Жалко, конечно, книги. Каждый автограф — это дружба, воспоминания, кусок жизни. А что делать, что было делать? Жить, ничего не теряя? Тогда нужно было просидеть всю жизнь в каком-нибудь Харькове, где меня настигло совершеннолетие. Я начал терять рано. И учился искусству терять. Всё. Книги, товарищей, предметы, к которым привык, обручальные кольца, крестики, часы, любимых — все дорогие сердцу предметы, по которым человек, как по следу, приходит в прошлое.
Я не раз высказывался в том смысле, что художественные фильмы не люблю, считаю сам жанр художественного фильма ублюдком. То, что кинематограф сто лет назад не поехал по колее, указанной ему первым, или одним из первых документальных фильмов («Паровоз» назывался этот короткий отрывок братьев Люмьер, нет, он назывался «Прибытие поезда на вокзал Ла Сьота»), а стал штамповать фильмы—спектакли, я считаю трагическим абортом. Будущее кинематографа все целиком находилось в документализме, а вместо этого мы имеем целые хранилища выцветших целлюлоидных мотков лент с погаными буржуазными посиделками а ля Немирович — Данченко. Нужно было бешено снимать революцию в Мексике в 13 году, революцию в Китае в 1911 году, отрубленные головы с косичками, пули, застрявшие в телах, снимать взятие Зимнего в 1917 (там не было ни одного кинооператора, позорище какое!), сдавшихся министров, обосравшихся юнкеров со сломанными погонами. А их потом спустя двадцатник лет пришлось фальшиво (ну да, революционно, но все равно фальшиво) играть, искажая историческую действительность. А если бы тогда снимали поход Унгерна в Монголию, в Ургу, его Азиатскую дивизию, мы бы сейчас имели такие свирепые лица, такие морщины, такие улыбочки… Стоящие сотен Сталлонов и Шварценнегеров с их силиконовыми мышцами. Технически все это было тогда прекрасно возможно, но вот эстетически просто не догадались. Зато целое столетие истратили, снимая на целлюлоид: малеванные декорации и распитие чаев и спиртных напитков в гостиных, и тупые разговоры буржуазии.
Точно так же терроризм, как он не неприятен обществу (а война ему что, приятна?) является методом политической борьбы, тоже своего рода продолжением дипломатии другими средствами. К терроризму обращаются те организации, у которых нет средств для организации войны, т.е. терроризм — это оружие бедных.
Но в смысле плоти пацан этот Марию никак не волнует, ведь он не запрещенный, обычный. У него нет седой шерсти на груди, его дыхание — не зловонный перегар, он не осмелится, смазав анал Марии сливочным маслом, вздуть ее в задний проход (знаменитая сцена в фильме, в пустой той самой квартире).
Какие это книги и кто их авторы? Ну, в то время на французском языке уже творят несколько десятков блестящих людей своего времени. Прежде всего это Вольтер, в миру Франсуа Мари Аруэ (1694 — 1778 г.), это Монтескье, это Жан Жак Руссо, сын часовщика. Это энциклопедисты Дидро, Д’Аламбер, Гольбах, Гельвеций. Это книги Сада, правда Сад будет признан позднее.
рублей дал отец Антона — хуторянин раскольник, старик, потому что он тоже хочет бежать со своего хутора на Украину. Все хотят бежать от трижды ёбаного государства Екатерины! (В её крепости я сейчас сижу и шкурой понимаю, что это все как один день, эти 230 лет — на улице те же пугачёвские денёчки. Я сижу в этой сраной букве «К».
Третье важнейшее событие помимо провозглашения независимости Соединённых Штатов и Французской Революции современники заметили как экзотическую новость, и в дальнейшем оно затерялось в исторических хрониках колониальных войн, ведомых Великой Британией. Сейчас о нем не упоминают из чувства стыда. Речь идет о взятии делийской цитадели, форта в городе Дели, Индия, в 1753 году. Британцам достаются огромные богатства сокровищницы индийской короны, золото, драгоценные камни Великих Моголов. Одновременно Британия наложила руку на индийский хлопок, на сырье. Именно этот год можно считать годом рождения капитализма. Громадные инвестиции, поступившие в Англию из разграбленной Индии, и сырье оттуда же сделали возможным Первую индустриальную революцию в мире — английскую.
