Война с Шотландией — это страшная ошибка. Протектору не следовало ее затевать.
— Но если наша страна воюет, долг каждого — делать все, чтобы она одержала победу, — возразил Николас.
— Даже если эта война совершенно бессмысленна и несправедлива? И наша страна без всяких на то оснований вторглась на территорию другого государства? Неужели верноподданнические чувства должны заглушить голос совести и рассудка?
-таки мой опыт доказывает: все, что лишено смысла, как правило, оказывается неправдой.
— Мой опыт доказывает другое, — проворчал Уильямс. — Чем старше я становлюсь, тем сильнее убеждаюсь: сплошь и рядом человеческие поступки вообще лишены здравого смысла.
Я поступил в армию молодым парнем двадцати трех лет от роду. В тот год король Генрих двинул войска на Францию. Сами знаете, из этой кампании ничего хорошего не вышло. Как и из всех прочих военных затей старого короля. — В голосе его послышалась горечь. — Тем не менее я остался в армии. Я был гол как сокол, а там неплохо платили, в особенности когда я стал канониром. Служил я и во время последней войны с Францией, и во время войны с Шотландией. Господи Исусе, каких только ужасов я там не насмотрелся, даже вспоминать не хочется. Все эти войны принесли тысячи смертей, и ничего больше. У Англии нет повода гордиться своими победами. — Странно слышать такое от бывалого солдата, — заметил я, глядя ему в лицо. — Поверьте, любой опытный военный скажет вам то же самое, — усмехнулся Майлс.
— Честно скажу, я окончательно сбит с толку, — покачал головой Овертон. — Вчера вечером я разговорился с одним крестьянином, который воевал в Шотландии. По его словам, в армии царит полный хаос, война ведется самыми дикими методами. И вообще, наших солдат просто-напросто обманули. Сказали, что шотландцы якобы ждут нас с распростертыми объятиями. А в результате солдатам пришлось убивать мирных жителей, и для многих из них это стало невыносимым позором. Признаюсь, я уж и не пойму, нужна нам эта война или нет. —
Вполне возможно, размышлял я, братья Болейн затеяли драку с одной-единственной целью — украсть ключ. Через день они вернули его, уверенные, что испуганный Скамблер никому ничего не скажет. Судя по виноватому выражению, мелькнувшему на лице мальчишки, подобная догадка не раз приходила ему в голову.
— И когда все это случилось, Саймон? — уточнил я.
— Двенадцатого мая, — ответил он без запинки. — Я запомнил так хорошо, потому что это день рождения моей бедной матушки, упокой Господь ее душу.
Уже темнело, и я решил, что вернусь сюда завтра и поищу ключ при солнечном свете. Утром у меня была уйма дел, так что пришел я уже после полудня. И сразу увидел ключ на цепочке — он лежал в траве у дороги. Цепочка и правда порвалась. Но вот какая странная штука, — добавил парень, сдвинув брови. — Я точно помню, что вечером искал именно в этом месте, но никакого ключа там не было.
— Из Лондона только что получено известие: мятежники в западных графствах, кому протектор обещал помилование, послали его к чертям. Реформистских проповедников, которых он к ним направил, бунтовщики послали к чертям тоже.