Власть была и остается в руках у мужчин, поэтому они смогли создать миф о мужском превосходстве и вынудить всех его принять
мужчина — это Субъект, а женщина — «Другой».
Взгляды Шуламит Файерстоун на секс способны изменить твое поведение в спальне, а Жермен Грир поможет тебе переосмыслить свою семейную жизнь. Шарлотт Хокинс Браун объясняет, почему феминизм не надо считать просто забавой для белых женщин. Белл хукс знает, как сделать своих друзей-мужчин феминистами, а Розабет Мосс Кантер — как добиться большего уважения (и более высокой зарплаты) на работе.
Черты, которые считаются «мужественными» (независимость, решительность, объективность), автоматически определяются еще и как «неженственные», и наоборот. Женщины, стремясь к «женственности», отрицают наличие у себя «мужественных» черт. Кроме того, существует тенденция «считать мужчин взрослыми, а женщин сваливать в одну кучу с детьми».
Нам внушают миф, который нас завораживает по причинам, связанным с экономическим и социальным контролем. «По своей сути миф о красоте связан с внешностью, диетами, эстетической хирургией или косметикой не больше, чем "тайна женственности" была связана с работой по дому, — утверждает Вульф. — Стоит нам завтра дружно бросить работу и вернуться в свои дома, заявив, что мы можем обойтись без карьеры, независимости, оргазмов и денег, как миф о красоте сразу же ослабит свое давление и станет куда менее требовательным и более комфортным». Но пока женщины добиваются свободы, миф о красоте будет продолжать сжимать кольцо вокруг них. И ты всегда будешь чувствовать себя толстой, сколько бы ты ни весила.
Стройность играет такую важную роль в мифе о красоте, поскольку отнимает большую часть внимания и времени женщин, служа для них постоянным напоминанием, что их ценность зависит от желанности, а желанность — от их соответствия «идеалу» красоты… сконструированному мужчинами, которые и судят о том, насколько женщина желанна и «ценна». Так их держат в состоянии «хронически спокойной стройности». Вульф цитирует работу Дж. Поливи и С. Хермана, выяснивших, что «продолжительное и регулярное лишение организма калорий» приводит к «пассивности, чувству беспокойства и повышенной эмоциональности». «Формирования именно этих черт характера, а не худобы как таковой, — говорит Вульф, — хотят добиться от женщин, чтобы не дать им стать свободными».
Феминизм показывает женщинам, что они стоят больше, чем им внушает окружающая их культура, и подталкивает их к свободе. Но патриархальному капитализму нужны женщины для выполнения неоплачиваемой и низкооплачиваемой работы, поэтому миф о красоте убеждает женщин: если они не такие красивые и не такие стройные, то и стоят они немного. По мнению Вульф, это «ответный удар» со стороны мужчин. Когда тебе внушают мысль, что всегда надо стремиться быть как можно более красивой, за этим стоят попытки ослабить угрозу со стороны женщин по отношению к патриархату.
Независимость и образ тела
Вульф считает, что это вовсе не случайное совпадение: женщины по всему миру стали требовать (и добиваться) права голоса около 1920-х годов, а одновременно с этим возникла мода на похудение. Она цитирует феминистку и историка моды Энн Холландер (1930–2014), которая напоминает, что раньше представления о красоте были другими. С XV по XVII век «красивых» женщин в искусстве изображали обладательницами «объемных животиков», а в XVIII–XIX веках у них были «круглые личики и роскошные плечи». Но в период между 1918 и 1925 годами появились «новые уплощенные формы», пишет Холландер. Теперь у женщин был «больной вид, вид бедности и нервного истощения».
И каждый раз, когда женщины добивались расширения прав, патриархат тут же начинал искать способ, как вернуть все на место. Обычно патриархат призывает женщин посмотреть на себя — действительно ли они «женственны». В XIX — начале XX века эти призывы выражались в культивировании мифа о материнстве, домашнем очаге, целомудренности и пассивности.
В 1950-е годы возник культ домашней жизни, и работающих женщин стали загонять обратно домой (чтобы они освободили рабочие места для мужчин, возвращавшихся с войны). Когда женщин водворили на «подобающее» место, мужской контроль слегка ослаб, и здоровые округлости женской фигуры перестали быть поводом для насмешек. Но как только женщины снова начали требовать для себя права жить более насыщенной жизнью, а затем «в массовом порядке вливаться в мужские сферы деятельности», насущная «потребность общества» победила восхищение, которое вызывали у мужчин пышные формы. Миф о красоте эволюционировал, чтобы лучше выполнять свою принуждающую роль, которую раньше брал на себя миф о домашнем очаге. Это был очень хитрый шаг — если раньше женщин запирали в «тюрьмах»-домах, то теперь для них стало тюрьмой собственное тело. Нужно было постоянно оценивать и перекраивать его в бесконечных попытках достичь недостижимого. «На смену неустанной работе по дому пришла неустанная работа над эфемерной красотой», — пишет Вульф.
«Женственность» — это, как считает Вульф, важнейший сигнал, показывающий, что женщина должна насторожиться: значит, ее исподволь подталкивают к такому представлению о женственности, которое считается естественным, хотя на самом деле сконструировано мужчинами. Для нас создали миф о красоте — «политическое оружие» в борьбе против феминизма и равноправия женщин, пресловутый «ответный удар» на стремление женщин к независимости. Капитализм зависит от добровольного низкооплачиваемого женского труда как дома, так и вне дома, но не хочет в этом открыто признаваться, несмотря на все попытки экономистов ХХ века добиться включения этого вида работы в общую картину. Вульф цитирует Джона Кеннета Гэлбрейта (1908–2006), знаменитого американского экономиста канадского происхождения, который отмечал, что «женщины как потребители играли очень важную роль в развитии индустриального общества». Представление о домашнем труде как о «высшем предназначении» оказалось таким живучим именно по экономическим причинам: поведение, выгодное с точки зрения экономики, превращается в «общественную добродетель».
Капитализм и патриархат добиваются превращения женщин в потребительниц, дешевую рабочую силу и бесплатную домашнюю поддержку оплачиваемых работников-мужчин. Меняющиеся представления о «женственности» — это инструмент контроля, форма социального принуждения. Вульф уверяет: «Фактически миф о красоте вообще не имеет никакого отношения к женщинам! Если он с чем и связан, так это с институтами власти и могуществом, которым обладают мужчины».
Прежде женщины не угрожали патриархальной власти, но после Великой индустриальной революции они начали выходить в публичное пространство. До этого они работали дома — у себя или у других людей, бесплатно или за деньги (занимаясь стиркой или поденщиной), — а теперь стали искать работу вне дома, да еще и требовать права голоса.
Почему женщин так волнуют модели?
До того, как женщины получили возможность работать вне дома и зарабатывать (более или менее) приличные деньги, они зависели от своих отцов или мужей. Многие гетеросексуальные женщины по-прежнему считают, что их будущее непременно должно быть связано с поиском партнера-мужчины. Это считается почти недостижимой, но важнейшей целью. Женщинам постоянно дают понять, что они конкурируют между собой в борьбе за этот редкий и ценный ресурс. Значит, нужно делать ставку на внешний вид, одновременно принижая других женщин. Каждую женщину подталкивают к необходимости воспринимать себя как объект, подлежащий усовершенствованию. Но цифровой «идеал» недостижим, и женщина всегда будет чувствовать, что ей чего-то недостает — во внешности, сексапильности, умении контролировать ситуацию (а все это связано с успехом, умом и силой воли). Самооценка женщины резко падает, потому что сама женственность оказывается связана с этим идеалом. Если ты не худая, значит, ты не женственна. Значит, не желанна. А это, пишет Наоми Вульф в книге «Миф о красоте», самое главное.
«Сидение на диете стало самым мощным политическим седативным средством во всей женской истории — "тихими сумасшедшими" легче управлять».
Наоми Вульф
Вирджиния Вулф почти сто лет назад писала о необходимости таких площадок в «протофеминистском» тексте «Своя комната»: «…когда женщины остаются одни, и на них не падает окрашенный и капризный свет другого пола». Во все времена на женщин смотрели глазами мужчин. Но примерно с 1970 года ситуация стала меняться. Женщины получили возможность показывать себя и смотреть на себя не так, как их показывают и смотрят на них мужчины.
