У меня плохо получается выражать эмоции, почему-то я этого стесняюсь. Спросил жену, что она помнит о том времени, было ли ей страшно. Она рассказала: «Был, наверное, страх. Но не просто страх: вместе с ним была и уверенность в победе, уверенность, что мы должны пройти через это. Помню свой день рождения — 31 января 1992 года. Мы с сестрами сварили плов, я ждала подруг, и в это время начался сильнейший обстрел. Жуткий! Было очень страшно! Никто, конечно же, не пришел. Мы спустились в подвал, и вдруг я подумала: “Чего я боюсь? Ведь все когда-нибудь умрем…” И это помогло! Страшнее всего на самом деле сам страх, потому что он сковывает, парализует человека. На следующий день я поднялась и начала гладить белье, напевая как ни в чем не бывало. Мне казалось очень важным, чтобы все шло как раньше. Дети всегда ходили опрятными. Несмотря на нехватку воды, мы купали детей, потом в этой воде стирали белье и даже гладили его. Надо освободить себя вот в таких экстремальных ситуациях — освободить от страха. Но за детей, конечно, я боялась…»
Дети на войне очень быстро взрослеют. Мой десятилетний сын ходил под обстрелами за водой. Он приспособил для этого старую детскую коляску: снял с нее верх, поставил вместо него большой алюминиевый бидон, и получилось что-то вроде тачки, с которой он вполне справлялся. Изобретение не было новым — подобные кадры с детьми, везущими на колясках ведра и бидоны, все мы видели давным-давно в фильмах о Великой Отечественной войне. Иногда в то время, когда сын вместе с другими детьми шел за водой, внезапно начинала работать артиллерия из Шуши. Дети мгновенно ориентировались и очень быстро научились находить подходящие укрытия. Спрячутся, отсидятся, а потом, когда все утихнет, идут дальше.
