Вячеслав Никонов

ПОЛИНА ЖЕМЧУЖИНА

МОСКВА
МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ
2025

ИНФОРМАЦИЯ
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

Никонов В.А.

Полина Жемчужина / Вячеслав Никонов. — М.: Мо­лодая гвар­­дия, 2025. — (Жизнь замечательных людей: сер. биогр.; вып. 2083).

ISBN 978-5-235-04861-4

Полина Семеновна Жемчужина была не просто женой В.М. Молотова и не просто моей бабушкой, хотя последнее для меня наиболее существенно. Она сама была более чем заметной фигурой нашей, советской, истории. Девчонка из запорожских степей, песчинка в буре революции и Гражданской войны, она взлетела к вершинам кремлевского олимпа. Она фактически создала парфюмерную отрасль в СССР, поднимала пищевую промышленность. Была первой женщиной, руководившей производственным союзным наркоматом — рыбной промышленности. В 1949 году Жемчужину арестовали и вынесли приговор по печально известной 58-й статье — измена Родине, которой она ни на секунду не изменяла. Несколько лет она провела в ссылке, и только смерть Сталина избавила ее, как и Молотова, от почти неизбежной гибели.

Автор книги — внук П. С. Жемчужиной — много лет собирал материалы для книги о своей бабушке, но написал ее лишь сейчас, когда были обнаружены считавшиеся утраченными письма Жемчужиной, которые во многом легли в основу этой книги.

 

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

 

16+

ВВЕДЕНИЕ

Жемчужина была не просто женой Молотова и не просто моей бабушкой, хотя последнее для меня наиболее существенно. Она сама была более чем заметной фигурой нашей, советской истории.

Девчонка из запорожских степей, с 11 лет работавшая прислугой, а с 14 лет — папиросницей на табачной фабрике, песчинка в буре революции и Гражданской войны, она взлетела к вершинам кремлевского олимпа.

Ее орден Ленина был за то, что она фактически создала парфюмерную отрасль в Советском Союзе. Как заместитель наркома Жемчужина поднимала пищевую промышленность.

Она была ближайшей подругой Надежды Сергеевны Аллилуевой, жены Сталина, а после ее смерти стала де-факто первой леди СССР и в этом качестве выполняла важные представительские и дипломатические функции. Ее считали образцом стиля и элегантности, на нее равнялись советские модницы.

Она была не первой женщиной-наркомом: в ленинском правительстве Александра Михайловна Коллонтай отвечала за социальную поддержку. Но Жемчужина была первой женщиной, руководившей производственным союзным наркоматом — рыбной промышленности.

У нее были политические противники, как были они и у ее мужа.

Попав в первый раз в сталинскую опалу в 1939 году, она была сброшена на республиканский уровень и стала видной фигурой в легкой промышленности. Ее награды времен Великой Отечественной — за организацию поставок обмундирования для нашей армии.

В 1949 году Жемчужину арестовали и вынесли приговор по печально известной 58-й статье — измена Родине, которой она ни на секунду не изменяла. Несколько лет она провела в ссылке, и только смерть Сталина избавила ее, как и Молотова, от почти неизбежной гибели.

А затем она разделила судьбу своего мужа, которого тоже объявили врагом партии.

Сложный человек. В ней сочетались безумная внутренняя сила и обычная женская слабость. Готовность свернуть горы и крайне хрупкое здоровье, подорванное еще в молодые годы. Удивительная выдержка, самообладание и кокетливая капризность. Беспредельная преданность семье и готовность пожертвовать собой ради нее. Внутренняя собранность во всем, что касалось дела, и удивительная беспечность в личном общении с людьми, которых считала близкими. Человек со стальным стержнем и одновременно человек настроения, эмоций, болезненный, нервный.

Жемчужина действительно была женщиной-загадкой.

Какие-то обрывки биографии Жемчужиной промельк­нули в сборнике с 140 беседами с Молотовым, вышедшем из-под пера писателя Феликса Ивановича Чуева. Он поступил крайне неэтично, тайно, без какого-либо разрешения записывая на диктофон, а затем издавая застольные разговоры, на многих из которых и мне довелось присутствовать. Лариса Николаевна Васильева, работая над «Кремлевскими женами», встречалась с Чуевым. И потом сочла нужным поместить в свою книгу такой их диалог:

«Кто помнит сегодня Полину Жемчужину? Молотов умер, дочь их, Светлана, умерла. Внуки? Зная, что поэт Феликс Чуев в последние годы посещал Молотова и выпустил книгу бесед с ним, я спросила его:

— Кто мог бы рассказать мне о Полине Жемчужиной?

— Никого не осталось.

— А внуки?

— Там трое внуков. Но им это [выделено мной. — Л.В.] не нужно»¹.

Нужно. И всегда было нужно.

* * *

Автор выражает искреннюю признательность всем, кто оказал помощь в работе над этой книгой. Особенно — Светлане Алексеевне Трубниковой, моей многолетней помощнице в политических и бумажных делах.

Максиму Олеговичу Гречишкину — многолетнему помощнику, особенно за помощь в поиске необходимых архивных документов и в работе над иллюстративным рядом.

Дарье Николаевне Михайловой, позволившей архивным и иным документам превратиться в машиночитаемые файлы.

Также большая благодарность руководителям Российского государственного архива новейшей истории и руководству и сотрудникам Центрального архива ФСБ РФ (чьи имена они просили не называть).

Глава 1

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ

Ее настоящие имя и фамилия — Перл Семеновна Карповская.

Загадки в ее жизни начинаются уже со времени и места ее рождения. Месяцем рождения в Личном листке указан март 1897 года, в автобиографиях даты рождения нет — только год. День рождения бабушки всегда отмечали всей семьей 12 марта.

Во всех документах местом своего рождения она называла Александровск. Вероятно, Полине хотелось быть изначально горожанкой, представительницей городского рабочего класса, а не жительницей небольшого затерявшегося в степях местечка. А может, действительно считала своей родиной именно Запорожье, где прошли детские годы.

На самом же деле родилась она действительно на станции Пологи Александровского уезда Екатеринославской губернии. Александровском в те времена назывался современный город Запорожье, а Екатеринославом — Днепропетровск.

Пологи были тогда совсем молоды. 47-й полутом Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, вышедший в свет почти одновременно с рождением бабушки, содержит крайне скупые сведения о них: село Екатеринославской губернии, Александровского уезда при реке Конке. Жителей — 3100. Из примечательных мест только «школа, ярмарка, лавки»².

Это был по сути рабочий поселок, возникший только в 1887 году в связи со строительством железной дороги Екатеринослав — Бердянск. В 1904 году в результате развития сети железных дорог на юге России Пологи стали железнодорожным узлом. Для детишек местом притяжения, помимо вокзала с его дымящими паровозами и длинными составами, разношерстной путешествующей публикой и торговым местным людом, была речка Конка, неширокая, спокойная, с редкими в тех краях деревьями по берегам.

Родилась Полина в многодетной семье. Главным кормильцем был отец, Семен (Соломон) Карповский, который, по ее словам, был лучшим портным в округе. Но отца Полина не застала, он рано скончался. В автобиографии 1944 года она написала: «Отец умер, когда мне было 8 месяцев, оставив мать с 7 детьми без всяких средств к существованию. Мать после смерти отца работала поденно кухаркой и на других работах»¹.

Мать — Софья Абрамовна — родилась в 1856 году, то есть к моменту рождения Полины ей был уже 41 год. Всех братьев и сестер установить мне не удалось, но о судьбе большинства сведений достаточно.

Старшего брата звали, как и отца, Семен, он вел жизнь весьма самостоятельную. В 1908 или в 1910 году, из-за нежелания служить в армии, как будет объяснять родня, он уехал в Соединенные Штаты, где стал Сэмом Карпом³.

На девять лет старше Полины была ее сестра Ревекка (Рива), которая будет носить фамилию Лишнявская-Карповская. Из всей родни именно она была ближе всех к Полине. У Ривы в 1910 году родилась дочь Роза, которая тоже будет весьма близка с Жемчужиной.

Брат Абрам родился на пять лет раньше Полины и остался, судя по всему, холостяком.

Еще была сестра Берта, которая в замужестве получит фамилию Голованевская, и у нее будет двое детей — Семен Михайлович и Сарра Михайловна.

В Личном листке по учету кадров Жемчужина заполняла графы:

«4. Национальность — еврейка.

5. Социальное положение — рабоч.

а) бывшее сословие (звание) родителей — рабочие;

б) основное занятие родителей до Октябрьской революции — отец умер, мать на моем ижд.».

Ясно, что в таких тяжелейших обстоятельствах не было счастливого детства. Но семья была дружная, братья и сестры помогали друг другу и матери и тогда, и много лет спустя. Даже в тюрьму в 1949 году пойдут втроем — Полина, а из-за нее — сестра Рива и брат Абрам…

Понятно, что Полине было и не до серьезной учебы. В полном объеме она освоила курс только начальной школы. Но читать и писать могла очень хорошо, гораздо лучше ее братьев и сестер, как легко убедиться по более поздней переписке. Живой ум, умение упорно работать, целе­устремленность отличали Полину с юных лет.

Ее трудовой путь в Александровске начался в 1908 году: «Я с 11-ти лет начала батрачить вместе с матерью» (Автобиография 1935 года) и «Я с 11-ти лет начала работать на разных работах поденно, вместе с матерью» (Автобиография 1944 года).

Помогая матери в ее работе прислугой, Полина получала универсальные навыки ведения хозяйства. Она могла хорошо готовить и убирать, стирать. Она видела, как живут люди в обеспеченной семье, большом доме, и стремилась им подражать, наверняка мечтая о таком же достатке.

Так получится, что почти вся трудовая жизнь бабушки будет связана с промышленностью. И начинала она знакомство с индустрией в 1911 году, когда нужда привела ее в губернскую столицу — в Екатеринослав — на табачную фабрику.

По сравнению с Пологами и даже Александровском Екатеринослав выглядел тогда действительно по-столич­ному. Население города по первой общероссийской переписи 1897 года насчитывало 121 тысячу человек, из них русские составляли 42 %, евреи — 34 %, украинцы — 19 %⁴. К 1910 году население удвоилось и составило 252,5 тысячи человек. В городе были мужская и женская гимназии, женская прогимназия, но поучиться в них будущему наркому не довелось.

На трех ярмарках торговали в основном хлебом, домашними животными и овечьей шерстью. В Екатеринославе была и крупная промышленность, прежде всего Александровский металлургический железоделательный, рельсопрокатный и механический завод (в обиходе «Брянка») и трубопрокатный завод Общества металлургических заводов Б. Гантке. К числу крупных промышленных предприятий относились и две табачные фабрики⁵.

Род занятий Полины на фабрике позволяет уточнить Личный листок, где в соответствующей графе написано: «папиросница». То есть производила папиросы, а не махорку, сигары или сигареты. Производство монотонное, требующее внимания и сноровки. Работа тяжелая, да к тому же предельно вредная, особенно для, по сути, детского организма.

Начало Первой мировой войны мало что изменило в монотонной жизни папиросницы Перл Карповской.

Спрос на табачные изделия в годы войны рос, махорка, как поется в песне, была на фронте в цене. Папиросы же стали привилегией офицеров и тех, кто мог себе их позволить. С сырьем дело обстояло все хуже, что отражалось на качестве продукции, но тут уж не ее забота. Мужчин с производства забирали в армию, и на девчонок-папиросниц ложилась все более тяжелая нагрузка на производстве.

Украина выступала ближайшим тылом для армий Юго-Западного и Румынского фронтов, которые стали главным полем боевых действий в 1916–1917 годах.

Мировая война переворачивала всю страну, которая еще работала на победу. Нет, Российская империя вовсе не терпела поражения в войне, как казалось и до сих пор кажется многим. Больше оснований считать себя уже побежденными было у держав противостоящего Антанте Четверного союза — у Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. В конце 1916 года на поле боя стояли 60 российских армейских корпусов вместо тех 35, которые существовали в начале войны.

Но у воюющей армии был слабый социальный тыл, готовый взорваться протестом против верховной власти. Все реже войну в России называли Второй Отечественной, как вначале (считая первой войну 1812 года с Наполеоном). Вой­на заметно ухудшила материальное положение значительной части населения России, обострила все существовавшие в стране противоречия — политические, социальные, национальные.

Идеи критиков власти находили все большую поддержку в общественном сознании, где нарастала усталость от затянувшейся войны. Нужда накладывалась на озлобление против имущих классов, которые по-прежнему ни в чем себе не отказывали.

Для рабочего класса, таких тружеников, как Полина, главным раздражителем стал рост стоимости жизни. Зарплата росла в 2–3 раза медленнее роста цен на продовольствие, одежду, жилье. Да и многие товары стали просто исчезать — от туфель до мануфактуры. Но даже это еще не было бедой: у противников дела шли куда хуже, немцы переживали «брюквенные зимы», когда кроме брюквы другой еды не было совсем.

Россию от других воевавших держав отличало наличие необычайно активной и оппозиционно настроенной олигархической и аристократической элиты, а также интеллигенции, поставлявшей в большом количестве кадры фанатичных революционеров. Они связывали будущее страны исключительно со свержением существовавшей власти. Во главе лагеря пораженцев стоял лидер большевиков Владимир Ильич Ленин, который считал, что «превращение современной империалистической войны в гражданскую вой­ну есть единственно правильный пролетарский лозунг»⁶.

Впрочем, накануне революционных событий 1917 года роль большевистской партии была ничтожной — ее лидеры были либо в эмиграции. Русское бюро ЦК в Петрограде возглавляло трио, состоявшее из рабочего Александра Гавриловича Шляпникова, Петра Антоновича Залуцкого и только что бежавшего из сибирской ссылки Вячеслава Михайловича Молотова, с которым вскоре судьба сведет Полину раз и навсегда.

* * *

Февральская революция уничтожила многовековую Российскую империю, вздыбила всю страну. Впрочем, революционные события тогда Полины мало коснулись. Застала она их в Александровске, куда она вернулась, тяжело заболев на производстве. Из автобиографии: «На фабрике работала 6 лет, до 1917 года, потом заболела туберкулезом и вынуждена была уйти с работы». Болезнь тяжелая и в наши дни, тогда часто была смертным приговором. Но Полина справилась с недугом. Как оправилась, устроилась работать кассиршей в аптеку.

Дальнейшая судьба Полины оказалась связанной с драматической борьбой за власть, которая развернулась в восточной части того, что получит название Украина.

Ведущую роль в ней играли как общероссийские политические силы — эсеры, меньшевики и большевики, — так и множившиеся националистические организации, выступавшие за самостоятельность Украины. В Киеве уже вовсю действовала украинская Центральная рада. Она объявила о включении в свой состав земель юга России чуть не до Урала, приступила к формированию собственной армии и подумывала о сепаратном мире с Германией.

После провала выступления генерала Лавра Георгиевича Корнилова в августе 1917 года рабочие Харькова, Екатеринослава, Киева, шахтеры Донбасса требовали оружия. Политический расклад был крайне пестрым. 6 октября в Харькове открылся областной съезд Советов рабочих и солдатских депутатов Донецкого и Криворожского бассейнов, в котором участвовали 49 большевиков, 44 меньшевика, 42 эсера, 2 анархиста. А из 83 депутатов от Украины, посланных в Петроград на II Всероссийский съезд Советов, который провозгласит победу социалистической революции, 40 принадлежали к большевистской партии⁷.

Полину уже не устраивала роль щепки, которую несут жизненные волны. Она сама становится на путь политической борьбы.

Большевичка

Малороссия имела огромное экономическое и политическое значение для всей страны. До революции на нее приходилось 70 % добычи угля и черных металлов, огромная доля сельскохозяйственного производства. Украина принадлежала к числу наиболее урбанизированных частей страны, в ней были расположены три из шести крупнейших городов империи. И именно на ее территории развернулись наиболее драматические события революции и Гражданской войны.

При первых известиях о большевистской революции в Петрограде в октябре 1917 года на III Всеукраинском вой­сковом съезде профессор Михаил Сергеевич Грушевский потребовал от украинской Центральной рады немедленно провозгласить украинскую Демократическую Республику «в этнографических границах Украины». Таких границ вообще-то не существовало, как и официально признанного украинского этноса. Тогда же Киевский совет рабочих и солдатских депутатов выступил в защиту ленинского правительства и сформировал революционный комитет, заявивший претензии на власть. Но сохранившее преданность Временному правительству командование Киевского военного округа вызвало для усмирения большевиков части Чехословацкого корпуса. 31 октября (13 ноября) 1917 года членов ревкома арестовали, его председателя Леонида Леонидовича Пятакова (брата более известного Георгия Пятакова) убили. Центральная рада 7 (20) ноября выступила с Третьим универсалом, который провозглашал создание Украинской народной республики, явочным порядком распространившей свою власть на девять российских губерний. Генеральный секретариат Рады 23 ноября (6 декабря) объявил Юго-Западный и Румынский фронты российской армии Украинским фронтом, на который призвал прибывать украинцев с других фронтов, разрушая тем самым единую систему обороны на всех направлениях. Рада также вступила в переговоры с немцами и румынами и подписала с ними акт о перемирии на Румынском фронте и установила партнерские связи с мятежной Донской казачьей областью атамана Алексея Максимовича Каледина⁸.

Ленин ответил Манифестом от 3 (16) декабря. Совнарком признавал УНР, «ее право отделиться от России или вступить в договор с Российской Республикой», но протестовал против «непризнания Радой ленинского правительства, дезорганизации фронта, разоружения Красной гвардии и поддержки Каледина»⁹.

Генеральный секретариат отказал Ленину в праве диктовать политику различным областям страны, и 5 (18) декабря СНК постановил: «Признав ответ Рады неудовлетворительным, считать Раду в состоянии войны с нами». Три отряда, объединенные в Южный революционный фронт во главе с Владимиром Александровичем Антоновым-Овсеенко, захватили Харьков. 11 (24) декабря там открылся III съезд Советов Донецкого и Криворожского бассейнов. Он объявил себя Всеукраинским, отказал Раде и Генсекретариату в легитимности и избрал временный ЦИК, который принял ленинские декреты и распоряжения как руководство к действию. Провозглашенная там же Донецко-Криворожская советская республика во главе с товарищем Артемом (Федором Андреевичем Сергеевым) формально включила в себя территории Донбасса, Криворожского бассейна, Екатеринославской и Харьковской губерний.

Красные войска под командованием Александра Ильича Егорова 2 января 1918 года вошли в Александровск, где тогда и находилась Полина¹⁰. Она впервые увидела бойцов-красноармейцев. Похоже, в них она почувствовала что-то классово родное. Она приняла советскую власть всей страстью своей девичьей души.

Первые шаги ее политической жизни проследил украинский историк Александр Петрович Кривоший: «Когда в январе 1918 г. в уездные города Екатеринославской губернии пришла советская власть, к большевикам присоединилась группа революционно настроенных женщин, горевших неудержимым желанием “показать себя” — выйти на авансцену политической жизни и наравне с мужчинами сыграть свою роль в спектакле, написанном историей для одного из ведущих южноукраинских регионов. Эти женщины не стремились защищать свою семью, собственность или устоявшиеся дедовские традиции, они шли в революцию, чтобы самореализоваться в публичной сфере, к которой в царской России почти не имели доступа. И революция давала таким женщинам шанс. […] Провозгласив де-юре равенство прав мужчин и женщин во всех сферах жизни, включая политическую, российская Коммунистическая партия начала привлекать “женскую массу” к действенному участию “во всех формах и видах революционной борьбы — как на фронте, так и в тылу, как путем агитации и пропаганды, так и путем непосредственной вооруженной борьбы...”»¹¹.

В автобиографии Полина указала: «В 1918 году вступила в г. Запорожье в партию. С 1918 года по 1919 работала в Красной Армии политработником. Была на фронте под Киевом (Крепостная 12 армия)».

Из допроса на Лубянке в 1949 году: «В 1918 году Запорожской городской партийной организацией я была принята в члены РКП(б) и спустя некоторое время стала заведовать отделом Запорожского губкома партии»¹². Это ошибка: Александровск станет Запорожьем и «столицей» губернии только в 1921 году, когда Полины там уже не будет.

Судьба Украины в те дни решалась не только на поле боя, но и на дипломатическом фронте в Бресте, где революционные романтики-большевики столкнулись с жесткими реалистами, милитаристами и геополитиками. Раду, изгнанную из Киева, продолжали признавать законной властью страны Четверного союза, которые считали Украину независимым государством. 27 января (9 февраля) делегация уже низложенной Рады подписала сепаратный мир с Центральными державами. Троцкий стал де-факто проводить свою линию: «Ни мира, ни войны, а армию распустить». 18 февраля кайзер возобновил военные действия. В тот же день делегация Рады подписала с Германией и Австро-Венгрией военное соглашение, которое разрешало им оккупировать Украину для обеспечения «мира и порядка». Австро-германские войска численность до 400 тысяч человек — по приглашению — двинулись на Украину. Им противостояли не больше 20 тысяч советских бойцов.

В конце марта 1918 года Екатеринославский кош свободного казачества под руководством Гавриила Воробья помог немецким и австро-венгерским войскам захватить Екатеринослав с губернией. Начались репрессии против большевиков и сочувствующих им. На улицах городов появились виселицы.

Беда в этот раз обошла Полину стороной.

Александровск Красная армия взяла в ночь под новый 1919 год — к вящей радости Полины. После чего большевики принялись восстанавливать работу городского комитета КП(б)У и органов советской власти. Тут-то Полина и пригодилась.

В конце февраля в Александровске разместился штаб вновь созданной 1-й Заднепровской Украинской советской дивизии во главе с комдивом Павлом Ефимовичем Дыбенко. Слово вновь Кривошию: «Вместе со штабом в город прибывает еще одна, не менее харизматичная, личность — начальник политотдела этой дивизии и гражданская жена Дыбенко, Александра Михайловна Коллонтай. Переехав в Александровск, пламенная революционерка начинает неутомимо проводить среди военных и местного населения агитационно-разъяснительную работу, а еще инициирует проведение в городе многолюдного женского собрания. […]

В последний день февраля в холодном прокуренном зале Народного дома на площади Революции (так эта площадь называлась в марте—мае 1919 г., ныне — площадь Свободы в Октябрьском районе города Запорожье) собрался экзальтированный и разношерстный люд. Александра Коллонтай долго и восторженно рассказывала о революционной энергии масс, свободной любви, гражданском браке, статусе внебрачных детей и участии женщин в борьбе за советскую власть… Выступление Валькирии революции слушала и 22-летняя политработница 16-го полка 12-й армии Южного фронта Перл Соломоновна Карповская. Слушала и восхищалась, а в глубине души тихо завидовала силе и решительности этой немолодой женщины, умело прокладывавшей путь в космосе мужских амбиций и вкусов. У нее же самой пока что все было не так. Пока что...»¹³

Насчет 12-й армии украинский историк ошибался — она к тому времени еще не была сформирована. Но насчет восхищения Александрой Коллонтай все верно. Дед мне говорил, что Полина была ее страстной поклонницей.

Была ли у самой Полины личная жизнь? Были ли увлечения? Судя по всему, были. Во всяком случае, на допросах ее «соучастницы» из числа тех, кто знал ее с революционных времен, подтверждали, что она короткое время была замужем. Так, Анна Яковлевна Слезберг, одно время даже жившая в семье Карповских, на допросе 1 августа 1939 года расскажет: «В 1919 году Жемчужина вышла замуж за председателя Запорожского профсовета Неделина, который в 1920 году был убит махновцами»¹⁴.

Анастасия Тимофеевна Вельбовская показывала на допросе 31 мая 1949 года: «Жемчужина, как я припоминаю, в 1919–1920 годах работала в женотделе Запорожского обкома партии и выступала на разных собраниях, где приходилось бывать и мне.

Я помню Жемчужину, когда она была замужем за работником Запорожского обкома партии Абрамович Самуилом, он же Неделин, убитым впоследствии махновцами... Ходили слухи, что у Жемчужиной до Неделина был еще один муж — артист-куплетист Дарьялов, являвшийся каким-то дальним родственником семьи Карповских»¹⁵.

Проверить это невозможно, и тогда обвиняемые вынуждены были подписывать очень много из того, чего не было на самом деле.

Тем временем битва за Украину продолжалась. Антибольшевистское восстание поднял атаман Никифор Александрович Григорьев, один из командиров 1-й Заднепровской советской дивизии. Его отряды двинулись на Александровск, остававшийся, по сути, беззащитным. «В канун отступления большевистских войск из города 26-летняя коммунистка Евгения Миллер-Колокольцева принимает на себя обязанности секретаря Александровского городского комитета КП(б)У. Она прилагает много усилий для организации, в условиях прифронтового хаоса, подполья и привлечения к этой работе самых активных и преданных делу революции женщин»¹⁶. Полина стала одной из них.

Теперь о своей жизни говорить начинает уже сама Жемчужина. Из ее допроса 4 февраля 1949 года: «Осенью [На самом деле летом. — В.Н.] 1919 года в Запорожье было предпринято Деникиным наступление, в связи с чем весь аппарат губкома партии начал эвакуироваться в Киев. Вместе с группой работников губкома эвакуировалась в Киев и я.

Здесь мы явились в ЦК КП(б)У, и нас группами разослали в действующие части Красной Армии. Я, например, была направлена политработником в Девятую армию, дислоцирующуюся в районе станции Дарница»¹⁷. Здесь ошибка — либо бабушки, либо того, кто вел протокол допроса. По всем документам это была именно 12-я армия, 9-я воевала в это время на Донбассе.

Карповская попала в один из полков, дислоцировавшийся возле Дарницы. Правда, пробыла она там недолго, белогвардейское наступление рассеяло этот полк, пришлось бежать обратно в Киев, уничтожив личные документы. В 1949 году этот эпизод ей, помимо прочего, инкриминируют как позорное бегство и чуть ли не предательство.

Вот ее диалог со следователем на Лубянке:

«Вопрос: Как следует из ваших показаний, на фронт вас послали для налаживания политработы в войсках, а вы вместо этого бежали в Киев. Как вы это расцениваете?

Ответ: Теперь я рассматриваю это как бегство с поля боя, но тогда я была молодая и не понимала, что от меня требовалось. К тому же комиссар нашего полка Семенов заявил нам тогда, что положение создалось безвыходное, и предложил уничтожить личные документы и пробраться в Киев. Я так и поступила».

Итак, Полина в Киеве, кишащем деникинцами. Следователь с Лубянки продолжает допрос:

«Вопрос: Что вы делали по прибытии в Киев?

Ответ: К моменту моего возвращения в Киев город полностью находился в руках белогвардейского генерала Бредова. В этой связи я в течение трех дней отсиживалась в Михайловском монастыре, так как никого из своих товарищей не нашла и не знала, что мне делать, а затем пробралась в г. Запорожье, который был тогда оккупирован Деникиным».

Пробраться в Александровск было непросто, но ей снова повезло. Сколько еще раз она будет на грани жизни и смерти, и сколько раз ей будет везти... В это везение следователь МГБ, который в годы Гражданской под стол пешком ходил, так и не поверит.

«В Запорожье я установила связь с партийной организацией и по указанию ее руководителей — Дубовик и Харламовой была направлена в Харьков на подпольную партийную работу.

Вопрос: А почему вы не остались в Запорожье?

Ответ: Объясняется это тем, что в Запорожье меня многие знали как работницу губкома партии, я могла быстро провалиться. Достаточно сказать, что по возвращении в Запорожье я пробыла там всего лишь одни сутки, а меня уже начали разыскивать.

Вопрос: Кто?

Ответ: Деникинская контрразведка.

Вопрос: Откуда вы это знаете?

Ответ: В Запорожье в период пребывания там войск Деникина, в 1919 году проживала моя мать Карповская Софья Абрамовна и моя родная сестра — Карповская Ревекка Соломоновна, у которых я и остановилась. Вначале я думала вообще остаться работать в Запорожье, но спустя буквально несколько часов после моего прихода домой меня предупредили, что за мной охотятся белые».

Из Александровска путь Жемчужиной лежал в Харьков.

«Ответ: Перед отправкой из Запорожья в Харьков Дубовик, Харламова и Даниленко снабдили меня паспортом на чужую фамилию, но какую, сейчас не помню, и дали мне письмо к одному из подпольных партийных работников в Харькове — некоему Давиду Дашевскому с пользой использовать меня на подпольной работе. С этим паспортом, по которому я значилась учительницей, мне без особых трудов удалось добраться до Харькова и установить там необходимые связи»¹⁸.

В книге Н. Меклера «В деникинском подполье», изданной в 1932 году, описывалась жизнь подпольщиков-большевиков в одной из харьковских квартир: «Третьим постоянным жильцом была Полина Семеновна Жемчужина, молодая веселая женщина, сестра милосердия одного из военных госпиталей. Она приехала из Киева, паспорт у нее был за подписью генерала Бредова, она “ненавидела” большевиков и вместе с мадам Брунзель вырабатывала стратегические планы решительного разгрома “латышей, евреев, китайцев и чрезвычаек”, которые погубили Россию. В этой комнате были наши радость и гордость, наше подпольное паспортное бюро…»¹⁹.

И именно в Харькове осенью 1919 года Перл Карповская станет Полиной Жемчужиной, обретя тот партийный псевдоним, под которым вошла в историю. Вот как она рассказывала об этом следователю: «В Харьков я прибыла приблизительно в октябре или ноябре 1919 года, связалась с Дашевским, который оказался заведующим паспортным отделом харьковской городской партийной организации. Дашевский выдал мне новый паспорт на имя Жемчужиной Полины Семеновны И с тех пор, то есть с конца 1919 года, я ношу эту фамилию. На эту же фамилию мне был выдан в Харькове и партийный билет, поскольку я была известна именно как Жемчужина».

«Перл» — это и есть «жемчужина». Так выбирали себе псевдоним, переделывая измененное имя в фамилию, неамбициозные подпольщики. Впрочем…

«Дашевский оставил меня для работы в паспортном отделе, и я вплоть до освобождения Харькова от белогвардейских войск занималась перевозкой паспортов для работников подпольной партийной организации города Кременчуга»²⁰.

В ноябре войска 12-й армии перешли в наступление, заняв в ноябре Чернигов. Армии Южного фронта 12 декабря 1919 года освободили Харьков и выдвинулись к Екатеринославу и Киеву, где была восстановлена советская власть. Полина Жемчужина вышла из подполья. «После того, как части Красной Армии начали освобождать Украину, я переехала в Запорожье и вновь была назначена заведующей женотделом Запорожского Губкома партии»²¹.

Женотдел

Из автобиографии: «С 1919 по 1920 г. работала в Запорожье зав. женотделом губкома... В этой должности я пробыла до 1921 года, после чего меня по моей просьбе перевели в Харьков инструктором женотдела КП(б)У».

Воссозданный в январе 1920 года женотдел при ЦК КП(б)У разослал во все партийные комитеты циркулярное письмо с указанием начать организацию на местах отделов по работе среди работниц и крестьянок²².

Однако гражданская война на Украине еще не закончилась, города по несколько раз переходили из рук в руки. Александровск летом 1920 года был, по сути, фронтовым городом. Поэтому там партийная организация, когда город контролировали красные, занималась в основном военными делами. Ей было не до женотделов.

Только 15 августа городская газета «Известия» сообщала, что готовится начать свою работу «отдел по вопросам работы среди женщин, созданный при Александровском губернском комитете КП(б)У»²³. Но и эта попытка оказалась не ко времени: к городу вновь подходили силы Врангеля, воспользовавшиеся провалом Красной армии в войне с Польшей. В этот драматичный момент какая-то высшая сила начинает сводить Полину с ее будущей судьбой, которая предстанет в лице суженого. На Украине появляется новый партийный работник — Вячеслав Михайлович Молотов (Скрябин).

Биография будущего супруга Полины известна намного больше, чем ее. Я мог бы много о Молотове рассказать, но уже сделал это — в книгах издательства «Молодая гвардия», в том числе и в серии ЖЗЛ; повторяться здесь смысла нет.

Вячеслав Скрябин еще в 1906 году на летних каникулах в Нолинске вступил в партию большевиков, в 1912 году занимал хлопотную и опасную должность ответственного редактора азеты «Правда». В апреле 1913 года был арестован. Когда деда спрашивали, в каких тюрьмах Российской империи он сидел, его ответ звучал так: «Во всех основных». Молотова отправят в сибирскую ссылку — в Манзурку Иркутской губернии. Оттуда он в мае 1916 года сбежал, отсиделся на даче под Казанью у Тихомирнова, только что привезшего последние инструкции от Ленина, и в начале осени вновь объявился в Петербурге. И стал одним из трех членов Русского бюро ЦК партии, который сам называл «ЦК на безрыбье».

В начале лета 1917 года начинает впервые складываться связка Сталин — Молотов. В какой-то мере поводом стал пресловутый квартирный вопрос. Сталин искал жилье, а Молотов и Залуцкий как раз шиковали в трехкомнатной холостяцкой квартире на улице Широкой. Сначала они приютили Смилгу с женой, потом и Сталина. Так и жили чем-то вроде небольшой коммуны: Молотов с Залуцким в одной комнате, семейство Смилги — в другой, Сталин — в третьей. В дни Октябрьской революции — он активный член Военно-революционного комитета. После Октября возглавил Совет народного хозяйства Северной области (она по размерам напоминала нынешний Северо-Западный федеральный округ) с центром в Петрограде.

Молотов прибыл в тогдашнюю столицу Донецкой области Луганск, еще не догадываясь насколько близко уже находилась его вторая половинка. На юге области еще шли бои с врангелевскими частями, и именно военным вопросам были посвящены основные, хотя и недолгие хлопоты Молотова. В начале ноября врангелевские силы будут загнаны обратно в Крым и там уничтожены войсками Михаила Фрунзе. В это время Молотову пришлось снова перебираться, благо семьи пока не было, а чемоданчик всегда был наготове. Как он напишет в одной из автобиографических заметок, «в 1920 году на съезде Коммунистической партии Украины, где я был делегатом от Донбасса, меня избрали в состав членов Центрального Комитета КП(б)У, а на Пленуме ЦК КП(б)У — членом политбюро и первым секретарем ЦК». Решающим для столь быстрого карьерного взлета Молотов называл вмешательство Ленина и, особенно, Сталина, которым в тот момент по внутрипартийным причинам остро нужны были на ключевых постах не подверженные оппозиционным настроениям люди.

Осенью 1920 года Ленин столкнулся с угрозой потери контроля над рабочими организациями, армией и партаппаратом. А значит и с перспективой утраты власти. Ленин апеллировал к партийным массам (а точнее, к партактиву), уверенный в их поддержке. Была разрешена партийная дискуссия, открытие X съезда отложено, а выборы делегатов на него должны были пройти по платформам. Идеологическую борьбу с Троцким Ленин поручил Зиновьеву. А вопросы организационного отстраивания партии в нужном направлении Ленин возложил как на себя самого, так и на оставшегося в Москве Сталина. Именно они двинули Молотова на секретарство на Украине, поручив обеспечить безусловную поддержку ленинской линии в развернувшейся профсоюзной дискуссии.

И тот не подкачал. На X съезд ВКП(б), который открылся 8 марта 1921 года в Свердловском зале Кремля, с Украины приехала сплоченная проленинская делегация, а ее глава был уже заметной фигурой. А сразу после съезда Молотова ждал стремительный карьерный рост. Вот как он сам об этом напишет — для себя:

«На первом заседании Пленума ЦК, сразу после окончания партсъезда я был избран секретарем ЦК. Двумя другими секретарями ЦК были избраны Ем. Ярославский и В.М. Михайлов. Кроме того, на этом же заседании было избрано Политбюро ЦК в составе: Ленин, Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каменев. Вместе с этим были избраны три кандидата в члены Политбюро — в таком порядке: Молотов, Рудзутак (Бухарин?), Калинин…

Меня сильно тогда поразило, что я был избран секретарем ЦК (“ответственным” — что-то вроде главного секретаря ЦК) и, кроме того, первым кандидатом в Политбюро, а это означало, что в случае отсутствия на заседании любого члена п/бюро (командировка, болезнь) я имел в Политбюро решающий голос».

Итак, Молотов с Украины перемещался в Москву. А как же Полина? Неужели они так и не встретились в месяцы его секретарства на Украине? Они говорили, что нет, встретились на женском конгрессе в Москве. Однако…

Женотдел в Александровске, наконец, заработал после того, как Александровск был полностью очищен от врангелевцев и махновцев в ноябре 1920 года. Теперь уже Полина Жемчужина была его заведующим и его душой. Она энергично взялась за доверенное ей дело, вовлекая в него подруг, а также жен и сестер ушедших на фронт или погибших александровских коммунистов.

В состав первого губернского женотдела вошли Лиза Теверовская, Гита Михелович, сестра расстрелянного махновцами председателя Бердянского ревкома, проверенная подпольщица и родственница Жемчужиной Полина Шнеер.

Вот как описывала работу новообразованного женотдела сотрудница женотдела Людмила Скрипченко: «Положение как в городе, так и во всей губернии, было еще очень напряженным, и вся партийная организация находилась под ружьем. Меня направили в качестве инструктора на работу в губженотдел, которым заведовала П.С. Жемчужина. Приходилось работать среди женщин не только в городе, но часто выезжать и в уезд. На женских собраниях мы выбирали делегаток и создавали постоянно действующие организации — делегатские собрания. Активистки, возглавлявшие делегатские собрания, подчас выполняли функции органов Советской власти на местах, проводили большую организационную работу среди женского населения»²⁴.

Еще одно знакомство Полины тех лет продолжится на годы вперед и сыграет большую и драматическую роль в жизни обеих женщин. Галина Иосифовна, по отцу — Бык-Бек, по матери — Красуцкая, которая будет широко известна как советская писательница Галина Серебрякова, на допросе в 1949 году расскажет: «С Жемчужиной я познакомилась в 1920 году в городе Александровске (ныне Запорожье). Мне в то время было 14 лет, я работала сестрой в 13 армии. Мной была написана статья в газету (тему и содержание этой статьи я сейчас не помню). Я принесла эту статью в редакцию Александровской областной газеты. Жемчужина, которая в то время была редактором этой газеты, обратила внимание на мою статью, с этого началось наше знакомство. Встречались мы с ней тогда несколько раз, она уже тогда относилась ко мне с интересом и покровительственно»²⁵.

В феврале 1921 года женщины Запорожья впервые приняли участие в выборах в местные советы. В состав Александровского городского совета первого созыва избрали 21 женщину, среди них Жемчужина, Теверовская, Михелович, София Афонина.

В конце апреля 1921 года в городке Орехов, теперь уже Запорожской губернии, проходила районная конференция женщин-депутатов всех уровней. Заведующая губернским женотделом Полина Жемчужина верховодила. С воодушевлением выступала, живо общалась с активистками, улыбалась и фотографировалась с ними на память.

А 25 апреля на заседании Запорожского губкома КП(б)У был заслушан вопрос «об откомандировании тов. Жемчужиной в ЦеКа». «Все усилия местных партийцев вернуть члена Запорожского губкома КП(б)У “товарища Жемчужину” в распоряжение губкома оказались напрасными. По протекции кого-то очень “высокого” она остается в распоряжении Центрального комитета Коммунистической партии (большевиков) Украины. А в скором времени партийная организация республики “делегирует” ее на Международный женский конгресс в Москву», — замечает Кривоший.

И дальше делает вывод: «После ознакомления с протоколами “боев” Запорожского губкома КП(б)У и председателя Запорожского городского совета М. Гоппе с ЦК КП(б)У за возвращение ответственного работника губкома Жемчужиной в распоряжение Запорожского губкома, официальная версия сказки о “неожиданной” встрече на Первом женском конгрессе к тому времени уже секретаря ЦК ВКП(б) Вячеслава Молотова и черноволосой Золушки из Запорожья по фамилии Жемчужина, которую он “случайно” разглядел в море “красных косынок”, похоже, рассыпается в прах... Виновниками знакомства двух большевистских сердец стали не июньская Москва и Международный конгресс женщин, а кумачовая Украина и тесные коридоры помещений ЦК КП(б)У (с ноября 1920 г. до марта 1921-го Молотов был секретарем Компартии Украины)...»²⁶

Версия, безусловно, интересная. Конечно, откомандирование Жемчужиной в ЦК КП(б)У состоялось уже после отъезда Молотова в Москву. Но исключать их встречу «в тесных коридорах» ЦК в Харькове тоже полностью нельзя. Иначе, действительно, почему бы ее так решительно потянули наверх, вопреки мнению руководства Запорожской организации? Впрочем, повторю, дед и бабушка говорили, что повстречались в Москве. Но… Как мы увидим, у них было много тайн, в том числе и от меня.

Глава 2

В КРЕМЛЕ

В любом случае, это был настоящий партийный роман. Летом 1921 года секретарь ЦК РКП(б) отправился председательствовать на II Коммунистической женской конференции. Главным результатом этого конгресса станет решение праздновать Международный женский день 8 марта в память об участии женщин в демонстрации в Петрограде 23 февраля (8 марта) 1917 года, положившей начало Февральской революции.

Каким образом в море участниц Молотов разглядел делегатку от Запорожской организации самостийной Украины, сказать сложно. А может, она там оказалась действительно не случайно?

Не могу исключить и истории, рассказанной историком Роем Александровичем Медведевым о том, что во время конгресса Жемчужина «тяжело заболела и попала в больницу. Молотов, который отвечал за проведение съезда, решил навестить заболевшую делегатку. Потом он приходил к ней еще несколько раз, и после выздоровления Жемчужина уже не вернулась на Украину»²⁷. Однако, согласитесь, чтобы суперзанятый секретарь ЦК ездил в больницу проведывать участницу одного из многочисленных мероприятий, необходимо нечто большее, чем ответственность за успех этого мероприятия...

Эта была любовь с первого взгляда. И на всю жизнь. Это был союз двух сердец, наполненный глубоким романтическим чувством, сохранившимся до скончания дней. Помню, как нежно они ворковали.

Полину Семеновну легко было любить. Она была красивой женщиной, что было видно даже тогда, когда она далеко перешагнула за порог пенсионного возраста. Есть немало описаний ее внешности. Из них я доверю слово женщине, исключительно наблюдательной и во вкусе которой я не сомневалась, — Ольге Аросевой, народной артистке СССР, дочери Александра Аросева, друга Молотова. «Она сама была маленького роста, но имела нос несколько длиннее, чем полагается даже, однако прямой и правильный. У нее были яркие зеленые глаза, фигура как у женщины из библейской древности. Золотистые, почти рыжие волосы она укладывала косой вокруг головы. Говорила низким голосом, командуя всеми в доме, в том числе и мужем-вождем; очень много курила и великолепно одевалась»²⁸. К этому только одна поправка. Мы с сестрой Ларисой, прочитав этот пассаж народной артистки, после обсуждения пришли к выводу, что глаза у бабушки были все-таки иссине-голубые.

Молотов и Жемчужина поженились… А действительно, когда и где они поженились? Признаюсь, мне это неизвестно. Ларисе в 2004 году зачем-то понадобилось свидетельство о браке дедушки и бабушки, и она отправила запрос в Объединенный архив Управления ЗАГС города Москвы. И она получила такой ответ: «Направляется извещение № 48 об отсутствии записи акта гражданского состояния на Молотова (Скрябина) Вячеслава Михайловича и Жемчужину Полину Семеновну… Проверка произведена за временной период с 01/01/1921 г. по 31/12/1929 г. Архивный фонд сохранен не полностью…

Руководитель органа записи актов гражданского состояния Л.В. Лебедева».

Так что, скорее всего, ни в каком официальном браке Молотов и Жемчужина вовсе не состояли. Это было для меня неожиданным открытием о жизни близких людей, о которых, казалось бы, знаешь все. И неожиданно для людей, проживших вместе почти 50 лет. Может, конечно, что-то было в несохранившейся части фонда. Может быть. Но все же, полагаю, как настоящие коммунисты-ленинцы, они считали все эти формальности с браком буржуазными предрассудками.

Мир, в который переселилась Полина, резко отличался от того, в котором она жила до этого. Это была другая вселенная.

В наши дни российское руководство живет в городе (или за городом) и ездит на работу в Кремль. В начале 1920-х годов Молотов вместе со всем партийным и государственным начальством жил в Кремле, а на работу больше ходил в город — здание ЦК сперва располагалось на Воздвиженке, где сейчас Музей архитектуры, прежде чем переехать на Старую площадь.

Кремль был выбран как место жительства лидеров страны прежде всего из соображений обеспечения их бе­зопасности и возможности за ними приглядывать. Молотов квартировал на 3-м этаже «Кавалерского корпуса» Кремля, где в то время, как вспоминала дочь Михаила Павловича Томского, соседствовал с семьями ее, Андрея Сергеевича Бубнова, Иосифа Станиславовича Уншлихта. На 2-м этаже жили Михаил Иванович Калинин, Авель Сафронович Енукидзе, позднее — Анастас Иванович Микоян и Григорий Иванович Петровский²⁹.

И еще через 20 лет адресом семьи Молотова будет: г. Москва, Кремль, корпус № 5, квартира № 36, этаж № 3. Сейчас на месте этого корпуса стоит стекляшка Кремлевского дворца. Литературное описание тогдашнего жития в Кремле оставил в мемуарном очерке «Белый коридор» писатель Владислав Фелицианович Ходасевич, который ходил по делам к Каменеву. Точнее, к его жене (она же сестра Троцкого), которая одно время заведовала театральным отделом в Наркомате просвещения. «Сейчас же за Троицкими воротами, к арке, соединяющей дворец с Оружейной палатой, идет широкая улица… Минуем Потешный дворец и входим в большую дверь, почти под Оружейной палатой. За дверью темно, только где-то в глубине здания, в полуподвале, виднеется смутно освещенный гараж. Подымаемся по темной лестнице. На поворотах стоят часовые. Наконец — площадка, тяжелая дверь, а за ней ярко освещенный коридор.

Не знаю, большевики ли дали ему это имя или он так звался раньше, но коридор действительно белый: типичный коридор старого казенного здания — прямой, чистый, сводчатый. Гладкие белые стены, белые двери справа и слева, как в гостинице. Широкая белая дорожка стелется до конца, где коридор упирается в зеркало… Каждый апартамент состоял из трех-четырех комнат. Коридор жил довольно замкнутой жизнью, не лишенный уюта и своеобразия»³⁰.

Из коридора белая дверь вела во внутренний коридор квартиры, по стенам которого у Молотова стояли высокие книжные шкафы с застекленными полками. В конце коридора с левой стороны — дверь на кухню. Направо — вход в большую столовую. Из столовой — в одну сторону спальни, в другую — небольшой кабинет. Маленькие окошки в толстенных стенах.

Внутри Кремля — между холодными дворцами и запустевшими храмами — суета чиновников в кожанках и галифе, с озабоченным видом спешащие или прогуливающиеся вожди революции, включая и самого Ленина. Военачальники, женщины с сумками или колясками, детвора, прыгающая через скакалку на Соборной площади или скатывающаяся на санках со склонов Тайнинского сада. Гудки автомобилей, ежесекундно горланят петухи, крики и плач детей, запахи бензина, кухни, конторы, отхожего места, духов.

Молодая чета не сильно шиковала.

Национальность супруги не смущала никого. Молотов заметит: «Бухарин, когда был исключен, сменил семью, женился на молодой девушке, очень красивой, еврейке… У многих жены еврейки — у Ворошилова, Андреева, Рыкова, Кирова, Калинина… Это неспроста. Среди евреев оппозиционных и революционных элементов было больше в массе своей, чем среди русских»³¹.

Но Полина явно выделялась из общей массы кремлевских жен, как их скопом назвала Лариса Васильева, которая писала: «Полина, Перл. На многих языках, включая идиш, “перл” означает “жемчужина”. Красиво, правда? Излишне красиво для снивелированного, полуголодного, полураздетого советского общества. Даже для кремлевской жены звучит претенциозно, вызывающе, и нужно иметь смелость, чтобы среди большевиков ходить с такой шикарной фамилией».

Полина была человеком сильной, доминирующей воли, чрезвычайно аккуратной, очень организованной — под стать своему мужу. Поселившись в Кремле, писала Васильева, «она превратилась в одну из самых заметных его хозяек. Умная и прозорливая, увидевшая жизнь за красной стеной свежим глазом, Полина Семеновна быстро разобралась, что к чему и кто к кому»³².

Она сразу навела порядок в холостяцком хозяйстве секретаря ЦК. Квартира стала обрастать мебелью — казенной, с бирками, простой, но аккуратной, всегда натертый пол блестел. Появилась и домработница Аннушка, или, как ее чаще звали, Нюша. Вскоре все соседи и соседки заговорили, что у Молотова лучшая квартира в Кремле.

На руководящую службу теперь шел сытый, довольный и уже вовсе не холостяцкого вида молодой человек. Молотов был в общении и прост, и труден, насколько много позднее мне удалось наблюдать и прочувствовать на себе. Его трудно было назвать экстравертом, он был человеком скорее замкнутым, чем общительным. Держался скромно, вежливо, умел сохранять самообладание. И с молодых лет проявилась и некоторая насмешливость, которая в силу воспитания носила не столько интеллигентско-саркастический характер, сколько народно-бытовой. С ним Полине было непросто. Но и ему с ней. Это были два характера.

В том же кремлевском корпусе жил и Сталин с супругой и семейством. «Редко, но, бывало, по вечерам друг к другу заходили»³³, — вспоминал Молотов 1920-е годы. Из всех соседок наиболее близкой подругой Полины стала почти ее одногодка Надежда Сергеевна Аллилуева — супруга Сталина. Она работала тогда в секретариате Ленина, затем трудилась в редакциях газет, училась в Промышленной академии на факультете текстильной промышленности, специализировалась по производству искусственного волокна. Молодые женщины часто общались и знали друг о друге и делах своих мужей почти все.

В Москве Полина сразу поступила на работу — в райком партии. Из автобиографии: «С 1921 г. работала в Рогожско-Симоновском райкоме партии (Москва) инструктором». Из личного листка по учету кадров явствует, что она также была тогда членом бюро райкома. Рогожско-Симоновский район располагался на Юго-Востоке Москвы, позднее его переименуют в Пролетарский.

В начале 1922 года — разлука, о чем свидетельствуют первые письма. Полагаю, Полине надо было поехать на Украину, чтобы формализовать расставание с местной парторганизацией, забрать вещи — вряд ли она забрала все свое имущество, двигаясь в командировку на женский конгресс в Москву. Письмо из Харькова датировано 11 января 1922 года:

«Дорогой Вячеслав.

Дорога оказалась хуже, чем можно было ожидать, до Харькова мы ехали двое суток. В купе нас было трое. Света нет, грязь невозможная. Дорога со всеми ее неприятными явлениями на меня очень плохо отражается, при том боязнь не успеть в субботу выехать меня совсем беспокоит. Но ты родной не беспокойся, я обязательно выеду первым поездом. В этом же вагоне оказалось много алии, и они все время меня уговаривают быть дома хоть одну неделю, но я ни за что не останусь. Как ты там живешь? Скучаешь ли за своей Полинкой? Я дусенька очень скучаю по тебе. Скажу больше, жалею, что уехала от тебя, Вячеслав. Ты пожалуйста не беспокойся, со мной решительно ничего дома не случится. Я маме скажу, как сильно тебя люблю и что очень счастлива. А все остальное для меня пустой звук. Я постараюсь их даже не видеть и с ними не разговаривать. Ты родной мой жди меня во вторник, когда приеду я тебе все-все расскажу. Говорят, что скоро поезд тронется, а у меня нет конверта, побегу на почту. Целую моего родного Вячеслава.

Твоя Полинка.

Хоть бы скорей ехать к тебе. Пока я приеду, ты должен хорошо поправиться. Бронзес (?) пошел достать конвертов, я воспользуюсь этим временем и черкну еще пару слов, и очень важных. Помни свою Полинку. Шучу, шучу. Верю тебе, мой дорогой Вячеслав! Я люблю тебя крепко-крепко. Твоя Полинка».

«Дусенька» означало уменьшительное от «душенька», это слово еще много раз будет встречаться в переписке.

Из Запорожья Полина вернулась в Москву, теперь уже окончательно. В Рогожско-Симоновском она проработала недолго. Супруги быстро поняли, что для серьезной перспективы ей явно не хватало образования. То, что годилось для работы в Малороссии в годы Гражданской, оказалось недостаточным в нэповской Москве. Да она и сама это почувствовала, даже без подсказки мужа. Проблема с образованностью вообще стояла весьма остро для большевистских кадров. Так что на семейном совете было принято решение, что Полина прервет партийную работу и отправится учиться. Когда и куда?

Личный листок по учету кадров 1944 года. В графе образование: «среднее». «Училась на факультете общего образования рабфака, поступила в 1922 году, окончила в 1925 году. Курсы марксизма, факультет “полит” [Так в тексте. — В.Н.], поступила в 1925 году, окончила в 1927 году».

Итак, 1922 год, рабфак Покровского.

Логика возникновения рабфаков была проста: в образовательной среде — как среди студентов, так и, тем более, среди преподавателей — почти не было рабочих и крестьян, которые рассматривались социальной опорой советской власти. Более того, в вузах были сильны оппозиционные настроения.

Луначарский скажет: «Мы знали, что если будем ждать, пока нормальным образом через низшие школы будут проходить новые студенты вверх, то солнце взойдет тогда, когда роса выест нам очи. Поэтому мы пробили стену в университетах и вузах и, так как в эту брешь рабочий все-таки впрыгнуть не может, то мы построили там лестницу, которая называется рабфак. Это лестница, при помощи которой рабочий от станка и крестьянин от плуга смогут после усиленнейших трехлетних занятий пойти в университет и оказаться там достаточно подготовленным студентом».

Первым де-факто вузовским рабфаком стали открытые в январе 1919 года курсы при 1-м Московском государственном университете, бывшем Императорском Московском университете и будущем МГУ. Замнаркома просвещения Михаил Николаевич Покровский, имя которого вскоре присвоят факультету, на торжественном открытии произнес: «Мы получим пролетария-студента, а затем профессора, и я надеюсь, что таких примеров я увижу десятки, сотни и тысячи»³⁴.

Рабфак был в университете, по сути, государством в государстве, поскольку его организовывал и ими управлял Наркомпрос, а вуз только обеспечивал учебный процесс. Порой это приводило к ситуации «гражданской войны» между университетом и рабфаком. Андрей Януарьевич Вышинский, преподававший в МГУ в начале 1920-х, рассказывал: «Это было время, когда наблюдались многочисленные случаи, когда для рабфаковцев не “хватало” вдруг аудиторий, столов, скамеек, электрических лампочек, мела для классной доски…»

Рабочий факультет МГУ был расположен для Полины очень удобно — прямо рядом с Кремлем на Моховой улице в том здании напротив Манежа, где сейчас находится факультет журналистики.

С 1922 года обучение на дневном отделении рабфака было приравнено к работе на производстве, то есть срок обучения засчитывался в трудовой стаж, слушатели обеспечивались приличными государственными стипендиями и пайками. Продолжительность обучения на дневных рабочих факультетах установлена в 3 года, на вечерних — в 4 года. Устанавливались два уклона в преподавании — технический и общественно-экономический. Полина предпочла последний.

Основными предметами на рабфаке являлись русский язык, математика, физика, химия, черчение, иностранные языки. По сути, предполагалось получение полноценного среднего образования теми, кто, как Полина, раньше получить не смогли. Кроме того, рабфаковцы во время летних каникул выезжали для политико-просветительской работы в деревню, организовывали комсомольские ячейки и сельские клубы, брали шефство над фабричными кружками политпросвещения.

Молотов пропадал с утра до вечера на работе, обеспечивая функционирование всего партийного аппарата СССР. Полина занималась учебой и домом. Но были, конечно, и выходные, и отпуска, которые проводили за городом и на юге.

В Москве, которая притягивала к себе всех молодых и энергичных, возобновились прежние знакомства. Приятельницей по Запорожью, вскоре оказавшейся в Москве, была Евгения Михайловна Левандо, поведавшая на допросе 7 июня 1949 года: «С 1923 года я была направлена в Москву Запорожским губкомом комсомола на учебу в Академию коммунистического воспитания им. Крупской. По окончании Академии я работала воспитательницей и заведующей детскими садами различных предприятий и учреждений г. Москвы…

Жемчужина уже жила в Кремле, но это не мешало мне поддерживать с ней приятельские взаимоотношения. На правах близкой подруги я запросто бывала у Жемчужиной на квартире в Кремле, помогала ей готовиться к занятиям в рабфаке, и таким образом скоро наши отношения стали задушевными. В откровенных беседах Жемчужина говорила, что жизнь в Кремле ей пришлась не по душе, и однажды даже выразилась, что живет как в “золотой клетке”»³⁵.

В конце 1923 года переехала в Москву также Ольга Слезберг. Ее дочь определилась на учебу в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. «Хотя за эти три года мы с Жемчужиной поддерживали между собой письменную связь, но с переездом в Москву близкие отношения между нами восстановились, — покажет она следователям в 1939 году. — В том же 1923 году, по рекомендации Жемчужиной я была принята на работу в секретариат Политбюро ЦК ВКП(б), где работала по 1926 год. С 1926 года по конец 1929 года я училась на высших практических курсах сельскохозяйственной кооперации, по окончании которых я была направлена на работу в “Трактороцентр” Наркомзема СССР»³⁶.

Вновь судьба свела и с Галиной Серебряковой, которая скажет на допросе о Жемчужиной: «Затем я потеряла ее из вида и встретилась с ней вновь в 1923 году в Москве. Первая встреча, насколько помню, состоялась в одном из театров и затем несколько встреч было в Кремле»³⁷. Именно тогда Галина стала Серебряковой, выйдя в 1923 году замуж за того самого троцкиста Серебрякова, который успел побывать секретарем ЦК, а тогда был замнаркома путей сообщения. Но уже в 1925 году Галина вновь выйдет замуж за наркома финансов Георгия Яковлевича Сокольникова. Новый ее муж окажется сторонником «новой оппозиции» Каменева и Зиновьева.

И именно Серебрякова оказалась рядом с Полиной в тот день, когда в январе 1924 года хоронили Ленина. Молотов входил в комиссию по организации похорон, подставил плечо под гроб, когда заносили его в тогда еще деревянный Мавзолей. Серебрякова из мест заключения напишет Жемчужиной письмо, где будут и такие строки: «Я могла бы с сентиментальностью, такой мне несвойственной, перечислить все разы, когда Вас видела, даже вплоть до платья и выражения лица. А сейчас вдруг вижу Вас, когда наши слезы лились рядом, горько плачущую над гробом Ильича, возле его сестер и жены»³⁸.

В том году супруги Молотовы впервые побывали за границей. Молотов в разных изданиях «Бесед» с Чуевым называл две разные даты, когда это произошло, и разные страны. В одном случае это звучало так: «В 1922 году Полина Семеновна лечилась в Чехословакии, я там был у нее, решил воспользоваться тем, что попал за границу, и поехал в Италию. Мне хотелось посмотреть зарождающийся фашизм»³⁹. В другом случае: «В 1924 году я ездил в Италию под другой фамилией, когда Полина Семеновна там лечилась»⁴⁰. Так когда же и куда они ездили?

Здесь ситуацию проясняет (и запутывает) Личный листок по учету кадров Жемчужиной, в котором она отра­зила все свои зарубежные поездки. Там сказано, что поездка была в 1924 году в Германию, а целью поездки указано «лечение». Поездки на лечение в Германию были достаточно рутинны для советского руководства и творческой интеллигенции. Так что, скорее всего, дата 1924 год, указанная Полиной в официальном документе, более надежна, чем куда более поздние воспоминания Молотова. Как и основное место, и цель поездки. Что не исключает возможности посещения и Чехословакии, и Италии. Причем если Молотову приходилось шифроваться и ехать под чужим именем (у меня сохранился его загранпаспорт на фамилию Карпова), то Полине, полагаю, скрывать свою фамилию большой необходимости не было. Жемчужина и Жемчужина…

Годы, проведенные на табачной фабрике, драмы революции, гражданской войны, деникинского подполья, крайне негативно сказались на ее здоровье. И дело было не только в туберкулезе, для лечения которого она ушла с фабрики в 1917 году. Хотя и в нем тоже, потому что полностью его вылечивать тогда не умели. Полина страдала целым букетом болезней желудочно-кишечного тракта, нервных расстройств, хронической бессонницей и далее по списку. И это станет для семьи очень серьезной проблемой. Как и то, что у супругов никак не мог появиться ребенок, хотя они очень этого хотели.

Постоянной дачи тогда еще не было — летний отпуск проводили в домах отдыха, и под Москвой, и на юге. Причем, судя по воспоминаниям деда, человека весьма спортивного, одним из их общих увлечений стала верховая езда, хотя до этого, ни он, ни она на лошадь никогда не садились — не сельские жители.

С 1924 года за рабфаки взялись всерьез. Для них начали разрабатывать единые учебные программы, выросли требования к квалификациям преподавателей⁴¹. Учиться Полине стало сложнее, потому что впервые вводилась оценка знаний. Место спонтанной их проверки знаний заняли экзамены.

В 1924 — начале 1925 года Советским Союзом неформально правила «тройка», в которую входили Зиновьев, Каменев и Сталин. Крепче всего правивший страной триумвират спаивало одно общее желание: не допустить к власти четвертого, считавшего себя наиболее достойным преемником вождя, — Троцкого. Молотов был одним из коренников в команде Сталина. Оставаясь главным орговиком партии, он получал множество других заданий и назначений. Одним из них стала должность председателя комиссии по работе в деревне. Имея весьма слабое представление о нуждах деревни, Молотов отпросился у Сталина и отправился по стране знакомиться с жизнью деревни. «Иван Батрак» описывал поездку: «Взяв с собою своего помощника по секретариату ЦК и стенографиста, отправился он в наиболее захолустные деревни. Устраивал собрания крестьян, вел с ними беседы, принимал жалобы, опрашивал их и заставлял стенографиста все это записывать. Объехали деревень сорок. Это была довольно тяжелая работа. Кочевали из деревни в деревню»⁴².

Во время этого вояжа состоялся первый продолжительный обмен письмами между Жемчужиной и Молотовым. Первые из них от 1 февраля 1925 года:

«Родной хороший Веченька.

Ты уехал в 6 часов вечера, а сейчас 11 ч. 40 м. Я решила тебе написать маленькую писулечку. Веченька, со станции я развезла всех по домам, и с В.М. [Владимиром Михайловичем Скрябиным] приехали в Кремль. Он ушел в клуб, а я стала заниматься, т. е. готовиться к завтрашнему дню, после этого я решила подготовиться по истории. Мы сейчас проходим II-ой съезд РСДРП. Рябинин мне советовал взять В.И. Ленина “Шаг вперед, два шага назад”. Рябинин говорит, что только после этого я сумею уяснить всю тактику большевиков. […] Веченька, ты так же делай, так, как обещал, пиши каждый день, ведь у тебя будет очень много интересного. За меня не беспокойся, у меня будет все хорошо. Знаешь, я забыла положить тебе мочалку и ужасно огорчена, но ты обязательно купи».

Четвертого февраля Полина отправила следующее письмо: «Веченька, неприятностей у меня ужасно много. 1. Настенька заболела, температура 39,5. 2. В семестре большие неприятности. А главное трогают самые больные вопросы: живет лучше, чем мы, жена ответственного работника и т. д. Видишь, как трудно приходится жене ответственного работника и как ужасно приходится расплачиваться за свое лучшее чувство. Тяжело и еще раз тяжело».^.

Как видим, на рабфаке жена ответственного партработника большими симпатиями не пользовалась. 8 февраля Полина извинялась:

«Прости, родной, что я так долго тебе не писала. […] Потом в доме у нас целая семья. В.М. [Скрябин] живет у нас. Зоя сейчас тоже у нас, так как М.М. еще без места. Я прихожу домой в 3 ч., а В.М. в 6½ ч., приходится ждать его с обедом, ну я иногда нервничаю. Но это еще ничего, но получилась еще одна неприятность. Помнишь, мы как-то сидели вечером за ужином и шутили с Зоей относительно комсомола. Ну вот Зоя пошла и рассказала Е.Н., а та написала в Нолинск, что вот мол П.С. и ты чуть ли не тащим Зою в комсомол. Мать Зои прислала ужасное письмо, “я мол покажу Полине Семеновне, какой комсомол”. […]

Я нигде не бываю, сижу дома, как затворник. Скучаю немного. Ты за меня не беспокойся. Работай много, это тебе даст много-много в работе здесь. Приедешь живой, работоспособный, и Полина будет счастлива. Ты должен знать одно, что я сильно-сильно тебя люблю, но и мешать работать тебе не хочу, а поэтому ты обо мне думай поменьше, а о работе побольше.

Лечусь у Благоволина аккуратно, говорит, что дела идут хорошо. Похудела очень, думаю даже прекратить общие массажи. Но предварительно посоветуюсь с Алек. Ульяновной [Александрой Юлиановной Канель]».

Упоминаемая в письме Александра Канель, врач от Бога, была организатором и первым главврачом Кремлевской больницы. Она была личным доктором и Аллилуевой, и Крупской, и Калининой, и Жемчужиной. Дочь Александры Юлиановны — Надежда — окажется в тюрьме исключительно из-за знакомства матери с Жемчужиной. На следствии в 1949 году она показала: «Различными советами, ничего общего не имеющими с медициной и большей частью относящимися к преподаванию хороших манер и умению красиво одеваться, Канель быстро сумела расположить к себе Жемчужину и почти ежедневно стала бывать у нее на квартире в Кремле или на даче, куда иногда брала и меня с сестрой. Такая, установившаяся близость отношений между Канель и Жемчужиной привела к тому, что мать вскоре сделалась своего рода поверенной Жемчужиной и та стала брать ее с собой при поездках за границу»⁴³.

Писма следовали то каждый день, точерез день. Ответы приходили реже. Первый отклик на свои письма Полина получила только 11 февраля. Наконец, 17 февраля пришел от мужа ответ сразу на весь ворох писем. Но Жемчужина не довольна: «Ждала я письма от тебя с большим нетерпением, мне казалось, что в этом письме найду ответ на все вопросы, которые я писала. Но оказывается, что ты не очень внимательно их читал, а потому и не сумел понять все, что было мною пережито за одну неделю. […] Ты пишешь, что поездка тебе много даст. Ну что ж, это очень хорошо, я ведь давно говорила, что нужно обязательно хоть раз в год выезжать и связываться с действительной жизнью. Оказывается, что и Полина иногда говорит дельные вещи. Здесь ничего нового нет (хотя я сейчас не в курсе дела). Сталина видела один раз, спрашивал тебя. Я ему сказала, где ты, на этом и закончился наш разговор».

Весной 1925 года рабфак Полиной окончен, куда дальше? Супруги решили, что учебу надо продолжать. Но где? Выбор пал на курсы марксизма при Коммунистической академии. Полагаю, потому что учиться там надо было меньше, чем, скажем, в университете, — всего два года. И знания более практические для партработника, а именно такую карьеру намеревалась продолжить Полина.

Существенно было и то, что Комакадемия располагалась опять рядом с кремлевским домом — в красивой усадьбе Голицыных работы архитектора Михаила Федоровича Казакова на улице Волхонка, 14, где сейчас Галерея искусства стран Европы и Америки XIX—XX веков Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина — почти напротив храма Христа Спасителя.

Созданная декретом ВЦИК 25 июня 1918 года академия призвана была решить немаловажные для большевиков задачи — привлечения на свою сторону научной интеллигенции и превращения марксизма в науку. В 1919 году она была переименована в Социалистическую академию, в 1924-м — в Коммунистическую. Никто особо не скрывал, что создавалась она как противовес Академии наук, в которой тогда марксистов почти не наблюдалось.

Учебный план включал в себя на первом году обучения — политэкономию, историю капитализма и классовой борьбы в России, историю партии. На втором — диалектический материализм, основы ленинизма, мировое хозяйство, основы советской экономики и основные проблемы социалистического строительства. Кроме того, слушателям читали лекции по истории мирового революционного движения, общей теории статистики и некоторые другие.

Поступление на курсы совпало с очередным туром обострения внутрипартийной борьбы, которую Полина переживала с полной искренностью неравнодушного, преданного члена партии. К тому же хорошо информированного, коль скоро собственный супруг неизменно был в центре этой борьбы и делился дома с женой всеми ее перипетиями и деталями. А Комакадемия сама постоянно становилась ареной этой политической борьбы.

В партии существовали как минимум четыре основных идеологических течения — троцкисты, зиновьевцы, сталинцы, бухаринцы. Сначала все дружили против Троцкого. Троцкисты стояли на крайних левых позициях в партии. Они доказывали, что с нэпом давно пора кончать и немедленно приступать к подлинным социалистическим преобразованиям — введению планового хозяйства и индустриализации. Другим их ударным лозунгом стало подталкивание «перманентной мировой революции». Особенно Троцкому не нравился партийный аппарат, находившийся под контролем Сталина.

Зиновьев и Каменев были ближайшими сподвижниками Ленина, которым он неоднократно прощал прегрешения и отступления от генеральной линии. Эта группировка была правее троцкистов, но левее двух других. Как и Троцкий, она видела в нэпе опасность перерождения советской власти и уступок капиталистическому строю. Но при этом он и сподвижники не считали, что с нэпманами и кулаками уже пора кончать. В отличие от Троцкого, зиновьевцы полагали, что условия для, революционных действий за рубежом только ухудшались⁴⁴.

Представитель более молодой когорты большевиков Бухарин считался крупнейшим теоретиком партии, был членом Политбюро, входил в Президиум ЦИК СССР и Исполком Коминтерна. К моменту смерти Ленина Бухарин отдрейфовал с левого на правый фланг партии, где обнаружил идейное родство с Рыковым, который после смерти Ленина занял пост, принадлежавший самому вождю — председателя Совета народных комиссаров, и с Томским, руководившим профсоюзами. Бухаринцы полагали, что путь к социализму лежит через рыночные отношения, которые должны быть уничтожены в результате собственного, эволюционного развития.

Что касается сталинской группы, главным механизмом ее влияния выступала партия, система номенклатуры. Помимо самого генерального секретаря ЦК костяк сталинской группировки в центральных органах составляли: Молотов, работавший вторым секретарем ЦК партии, Дзержинский — кандидат в члены Политбюро, глава ВСНХ и председатель ОГПУ (преемника ВЧК); Рудзутак — секретарь ЦК, член Оргбюро и кандидат в члены Политбюро, нарком путей сообщения; Калинин, который занимал формально самую высокую должность в стране — председателя ВЦИК, кандидат в члены Политбюро; Валериан Куйбышев — секретарь ЦК, глава Рабоче-крестьянской инспекции (Рабкрина) и Центральной контрольной комиссии РКП(б), обладавшей правом наказывать и миловать любого коммуниста; Каганович — руководитель организационно-распределительного отдела ЦК, который занимался расстановкой кадров. Сталинцы занимали позиции правее Троцкого, Зиновьева и Каменева, выступая в роли «партии порядка», источника успокоения общества после бурной революционной и военной эпохи, что было вполне созвучно настроениям уставших от передряг партийных масс. В то же время Сталин не разделял идеи правых о защите кулака или их неприятие индустриализации и планирования.

Триумвират Сталина, Зиновьева и Каменева начал рассыпаться в 1925 году, и главным камнем преткновения стала предложенная Сталиным теория построения социализма в одной стране. Зиновьев доказывал, что победа социализма возможна только в мировом масштабе, а на ХIV партконференции (апрель 1925 года) пошел в бой против Сталина, предупреждая об опасности «национальной ограниченности».

 

XIV съезд ВКП(б) в декабре 1925 года был одним из самых жарких за всю историю партии. Сталин заговорил о двух уклонах: один тянет в сторону мировой революции и расправы с нэпом, имея в виду троцкистов и зиновьевцев; другой — защиты кулака, отрицанию индустриализации и планирования, имея в виду бухаринцев. Именно там Сталин заявил:

— Вы спросите, какой уклон хуже? Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже, и первый и второй уклоны.

Но при этом подчеркнул, это партия должна сосредоточить усилия на борьбе с тем уклоном, который преувеличивает кулацкую опасность, поскольку эти идеи гораздо более популярны в партии и за ними стоит авторитет видных лидеров, имея в виду Каменева и Зиновьева⁴⁵.

Линия Сталина была поддержана съездом, что положило начало оттеснению от власти зиновьевской группировки, которая будет сближаться с Троцким. Уже 1 января 1926 года собрался Пленум ЦК, на котором был предложен новый состав Политбюро, в котором не было Каменева, переводимого в кандидаты в члены ПБ, зато впервые по­явилась фамилия Молотова. Он стал полноправным членом Политбюро ЦК и оставался таковым в течение следующих трех десятилетий. Партию переименовали — из РКП(б) в ВКП(б), отразив с некоторым запозданием превращение Советской России в СССР. В Секретариате ЦК оказались Сталин, Молотов, Угланов и секретарь Сибирского бюро ЦК Станислав Косиор.

Ленинградский губком 4 января получил Постановление ЦК о командировании к ним докладчиками о работе XIV партсъезда Молотова, Калинина, Томского, Андреева, Петровского, Кирова, Ворошилова, Рудзутака и Василия Шмидта. Молотов вспоминал: «Я был во главе, организатором этого дела, ударной группы “дикой дивизии”, как нас называли зиновьевцы...»⁴⁶ В это время вновь Жемчужина активно переписывалась с мужем, отправляя письма в Ленинград с нарочным. В письме Полины 17 января ее волнение бьет через край: «Прости, что я своей ревностью надоедаю тебе, но обещаю тебе больше не думать об этом и не нервничать. Все это конечно глупо, но было что-то такое тревожное на душе, один раз дошла даже до слез, но сейчас я все поборола и успокоилась.

Я очень рада, что идут дела хорошо в ленин[градской] организации. Хотела бы, чтобы это хорошо длилось долго, но очень боюсь, что все болезненное войдет вовнутрь, а это очень не хорошо. Когда приедешь, мы с тобой поговорим, ну а сейчас на этом ограничусь. Скучаю сильно крепко, хочется твоих ласк, твоих поцелуев, твоих объятий. Буду ждать приезда своего родного, близкого и любимого Веченьку. Целую всего-всего. Твоя всегда Поля».

Как видим, в выражении своих чувств Полина себя не сдерживала. Те излияния нежности, которые были в этих первых письмах, ничто в сравнении с тем, что будет дальше. Поэтому, чтобы не утомлять повторами проявления чувств и чтобы оставить в тайне интимные семейные секреты, буду приводить бабушкины письма с купюрами. Вы и так знаете, какими ласковыми словами они друг друга называли и какие телячьи нежности проявляли. Называли друг друга «карапузом» и «карапеткой». И так далее. Полагаю, этого достаточно.

Интрига Июльского пленума 1926 года получилась на редкость драматичной. Полина с замиранием сердца следила за его перипетиями. Предложенная Молотовым резолюция о перевыборах советов, где говорилось о предоставлении избирательных прав ряду категорий граждан, ранее признававшихся эксплуататорами, была объявлена оппозицией подрывом диктатуры пролетариата.

По хлебозаготовкам главный докладчик — Каменев — выступает с резкой критикой всей хозяйственной политики. Его поддерживает зампред ВСНХ Пятаков, доказывавший, что частный капитал в деревне набрал огромную силу и это представляет прямую угрозу советскому строю. Троцкий огласил заявление 13 троцкистов и зиновьевцев, где главной причиной кризиса в партии был назван бюрократизм, который «чудовищно вырос в период после смерти Ленина и продолжает расти». Сталинское большинство ответило резолюцией Пленума, где утверждалось, что «оппозиция решила перейти от легального отстаивания своих взглядов к созданию всесоюзной нелегальной организации, противопоставляющей себя партии и подготовляющей, таким образом, раскол ее рядов»⁴⁷.

Оппозиция проиграла. Зиновьев был исключен из состава Политбюро. На освободившуюся вакансию выдвинули Рудзутака. Но борьба с «объединенной оппозицией», как оказалось, только начиналась.

Сразу после Пленума Молотовы вместе отправились в отпуск в Сочи.

После того, как Троцкий в середине месяца отбыл в полуторамесячный отпуск, Сталин тоже счел возможным вместе с супругой последовать в Сочи. Вместо себя на хозяйстве он оставил Молотова, которому пришлось вернуться в Москву.

А Полина осталась на юге — ей нужно было закончить назначенный ей доктором Виктором Францовичем Подгурским, построившим еще до революции в Сочи водолечебницу, курс лечения водами Мацесты. Так появилась целая лавина ее писем.

Из жизни отдыхающих

Полина проводила мужа на вокзале в Сочи 13 августа 1926 года и сразу села за письмо: «Родной мой Веченька. Сейчас пришла с вокзала, настроение скверное, но не плачу, так как считаю, что в этом состояние моего здоровья гораздо лучше и потому мне стыдно хныкать. Мне очень жаль, что мой детуська не успел отдохнуть, но что делать. Я буду надеяться, что ты потом поедешь и будешь лечиться и отдыхать. В комнате стало ка

...