автордың кітабынан сөз тіркестері  Рецепт любви. Жизнь и страсть Додена Буффана

Марсель Руфф

Разложите в произвольном порядке на большом столе животные и растительные дары земли, неба и моря и подумайте о том, что одно усилие мысли, что одна искра интуиции способны создать из этого гармонию, найти нужный баланс, вырвать из их грубой оболочки, из их мертвой плоти все полезные свойства, соединить между собой их бесценные ароматы, подарить этому миру наслаждение, которое природа заложила в них и которое навсегда бы осталось непознанным и бесполезным, если бы не человеческий разум и вкус, заставляющий каждый из продуктов раскрывать свои восхитительные секреты.

гастрономия, как и любое другое искусство, включает в себя философию, психологию и этику

Кухня по-прежнему является жертвой низких и прискорбных предрассудков.

приготовление пищи – это искусство вкусовых ощущений, так же как живопись – это искусство визуального, а музыка – искусство слухового восприятия

И тогда Доден-Буффан, как будто подводя итог своим длительным размышлениям, спору, который он словно вел с самим собой, произнес: «Больше никаких сомнений: кухня народа – единственный достоверный свидетель его цивилизации».

Животные кормятся, люди питаются, но только умные люди умеют есть

Истинный ценитель женщин – это тот, кто в тени и в тайне, не пренебрегая при этом случайными интрижками, складывает в свою копилку десять месяцев романа с миниатюрной модисткой, шесть недель ухаживаний за строгой учительницей, год душевных переживаний из-за галантерейщицы и полгода страсти с молодой горничной.

Он искал совершенство. И сколько раз во время долгих поисков, последовавших за смертью Эжени Шатань, методично разжевав и проглотив несколько кусочков блюда, поданного под видом кордон блю, он откладывал салфетку в сторону и, не сердясь, уходил прочь, ища убежища на кухне – безусловно, достойной и благородной… конечно, для кого угодно, кроме него – в «Кафе де Сакс»! Он смиренно принимал посредственную стряпню трактира. На собственной кухне он мог терпеть только абсолютную безупречность.

Доден принимал соискательниц в своей библиотеке. Он вежливо вставал, когда они входили, и, терзаемый сомнениями и презумпцией гениальности, приглашал их сесть в удобное кресло. И пока он тактично задавал вопросы о семье, возрасте, условиях жизни, навыках и опыте предыдущей работы, его оценивающий взгляд цеплялся за каждую черточку в лице, по которой можно было бы вычислить гениальную кулинарную художницу. Прежде всего он долго и пристально изучал губы: насколько они были пухлыми. Он рассматривал их очертания, чтобы обнаружить в них ту живость, которая свидетельствует об обостренном восприятии, тот трепет, который указывает на их особое предназначение. Наконец, он искал ту «физиономику гурмана», которая выступала главной гарантией. Он тут же отказывался от острых или квадратных подбородков: ему нужна была округлость, способная убедить его в необходимой ему чувственности. И хотя в их взглядах он читал некую неопределенность, она не могла его сбить с толку.

Доден-Буффан – истинный гурмэ, как Клод Лоррен – истинный живописец, а Берлиоз – истинный музыкант. Он среднего роста, аккуратно подстрижен, держится с достоинством и изяществом. У него почти белые волосы. Он не носит усы, но носит бакенбарды. Он говорит без спешки, закрывает глаза, чтобы собраться с мыслями, без педантичности выдает афоризмы, любит шутки и не терпит насмешки. За десертом он любит делиться с близкими друзьями своими юношескими воспоминаниями, и это единственная причина, по которой он предпочитает бургундское бордо. Он спокойно живет в окружении семейного наследия. Он мудрый человек. Он просто старый добрый француз.