Оглавление

Перебеги меня…

Их пару друзья называли «Димамария», потому что он — Дмитрий, а она — Мария. Иногда их называли еще «бешеной парой» — по аналогии с тем, как они «чудили», в том числе и в ВУЗе.

Познакомились они сначала на университетском форуме, так как учились на одном факультете, потом нашли общие интересы в вк, а потом встретились и в реальной жизни. Дима учился на 3 курсе, она на первом, ему было 20, а ей едва только исполнилось 18.

Инициатором первой встречи был Дмитрий. Он появился в аудитории первого курса, «выцелил» её взглядом и подошёл:

— Привет. Я Дима, с третьего. Ты «постила» мои комменты… Можешь выйти?

Она пожала плечами:

— Здравствуйте. Конечно, сейчас… — неторопливо стала вываливать на парту тетради, ручки, пеналы и прочее, — Я приготовлюсь только…

Он сразу же развернулся и вышел в коридор.

А она выкладывала свои вещи специально медленно, не поднимая глаз и вышла, когда до звонка оставалось всего пара минут:

— Здравствуйте, — произнесла она снова. Что вы хотели?

— Ну… — он развернулся от окна и оглядел её всю взглядом, — Поговорить. Во-первых, я мог бы стать Вашим куратором на проекте, — Дмитрий тоже перешёл на «Вы». Во-вторых, Ваши комментарии к моим комментариям мне понравились, — он усмехнулся, — Иногда они очень удачны. А в-третьих, мне хотелось бы просто с тобой пообщаться… — снова перешел на «Ты»… — Если не против, конечно.

Мария задумалась. Парнем Дмитрий был интересным, а еще высоким и явно не слабым. И уж точно не стеснительным, раз так смело и нагло «завалился» в их аудиторию.

На факультете о нём ходили разные слухи, но компания, с которой Дмитрий, видимо, чаще всего проводил время, была закрытой, как и группы, в которые, по правде сказать, она «стучалась». Говорили, что на слухи ему тоже абсолютно «пофиг».

— Я подумаю, хорошо? — Мария вопросительно посмотрела ему в подбородок, в глаза она ещё боялась, — Я на пару, ладно?

— Конечно! Ты же есть у меня в друзьях, если чё… А я — в друзьях у тебя. Спишемся, — сделал шаг в сторону, собираясь уходить, — Не торопись. Никогда не торопись. Нужно рассчитать всё… Ну ты иди, а то звонок сейчас. На первом курсе опаздывать вредно. — дождался, когда она зайдёт в кабинет, потом пошёл к себе.

***

Несколько дней она выжидательно молчала, а в коридоре при встречах с Димой (так она уже назвала его про себя), опускала глаза и мышкой проскальзывала мимо, стараясь не ускорять шаг и не оглянуться.

Впрочем, и он не был навязчив — спокойно говорил «Привет» и спешил дальше, по каким-то своим делам.

Примерно через неделю она отпустила в Интернет какую-то глупую шутку в комментарии под его постом. Посмеялись, после чего он ответил ей под тем же постом — очень по-деловому и серьёзно.

Дружить они стали ещё через неделю. Дима снова «накрыл» её в аудитории первого курса и вызвал в коридор «поговорить».

— Принцесса Ядвига… — едко бросила ей вслед одна из однокурсниц.

— И князь Ерёма — добавил кто-то еще.

— Завидуйте молча… — холодно обернулась она на всю свою группу, — Чем он вам не «заелся»? — и вышла, почти что хлопнув дверью.

Она снова не знала, как на него посмотреть, так как Дмитрий явно услышал весь диалог.

— Привет, «Принцесса», — он улыбался и был ничуть не обеспокоен и не шокирован, — А знаешь, в чем-то они правы. Хотя, совсем не умеют рассчитывать последствия…

— Они глупые дуры, — зло ответила она.

Дима поднял вверх указательный палец:

— Если «дуры», то уже по определению «глупые», — ему было весело, хотя Марии — совсем «не очень», — И ты тоже пока не умеешь…

***

Через месяц Дима и Мария уже «почти встречались» и Дим — так его называли друзья -познакомил её со своей «компанией».

Людей в ней было немного, но были одни только пары — не важно, парень это или девушка, две девушки или двое парней. Кто-то просто дружил, кто-то давно уже «не просто»… Возраст у всех был самый разный — от 15 и примерно до 22—24.

— Почему всегда чётное число? — однажды спросила у него испуганно и шепотом, на что он внимательно посмотрел куда-то в небо и стал объяснять…

Оказалось, что «компания» иногда проворачивает какие-нибудь «шалости», например — пробраться в лабораторию и «стырить» оттуда банки с заспиртованными лягушками или вскарабкаться на многоэтажку…

— Двоим легче, чем одному — есть, кому «подстраховать», — говорил он.

Из Марии «подстраховщик» получался пока «никакой», поэтому с ней Дима на многоэтажки не лазил, как и не прыгал с проводом с одного здание на другое. Но вот, когда она училась уже на втором курсе, а он на четвёртом — что-то у Марии стало «выходить».

Для всего факультета они уже были «официальной» парой, никто не бросал вслед ядовитых замечаний, а с мамой Марии Дима разговаривал просто как с «Тетей Леной», часто бывал у них в гостях — да и Маша часто «зависала» у него, хотя, естественно, домой он её всегда привозил до двадцати двух.

***

Самыми особыми «фишками» компании были две игры: «Стой или умри» и «Перебеги меня». Эти «игры» предназначались только для «профи» и обычным новичкам, вроде Марии, о них просто не говорили. Когда она узнала, Дима ей сразу всё рассказал:

— Суть первой — самая простая. Нужно встать на пути трамвая или автомобиля, когда твоя «пара» лежит на рельсах или путях позади тебя, — он грустно и ласково посмотрел на её руки, — Так, мы считаем, проявляются отношения, потому, что если струсишь и отпрыгнешь, твоя пара с большой вероятностью отправится на небеса, понимаешь?

Мария закивала — да, она уже понимала смысл многих игр и «шалостей»:

— А дальше? — она взяла Димкину ладонь в свои руки и легонько потёрлась об неё.

— Самое трудное — это встать на пути локомотива. Его слишком трудно остановить, он большой. У нас в группе это сделали только Жора со Светой и Стас со Степаном. Две других пары развалились, двое погибли.

— Нифига себе, — Мария отстранилась, — Это же очень страшно и опасно!

— А что «не опасно» в жизни? — Дима потряс Марию за плечо, так как она на какое-то время замерла, боясь представить…

***

— «Перебеги меня»? — Дима задумался… — для этого оба должны уметь водить автомобиль. И есть правила…

— Я почти умею, — она с самодовольством посмотрела прямо Дмитрию в глаза.

— Я знаю. — он взял в руки её лицо и поцеловал в губы… — Но есть правила… Хотя это, конечно, вообще для «адреналиновых наркоманов».

Он усмехнулся:

— «Крышу» прямо сносит. Не знал, что ты из таких «рисконавтов». — он улыбнулся.

— Ну и какие тут правила? — это было уже не просто вопросом, а и требованием на этот вопрос ответить.

Дмитрий вздохнул:

— Правила такие. Первое: нельзя проводить эту игру больше одного раза в день. Второе: нельзя проводить её в снег, дождь или ночью, или на трассе. Третье: нельзя проводить её на пешеходных переходах или на светофорах…

А суть… очень простая — один из пары садится за руль и максимально разгоняет машину… а второй — должен перебежать дорогу прямо у него под «носом». Тут нужен только расчет. И удача, конечно, потому что нет ничего хуже, чем сбить близкого тебе человека… Бежит тот, кто первый сказал «Перебеги меня».

— Это ещё страшнее, — Мария вздрогнула и со свистом выдохнула.

***

Один раз Диме не повезло — перебегая дорогу перед Марией и до этого наблюдая за её (его) машиной, он не успел заметить «встречку» и воткнулся в заднюю ее дверь, как носорог, в итоге поломав руки, получив сотрясение мозга и кучу побочных ссадин и травм…

6 июня, 2021 года. Вечер. Родители Марии со вчерашнего дня на даче, «Мама Лена» отдала Диме ключи и строго велела дочери:

— Не шуметь, музыку громко не включать.

Мария тихо потягивает Димку за футболку и тихо говорит:

— Перебеги меня… — после чего начинает неуклюже тереться носом.

«Побереги меня»? — слышится ему, уже полусонному, так как он сегодня уже «бежал»…

— Что? — он тоже ткнулся лицом ей в грудь, — Поберечь тебя? Конечно… Всегда.

— Нет. Перебеги… Меня..

— Ну тебя, девушка… Два раза нельзя же. Да и поздно…

— Перебеги меня! — говорит она снова и уже трясет его за шею. — Ну же, я хочу бежать!

— Ты дура? — он равнодушно подтягивает Марию к себе и целует.

— Но не глупая. Пожалуйста… — игриво взгромождается на Димку с верху и начинает дубасить его кулачками. Он лениво отмахивается:

— Ладно. Раз я это придумал, то исключительно… Но беги быстро. Очень быстро!

— Я как всегда быстро, — она довольно вскакивает и первым делом одевает шорты и кроссовки, — Я уже давно быстрее тебя. Даже одеваюсь, «тормозлюка»…

— Угу, — он встает и тоже одевается.

***

Мария стояла на старте и ожидала Димкиного разгона. Машина тронулась и она приготовилась бежать…

Дмитрий ехал по всем правилам игры — он не мог тормозить, должен был выжать максимум — только тогда у «игры» был смысл. 120 километров, камер нет, время бежать.

И Мария побежала… Но что-то случилось не так — то ли свет фонарей и фар её ослепил, то ли она споткнулась, но Димка увидел, уже подлетая — как она оступилась, испуганные её глаза, расширенные и чёрные, где есть одни лишь зрачки…

С трудом владея рулём, добавляя газ, чтобы машину не занесло, он едва-едва не коснулся хрупкой Марии бампером и вывернул вправо.

Машину вынесло на ново-вкопанный бордюр, подбросило об него так, что диски слетели, и с размаху, почти на метр вверх, впечатало в придорожный фонарный столб, что корпус машины стал на треть меньше.

А Димка всегда одевал ремень — была у него такая фобия.

Из под капота пошёл пар, будь Дим даже в сознании — выбраться он не мог, так как мотор и торпеда целиком пережали его. А потом машина загорелась…

Рядом сразу остановились все, кто ехал — водители подбегали с огнетушителями, даже пытались залить огонь тосолом, но машина горела. И Димка горел тоже.

Мария рванулась вперёд, но её остановил какой-то в возрасте мужчина из красной машины:

— Женщинам не надо туда… — сказал он спокойно и строго, — Потушим, но Вы ничего хорошего не увидите. Как Вас зовут?

— Мария, — ответила она, еще не вполне понимая, что происходит, но всем своим женским сердцем чувствуя, как уходит, или ушло время, — Что же делать, это мой парень, мой, мой…

— Ясно, идём, — он силком взял её под руку и отвёл к подъехавшей скорой, — Вот вам, ребята, работа …а там уже всё…

Пожар потушили. На похоронах все из компании странно смотрели на Марию, а на кресте было латунью выложено: «Дмитрий Борисович Ив, 12.03.1998 — 6.06.2021»…

Неудержимый Понч

Когда в сентябре учительница представила классу нового ученика и сказала:

— Ребята, знакомьтесь, это Толя Рысаков, ваш новый одноклассник, — с задних парт тут же удивлённо донеслось:

— Это же Пончик! — кое-где захихикали.

Действительно, комплекция у Анатолия была такова, что называть его «по фамилии» — «Рысаком» — никому бы и в голову не пришло.

По крайней мере, прозвище «Пончик» — хоть и было обидным, но не было таким злым, как «Толстяк», как его обзывали в первом классе другой школы.

Причём и мать и отец у Анатолия были «нормальными», даже худыми, а у него …еще в детском саду выявили артериальную гипертонию и атеросклероз, которые и привели к появлению избыточного веса.

Больше других он не ел, столько же спал, столько же гулял, но даже овощные диеты и всякое «таблеточное» лечение не помогали.

***

В новой школе над ним сначала посмеивались, на что он не особо обращал внимания, потом перестали — учился он неплохо, наравне со всеми убирался в классе и не был злым.

Только учитель физкультуры, Виталий Николаевич, поначалу невзлюбил Анатолия, подозревая в том ленивую и бездарную личность. Однажды он оставил Рысакова в спортзале после урока, и хмурый «Пончик» вернулся в класс, когда все уже сходили в столовую, поели и сидели на своих местах.

Тут он удивил всех, а многих даже напугал. Открыв дверь кабинета, не останавливаясь, на ходу срывая с плеча портфель, подошёл к окну, в два движения распахнул его, вскочил на подоконник и выпрыгнул…

Кабинет находился на втором этаже. Все рванули к окнам, кто-то взвизгнул.

— Всё нормально, ребят, — помахал рукой из большого сугроба весёлый Анатолий, — Я допрыгнул! А говорили, что не смогу!

***

На самом деле и с физкультурой у него получалось неплохо — к чужим воротам он летел с мячом как небольшой таран, изредка «бросаясь» из стороны в сторону, пугая своих и «вражеских» игроков. Пожалуй, только вратарь, Вовка Хорьков, его не боялся. Хорь был маленьким и быстрым, легко уводил у Пончика мячи или в прыжке ловил их своими цепкими, как у обезьяны, руками. Конечно, иногда и его «Пончик» сносил и отбрасывал, но, как настоящий вратарь, Хорь падений не боялся.

В начале третьего класса Анатолий записался в секцию лёгкой атлетики…

— Толя… — отоваривал его совершенно изменивший своё отношение Виталий Николаевич, — у нас в школе нет никаких технических легкоатлетических видов… никакого метания ядра, а только бег и прыжки.

— Ну и что!? — взглянул на учителя Анатолий, — Мне же нравится.

В итоге его всё же удалось уговорить пойти на секцию борьбы, где из-за особой весовой категории в спарринги Пончика ставили только со старшеклассниками. Те и сократили его длинное прозвище «Пончик» до короткого и звучного «Понч».

***

В 7 классе он пять всех удивил, тем, что вызвался участвовать в межрайонной эстафете. Виталий Николаевич вздохнул, но всё же включил Понча в состав команды, поставив на самый короткий и лёгкий этап, всего в 150 метров. Понч прибежал к следующему этапу первым, и больше никто уже не сомневался в его спортивных и атлетических способностях. Подтягивался и приседал он на рекорд школы, легко делал «колесо» и сальто — вперёд и назад…

— Откуда, Толя? — поражённо восклицал физрук.

— Тренировался, — смущенно отворачивался Анатолий.

Его самостоятельные и клубные занятия спортом ничуть не мешали учёбе — и в пятом и в шестом классе он уже был отличником по всем предметам, кроме музыки:

— Толя, — сокрушённо вздыхала учительница, — Ты во время концерта хора лучше не пой, а просто открывай рот или шепчи слова песни про себя, у тебя получается какой-то кошачий рёв…

Но Анатолий так не мог, он предпочёл смотреть на выступление хора своего класса из зала и хлопал громче всех.

***

— Я поражаюсь такому упорству, — говорила классная руководительница родителям Рысакова. — Может быть, это и упрямство, но оно до такой степени бескорыстно, что совершенно лишено всякой жалости к себе…

— Это хорошо? — спрашивала мама, прижимая руки к груди, — Или это плохо?

— Сложно ему будет в жизни, с его принципиальностью и нежеланием обходить препятствия… с другой стороны — это целеустремлённость, которая есть не у каждого взрослого.

***

А Понч продолжал учиться и «лететь» вперёд, не вдаваясь в подробности особенностей собственной психологии. И его это устраивало, он даже о своём странном облике забыл, как не замечали эти «странности» его одноклассники.

В октябре уже восьмого класса в школе во время уроков случился пожар — не смотря на то, что здание школы было кирпичным, внутренние перегородки представляли из себя гипсово- деревянные стены, а пол везде сплошь был деревянный, пропитанный многолетними слоями краски. Он даже не то чтобы горел, а быстро тлел, подобно теннисному шарику, выделяя огромное количество дыма, который заполнял помещения мгновенно.

Все классы побежали к выходам, кто чем закрывая рты и носы. Некоторые падали, другие школьники их поднимали и попарно тащили. Слышались строгие оклики учителей и старшеклассников, пробивающиеся сквозь шипение плавящегося пола, но не было никакой паники.

Понч и учитель бежали последними из своего класса, подгоняя отстающих, которые уставали бежать сквозь дым и начинали идти. Наконец, он схватил кого-то, сам не видя кого, на руки, крикнул ребятам, чтобы ждали всех. Многие остановились, развернувшись, тоже кого-то потащили на себе. Вышли без потерь.

— 8а весь? — взволнованно спросил ловивший учеников у центрального входа физрук.

— Мы все, — кашляя, ответили ему.

— Хорошо, вон там стройтесь, — Махнув рукой, он отвернулся к школе.

Пошли строиться, но вдруг одна девочка воскликнула:

— Смотрите! Вон там, на первом этаже! — все развернулись. — Вон там, она показала.

В одном из кабинетов кто-то изнутри открывал окно, дёргал фрамугу, но ему мешала краска, склеившая рамы окна между собой.

— Виталий Николаич! — заорал Понч и бросился к окну. Хорь метнулся за ним, следом ещё кто-то. — Подсадите! — бросил Рысаков ребятам, и те, забыв о его габаритах, подкинули почти до самого окна, за которым назад, в дым метнулись тени…

Анатолий сначала кулаком, а потом ногой вышиб раму с присохшей краской и кошкой заскочил на подоконник:

— Кто здесь? — крикнул он в дым.

— «Первфый „а“, кхе-кхе»… — ответили ему. — Нас много, 32, многие лежат на полу.

— Сейчас! — Понч спрыгнул вовнутрь, на подоконник с улицы залез Вовка Хорьков:

— Понч, стой! — он тоже спрыгнул в класс и схватил Анатолия за пиджак, — Я не смогу пересадить их на улицу. Всех — точно нет, но я могу их до окна довести, — он указал на марлевую маску, которую единственный догадался намочить меловой водой из ведра.

— Давай! — Рысаков в охапку взял первую пару попавшихся первоклассников и потащил к окошку. Перекинул сначала, одного, потом второго, — Ловите!

— Ловим! — ответили снизу.

Хорь притащил еще двоих. Понч сел на подоконник верхом, левой ногой зацепившись за батарею… и подавал приведённых и принесенных ему Вовкой и учительницей детей.

— Всех считайте! — говорил внизу физрук, — Сколько всего, Толя?

— Тридцать два и учительница, и Хорьков.

— Ясно… Несите их к забору, на траву, к забору. Пусть сидят, дышат.

— Я всё… не могу… — Вовка, шатаясь подвел за руку одну девочку. Рысаков передал вниз сначала её, потом Вовку:

— Сколько еще? — спросил.

— Троих не хватает. И учительница… — Понч побежал в дым…

Трое учеников с учителем спрятались под партой первого ряда, он выволок их — двое могли стоять и пошли, схватив Анатолия за карманы брюк. Третью он нес в руках.

— Идите, я подожду… — сказала учительница…

Так же, как остальных, он перекатил учеников во двор, снова ушёл в дым…

— Сейчас я… сама… — сказала учительница, но он даже слушать её не стал, как первоклассника схватил на руки и понёс, передал в низ, а потом слез сам, дёрнув за собой фрамугу окна.

Его слегка пошатывало, сильно слезились глаза и немели кончики пальцев.

— Его тоже на траву! — распорядился Виталий Николаевич, — Молодец, Толя!

Приехало три пожарных расчета и четыре машины скорой. К сидящему Рысакову подошла какая-то маленькая девочка из его класса, сейчас он даже не смог вспомнить, как её зовут, наклонилась и протянула намоченный носовой платок:

— Спасибо, Пончик, — ласково сказала она, — На, лицо вытри.

***

В конце восьмого класса все вдруг заметили, что Анатолий изменился. Он совершенно перестал казаться «толстым» или даже «полноватым», перестал быть другим, став просто своим — необычным и естественным «Пончем»…

То, чего не купишь

В толпе людей, посреди Невского проспекта я резко остановился. Люди культурно меня обходили, некоторые извинялись, а я не сразу понял, что же меня остановило. Такого чувства я прежде не испытывал, я даже не предполагал, что оно существует: одновременно похожее и на запах, и на вкус, и на цвет. Еще оно было похоже на чувство какого-то узнавания и немного кружило голову.

Я поднял глаза. Рядом, шагах в десяти, остановился другой человек, при виде которого всё моё существо как-то подобралось, окружающее вообще перестало иметь хоть малейший смысл: пропали звуки, цвета, словно весь мир сместился в один небольшой силуэт впереди, зависший в неожиданной пустоте.

В то время, как он оборачивался, я медленно и с опаской стал подходить, пока мы не оказались лицом к лицу.

Это была девушка в длинном светло-зелёном пальто с неизменным питерским шарфиком с котиками. Мы встали слишком близко, так как тоже успела сделать шаг вперёд. Она казалась небольшой и миниатюрно-хрупкой, хотя я точно видел, что это совершенно не так. Под определённым углом зрения она переливалась перламутром и превращалась в нечто необычайно прекрасное..

— Я думала, что таких как я больше нет… — в каком-то полусне пробормотала она и поднесла ладонь к моему лицу, — Сними… — я кивнул и снял очки.

— А у тебя глаза — самые обычные, — невпопад ответил и ощутил, что смущён.

— Это линзы, — она дотронулась другой рукой до своей щеки, и всё-таки прикоснулась ко мне, — Откуда ты взялся?

— Прилетел в гости, — пожал я плечами и решил представиться, — Юрий…

— А по нашему как? Ты сам прилетел? — я усмехнулся:

— Юджин Лонг Ня… но это прозвище, скорее. А ты? Конечно на самолёте, — ответил я и на второй вопрос, надевая очки.

Она задумалась над чем-то своим, немного отодвигаясь, но хватая при этом меня за рукав, вероятно, чтобы я неожиданно не испарился, невпопад сказала, путая слова:

— Длинное, старое… А я просто Таня… Тингрин. Я всегда здесь жила…

— Парень есть? Дети? — прямо спросил я, на что она кивнула:

— Муж… Но я полагаю, больше уже нет, да? — я молча поклонился, так как знал, что впечатление и это чувство уже не уйдут никогда.

— У тебя? — она отвернулась, продолжая меня держать.

— Нет. Была.

Окружающий мир вернулся на свои места:

— Пойдём, а то долго стоим. Можно? — я положил её руку себе на локоть, и мы пошли неизвестно куда — просто идти среди людей, древних фасадов, забредая в разные дворики. Пока мы говорили не очень много, казалось, времени наговориться у нас будет бесконечно много. В каком-то смысле, это так и было.

— Юрий, а ты встречал ещё нас? Таких вот, как… Я никогда. — она странно на меня покосилась. Я задумался:

— Очень давно… Только одного.

— Как давно? — она остановилась, будто оса зависла в воздухе, ожидая ответа.

Я отнял её руку, взял за плечи и внимательно на неё посмотрел, пытаясь разделить внешнее — то, что видел и то, что чувствовал:

— А сколько тебе лет, Таня? Я понимаю, такие вопросы не задают, тем более при первой встрече, но… выглядишь на 20—22…

— Точно не задают! — рассмеялась, — Мне 25. Но это ведь только начало, так?

— Точно, — мы снова куда-то пошли, — А так, дай угадаю: детский дом, интернат, приёмная семья?

— Нет, приёмной семьи не было. А у тебя?

— У меня была… Только детских домов тогда ещё не было, были приюты при религиозных общинах и школах.

Татьяна задумалась:

— Ох, это как же далеко тебя занесло! — обогнала меня на шаг и с силой дёрнула за собой, — А тебе сколько годиков, Юджин?

— Другому бы руку оторвала, — я деланно посмотрел под ноги, чуть ли не пришаркивая, — Много.

— Ну? — она не отступила, — Я же вижу, что много, но не могу точно определить, ты то всплываешь, то выглядишь как… как все. Когда «всплываешь», это меня завораживает… Ну? Сто? Может, 300?

— Умножь где-то на семнадцать… — она замолчала.

Большую часть пути она смотрела на меня почти не отрываясь, полагаю, что точно также «поедал» её глазами и я. Это было похоже на близкую встречу двух родственников, которые прежде жили далеко друг от друга, но постоянно переписывались, не оставляя другого в неведении относительно собственной жизни.

— Ты так смотришь, как будто хочешь меня взглядом сжечь, — я взял её ладонь, — Такая горячая!

— У тебя тоже, — Таня сжала мою руку в своей, — Я ведь и по настоящему могу сжечь…

Я скептически хмыкнул, но вежливо согласился:

— Не сомневаюсь. Можешь.

— Да нет, вряд ли, — по наклону головы я понял, что она использует то же искажённое зрение, что и я, — Не смогу.

— Не сможешь, — с этим я тоже согласился, немножко её разозлив:

— Ну, хватит «поддакивать»! Пошли куда-нибудь…

На такси мы доехали до залива, подальше от людей. Конечно, человеческое присутствие ощущалось и здесь — в банках, каких-то торчащих из воды сваях, выброшенных на берег досках и прочего сора, который с усердием растаскивали чайки. Нас, в отличие от людей, они совершенно не боялись — подлетали и ходили у самых ног, норовили сесть на голову и покопаться в волосах. Я их шутливо отгонял, а Татьяна смеялась:

— Чуют сородичей!

— Ага. Особенно когда один такой «сородич» в глаз тебе влетает на скорости…

— А ты часто летаешь, Юрий? — она с интересом на меня посмотрела.

— Нет, конечно! — я откинулся на камень позади, — Для этого приходится далеко уезжать, а пугать военных и диспетчеров я и сам боюсь… Зимой ещё в буран можно… От ракеты не убежишь, и заметишь её, когда уже поздно.

— А бывало? — Таня вскинула на меня глаза.

— Пару раз. Однажды зимой три дня в снегу провалялся, как Мересьев. Но летаю, у меня маленький городок. — я вспомнил город, где сейчас обустроился.

Какое ПВО? Завалющий аэропорт, откуда рейсы только в Москву и есть. Хоть прямо над ним и летай — пальцем потычут, потом напишут, что новый беспилотник испытывал местный (уже несколько лет как закрытый) завод.

— А-а, — завистливо вздохнула, — А я только плаваю. И то несколько раз приходилось убегать от береговой. Страшно! А ты не знаешь, откуда мы вообще взялись?

— Поплаваем. — я погладил её по спине, — А откуда? Трудно сказать. Может, со звёзд? Олег, тот единственный, о котором я говорил, считает, что со звёзд.

— А ты как считаешь? Ты же так много должен знать?

— Понимаешь, забывается тоже многое, — убрал руку, отмахнулся от чайки, — Когда-то узнаем.

К вечеру, после телефонного звонка из дома, Татьяна погрустнела:

— И что мне теперь делать? С Андреем, с мужем. Надо поехать, поговорить. Вещи собрать, да?

— Да, поговорить надо, — я посмотрел на часы, — А вещи тебе теперь собирать не надо, в мире вещей много, иногда даже слишком. Кстати, я часто уходил не прощаясь… Трудно, но так надо было.

Таня вздрогнула:

— Нет, ты что! Я так не могу! — прижалась ко мне боком и долго, неподвижно смотрела, запрокинув голову, как будто выбирая.

Я медленно гладил её по спине. На самом деле, выбора у нас никакого не было.

— Надо ехать, — она поднялась. А молча убегать — это не по-людски…

***

Я ждал ее с водителем в машине у дома. Мы с нею молча решили, что она съедет ко мне, поэтому я по телефону отменил бронь и взял в том же агентстве другой номер, покомфортнее, хотя сам и не планировал оставаться в Питере надолго. Теперь будет нужно: мне — пересмотреть дальнейшие планы, Татьяне — попрощаться с друзьями и местами. Когда откуда-то уезжаешь, кажется, что это навсегда.

Она выскочила из подъезда, сменила прыжки на степенный шаг, села в машину. Думал, что будут слёзы, но вид у неё оказался на удивление довольным, каким-то «освобождённым». Небольшой рюкзак из дома она всё же прихватила.

— Вот… — положила рюкзачок между нами, подумала, что он станет мешать и переложила к