Святой Бесподобный! – воззвала Алюэтта. – Не пора ли сойти с креста? – рука, выскользнув из-за занавеса, показала два пальца, но Алюэтта, ничуть не обидевшись, добавила: – Иначе я сейчас вознесусь к тебе с тряпкой и уксусом.
– А что, Бесподобный и правда из благородных? – спросила вдруг Шэй. – Никак не пойму, что он собой представляет.
Алюэтта направила на нее фонарь. Его свет был ослепительно ярким. Сначала ее брови нахмурились, затем лицо посветлело.
– Да, поговаривают. Если судить по его лени, то он определенно из господского сословия. И у него весьма утонченный вкус. Но я никогда не слышала, чтобы он говорил о своем прошлом, – еще немного подумав, она добавила: – Ходят слухи, что его забрали из очень богатой семьи.
Он свистнул, подойдя к трапу, где сидел моряк, вырезая какой-то узор на куске плавника. Непринужденный и в то же время ловкий способ иметь при себе нож, не выглядя при этом угрожающе, и Шэй на случай усвоила это знание.
В целостной картине мира Шэй Лондон был яблочком мишени для стрельбы из лука, а Чипсайд находился в самой его сердцевине, куда чудом суждено попасть лишь раз в жизни.
– По-моему, ежели сам дьявол вводит вас во искушение, то разумнее будет отказаться, – натянуто усмехнувшись, изрекла она и, заметив его удивленный вид, заключила: – Гм, Люцифер, я ведь еще не знаю твоего имени.
Мы просто отыграем свои роли. Мы будем чувствовать страх вплоть до того момента, когда начнем говорить, и с ним невозможно справиться, но помни, нам обязательно надо все выдержать, – он пытливо взглянул на нее, – именно выдержать. Твой воск может сгореть, но фитиль-то останется. Поначалу ты сомневаешься, что вообще способна что-то сыграть. Сомневаешься, что сможешь сыграть, уже играя.
А далее висели два одиноких Бланка в лихо заломленной треуголке, со списком преступлений, включавшим в себя растрату и воровство. Ниже располагалось броское объявление, написанное жирными черными буквами. Такое же сообщение украшало и все другие плакаты, даже те немногие, что еще остались с Юной Дикаркой Шэй.
