность вламывается в личную жизнь, разрушает интеллектуальные построения, лишает надежды на счастливые перемены.

Реверсия* (от лат. Reversio — возвращение, возврат) —

то же что атавизм. Переход мутированного гена

в исходный, дикий, тип (обратная, или возвратная,

мутация). В данном случае применяется как аллегория.

ДИЛОГИЯ «Хроники скрытых преступлений». КНИГА ii

Ненависть возбуждает раздоры,

Но любовь покрывает все грехи.

Библия. Книга притчей Соломоновых.

…и нельзя сказать: «это хуже того»,

ибо все в свое время признано

будет хорошим.

Библия. Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова.

ПРОЛОГ

27 июня. Полдень.

Развалины догорающего дома представляют собой мрачную картину чьей-то трагедии или даже перечеркнутой жизни. Именно дом, в обывательском понимании, олицетворяет нечто незыблемое в быстро меняющемся мире, утверждает личность — ее значимость и защищенность. Но теперь, на фоне развеселого солнечного дня, жуткое зрелище.

Дверка служебного «Уазика» распахнулась, Алексин вышел на опаленную огнем травку. Следом за руководителем из машины появились остальные члены следственной группы. После усыпляющей качки на асфальтовой дороге Федор прикрывает ладонью зевающий рот, другой рукой придерживает сползающую с плеча сумку с фотоаппаратурой. Алексей отвернулся в сторону леса — протирает заспанные глаза, зато Жульба, казалось, воплотила в себе общечеловеческую радость по встрече с природой — неутомимо крутится на поводке у кинолога.

Ах, лето, лето… При чем здесь развалины кирпичного дома, смрад тлеющей утвари. Мало ли кто мог разжечь костер под окнами чужаков, появившихся неизвестно откуда, да и озорных ребятишек не счесть. Вот и деревенские люди пришли убедиться в закономерном результате обособленного проживания. Возможно, кто-то что-нибудь и знает. Это потом.

К месту пожарища ведет грунтовая проселочная дорога. Глубокие выбоины с мутной водой, грязные утки. На окраине поселка, самом возвышенном месте, полуразрушенная церковь с красивой колокольней, за святилищем дорога поворачивает в сторону озера. Перед тем, как исчезнуть в лесном массиве, имеет две тупиковые ветви, заканчивающиеся каменными постройками. В одном случае вполне привлекательный особняк с просторными окнами, высокой крышей и многочисленными ендовами, в другом — груда догорающих развалин.

Степан Михайлович высоко оценивает в себе умение быстро ориентироваться в любой обстановке. Для следователя из областного УВД также немаловажно находить общий язык с людьми разного социального уровня. Есть у него уникальная способность подстраиваться под мышление субъектов с психическими и умственными аномалиями. При его суровой профессии со всеми ее особенностями природа явно пошутила, воссоздав мальчишеский образ неподкупного служителя Фемиды. Неподкупный служитель? Коварный вопрос, преследующий на всех стадиях любого расследования.

Наученный десятилетней практикой, он безоблачно, внешне равнодушно, разглядывал толпу из местных ребятишек, мысленно подбирал необходимые слова, чтобы выявить ценных свидетелей. Так и хотелось сказать: аборигенов. Экзотическое слово как нельзя лучше соответствует частичке первозданной природы, чудом сохраненной от губительной урбанизации.

— Здорово здесь у вас! — громогласно воскликнул Алексин и тут же поперхнулся.

В ответ раздались смешки и отдельные иронические возгласы. Среднего роста, стройного телосложения, с мечтательным взглядом на худощавом лице он не создавал впечатления поднаторевшего в криминальных делах опытного сыщика. Если бы не посеребренные виски, никто бы не дал ему имеющихся сорока лет. И ребятишки, воспитанные на пиратских и шпионских играх, почуяли в нем своего парня, решили подыграть.

— А правда, что в трубу черт вылетел, дом-то и развалился?

— У вас надо спросить. Живете под боком у церкви, а такую оказию проглядели.

— Как же! Никто и не проглядел…

Из отдельных фраз и восклицаний воссоздавался облик кирпичного сооружения-призмы, иногда приукрашенного, но в большей степени с налетом мистики. Без каких-либо выдающихся качеств, здание вызывало недоумение у местных жителей причудливыми надстройками. Такое впечатление производит механизм непонятного устройства. В данном случае пришлось столкнуться с жилищем.

В ритмично расставленных щелевидных окнах мелькали человеческие тени, иногда над крышей, прикрытой высоким парапетом, возникало зарево света. Фантасмагория? Действительно, не хватает рогатого черта, вылетающего из чрева необычного дома. Хитроумные планы мальчишек проникнуть в тайны внутреннего устройства не увенчались успехом. Окна недоступны, двери на запорах. Сначала дом прозвали Печкой, позже уточнили словом Чертовка.

Основными обитателями Чертовки были мужчина и женщина. Пока велось строительство, на них не обращали внимания. Все строят кому не лень. И вдруг обнаружили необычную привлекательность молодой женщины. Разом задались вопросом, чем пленил невзрачный задумчивый человечек столь впечатляющую красавицу. Несуразной постройкой, над которой корпел полтора года? Один в дождь и снег. Иногда строительная площадка оживлялась гудением механизмов. И снова один под знойным солнцем и леденящим зимним ветром. А красавица? Ее ангельская душа порхала где-то рядом, вдохновляла песенкой о теплом гнездышке и возможных ангелятах. Он чем-то похож на артиста Шакурова, она — вылитая Ирина Скобцева в молодости, если смотреть по фильму Бондарчука «Война и мир», разве что глаза зеленые.

— Ну-ну! — заинтриговано подначивал следователь. — Кого еще видели?

— Приезжали тут разные… на машинах. И сейчас следы остались. Много их появлялось.

— Вот как! В лицо видели?

— Не-е, темно было.

Итак, при всеобщей любознательности никто ничего толком не разглядел. Факт почти невероятный. Перед глазами развалины удивительного дома. С людьми? Почему бы и нет.

— Вот что, Федор! Отложи фотоаппарат и съезди в администрацию, запроси бульдозер. Похоже, нам придется долго повозиться. Если сами не справимся, пригласим спецслужбы.

«Уазик» дружелюбно обдал выхлопными газами и помчался обратно — все по той же дороге, разбрызгивая лужи и разгоняя кур. Зароились комары. Ах, лето… Юные аборигены разбежались. Велика ли радость смотреть на потухший костер.

В отсутствие людей картина стала казаться и вовсе ужасающей. Алексину мерещились трупы. Он прислушивался к нарастающему шуму, как если бы воздушная волна приближалась по кронам деревьев. Угрожающе и неотвратимо. Душевная тревога? Ерунда! Ему-то все известно. А еще кому? Степан Михайлович усмехнулся от осознания нелепости сложившихся обстоятельств. Два года находился под впечатлением трагической гибели Вадеева и Зуевой — странной парочки, поразившей его своими характерами. Дело двоих началось с туристической базы «Лазурная гладь», а закончилось ничем из-за его расхлябанности. Тем более следователя потрясло их неожиданное воскресение. Выходит, случаются чудеса, и Алексин пустился вдогонку за разгадкой. Он всегда попадал под влияние обаятельной парочки и всякий раз проявлял преступное попустительство. Именно о них упоминали все свидетели строительства дома. Наконец-то можно будет успокоиться — пожар начисто уничтожил следы их жизнедеятельности после автокатастрофы. Уже никто не обнаружит улик, указывающих на какие-нибудь взаимоотношения Вадеева, Зуевой и следователя Алексина.

Позже пришел бульдозер, двухкубовым ковшом разгреб бесформенные груды почерневших кирпичей и металлических конструкций. Разборка завалов преподнесла немало сюрпризов, но среди обнаруженных трупов не оказалось Вадеева и Зуевой. Их следы исчезли навсегда — обратились в пепел. Надо бы порадоваться удачному завершению Дела, но вместе с криминальной парочкой пропала любимая женщина Алексина — его невеста. Он обязательно найдет ее, и они вместе порадуются счастливому извороту судьбы. А теперь, на фоне черных развалин, ему вспоминается первая встреча с Людмилой Николаевной, ее свежее, почти не знающее парфюмерии, лицо, ярко светящиеся голубизной глаза, редкие веснушки, вздернутый маленький носик, пухлые, слегка подкрашенные, губы. Как хороши, как свежи были розы, — пропел ему внутренний голос, нежный и мелодичный.

Ему очень хочется думать, что роковая цепочка оборвалась, уже ничто не связывает его с криминальной парочкой. И было ли расследование? Забыть и успокоиться! Поздно? Его совесть — главный свидетель по Делу двоих, ему не будет покоя. Он бы мог как-нибудь с собой примириться, но исподволь нарастают сомнения в их гибели.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

I

Где я был раньше? — мысленно твердит Кот. — Конечно, надо проспать немало лет, но однажды проснуться, увидеть серый пейзаж за окном, наконец-то взглянуть на себя со стороны, осознать бездарность прожитой жизни. Коммунальная квартира. И по радио песня звучит в исполнении группы «Дюна». А что ему? Все чувства заглохли, чтобы когда-нибудь вновь возродиться при достижении духовной гармонии — мудрости, обретаемой после долгих размышлений. И может ли быть гармония — достигнутая мудрость.

Никто не разговаривает с Котом, не ищет с ним встречи. К нему присматриваются, принюхиваются, как к экзотическому животному. Когда оказывается на кухне одновременно с соседкой-гренадершей, почти физически ощущает движение ее ноздрей. Женщина внутренне сжимается, как бы отвергая его присутствие Вообще-то ее зовут Ларисой, но рост под метр восемьдесят и кукольное голубоглазое лицо без видимых следов пережитых трагедий сами напрашиваются на образное упрощение. Да, гренадерша, хотя есть другие отличительные признаки: жиденькие, крашеные в рыжий цвет, волосы, пышные формы и, странное дело, мягкая манера двигаться.

Тягостное молчание разрушает светловолосый мальчуган лет шести, крупный для своего возраста и физически хорошо развитый. Он пробегает по кухне и коридору.

— Я — солдат! Да здравствует армия! Ур-ра-а!

— Иди в комнату! — Пронзительным окриком Лариса останавливает скромное детское развлечение.

— Хороший сынишка… у вас, — изрек Кот. — Живой паренек, без комплексов.

Откровенный подхалимаж подействовал — разрядил обстановку. Она хмыкнула, перевернула на сковороде карасей, скользнула по его фигуре быстрым взглядом — примеряясь, что ли. Обронила:

— Уже надоел… никакого покоя. Вечером заберет бабушка. — Поторопилась в комнату, откуда донесся ее вопль: — Я тебе сказала!

Впечатление осталось незавершенным, но стоит ли останавливаться у придорожного куста, если вокруг поле цветов.

И за окном цветистая пора, уже заканчивается весна. С недавних пор его восприятие стало обостренным, точно скальпель касается души. Наверное, тоже подрагивают ноздри.

Кажется, обстановка в квартире прояснилась, можно поразмышлять над новыми ощущениями. Ни о чем конкретно, а в целом — осмыслить свое место в материальном мире. Прозвище Кот соответствует образу мышления, на самом деле кота нет — для окружающих он представлен вполне зримым человеком. Выгодное раздвоение с целью приспособления к современной цивилизации, не отягощенной нравственными принципами. Но есть еще несомненное преимущество. Стоит ему забыться, и мир насыщается звуками невидимой силы, способной уничтожить при необходимости или быть союзником. А кот — часть невидимого мира, существо астральное.

Он уединяется в своей комнате, ложится на диван, закрывает глаза, испытывает состояние блаженного покоя. Хватило полгода уединения и сонливой бездеятельности, чтобы притупились годы душевных и физических терзаний. Почти пять лет мучительных сомнений! Круглая дата, поэтому навязчивое желание выплеснуть давние события на бумагу — осмыслить их необходимость и значимость для последующей жизни. Отслоить их от себя и с ними расстаться? Давно погасли головни необычного дома, могилы заросли диким бурьяном, но солнце продолжает светить. Пора возрождаться в новом качестве. Но как!? Невозможно вытравить из памяти знакомых и случайных людей, повстречавшихся на его пути. Они закрепились где-то в подсознании, бестактно вплетаются в нить его размышлений, иногда сбивают мыслительный процесс. И он понимает, их присутствие проявится скоро или чуть позже, они вновь повстречаются на его пути — Зуева, Алексин… Может быть, в другом измерении, но это неважно — предчувствия его не обманывают.

Шаркающие шаги по коридору, торопливый стук в дверь. Достаточно, чтобы представить соседа по коммунальной квартире.

— Можно? — Не дожидаясь разрешения, в комнату бесцеремонно входит старичок.

— Входи! — Кот приподнимается с дивана.

Старик — сказано обобщенно. В действительности — маленькие водянистые глазки под низким изборожденным лбом, впалые щеки, жиденькая бородка, прокуренные усы, пара желтых зубов. И это при отменной, без сединки, густой темной шевелюре.

Кот с любопытством ждет объяснений внезапному вторжению. Он сразу сообразил, кто перед ним. Конечно, вредитель. Почему? Есть едва уловимые, неумело скрываемые, психологические особенности. С недавних пор перестали иметь значение человеческие имена. Прежде всего, внешние проявления — каким человек сам себя представляет. Например, сосед нередко пользуется чужим кухонным столом, намеренно или нет оставляя за собой пищевые отходы. В ванной он тоже не видит разницы между своими и чужими предметами личной гигиены. Хочет к себе внимания? В любом случае созданный образ субъективный и надуманный — чтобы жизнь выглядела красочнее и многообразнее. Можно выслушать и подыграть соседу.

— Ну вот, уже зиму прожил рядом, а на кухне не появляешься… А ничего устроился… вижу, у тебя здесь кухня и спальня, разве что шкафом разгорожены. Холодильник тут же. Сразу видно, практичный человек. Все есть, и — ничего лишнего. Маленькая комнатка, но есть балкон. А нам с Лариской плясать, что ли? Уж лучше балкон. Балкон-то — оно лучше. Я бы лучше вышел на балкон — покурить и подышать свежим воздухом. У тебя там что, велосипед?

— Да, единственный мой друг.

— Могу присесть?

— Конечно.

— Я бы хотел распить с тобой бутылочку, а то совсем один. Как сыч!

— Не возражаю.

— Тогда я принесу?

Речь неуклюжая, угловатая, как и тощая фигура. Повернулся на ножках-стручках и растаял в проеме двери. Воздух и тот не шелохнулся. Не имеет значения, как он удалился. Это мое мышление становится избирательным, отбрасывает поверхностные детали, оставляет духовную сущность. На самом деле старик уверенно открыл дверь и, выйдя, прикрыл за собой, — реалистически заключает Кот.

Сосед возвратился так же тихо. Пристойно уселся напротив — на корточки. На вопросительный взгляд пояснил:

— Привычка, еще с Армии… Давай по пять граммов… будем друзьями.

— Чем занимаешься?

— Всем! Давай еще… А ты?

— Пытаюсь обрести место в обществе, всю жизнь ищу.

— А я электрик. Меня все в городе знают. Что там — город, в области! Я все знаю! Мне говорили: тебя, Узколобов, за твои знания пора убивать. Шоколад коробками возили, только бы я пальцем пошевелил. Но ты можешь меня звать по-простецки — Павлом, вот.

По всей вероятности, сказывались пять граммов, которые часто повторялись и в результате складывались в литр водки. Но Кот помалкивал. Чуть заметно шевелил ушами-локаторами, улавливал отдельные эмоции рассказчика, которому совершенно нет никакого дела до самого Кота. И пришел он только заявить о своей значительности. И пусть! Необязательно вникать в бесконечный в своем однообразии монолог, на фоне монотонной речи голова освобождается от тягостных раздумий.

— При моих знаниях я бы мог стать большущим руководителем, да свобода дороже, вот. Интриги и прочее — это мое.

За дверью шорох — это Лариса производит разведку, не опасаясь разоблачения. Собутыльникам не до нее. Как легко у него складывается мнение о человеке! — восхищается Кот. — Достаточно ему распить со мной бутылку, и он уже обо мне все знает. Теперь я в одной связке с пьяницей Пашей.

— Что, у нас нет выпить!? — выкрикнул разговорчивый сосед. — У тебя ничего нет?

— На сегодня хватит.

— Ты прав! У нас еще все впереди. А ты не стесняйся, заходи, если какая нужда. Думаешь, просто так Лариска подслушивает? Она, как только ты вселился, сразу тебя заприметила. Странным показался, вот и бьет копытом. Но ты смотри! У нее приятели — бандиты. Я все знаю! Ты купи бутылку: мол, Павел, расскажи. Я как на духу…

— Она замужем была или так ребенка нагуляла? При ее комплекции нелегко найти ровню.

— Мерзликина? Как же, был Олег. Не устраивал, наверно. Он так и этак, она ни в какую: мол, квартирой не можешь обеспечить. Он же простой работяга, с утра до ночи вкалывал, а она по сторонам вертопрахничала. Вот и пойми баб. Указала ему на выход: комната ее матери принадлежит, собственницей показала себя, значит.

Ему не нужна моя душа, — с грустью думает Кот, оставшись один. Несмотря на свое затворничество и сдержанность в разговорах, он всегда чувствовал движение мыслей старика и молодой соседки, понимал их направленность. И сдалась эта Мерзликина! В отличие от них он доволен своим теперешним положением, его сознание приходит к полному согласию с природой, ее покоряющей чистотой.

Наконец он понял, чего боялась Лариса — эта возрастная незрелость. Или умственная. Бестолочь!? Определение нашлось мгновенно, как если бы никто иначе к ней не обращался. Она слышала окружающий мир, но не понимала значения звуков, поэтому всего боялась. И Кота воспринимала с недоверием и ожиданием какой-нибудь чудовищной выходки. В ее представлении не может нормальный человек на длительное время изолироваться в маленькой комнатушке. Что-то сосед говорил про бандитов… ее друзей.

Кот взглянул за окно, увидел цепочку рваных облаков, быстро рассекающих небо — в точь стайка белых лебедей. К оконной раме прицепились два воробышка, с любопытством заглядывают в комнату. Пташки являются бессознательными существами, им нет дела до его размышлений, и все-таки есть связь несомненная.

— Очень романтично! — с улыбкой фиксирует он, ложится на диван и закрывает глаза.

Далекое и притягательное, пока не осмысленное, заполняет его сознание, вызывает ностальгические чувства, вытесняя мрачные события пятилетней давности. И как неотъемлемая часть приятных впечатлений присутствует образ Лены Гуровой — девушки юношеских грез. Он бы не смог конкретизировать черты ее лица или в точности описать фигуру. Понятие Красоты растворяется в огромности чувств. Она появляется без его приглашений и уходит, как облачко с порывом ветра за шиферные крыши пятиэтажек. И вновь все по-прежнему, и опять раздражает тиканье будильника.

По сути, ничего исключительного не происходит, человечество развивается по своим внутренним законам. Не так-то просто шагнуть из одного мира в другой, как и соединиться с иным биологическим существом. В подсознании сохраняются сильные ощущения, отрицательные эмоции — заразные микробы из прошлой жизни, с которыми не в силах справиться длительный карантин.

В его поведении просматриваются отвлеченные библейские мотивы, не связанные с реальностью. Да, он дышит, ходит по земле, размышляет, но смотрит на себя как бы со стороны. Может, физическая смерть уже наступила, и только неприкаянная душа пронизывает Вселенную, минуя пространство и время? Абсурд! Это он, вопреки здравому смыслу, полюбил Зуеву, пытался совместно с ней выстроить новую светлую жизнь. Она, в свою очередь, старалась удержать его в подпорченной действительности, в которой проявление духовности остается уделом дряхлых старичков и относится к устаревшим понятиям. Некуда возвращаться. Дом сгорел, под развалинами угасли надежды на лучшие перемены. Вадеев сам наблюдал из леса за раскопками Алексина — уже ничто материальное не связывает с прошлой жизнью. И он хочет стать другим — сохранить духовную сущность при необходимости компромисса с расчетливой действительностью. Компромисс? Зыбкая почва, не способная объединить его и Зуеву.

Присутствует та реальность, в которой его линия поведения интригует окружающих людей. Если он не является хищником, то в перспективе станет потенциальной жертвой. Пока он объект для изучения. До смешного горькая истина, когда недооценивают человека. Но Кот наблюдает, сохраняет выдержку, при необходимости может проявить молниеносную реакцию — ударить сокрушающе точно и болезненно.

Приятно начавшаяся ночь не приносит утешения. Кот несколько раз просыпался. Причина всему скандальные разборки на кухне. Бестолочь с новым своим приятелем не могла договориться о взаимном доверии. Сосед Паша так и сказал: Видел волчьи уши и звериные повадки? Будь осторожней! Служил в Афгане, вот. Волк он и есть волк. Пришли в первом часу ночи, мирно беседовали, постепенно голоса набирали силу, приобретали угрожающие интонации, сменились звонкими пощечинами, всхлипами. Уже не удастся вернуть милый образ Лены Гуровой.

Под утро своеобразная дискуссия закончилась. Возникла условная тишина, всегда ожидаемая и плодотворная. Ничто не отвлекает от раздумий, самое время садиться за письменный стол. Небесные светила пронизывают редкие кучевые облака, безмолвно заглядывают в не зашторенное окно. Кот уверен в объективности духовной информации, поступающей из окружающего мира, прислушивается к тишине. Его сознание вливается в общий поток мирового разума. Нет одиночества, волнует огромность ощущений, и он торопится отразить свое состояние на бумаге в коротких и емких фразах.

С восходом солнца воздух сотрясется от вздохов пробуждения, выйдут на охоту вредители, волки, бестолочи. Все продолжат строить мир по своему подобию и уничтожать котов. Природный атавизм — живодерство и война за лидерство. Теперь благотворное затишье, когда ничто дурное не омрачает сознания.

Отсутствие шумовых эффектов не означает остановку жизненных процессов. Пространство насыщено движениями мыслей и страстей, совершаются поступки, невидимые для стороннего наблюдателя. И квартира продолжает дышать присутствием, объединенных по стечению обстоятельств, очень разнохарактерных людей.

Мерзликина не надолго забылась после ночных разборок, но стоило Волку на прощанье хлопнуть дверью, как она беспокойно заворочалась, натягивая на себя сползающее одеяло. Наконец и вовсе открыла глаза. С улицы через тюлевую занавеску пробивается тусклый бездушный свет, пробуждает бессознательный страх, хотя разумом она понимает свою защищенность. В сумеречной тишине отчетливо скрипнули половицы со стороны кухни. Уверенная мягкая поступь может принадлежать исключительно Коту.

С недавних пор беспокойство поселилось в душе молодой женщины. Вроде бы наплевать на личную жизнь Кота, но положительные эмоции в соседней комнате диссонансом врываются в ее неустроенный быт, вызывают массу рефлекторных позывов. Какой-то Вадеев появился около полугода назад — неизвестно откуда, редко выходил из комнаты, отмалчивался на вопросительные взгляды и ничем не интересовался. Избегал показываться даже на кухне, и вдруг резкие перемены: общительность, конфеты и другие презенты, выпивки с Узколобовым… Странность порождает интерес и множество вопросов. Не получая ответов, она сама придумывает его таким, каким он ее устраивает. Хм, вообразил из себя кота — сам предложил так называть. Следует ожидать еще чего-нибудь похуже. Зараза! Из-за него Витьку стала называть Волком, а тому нравится. Она давно обратила внимание — ее опасения исчезают с получением сексуального удовлетворения, и теперь она представляет себя в постели с крепким мужским телом, разомлевшая от бесчисленных ласк. Для полноты счастья не хватает всего-то чуть-чуть, и она инстинктивно занимается массированием клитора, достигает успеха и потом лежит расслабленная и самоуспокоенная. В сущности, в своих фантазиях она воспроизводит сексуальные отношения с таким Котом, каким ей хотелось его видеть, и в некоторой степени вжилась в роль его партнерши. Может, Волк надоел донельзя, его скотство никак не соответствует ее духовным устремлениям, а избыток свободного времени позволяет сравнивать, анализировать, придумывать свои варианты отношений.

И теперь ее воображение разыгрывается настолько, что невозможно сдерживать нарастающую страсть. А куда ее выплеснуть? Она нервно спрыгивает с постели и, как есть в одной нижней рубашке, спешит на кухню. Вынимает из холодильника банку пива, пригубляется, но тут же отставляет на подоконник. Ее слух улавливает мученические стоны из комнаты Павла Семеновича, и она отправляется на звуки, толкает дверь, а там…

Коммунистическая идея предполагает коллективизм, и коммунальная квартира — вроде ступеньки к идеальному сообществу. И все-таки понимание великой идеи у каждого субъекта происходит индивидуально. Если Вадеев фиксирует на бумаге философские размышления, а Мерзликина терзается желанием обрести над ним власть или, в простейшем случае, с ним совокупиться, то Узколобов мечтает о спасительном сне.

Казалось бы, чего проще? Но не тут-то было. Он разметался поверх разобранной постели и боится закрыть глаза, потому что в темных углах комнаты скрываются уродливые гримасы зла. Все дожидаются, когда он потеряет бдительность, чтобы проникнуть в его больные мозги, окончательно разрушить психику. Только слипаются веки, он тут же проваливается в пучину необъяснимого ужаса. Поэтому лежит с открытыми глазами. Настигают воспоминания — самые неприятные. Кажется, все пропиталось сифоном.

Да, он снял женщину — в трамвае… Что-то долго они шли в темноте. Дождь накрапывал. Потом карьер в парке, вода, гниющие водоросли. Там и состоялась желаемая близость… В качестве гигиены воспользовались той же водой, а дальше… он заболел. Нет, не тот случай. Это они с приятелем клеили двух женщин. Выпивали у того на квартире, поделили добычу, но Павлу Семеновичу не повезло: подружка отвергала все его сексуальные домогательства. Не могу, мол, Паша. Будто предупреждала. Зря старалась. Может, и не тогда заразился, а после небритого бомжа, с которым общался всю ночь.

Довольно! Воспоминания сродни одной и той же жвачке, набившей оскомину и вызывающей тошноту сивушным ароматом. Легчает при выпивке, но в часы мучительного похмелья вновь появляются немые уродцы с колючими взглядами. Они всегда рядом, ждут малейшей оплошности. И этот сосед что-то из себя воображает. Думает, если есть на выпивку, то все позволено. Еще узнает, кто такой Узколобов, вот.

Резкая боль в желудке, и он съеживается даже не от этих знакомых ощущений, а боязни, что может в любую минуту умереть. Господи, за что такое наказание! — скулит несчастный пьяница, смачивая слюной подушку. Привычное состояние, когда не воспринимаются запахи мочи, испорченных консервов и рассыпанных на полу окурков. Уж тем более он не ищет объяснений внезапному появлению полуголой соседки и такому же быстрому ее исчезновению.

А Мерзликина наоборот успокаивается. Она уже открывает следующую банку пива, прислушивается к новым звукам из комнаты Кота, строит умозрительные сооружения. Потом ложится на кровать, приспускает трусики и занимается приятными фантазиями. Перед ее мысленным взором проходят сцены далеко не целомудренного свойства. И становится совсем хорошо.

Просиживая длительное время за письменным столом, осмысливая свой криминальный опыт, Вадеев мало замечал, как за окном меняется пейзаж. В однообразных ритмах бытия дни тоже не задерживаются в памяти — теряются, словно высоковольтные опоры за окном скорого поезда. В его воображаемом мире не поезд движется, а он сам мчится мимо вечности в виде леса с раскидистой хвоей и завораживающим шелестом молодых берез. Птицы вторят зеленому шуму, реки плавно несут свои воды, в которых плещутся солнечные зайчики. И подступил август? В мечтаниях и спокойных размышлениях прошли месяцы. Уже ничего не хочется, и он освобождается от каких-нибудь обязательств. Если и был кровавый кошмар, то где-то в чужом сне — его не касается.

Иногда задумывался. Так ли уж правильно мчаться без остановки, питаться иллюзиями о настоящей красоте, идеальных человеческих отношениях. Как бы не упустить в быстро текущей действительности необратимые ценности. И все-таки, как и сны, мечты являются частью жизни, отражают возможные пути развития отношений с обществом. Вадееву безразлично чужое мышление, но не обществу, которое может даже вернуть из клинической смерти, только бы не упустить своей жертвы. Уже зависимость?

Скорее, общество — система отношений со своими раз и надолго установленными нормами и правилами. До очередной революции. А природе начихать на систему — у нее свои законы. Не может кучка олигархов, одуревшая от безнаказанного мошенничества, диктовать, с какой стороны подниматься солнцу. Жизнь — это не бег на короткие дистанции, а серьезная философия.

Надо же, додумался! Истинное счастье — найти свое место в общем мироздании, а значит — обрести бессмертие. Пора с чего-то начинать, чтобы жизнь не прошла мимо. Пусть он будет респондентом для себя. Полезная игра, не лишенная экстравагантности.

— Хотели бы вы стать руководителем страны?

— Нет!

— Почему?

— У меня есть совесть, которой не хочу лишаться.

— По-вашему, Лидером становится только бессовестный человек?

— Совесть — категория нравственная, а для Лидера конкретный результат имеет большее значение, остальное, да и совесть тоже, — всего лишь средство для достижения цели. Иногда может иметь место.

— Вы любите жизнь?

— Да, в той ее плоскости, в какой она соответствует человечности.

— Позвольте! А ваши преступные деяния?

— Естественная реакция нормального человека. Если вы стреляете в меня, то не можете избежать отдачи, то есть — естественного наказания.

— Только государство вправе решать, кого и как наказывать.

— Государство присвоило себе такое право вопреки здравому смыслу, чтобы решать политические задачи. Справедливость и политика несовместимые понятия.

— Как вы относитесь к человеку вообще?

— Всякий человек достоин сочувствия. Даже Лидер, потому что отсутствие нравственных критериев — утрата вынужденная и невосполнимая.

— А материальное благополучие, слава…

— Все бутафория и к существу вопроса не относится. В идеале не может быть корысти, а высочайшая должность воспринимается как добровольное жертвоприношение во благо страны и ее народа — по аналогии с Иисусом. Только так можно объяснить всенародную любовь к руководителю страны. В ином случае мы имеем дело с обыкновенным проходимцем, что и происходит.

— Убедительно! Но не переведутся талантливые негодяи, нарушающие нравственные законы из эгоистических соображений, для которых власть становится смыслом жизни.

— Что ж, представители темных сил были всегда. Надо помнить: при свете мрак рассеивается. Вот и будем нести свет, а возможность наступления тьмы пусть нас стимулирует для активной деятельности, бесконечному движению к идеалу — счастью.

— Кем вы сами хотите стать?

— Просто человеком — божьим созданием.

— Что вкладываете в понятие человек?

— Человек не статичен, всегда в развитии, стремится к осуществлению десяти библейских заповедей, то есть самосовершенствуется. Работа для получения материальных благ — не главное, потому что Бог дает всего в избытке. Хотя кто-то данное Богом всему человечеству присвоил, единолично торгует его дарами, своим примером искажает природу человека, вызывая нездоровую конкуренцию и порождая преступность.

— У вас есть друзья?

— Нет.

— Почему?

— При существующем политическом устройстве общества большинство вынуждено искать выгоду, а точнее — жертву, что одно и то же. Я не могу быть ни тем, ни другим.

— Когда можно взять очередное интервью?

— После возвращения оттуда.

Матерь божья! — мысленно восклицает Вадеев. — Я способен развлекаться.

Внезапная смена квартиры на городской пейзаж не вызывает радости или разочарования. Вдруг очнулся и увидел серые дома, пожухлую траву у обочины тротуара, невеселых людей с озабоченными лицами. В предчувствии осени слезливо хмурится небо, а только что под окном истошно орали мартовские коты. С некоторых пор появилась способность реально воплощаться в воображаемых ситуациях, чувствовать органическую связь с природой и не замечать времени. Ладно бы двигался вперед, на самом деле он топчется на месте. Только что вселился в коммунальную квартиру, чтобы в образе кота изолироваться от окружающего мира. Произошло смещение в девять месяцев? Выходит, для отсчета времени ничего не сделано. Не сделано! Также, в рассеянной задумчивости, незаметно сгущаются сумерки.

Вечерние улицы ослепляют вспышками фар, оглушают редкими трамваями, настораживают поздними прохожими. Мысли разрушаются, и Кот переключается на созерцание окружающей действительности. Есть город — творение рук человеческих. Город вошел в природу непрошеным гостем как идеальный генератор всевозможных преступлений. Опять же хамство, извращенность. Это что, присущая жизнеустройству необходимость? Зачем погоня за славой, известностью, деньгами, маниакальная устремленность к власти. Человек слаб и ничтожен, чтобы тягаться со своим Создателем, но никак не может смириться со своей обреченностью. Великое множество людей добивалось единоличных прав на общечеловеческие блага, теперь лишь бродячие собаки забредают помочиться на забытые могилки.

Кот уже смеется, задрав голову к небесам, саркастически оскалив рот. Результат воинствующего самовозвеличивания выглядит до нелепости закономерным. Наверное, не напрасно смеялся. Случайности тоже имеют закономерность. Неизвестно откуда перед ним возникает маленькая худенькая женщина. Заношенное демисезонное пальтишко, светлые кудряшки вокруг бледного личика в свете неоновой рекламы. А возраст… чуть за тридцать.

— Молодой человек! — обратилась она к нему. — Молодой? Извините! Могу я попросить у вас сигарету?

— Конечно! — Он равнодушно протягивает дешевую «Приму», улавливает выжидательную паузу, зажигает спичку.

— Я не знаю, куда идти. — Она выпустила струйку дыма, предусмотрительно соблюдая дистанцию. — Убежала из дома… через окно. Только и успела прихватить пальто.

Она говорит спокойно, как если бы вся ее жизнь состояла из лазаний через окна и блужданий по ночным улицам. А вообще-то женщина без комплексов. Или увидела его отсутствующий взгляд, какого не стоит опасаться. Он и она живут сами по себе, оказались до смешного в похожей ситуации — они в отдельности не имеют дома-крепости, родного очага. А вместе?

— Зайдем куда-нибудь, могу предложить чашку кофе.

Женщина, кажется, прислушивается к тембру его голоса, ищет в словах потаенные мысли. Упоминание о коммуналке внесло взаимопонимание. Ее личико засветилось нежностью, подкрепленной выкатившейся луной. Она согласилась с любезным приглашением. Вслед за ним проскользнула в холостяцкую комнату, почти по-хозяйски расположилась на диване. После кофе совсем разгорячилась — рассказала о пьяном муже, упомянула о сестре.

— Очень простая женщина, тебе понравится. Мы выпьем чуть-чуть. И потом… я приношу счастье. Да ты не бойся, мужика она выгнала, дети далеко — у бабушки, квартира трехкомнатная, еще есть земельный участок в частном секторе — тут недалеко. А я приношу счастье. Света я.

Кот внимательно следит за изгибами бесцветных губ, видит выщербленные зубы. Но какое ему дело до заметной шепелявости, если в распахнутую форточку призывно подмигивают звезды, а в квартире и без них воздух насыщен необузданным смехом Бестолочи и счастливыми повизгиваниями Волка.

Он меланхолично сопровождал разговорчивую Свету, размышлял о своей странной раздвоенности — духовной отстраненности и стремления приблизиться к дыханию жизни. Размышлял и вдруг увидел двух сестер сразу, очень похожих внешней растрепанностью и душевной открытостью. Лида, Лидия, Лидочка… Сидит напротив за староскатерным столом в прогнившем дощатом сарае. Чем не жилье для заводской работницы? Безыскусная ветхая обстановка диктует соответствующие правила поведения, уместной выглядит бутылка водки.

— Чего молчите-то? — смеется она, пуская струйки сигаретного дыма. — Двух баб не можете оболтать.

— Эх, Лида, нам бы встретиться этак с десяток лет назад — с вдохновенно горящими глазами и неиссякаемыми двигательными способностями.

Женщину трудно обмануть, она как ребенок — все воспринимает интуитивно. Ее ясные глаза на худощавом личике пытаются заглянуть ему в душу, зацепиться там и, может быть, остаться — вечное стремление женщин обрести надежное убежище. Не назвать красавицей, зато приятно представлять ее маленькую подвижную фигурку на кухне крестьянского домика на фоне выбивающегося из печи дыма, всю в запахах борща и подгорающих котлет.

— Вам не хочется идти домой, вы совсем заброшенный, — уверенно заключает она, заметив понимающий взгляд Светы. — И не надо! Вон, тюфяк есть.

Его сознание опустилось до конкретной обстановки, оценило предложение. Хочет переспать? С ним, с его оболочкой. Она тоже в других обстоятельствах является иной, не доступной для примитивного мышления. Теперь же воспринимает себя со стороны в соответствии с прохудившимся сараем, открытым природным стихиям, не связанным с общественными условностями. Они оба разыгрывают спектакль — более реалистичный, чем припудренная действительность. Конечно, Лида понимает, что совокупление с ним — своеобразная мастурбация, банальное и необходимое решение сексуальных проблем. И нельзя отказать гостеприимной хозяйке.

— Тепло и уютно в твоем гнездышке, а я пойду к мужу. Он, должно быть, соскучился, — наигранно заскулила Света.

Трио рассыпалось также ненавязчиво, как и возникло. Не успела соседская собака тявкнуть в последний раз на уходящую Свету, а Лида уже утопала в мягкости послушного Кота, с зажигательной страстью проявляла активность. Жара и пот, сон и пробуждение. Ничего нового, в итоге — усталость и равнодушие.

— Насколько я понял, у вас есть квартира. А здесь что делаете? — спросил, только чтобы заполнить возникшую пустоту в общении.

— Фи, квартира! Здесь свежий воздух и зелень со своей грядки.

— Любопытно, — как бы для себя отметил Кот.

— Вы придете? — ее голос в спину.

— Конечно, — не задумываясь, ответил он, оставляя на столе клочок газеты с номером телефона.

Еще бы! Он исколесил на велосипеде всю область, а тут появился реальный шанс затаиться в богом забытом сарае, насладиться атмосферой простых человеческих отношений. И Лида поверила, с улыбкой стирает носовым платком помаду с его шеи. Нет глубоких чувств, обязательств — тоже, сохраняется комната в коммуналке. Может, равнодушие и есть основа душевного комфорта. Я не приду, потому что спокоен и бездеятелен, ничто не грозит моей свободе, — констатирует Кот. А как выглядит Лида… Ничего не закрепилось в памяти, только спокойствие и равнодушие. Или не видел, не хотел видеть. Проходил мимо, споткнулся и не оглянулся. Только бы избежать возможных осложнений.

Обычное занятие в литобъединении, человек двадцать начинающих литераторов-любителей да парочка состоявшихся писателей. После прочтения главы из книги намечается раздраженное оживление.

— Валера, твой язык не воспринимается на слух. И я не увидел художественности, — говорит Анатолий Яковлевич — руководитель литобъединения, невзрачный тихий еврей предпенсионного возраста.

— А что, ему не откажешь в литературной искушенности, — возражает Наталья Львовна — увядающая седовласая женщина с ястребиной внешностью.

— Литература!? — Руководитель яростно запускает растопыренные пальцы в темную посеребренную шевелюру, с недоумением добавляет: — Какая же это литература… сплошное насилие как самоцель.

— Я только подчеркиваю, что у Валерия очень литературный язык, но все герои книги говорят одинаково. И потом… мне не нравится западная тенденция. Эти горящие машины, отвратительные эротические сцены. Какой-то следователь-одиночка. — Она повернулась к Вадееву. — Вы, наверное, работали в милиции? Видите, нет. У нас такого, о чем вы пишите, быть не может. На российский детектив не похоже. Следователь потворствует преступникам, которые чинят самосуд, по-своему даже любит их.

После ее слов никто не остается равнодушным, все хотят высказаться. В итоге — ничего хорошего. По общему мнению, автор совершает нравственное преступление, позволяя убийцам уйти от наказания, в придачу одаривает их огромными деньгами. И вообще надо писать правдиво.

Вадеев с удивлением наблюдает чудо перевоплощения тихого благонравного общества. В момент проявились нетерпимость и неприязнь. Откуда что берется…

— Непонятно почему — «Ангел ушел», если в романе совсем нет ангела, — зло цедит обделенный вниманием красавец — поэт Володя.

— Потому и нет, что ушел, — слабо возражает Вадеев.

Чей-то короткий смешок развеял грозовую ситуацию, направил обсуждение в спокойное русло. И все же Вадееву не по себе. Представляется слон в музыкальной лавке — властный, самоуверенный, непогрешимый в бездумном разрушении.

— Это ничего, — улыбается Анатолий Яковлевич. — Раньше, в прошлые века, литераторы выясняли отношения на кулаках.

— Валерий, — пытается смягчить обстановку Наталья Львовна, — у вас главный Герой проявил исключительную изобретательность при строительстве дома, является талантливым архитектором, неординарной личностью. Вы сделали его банальным преступником, что совершенно противоестественно. С какой целью?

Она права, — с грустью отмечает Вадеев, — я сам не понимаю, каким образом раздвоился, как мог из увлеченного художника превратиться в преступника. И теперь события представляются нереальными, а взятыми из чужого сна. Но при всей своей противоречивости рукопись остается правдивым документом, потому что я не кривил душой, честно отражал только факты.

Анатолий Яковлевич, судя по коротким репликам, проявляет к дискуссии относительное внимание, в то же самое время его мысли витают далеко. И он, подперев кулаком разгоряченное лицо, невыразительное из-за бликов больших роговых очков, смотрит неизвестно куда. Завод, на чьем балансе всегда находилось литобъединение, отказывается от тягостной ноши, и теперь надо шевелиться — устраивать литературные праздники с продажей входных билетов. Тут и зарыта собака. Отдается предпочтение юмористам и поэтам, то есть тем, кто может блеснуть на эстраде. Есть о чем думать. И все-таки он сохраняет интерес к различным дарованиям, будь то романисты или мемуаристы.

— Книга должна быть доброй. Как сказано в стихах:

— Каково, а!?.. С литературой у нас не все благополучно — я имею в виду творчество Валеры. Пусть не обижается, а примет к сведению результаты дискуссии. Мы не можем писать в отрыве от жизни, поэтому есть у нас и другие задачи… Кстати, я говорю для новеньких… Екатерина Петровна с тонким художественным чутьем. Позвольте, я зачитаю ее последнее письмо. Сама не может прийти, но периодически печатает на машинке по листику в день. — Анатолий Яковлевич поправил очки, склонился над листом. — Мне кажется, люди во многом ошибаются, подчиняясь только приятным физическим ощущениям. Есть духовная услада, дарованная богом, пристойная во всем, позволяющая не обделять своих братьев и сестер. И как пошло строить свое благополучие на ущемлении прав других людей, лишенных самого необходимого…

— Ну, ей трудно понять, ведь она одинока в своей немощности, замкнулась в себе, ушла в духовную сферу, — попыталась развить затронутую тему Наталья Львовна, окидывая всех пронзительным взглядом. — Так уж устроены люди, стремятся к материальным ценностям и в конкуренции кого-то подавляют.

— Я предлагаю послать к ее дню рождения подарок — книжку Ахматовой. Есть другие предложения? — обвел всех взглядом руководитель.

— Могу задать вопрос? — Вадеев увидел утвердительный кивок. — Я бы хотел приблизиться к искусству, то есть ближе познакомиться с вашей героиней.

— Нет проблем! — метнул бликами очков Анатолий Яковлевич. — Наталья Львовна, когда вы собираетесь пойти к Екатерине?

— Сначала надо купить книгу и потом… у нее день рождения только через неделю.

— Вот и возьмите с собой Валерия. И ей будет приятно познакомиться с новым человеком. Только подумать, уже пятнадцать!.. Договорились?

При расхолаживающей бездеятельности особенно остро воспринимается присутствие враждебного биополя. И Кот после вечерней прогулки неслышно проникает в свою комнату, не разуваясь ложится на диван. Со стороны кухни доносятся крикливый голос Бестолочи и недовольное бурчание Волка, потом и они стихли.

На короткое время его сознание расслаивается, образуется ниша, в которую приходит Она — прекрасный образ, сотканный из песен и поэзии Блока. Спокойная и уверенная в своей неотразимости, доступная его пониманию. И верная. В поэзии была незнакомкой, а здесь воображаемая конкретная женщина — Лена Гурова. Уместным и естественным выглядит ее появление в его макроскопическом мире. Тогда почему ощутимо стучит сердце, прерывается дыхание?

Она приближается к нему, разметавшемуся на диване, ладонью касается потного лба. У тебя жар, сказываются бессонные ночи, — шевелятся ее губы. Слова неподдельного сочувствия и прохладное прикосновение вызывают душевный трепет. Нам сопутствуют одинаковое восприятие действительности и радость общения, но нет взаимного проникновения — своеобразной диффузии. Всегда между нами непреодолимое препятствие, — поясняет Вадеев. Ты хочешь проникнуть в мою сущность? — На минуту она задумывается, как бы опуская на глаза дымчатые шторки. — Странно, мне это совершенно не обязательно, я вполне самодостаточная. Он знает, почему у нее такая самоуверенность и с удовольствием объясняет: Потому что ты — часть моего сознания. Вроде бы сама по себе, но существуешь за счет моего воображения. Когда мы сольемся и ты растворишься во мне, тебя уже не станет. Она понимающе кивает головой: Надо жить в материальном мире, одной духовной пищей сыт не будешь. Но ты этого не хочешь?

Вопрос задан прямо и ставит его в тупик, при невозможности найти решение он не видит исчезающей бесплотной фигурки. Единственная мысль продолжает укрепляться: Лена не может ему принадлежать. Она живет в другом измерении, а его сил хватает, только чтобы заглянуть за горизонт. Но от понимания до рождения в новом качестве огромное расстояние. Может, отказаться от сомнительных идей, вернуться к Любе и дурно пахнущей действительности? Пожалуй нет, он не сможет состязаться с политическими авантюристами, воспринимать жизнь как игру, гармония — прежде всего.

Он открывает глаза, фиксирует время — начало десятого. Через неплотно прикрытую дверь из коридора проникает свет и доносятся звуки словесной перепалки между Бестолочью и Волком. Вот почему рассыпалась сказка с участием Лены Гуровой, а из него не получился успешный сочинитель.

Их речь не отличается выразительностью по причине застольных излишеств. Бестолочь говорит скороговоркой, вроде как оправдывается. Наверное, Волк не верит ей, и звук пощечин сопровождает его нечленораздельные угрозы. Наступила кульминация.

— Убери нож, перестань изгаляться, — умоляет она сквозь слезы.

Куда удалились голоса? Конечно, в ванную. Их сексуально-агрессивные отношения не имеют территориальных ограничений, им наплевать на случайных свидетелей. О присутствии Кота не догадываются.

Ну вот, всплески воды смешались со сладострастными стенаниями. И совсем неинтересно представлять телеса двух скотов, лишенных элементарной сексуальной культуры. Волк запросто развернет подружку, опрокинет ее на колени, невозмутимо в нее погрузится. Сначала ее возмутит оскорбительная наглость, но тут же она уйдет в личные ощущения. После эякуляции Волк оттолкнет ее, несколько минут помолчит, бросит пару незначащих фраз, удалится в постель. Так мало надо для спокойствия. Поэтому-то Бестолочь сама провоцирует его на сексуальные поползновения.

Благодатная тишина. Кот встает с дивана, с наслаждением потягивается. Начинается его рабочее время. Теперь можно осмыслить вопросы, возникающие независимо от его желания. Они как частокол на пути к гармонии, в поисках ответов на них и заключается смысл его уединения и работы над рукописью.

Прежде всего, ему придется считаться с реальностью — в ней, в ее повседневной нелепости проявляется его физическая жизнь, чтобы не посчитали за труп, не похоронили по недосмотру. Да, придется считаться. На самом деле чувства насыщены духовным устремлением, чистые помыслы вдохновляют его на работу с рукописью. И он тешит себя мыслью о душевном выздоровлении. Казалось, достаточно описать события, и они вновь оживут, обретут самостоятельность, навсегда освободят его от своего мрачного присутствия. В нем останется первозданная сущность, не подвергнувшаяся пагубному воздействию современной цивилизации. Или он себя обманывает? Кроме слов есть конкретные люди — Люба, Степан Михайлович, Людмила Николаевна… они существуют, их мысли витают рядом с ним, от них не укрыться. Находится объяснение, для чего ночные бдения, зачем он ежедневно садится за стол, пытается создать словесный конгломерат. Это его естественное состояние как возможность глубоко и свободно дышать, пока остальные обитатели Земли бессмысленно терзают друг друга.

Наконец, каждому заказано, что написать для сохранения необходимой исторической цепочки. И всякие звенья общей цепи создаются поколениями, оттачиваются, шлифуются, чтобы занять свое место в человеческой летописи. Или он спятил, добиваясь абсолютной правды? Никогда ее не было. История должна отстаиваться, осмысляться новым поколением, приукрашиваться политиками и только потом попадать на страницы учебников.

Кот прислушивается. В последние дни появилась мышка и часто напоминает о своем присутствии, но только на кухне — в частные владения не заходит, соблюдает суверенитет. Однако ее бесконечные трапезы не ограничиваются ночным временем. Сказывается психологический климат в коммуналке. Климат… уже развлечение, не доступное посредственному человеку.

И еще он ощущает присутствие прежнего владельца комнаты — Александра. Или ему так хочется быть не одиноким, что он воссоздал портрет вполне привлекательного зрелого человека с независимым характером, с которым есть о чем поговорить. Иногда Кот смеется, заглянув в своеобразное зазеркалье и увидев сцены, далекие от пуританства. И теперь он чувствует, как стены напрягаются, и тяжкий вздох наполняет пространство. Стон…

— За что мне такое наказание! — доносится вопль вредителя Паши.

Наверное, он так много напакостил, что сам запутался в причинах своего недомогания, — думает Кот. Мысли рассыпаются, призраки развеиваются под натиском бытовой действительности. Он снимает со стены гитару, трогает струны, но в звуках нет ничего настоящего. Сладкий обман сопутствует земному бытию.

II

16 сентября. Вечер.

Письмо начинается с двусмысленного обращения: Милый Степан Михайлович! Я… Так вот просто, как бы нечаянно, могут появиться семейные конфликты, возникнуть новые межличностные отношения. Мало ли какие фантазии самонадеянных людей обретают реальное воплощение. И виной всему непродуманные слова.

Алексин вытянул под кухонным столом уставшие за день ноги, покосился на жену. С тех пор, как она оказалась без работы, ее интересы переключились на специальные книги по криминалистике… Хочу работать с тобой. Инженеры не пользуются спросом. Чудеса!

— И что?

— Тебе, милый, этот почерк должен кого-то напоминать, но я не ревнива.

Что она имеет в виду? Он сам удивляется своей привязанности к семье, порой звонит домой два раза на дню — справляется о здоровье и настроении.

— Какое-нибудь банальное разбирательство. Если госучреждения не вникают в подобные обращения, то люди используют меня как последний шанс доказать свою правоту.

— Не прибедняйся. Тебе позавидует любой следователь. — Людмила Николаевна ковырнула вилкой салат. — Многолетний опыт да еще любопытная информация. Романы не надо читать. Я и то завидую.

— Вот как!? — удивился Степан Михайлович, откладывая в сторону недочитанное письмо. — Я все рассказываю, хотя не всегда имею на то право.

— Видеть и слышать — разные понятия. Но ладно, — вздохнула Люся, — почитай вслух. Посмотрю на твое волнение.

— Какое волнение!? Ну вот, читаю… Милый Степан Михайлович! Я… Что за черт! — Он поперхнулся, посмотрел через стол на жену. — Так это Зуева пишет. Та самая.

— Наконец дошло. Но ты читай, читай… Первую строчку можешь еще раз повторить. Вижу, она тебе полюбилась.

— Милый Степан Михайлович! Я пишу в связи с печальным событием и только потому, что именно вы не можете оставить человека в беде. История пятилетней давности подтвердила благородство вашего сердца, заинтересованность в судьбах таких изгоев, какими оказались я и Валера. После известных вам событий мы пытались наладить совместную жизнь, но безуспешно. Что-то в нем надломилось. Наконец он сам предложил на время расстаться, купил комнатку в отдаленном районе, где и поселился. Подавленность, стремление к уединению стали его естественным состоянием. Я наблюдала за ним со стороны, но помочь ничем не могла. В последнее время он общался с сомнительными людьми, а во время осенней грозы, то есть неделю назад, исчез… Что!? — Алексин покосился на Людмилу. — Пишет, что сбежал. Тоже мне, удивила!

— Читай до конца!

— …Подробности при встрече. Мой адрес… Все! А может, не все.

— Говори толком. Что не все?

— Я думал, они погибли в Чертовке — их нет на свете, а они землю топчут. Чертяги!

Людмила бросила на мужа пронзительный взгляд, но ничего не сказала. Задумчиво помешала ложечкой остывающий чай, сделала маленький глоток. Все-таки не сдержалась, с укором произнесла:

— Конечно, я не особенно радовалась, когда ты проявлял чрезмерное внимание к авантюрной парочке, но и равнодушия терпеть не могу… она за помощью обращается.

— Без них я спал спокойно, и опять они. По их вине чуть тебя не потерял, кое-как нашел.

— Тебе никто не нужен? Вижу, с возрастом ты становишься сухарем. Даже у этих изгоев есть ребенок. А что мешает нам?

Задала вопрос, а взглядом истребляет. Самка! Преданная, во имя семьи готовая на все. Отсутствие работы сделало ее особенно активной в быту. Вся не использованная энергия разом обрушилась ему на голову, подавила все его семейные инициативы и уже распространяется на его работу.

— Прямо-таки! Вадеев не родной отец ребенку, а ты еще совсем юная, — пошутил он. — Вот заработаю хороший гонорар… нет, несколько гонораров, и…

— Хватит! Во-первых, ты берешь меня в свой частный сыск в качестве сотрудницы. Во всех романах у детектива имеется сногсшибательная секретарша, с которой у него время от времени происходит флирт. Ты тоже не имеешь права быть исключением. Во-вторых, в паузах между делами мы будем заниматься любовью. Глядишь, ко времени крупного гонорара у нас появится красивенький и умненький ребеночек.

По всей видимости, она серьезно взялась за него. Светлый завиток короткой прически воинственно поднялся, движения обрели хищническую пластичность, взгляд выражает непоколебимость. И Степану Михайловичу становится не по себе от мысли, как он быстро из главы семьи превращается в слабовольного подкаблучника. Но почему жертва? Он усмехнулся. Редко кому удается иметь в одном лице неотразимую в своих проявлениях жену-любовницу и преданную в работе помощницу. Поскоблил скрюченным пальцем посеребренный висок, на симпатичном моложавом лице появилась хитроватая улыбка.

— Как бы не пришлось пожалеть. На работе церемониться не стану. Дома — пожалуйста! Можешь из меня веревки вить, но там, — он махнул рукой в неопределенную сторону, — военное положение.

Взгляд у Людмилы внезапно увлажнился, из приоткрытого рта вырвался сладострастный стон, от чего Степан Михайлович встрепенулся, растерянно покосился в сторону приоткрытой двери, в которую заглядывала мама Людмилы Николаевны.

— Как я, Степочка, люблю тебя за твое великодушие! Пойдем скорее в постельку.

— С ума сошла! Постесняйся своей матери, — по-мальчишески покраснел он, но Таи Гавриловны и след простыл. Похоже, она восторгается решительностью дочери и теперь посмеивается, сидя у телевизора.

Он шутливо опустился на колени, подполз к ногам милой Люсеньки. Она погрузила руки в его светлую шевелюру, чмокнула в кончик носа.

— Иди, расстилай постель. Я быстренько уберу со стола.

На нее посыпались поцелуи, и если бы не присутствие в квартире мамы Таи, то процесс осуществления мечты Людмилы Николаевны по обретению замечательного ребенка мог начаться тут же — на кухне. Им и в голову не приходит задуматься о причинах вновь вспыхнувшей страсти, омолодившей их на пять лет.

Утро.

Цокольное помещение в одном из девятиэтажных домов в гуще жилого массива. Через маленькие горизонтальные оконца пробиваются первые солнечные лучики, пересеченные грязными дождевыми потеками. При тусклом освещении бросается в глаза большой старомодный канцелярский стол и современный телефон с автоответчиком. У одной из двух покарябанных дверей замер в почетном карауле шкафообразный стальной сейф. За этой же дверью небольшой коридорчик с узкими дверцами в санузел и кладовку, еще дальше — лестница с выходом во двор.

Исцарапанные и замызганные стены вряд ли могут вдохновлять на серьезную работу, поэтому Людмила скривила губы в подобие саркастической улыбки.

— Только не говори, будто занимаешься здесь делами. В таких условиях не может быть хороших идей.

— Вот как! Надеюсь, пояснишь, — не утруждая себя мыслительным процессом, поинтересовался Алексин.

— Ну-у… — Ее голос прозвучал удивительно сладостной мелодией, и он окаменел завороженный. — Я имела в виду ребеночка.

— О, господи! Люська, ты сведешь меня с ума. Уже свела. Пока мы шли дворами с трамвайной остановки, я инстинктивно возмущался отсутствием детей на игровых площадках.

— Я рада! Из тебя может получиться образцовый отец. Но прежде не мешало бы вымыть пол. Завтра переклеим обои. Здесь у нас будет по-домашнему уютно. В соседней комнате организуем уголок отдыха. С баром, конечно. Надо же тебе вдохновляться, если не хватает естественного пыла.

— Ты все продумала, но упустила маленькую деталь: мы здесь обязаны работать. Кстати, посмотри бухгалтерские бумаги, они в полном беспорядке. Для штатной единицы нет денег.

— Ох, милый, ты еще и нищий, — посочувствовала Людмила Николаевна. — Ладно, я способная, быстро усвою бухгалтерскую науку. Главное — уметь подсчитывать расходы, прибыль на твоей совести.

— Все же проще, чем бегать за бандитами.

— Одно другому не мешает! — невозмутимо отрезала то ли жена или уже новая сотрудница.

Степан Михайлович хотел возразить, но лишь безнадежно махнул рукой. Вынул из стола папку для деловых бумаг, вложил в нее несколько чистых листов и с чувством некоторого превосходства обронил:

— Думаю, ты здесь не соскучишься. Сама убедилась, работы выше головы.

— Конечно, милый. — Она подошла совсем близко, вытянула губы в трубочку, касаясь его подбородка. — Счастливого пути!

Он поторопился к выходу. Пока поднимался из подвала, чуть не свернул головой балку, на которой флюоресцировала красная надпись «Не габарит». Куда не сунусь, всюду не габарит! — с возмущением подумал Алексин. Теперь-то уж точно Люся его так обстрогает, что он везде станет по размерам.

Как-то сразу всплыли все его неудачи за последний год — с тех пор, как создал частное сыскное агентство «Алекс». Работа сводилась к мелким заказам случайных клиентов, в основном — сбор компромата. Жалкие гонорары не привлекали сотрудников. Даже бухгалтер, всегда непритязательная и невозмутимая Алевтина Федоровна, решилась на автограф под одним словом — Ухожу! Нечаянно добытые деньги тают также быстро, как снег под жгучим солнцем. Постоянными остаются его многолетняя любовь к Люсеньке и ее терпеливое ожидание его профессиональных успехов.

Не делает ли он ошибку, допуская ее к своей работе? Если дела пойдут в гору, то могут возникнуть конфликты с бандитской средой или даже с конкурентами. Правда, события в Чертовке явились для нее хорошей проверкой на прочность и… своеобразной закалкой, но… А что!? Сама настаивает. И он вынужден согласиться. Пусть сидит в конторе, если нравится.

Вслед за сомнениями нахлынули воспоминания — свежие, как если бы события вокруг фантастического дома, названного в народе Чертовкой, происходили месяц назад или даже вчера. Прежде всего, отношения с легендарной парочкой — Любой Зуевой и Валерой Вадеевым. И наиболее яркой фигурой в сомнительной истории оказалась Люся — его Жанна д'Арк. Только благодаря ее присутствию его преступная халатность выглядит всего лишь неудачным экспериментом, а время обретает романтическую окраску. Как хороши, как свежи были розы…

Размечтался и потерялся во времени, опомнился у места назначения. Вышел из автобуса. А как садился, не запомнил. На всякий случай осмотрелся по сторонам. Остановка за кинотеатром «Аврора», не далеко от вокзала, среди старой застройки. И место тихое, и подальше от любопытных глаз.

Зуева… женщина из легенды. Околдовала, привлекла парня и неожиданно потеряла. Вот как! И поселилась в тихом районе? Хотя нет, квартира всегда ей принадлежала, поменять не захотела — это с ее-то характером. Жилые дома — все пятиэтажные хрущевки, покрашены одинаково — светлой охрой. Чистый подъезд, перед лестницей — вытканный коврик. Даже удивительно, как в России такое может быть. Не хватает швейцара, зато как в Швейцарии. Второй этаж.

За дверью колокольчиком рассыпается известная мелодия, но никто не торопится раскинуть навстречу объятия. И все равно ощущение одухотворенного присутствия. Он поворачивается медленно, чтобы оставить кому-то шанс. Какой и для чего?

Последовательно складывается внешний облик: сначала дамский кулачок на фоне кожаной куртки болотного цвета, потом — стройные ноги, обтянутые той же кожей, остроносые туфельки на каблучках-иголочках… Он вскидывает голову, смотрит в грустные зеленые глаза. Нет прежней настороженности в предчувствии близкой опасности, неподвижная гладь в бездонных колодцах — среди веера дымчатых волос. Зуева, в свою очередь, внимательно рассматривает его, молча отыскивает в сумочке, опять же болотного цвета, ключи, открывает дверь. Кивком головы приглашает внутрь.

— Вот! — показывает рукой на вешалку, развеивая сказочный мираж, сама скидывает курточку, разувается, удаляется.

Его скромная экипировка не может соперничать с модной импортной одеждой, показушно выставленной у входа. Похоже, его клиентку с ее потерявшимся приятелем можно смело вносить в книгу рекордов Гиннеса по способности выкарабкиваться из любых жизненных хитросплетений. Прохвосты! Он раздраженно бросил плащ на стопку картонных коробок у двери, повернулся в сторону комнаты, а Люба уже возвращается из кухни, куда уносила пакет с провизией. Увидела последний жест, тактично пояснила:

— Не обращайте внимания на это, — она взглянула на фирменную одежду. — Приходится торговать, иногда сама надеваю. Не накладно и эффектно, хотя хвалиться нечем. Рынок завален вещами, а покупателей нет. Месяцами зарплату не выдают.

Степан Михайлович с удивлением слушает невеселое признание. Нет прежней роковой женщины, перед ним уставшая от ежедневных забот добытчица необходимых средств к существованию. Она замечает его сочувствующее понимание, стыдливо краснеет и резко отворачивается. Помня ее вызывающую наглость, он перестает понимать что-либо. Пять лет назад она сама могла смутить кого угодно.

— Что случилось?

— Ничего! Проходите в комнату.

Он прошел по узкому коридорчику и оказался в небольшой комнатке с единственным квадратным окном на восточной стороне. Солнечные лучи падают на старенький диван с красной обивкой, отражаются от полированной мебели, высвечивают многочисленные книжные корешки на полках. Степан Михайлович осторожно присел на край дивана, вытянул затекшие ноги. Обстановка кажется привычной, возможно — он еще вчера открывал дверь в уютную комнатку, сидел у черно-белого экрана телевизора «Весна». И нет ничего удивительного, он видит в окружающей его обстановке знакомую ему психологию хозяйки. Но как бы расценила его ощущения Люсенька?

Судя по живописи и графике на стенах, Вадеев основательно поселился не только в текущей жизни, но и в перспективных замыслах Зуевой. Поэтому не может смириться с его бегством? Уверена в его здравии и, возможно, владеет информацией о месте его пребывания. Тогда обращение к детективу становится вовсе непонятным, как и беспокойство женщины.

— Сын в школе?

— Где же еще! Только в другом городе.

— Вот как!

— Живет у моей сестры с двоюродным братиком. Надо с Валерой определиться, потом тоже туда уедем. Думаю, вы са