Люди не могут без Иных. Помести на необитаемый остров двоих – будет тебе человек и Иной. А отличие в том, что Иной всегда тяготится своей инаковостью. Людям проще. Они не комплексуют. Они знают, что они люди – и такими должны быть. И все обязаны быть такими. Все и всегда.
– Господин стажер очень интересовался у меня, знает ли уважаемый Сасаки русский. Я объяснил, что не знает. Тогда господин стажер отпечатал на принтере плакатик и отправился встречать японца в Шереметьево… Да покажи ты плакат!
Лас со вздохом развернул рулончик.
Очень крупным шрифтом были напечатаны иероглифы японского имени. Не поленился Лас, поставил японские драйвера.
А повыше – шрифтом чуть поменьше – было напечатано:
«Второй московский конгресс жертв насильственного заражения холерой».
Сохранить каменное лицо стоило мне огромных усилий.
– Зачем ты это написал? – спросил я.
– Я всегда так иностранцев встречаю, – обиженно сказал Лас. – И своих деловых партнеров, и родственников – у меня за рубежом родня есть… Если они по-русски ни слова – я крупно печатаю имя на их родном языке, а поменьше – что-нибудь смешное на русском. Например: «Конференция транссексуалов нетрадиционных ориентаций», «Европейский фестиваль глухонемых музыкантов и исполнителей», «Форум активистов всемирного движения за полное половое воздержание»… И стою с плакатиком вот так… поворачиваюсь во все стороны, чтобы все встречающие увидели…
трана большая, и она плывет за окнами купе. Ты – не там. Ты – не здесь. Ты путешественник. Самолет – немножко иное. Но все-таки ты тоже готовишься к путешествию. Покупаешь билет, просыпаешься ни свет ни заря, садишься в такси и едешь в аэропорт. Колеса наматывают километры, а ты уже смотришь в небо, мысленно – ты уже там, в полете. Нервная суета зала ожидания, растворимый кофе в буфете, контроль, досмотр, если покидаешь страну – таможня и «Дьюти Фри», маленькие радости путешествия перед узкими самолетными креслами, ревом турбин и оптимистической скороговоркой стюардессы: «Аварийные выходы расположены…» И вот уже земля ушла вниз, погасли табло, курильщики стыдливо потянулись в туалеты, стюардессы деликатно их не заметили, в пластиковых лотках разносят обед – почему-то в самолетах все жрут в три
Почему-то Гесер в моем воображении улыбался. Потом вздыхал и отдавал команду – после чего в «Ассоль» приезжал какой-нибудь самый главный сантехник Москвы и лично монтировал унитаз. А Гесер улыбался и качал головой.
Маги его уровня не ошибаются по мелочам. Их ошибки – это пылающие города, кровавые войны и импичменты президентов. Но никак не забытые бытовые удобства.
– Где ты прячешь книгу? – спросил я. – Быстро. Это твой последний шанс. Единственный шанс. Не губи себя…
В этот миг он ударил. Без всякой магии – если не относить к магии нечеловеческую силу вампира. Мир взорвался белой вспышкой, во рту хрустнули зубы, и челюсть будто отнялась. Я отлетел в конец коридора