Серия «Время Z»

© Лев Трапезников, 2024

© ООО «Издательство ACT», 2024

От автора

Почти все позывные, обозначенные в книге, изменены по понятным причинам. Не ищите совпадений, а углубитесь в события и мысли, показанные и высказанные в тексте. Это главное. Многое из тех событий осталось в тайне, и, похоже, эта тайна не будет раскрыта еще долгое время, если ей вообще суждено когда-нибудь быть открытой людям. Пусть так. Да, я не все смог написать здесь. Но начать писать о тех роковых, суровых днях необходимо. Это нужно больше для наших детей, внуков и правнуков. Придет время, и о бойцах группы «Вагнер» станут снимать художественные и документальные фильмы, писать художественные романы, создавать из них новых русских героев, и из всего этого будущие поколения станут черпать для себя духовные силы. Мы ушли в легенду, и пусть эта легенда дает силы русским жить, трудиться, защищать свои земли и свои интересы на всех поприщах. Кроме того, материал сей может служить базой для научных статей и научных работ, так как все здесь изложенное является чистой правдой. Детали, о которых я сейчас не могу написать, могут мной быть изложены историкам в отдельной беседе с ними. Особую благодарность выражаю кандидату психологических наук Вадиму Шлахтеру, мысли и советы которого помогли мне жить и побеждать в этой войне.

Часть первая

Декабрь 2022 года. Донбасс. Ночь. Шаг размеренный – идем друг за другом по краю лесополосы. Нагружены оружием и большими рюкзаками, к которым пристегнуты спальники. Кто несет «Корд» или «Утес», а кто и пулемет, а у кого-то рюкзак, набитый под завязку пулеметными лентами. Под ногами грязь и идти тяжело, вязнем. Иногда колонна останавливается, дублируя команды: «Стой…» или «Продолжить движение» – мы снова и снова идем. Нести рюкзаки с вещами уже сил нет, и многие их бросают прямо здесь, у тропы, пытаясь таким образом сэкономить свои силы. Главное, это оружие – эту святыню нужно дотащить. Говорят, что скоро дойдем, уже немного осталось до Курдюмовки… Однако, наверное, нужно начать свой рассказ с самого начала. А дело было так…

* * *

Август… Скоро закончится лето. 2022 год. Собираю сумку… Вроде бы все вещи собраны, вроде бы ничего не забыл. Вот теплые вещи, вот носков пар так тридцать, а вот здесь пакет с бритвенным станком и другими предметами гигиены, а вот и еще вещи в пакетах. Да уж, пытался поменьше взять с собой, а вышел целый багаж. Ладно, донесу, довезу. Главное, доехать. Жена на все эти милитаризмы мои смотрит спокойно, ни один мускул не выдает ее тревоги. Она у меня не просто жена, она у меня боевая подруга, мой надежный товарищ. Она из тех древних спартанок, которые ждут своих мужей из походов, принимают их со всеми своими мужскими играми в политику или войну. Только одним как-то раз она выдала свои мысли, когда мы за день до моего отъезда ужинали, и она спросила меня или даже предположила о том, что, «возможно, может быть», меня и «не примут в «Вагнер». Я тогда ответил: «Даже не надейся, я надолго».

Прощание на автовокзале города Йошкар-Олы было сухим. Дав ценные указания жене и пожелания, мы сдержанно обнялись, и я сел в автобус. Дорога в Казань, затем размышления на вокзале «Казань-1» о предстоящих событиях и доме, и вот я уже еду в Краснодар на поезде…

Дорога от Казани до Краснодара на поезде выдалась спокойной. Соседи были людьми семейными и ехали отдыхать. Я на вопросы своих соседей отвечал, что еду к родной тете в Краснодар в гости. Сутки в поезде пролетели быстро. Вот и железнодорожный вокзал Краснодара, а перед ним площадь Привокзальная, что отделяет сам железнодорожный вокзал от городского автовокзала. Перейдя площадь, я взял билет на автовокзале до Молькино… Автобус не заставил себя долго ждать. Доехал быстро, часа не прошло.

Крытая остановка, коих много так в России, стала последним моим «гражданским» пристанищем. На скамейку я ставлю свою сумку с вещами, достаю минералку и размышляю о том, как пройти до места назначения быстрее. Вижу, дорогу переходит здоровый детина примерно с такой же сумкой, что и у меня… Заходит на остановку и ставит свою сумку рядом с моей на скамейку. Рожа у мужика красная, сам здоровый, стрижка короткая… В общем, мужчина лет так сорока или около этого что-то. Адекватен. Разговорились.

Оказалось, что он из Протвино, что находится в Подмосковье. У меня в этом академгородке, кстати, родственники проживают, и сам я неоднократно в этом городе бывал. Мужчина, оказалось, прибыл на базу ГРУ для прохождения службы по контракту. Постояв немного и поговорив так, ни о чем, мы двинулись по тропинке под мост, затем налево, прошли шлагбаум, у которого стояли срочники… Затем дорога превращалась в развилку, уходя налево и вправо, а левее от нас у развилки красовался огромный щит, на котором изображен был воин и какая-то очень патриотическая надпись. Я начал заворачивать вправо, к Пионерлагерю. Пионерлагерь? Да, Пионерлагерь, такой позывной носила база группы «Вагнер» около хутора Молькино. Мой спутник, собиравшийся служить по контракту в подразделении ГРУ, видимо, пошел за мной, но я, повернувшись к нему, сказал:

– Думаю, тебе налево. Там база гэрэушников, а я в Пионерлагерь.

– Так ты в Пионерлагерь? – удивленно посмотрел на меня детина, и я в уме своем констатировал, что «ведь да, я не сказал ему о том, что приехал на работу именно к вагнерам». Про этот Пионерлагерь знает уже добрая часть населения страны, интересующаяся войной. Этот объект стал уже легендой, этаким призраком, летучим голландцем или несуществующим оазисом пиратов. Так его воспринимало общество, ведь в газетах, в интернете писали о нем, но всякий раз кто-то выдавал опровержение, что нет никакого «голландца», нет никакого Пионерлагеря, а есть ферма для индюков, что подтверждали в прессе какие-то там местные жители… Это потом я пойму, что нет там никаких местных жителей, так как гражданские просто по определению не могут жить на полигоне базы ГРУ под Молькино. Однако отвлеклись…

И вот, после того, как этот здоровенный детина сообразил, что идет не туда, он повернулся лицом к срочникам, проделал к ним шага четыре и спросил:

– Как в войсковую часть пройти?

На что они замахали ему рукой как раз в ту сторону дороги, что уходила влево.

– Туда иди…

Так мы разошлись, кивнув друг другу на прощание головами. Вспоминаю и сейчас этого человека. Дай ему, вселенная, добра и удачи в его нелегком военном труде, ведь эти мужики из ГРУ несут тяжелейшее бремя этой войны, на них лежат особые задачи. Итак, я продолжил движение по дороге, уходившей куда-то в лес. Дорога местами под асфальтом, а местами где-то щебень, а где-то и так, вытоптанная земля. Жарко. Сумка за спиной, которую я держу левой рукой за лямку. Мимо меня проезжает легковой автомобиль, еще один навстречу, – белая иномарка. Видно, что в ней сидят человека три, в военной полевой форме. Дорога заворачивает влево, кругом лес, зелень, и так идешь и думаешь о том, какая она, эта база… Банальное человеческое любопытство, несколько легкое тревожное состояние по поводу того, как меня там встретят и быстро ли примут в свои ряды, а также мысли о военном будущем, – все это крутится в голове. О доме же я запретил себе думать, так как мысли о прошлом могут только мешать мне сейчас. Вот еще сзади гудит мотор, это грузовой «Урал», кузов которого накрыт брезентом. Он проезжает мимо меня справа, создавая ту самую реальность скорой моей милитаристской деятельности. Не знаю по времени, но, наверное, с полчаса я шел до Пионерлагеря, притом что ходил и хожу всегда быстро. Я еще в юности своей выработал привычку ходить быстро, крупным шагом, и чтобы непременно был поднят подбородок. Временами, было и такое, ввиду гнетущей меня реальности этого мира, что моя привычка сходила на нет, но быстро восстанавливалась, как только я брал себя в руки. Привычка или дрессировка своего организма, когда приучаешь себя вести как обычно или уметь создавать бодрый вид, даже в невзгодах, – дело великое! И вот теперь, пусть даже под тяжестью бог весть чем набитой сумки, я смело и даже радостно направляюсь крупным шагом к своему новому великому будущему.

Когда дорога взяла левее, я увидел еще троих, идущих с сумками. Я быстро их нагнал, и между нами было расстояние чуть больше, может быть, шести или семи метров. Ребята о чем-то друг с другом переговаривались, а вид у них был очень обычный. Одеты они были в спортивные брюки, легкие куртки и кроссовки. То ли шли устраиваться на работу в «Вагнер», то ли из отпуска возвращались, – может, и бывалые воины… Кто их знает – курсанта от военного профессионала я и сейчас не отличу. Это только в кино сценарист или режиссер наделяют своих спецагентов или французских легионеров особыми какими-то там приметами. В жизни все проще: на войне он в бронежилете и разгрузке и с автоматом, а в мирное время в очках, строго одет в классику или шорты и похож на обычного инженера или даже на преподавателя вуза, или же на хорошего семьянина Васю из соседнего подъезда. Хотя школьных учителей вот я там встречал… но об этом потом. А сейчас вернемся или, лучше сказать, перейдем к тому самому зеленому забору.

И вот по левую руку от меня показались строения, это двухэтажные длинные здания за зеленым забором, который представлял собой металлическое сетчатое ограждение, высотой метра три. Здания были обшиты сайдингом цвета кофе с молоком. Тут же немного поодаль я увидел деревянную крытую беседку, в которой, когда подошел чуть ближе, рассмотрел молодую женщину. Вот и калитка, и рядом с ней двухстворчатые ворота, состоящие также из металлической сетки. Ребята завернули сразу к калитке, за которой чуть левее находился КПП, выкрашенный в темно-зеленый цвет. Здесь и я подошел. Ждать долго не надо было. К нам вышел из КПП мужчина лет так чуть более тридцати и спросил:

– Отпуск? На работу?

– Из отпуска.

– Проходим.

Калитка открылась. Ребята вошли и, недолго постояв у окна КПП, продолжили движение на территорию базы, вдоль двухэтажных корпусов.

– Я на работу приехал, через Саксонца, – сказал я сотруднику с КПП, назвав ему также свою фамилию, имя и отчество. На что сотрудник кивнул мне головой и сказал подождать в беседке.

Подхожу к беседке – уютное место, скамейки внутри ее по бокам, и на одной из них сидит молодая женщина. Я присел на ту левую скамейку сбоку, что была вделана в саму боковую стенку беседки, чтобы мне лучше виден был Пионерлагерь и ворота, из которых меня могли позвать в любую минуту. На противоположной стороне от Пионерлагеря, за дорогой, находилось поле. Полигон. Там, вдали, на том конце поля видны были танки. Семь или десять танков. Людей рядом с ними не было. Дорога, по которой я пришел сюда, уходила еще дальше, вдоль полигона с танками. За забором у двухэтажного длинного здания, шириной метров двадцать, стоящего ко мне торцом, я заметил вход с невысокой лестницей; ходили люди в полевой камуфлированной форме. Одни из них стояли и разговаривали друг с другом, другие входили и выходили из этого здания. Кто-то и нас разглядывал в беседке, но особого интереса у них мы, видимо, не вызывали.

Женщина, сидящая напротив меня в беседке, явно чем-то озабочена, это видно было по ее лицу. Она смотрела то на дорогу, то на танки и чаще всего вглядывалась в Пионерлагерь, иногда копаясь в своей кожаной темно-коричневого цвета сумке. На ней была надета серая кофта, черные брюки со стрелками на них, и сама она, вообщем-то, могла представлять интерес для мужчин. К тому же она была ухоженная, то есть чувствовалось, что она следит за собой… Ноготочки ровненькие и золотые колечки на пальцах правой руки, серьги под убранными в хвостик волосами. Она была из тех женщин, что не являются красавицами, но в них чувствуется та самая женственность, которая к ним и влечет мужской пол… Однако она меня не интересовала даже в качестве временной собеседницы. В тот момент я думал о Саксонце: «Какой он и когда придет, медкомиссия и экзамены…»

Сидели мы так уже минут пятнадцать, и в моей голове крутились какие-то неоднозначные мысли: «Что тут вообще делает эта женщина? Зачем здесь нужна женщина? Или мужа ждет? А зачем мужа здесь ждать? Соскучилась? На встречу с мужем или братом навряд ли сюда ездят, и так объект секретный…» – одним словом, путаясь в этих вопросах, я запретил себе думать об этой ерунде, ведь сейчас решалась моя судьба, а я себя видеть хотел непременно сотрудником «Вагнера».

И мне тогда казалось, что если меня по каким-то обстоятельствам не примут, то я рассержусь, разозлюсь или совсем буду удручен и, конечно, впаду в глубокое уныние. Ну, не мог я «побитый» уехать домой – домой я мог вернуться уже только с победой, пусть даже израненный, пусть даже убитый, но не отринутый «Вагнером». Я всем своим существом желал войны. Война выведет из застоя наше общество, – считал я. Я желал тогда всем своим существом стать полноправным сотрудником этой легендарной Конторы, ведь быть сотрудником этой организации это значит приобрести большее, чем какие-нибудь там полковничьи или генеральские звезды на погонах. Это значит обессмертить себя в веках, связав свою жизнь с Легендой. Легендой, о которой наши потомки будут писать романы, издавать фильмы, сочинять стихи и на примере вагнеровцев будут учить своих детей мужеству. Одним словом, я обязан стать одним из них. Кстати, я и сейчас, когда сижу и пишу эти строки, всецело всем своим организмом, всей своей душой ощущаю причастность свою к этой великой Легенде – я часть ее.

Так вот, идем далее… Прошло немного времени, и на дороге показались человек семь. Шестеро из них были средних лет, а один лет так за пятьдесят. Были они все бородатые, в пятнистой защитной форме, в разгрузках, на головах каски, а на боках и за спинами – калашниковы. Весело смеясь, они продвигались к беседке. Подойдя к беседке, они поздоровались с нами. Затем, один, что постарше, присел рядом со мной на скамью, а другой напротив него рядом с женщиной. Разговор они продолжили и здесь, рассуждая о том, как они пройдут «золотой километр». Затем мой сосед по беседке, что рядом со мной занял место, начал рассказывать истории из своей жизни, а вернее из жизни тех, с кем встречался на гражданке… Мне же было явно не до его рассказов. Я думал о Саксонце, через которого я и вышел на Контору, хотя разглядывать этих моих будущих коллег мне было интересно. Я размышлял:

– Наверное, они уже не в первый раз здесь, – подумал я. – Возможно, что и в Африке они уже побывали, вон какой вид у них деловой, бравый. Ну просто настоящие наемники и по виду, и по разговорам, и по поведению, ну как и представляют их все… Однако дружелюбные и культурные же – насчет дружелюбные и культурные меня этот момент порадовал своей странностью.

– Трапезников, Лев… – прокричал кто-то, заставив меня оторваться от созерцания вагнеровцев. Три шага от калитки лицом к нам стоял мужчина в камуфляже и с черной роскошной бородой – это он и вызывал меня.

– Здесь Трапезников! – громко прокричал я, быстро встав со своего места и пошагав в сторону Пионерлагеря к калитке. Когда я подошел к бородачу он подал мне свою руку, и я пожал ее. Видимо, это и был Саксонец. Лицо Саксонца было спокойным и выдавало интеллектуализм, интеллигентность, что, бывает, сразу бросается в глаза. Да, вы ведь тоже не раз ловили себя на мысли, что можете угадывать человеческую натуру только по одному лицу… Здесь так же. Правда, борода его роскошная вместе с его камуфлированной формой в зелено-коричневых цветах придавали этому интеллектуальному лицу что-то отважно-дерзко-наемническое… Именно так. Войдя затем за этим бородатым сотрудником на территорию лагеря, мы проследовали мимо КПП к деревянным прямоугольным длиннющим столам, находившимся тут же, сбоку. Так, я стою по одну сторону стола со стороны дороги, ведущей в лагерь, а по другую сторону становится Саксонец:

– Доставайте вещи и на стол. Посмотрим, что у вас там…

– Хорошо, – отвечаю я.

Поставив свою сумку на стол, я достаю пакеты с вещами, разворачиваю их и раскладываю так, чтобы можно было быстрее провести досмотр. Вот свитер, а вот и спортивные штаны, здесь предметы гигиены, блокнот, а вот и футболки, носки… Кстати, количество носков удивило Саксонца, ведь их я достал из пакета тридцать штук, на что сотрудник «Вагнера» удивленно выдал:

– Это сколько же у вас носков…

– Носки нужны всегда, – поясняю я. – Пригодятся, здесь у меня их тридцать пар.

– Тридца-ать? Так вы, может быть, на целый месяц сразу взяли, чтобы менять их каждый день? – чуть улыбается Саксонец, перебирая мои носки.

– Ну почему же каждый день, – вру я, немного смущенно смотря на Саксонца. – Возможно, кому-то и понадобятся здесь, ведь вы же писали, что брать нужно побольше, так как все пригодится Конторе.

Да, я взял целых тридцать пар! «Кто его знает, как там обстоят дела с вещами и со стиркой, вдруг все тяжко и условия совсем суровые», – думал я.

Далее сотрудник, перебирая мои вещи, предупредил:

– Так, наркотики и спиртное у нас запрещены, нож открыто на себе не носить. Телефоны сотовые запрещены, если найдется потом, то его поместят на «Столб славы», – кивает сотрудник на деревянный столб, на котором красуются прибитые, по всей видимости, гвоздями телефоны разных марок, цветов и размеров. – Сдать все. Телефон кнопочный разрешается, но ты его сдаешь тоже, получишь потом в канцелярии для звонка. Там есть дни, когда позвонить можно.

– Понятно. Телефон я не взял с собой сотовый, так как правила знаю, предупрежден. Дома оставил.

– Хорошо. Сим-карты также хранить не надо, за это наказывают. У вас нет симки с собой или других каких электронных носителей информации? Фотоаппарат, может быть? Ну, может быть, жена куда вам спрятала? Бывает и такое. Посмотрите у себя…

– Сим-карты с собой нет. Электронных носителей тоже. Условия приема на работу знаю. Нарушать правила не собирался, это глупо.

– Понятно, конечно… Просто вон там, в беседке, женщина сидит…

– Да, я видел. Еще удивился этому. Подумал, что здесь женщина делает, вроде как не место для женщины здесь, какой-то диссонанс вызывает это все.

– Так это да, вот не разберутся со своими женами, родными, а потом проблемы их сюда приходят. Сначала надо со всем разобраться за пределами лагеря, а затем уже приходить сюда… Иначе вот сидит и ждет его, сейчас он уедет, видимо. Никого не держим здесь…

– Понятно. Я воевать приехал, все обдумал, решение принял осознанно, и мои родные все предупреждены. Жена только знает, куда я поехал. Но относится к этому с пониманием, проблем не будет.

– Это ясно. Это я так, для информации, чтобы не было вопросов потом. Тут недавно было так, что жена приехала мужа забирать, а он ни в какую. Ему сказали, чтобы он сначала вопросы с женой решил, а потом только являлся на работу. Отказывался уходить к жене с базы… Пришлось вещи его за забор выкинуть, чтобы ушел решать свои семейные проблемы…

И вот, наконец, сотрудник закончил осмотр, кивнул головой.

– Собирайте сумку. И идем сейчас на фильтр, а далее у вас свой старший там будет и все вопросы к нему или ко мне, все решим, если что.

Сумку я собрал быстро.

– Готов.

Пошли по дороге дальше в лагерь. Справа от меня два маленьких ларька. Возле того, который ближе к забору, стоит очередь, человек восемь. «Наверное, это магазин», – думаю я. За ларьками длинное двухэтажное строение, я наблюдал его с торца, когда сидел в беседке, а по левую руку у меня также двухэтажка длинная. Дорога уходит куда-то далеко, и видны там по правую сторону за двухэтажкой и какой-то площадкой грузовые металлические контейнеры, а слева там еще одно длинное двухэтажное здание. Здания все однотипные, длинные корпуса со скатными крышами и стенами, покрытыми сайдингом цвета кофе с молоком.

Идем спокойным шагом по дороге, затем заворачиваем влево в том месте, где первая двухэтажка заканчивается. Там в торце здания бетонная лестница невысокая и вход в здание. Ныряем под натянутую между двухэтажными корпусами веревку, на которой красуется табличка с надписью «Фильтр», чтобы попасть на площадку. Эта площадка где-то размером двадцать на двадцать метров, грубо говоря. На ней оборудована курилка, состоящая из трех скамеек, стоящих буквой «П». Посреди этих скамеек видна большая «пепельница», или урна, вытворенная из какого-то чана или бочонка железного. На этой площадке я вижу порядка двух десятков прогуливающихся курсантов, или абитуриентов, так их назовем. Абитуриенты одеты в гражданскую одежду. По другую сторону площадки также виден вход в корпус. Что это за корпус, пока мне не известно…

Захожу вслед за Саксонцем в здание. Длинный коридор. Идем по нему, Саксонец останавливается перед дверью в кабинет, на котором висит табличка «Канцелярия», дергает за ручку двери и заходит внутрь. Затем, выйдя из кабинета, я хожу за сотрудником по кубрикам, заставленным кроватями и маленькими тумбочками. Мы ищем свободное место для меня. И вот, наконец, я располагаюсь на нижнем ярусе на кровати. Кубрики все однотипно заставлены – двухъярусные кровати по правую и левую сторону у стены от входа, и такие же кровати у окон. В проходах между кроватями тумбочки для неприхотливого скарба и предметов гигиены. Сумки с вещами поставлены под кроватями. Здесь, на фильтре, как я узнал в этот же день, некоторые сидят очень долго. Хотя старшие по фильтру нам обозначили три или четыре дня, за которые мы должны пройти все кабинеты. Народу на фильтре было предостаточно, наш кубрик, к примеру, был заполнен почти весь, а мест спальных ведь было примерно так двадцать восемь. Не меньше. Может быть, три или четыре места еще оставались свободными на вторых ярусах. Иногда, несмотря на то, что сегодня выходной день, в коридоре просто столпотворение. Люди стайками ходили на улицу, возвращались к своим спальным местам, а кто-то готовил себе чай или собирался в ларек за вкусностями.

В канцелярию меня вызвали, если мне память не изменяет, в этот же день. При этом между вызовом в канцелярию и заходом туда мне еще и предстояло отстоять очередь не плохую. Кто-то также, как я, вызывался туда в первый раз, а кто-то за телефоном своим стоял, чтобы родным позвонить. И вот захожу я в канцелярию. Сажусь за стол перед парнем лет под тридцать… (все тридцатилетние и даже те, кому под сорок, мне кажутся молодыми парнями – я сам в возрасте, а на тот момент мне было 46 лет). Так вот…

– Фамилия твоя?

– Лев Владимирович Трапезников.

– Анкетные данные заполняй… – Протягивает мне листок бумаги.

Заполняю. Обычная анкета: кто я, дата рождения, образование, участие в военных действиях и так далее…

– Позывной еще не выбрал?

– Нет еще, не успел.

– А фамилия у тебя Трапезников… – тут он поворачивается к своему соседу, который так же что-то там заполняет из документации, и говорит ему: – Трапезников! Вот уж они мне эти Трапезниковы. Подозрительно…

– А что такое? – спрашивает у него сослуживец, весело на него глядя.

– Ничего…Только вот зам по бою у меня был Трапезников. Это был ужас, еще тот, с тех пор я просто эту фамилию не выношу… – чуть улыбаясь, говорит ему этот парень, то поворачиваясь ко мне, то снова смотря на него.

– Ну, раз ты Трапезников, значит, будет позывной у тебя Провиант – это логично!

– А других нет позывных? – недовольно спрашиваю я его. – Может быть, я могу еще что-то выбрать?

– Выбирайте, но все яркие названия уже заняты. Вон там на стене висят свободные позывные… Если понравятся, то пожалуйста. А сейчас пока пишу «Провиант».

На этом и расстались с ним. Кстати, выйдя в коридор, я обнаружил интересную запись на листке бумаги, прикрепленном к стене. Текст по памяти передам здесь: «Все позывные, обозначающие известные города, страны, реки, горы, благородных животных, актеров уже забраны. Просим не требовать их».

Кстати, впоследствии я обнаружил, что многие носят очень даже интересные позывные, которые получили лишь потому, что «на ум более ничего не приходило…» Нас было много, и число наше росло, а потому и позывные были порой то странными, то очень банальными и иногда экстравагантными. Однако все всё понимали и внимания на это не обращали, ведь главное, чтобы твой позывной запоминался и четко выговаривался, а значит, был прост. Яркость позывного – это для кино, а здесь необходима рациональность и ясность. И потом, какая разница вообще, какой у тебя позывной? «Сталлоне» ты или «Маршал Жуков», ты еще оправдай свой позывной на войне… А ведь даже такой позывной, как «Ложка», что имело место быть, или там «Барсук» какой-нибудь будет звучным, уважаемым и страшным, если ты воин и отличился в войне, или же тебя уважают твои братья по оружию. Так что это все дело десятое, главное, чтобы ты сам себя и других не подвел. Работа, прежде всего.

И вот я сижу на своей кровати в кубрике, думаю.

Сегодня воскресенье, 14 августа 2022 года – этот день мне запомнится на всю жизнь. Кое-что уже успел сегодня… в канцелярию сходить, но главное… главное, что я добрался, я на базе. Теперь нужно пройти фильтр. Да, и еще надо в ларек сходить, посмотреть, может, там кофе есть и чай.

Сосед мой, который размещался также на нижнем ярусе, выражал полное спокойствие и даже апатию к происходящему вокруг него.

– Ты только прибыл? – задает он мне вопрос.

– Да, вот только сегодня.

– А я уже третий день. В выходные кабинеты не работают, устал лежать, скорее бы уже.

– В ларьке, что там? – интересуюсь я.

– Все то же самое, можно колбасу, сало или чай купить, сигареты есть, но дороговато все. Сигареты дорогие и не сказать, что самые лучшие.

– Надо сходить, пока время есть.

– Ты в штурмы?

– Хотел бы в штурмовики. А ты?

– Я в связь. Раньше по контракту служил на флоте, связист. Вон там, у окна Саня, – он был командиром роты охраны, не в первый раз уже, с ним можно поговорить, и он может тебя к себе взять в роту. Ты подумай, ведь в прошлый раз, говорят, уехало четыреста человек в штурмы, и где-то половина из них скоро пришли грузом двести.

– Подумаю, – сказал я только для того, чтобы закончить этот разговор о роте охраны, так как хотелось именно в штурмы. – А разве здесь на фильтре есть те, кто уже работал в «Вагнере»?

– Да, если человек вовремя не вернулся из отпуска, то он снова начинает фильтр проходить, медкомиссию… И спецподготовку снова проходит.

Итак, пообщавшись еще с одним соседом, который прибыл за два дня до меня, я узнал, что предстоит заполнить анкету для особистов, пройти врача, паспортный стол, сотрудника особого отдела и, если особист пошлет, то и полиграф на честность. Получалось, что если я попал на фильтр в воскресенье, то мне предстояло в выходной день балдеть на кровати, ходить в курилку и исследовать всякого рода объявления и ценные указания, в виде вывешенных бумаг на стенах коридора нашего корпуса. В ларек-магазин я все же сходил в этот день. На прилавках было все необходимое для жизни на базе. Здесь были разные сорта кофе, чай, пряники, печенье, шоколад, сгущенка, колбаса, сало, хлеб, сигареты, зубные щетки и паста, мыло и шампунь, молочные продукты, энергетические напитки и лимонад, а также все по мелочам, что может пригодиться курсанту или бойцу, хоть те же шнурки для ботинок. Кстати, сигареты были только таких марок, как «Мальборо», «Бонд», «Кэмел», и еще какие-то, не очень запомнил название… очень уж экстравагантные, пользующиеся спросом «местного населения» базы, цвета сигар и названия чего-то такого африканского или латиноамериканского.

Рядом с продовольственным ларьком стоял ларек-магазин военторговский, но в воскресенье он был закрыт. По разговорам на фильтре, в военторге продавалась форма, обувь, медицинские средства, разгрузки, бронежилеты, рюкзаки, налокотники и наколенники, ножи и другие вещи, которые могут пригодиться в зоне боевых действий. Замечу также, что расхаживать абитуриентам по базе не рекомендовалось, а значит, запрещалось, и потому, мое пространство на эти дни ограничивалось моим кубриком, туалетом, душевой комнатой и разного рода кабинетами администрации, а также площадкой фильтра и маршрутом до ларька и столовой. В корпусе для новичков, которые проходили фильтр, в общем-то было все для жизни. Душевая комната состояла из нескольких душевых кабинок и часто наполовину была пуста. Горячая вода – всегда. Здесь имеется и комната, где стоят стиральные машины, а также сушилка для одежды. Туалет – это не маленькое помещение, состоящее из кабинок для понятных надобностей, а также раковины с кранами. Обычно мыло и другие принадлежности для гигиены все у нас были с собой, но если у кого и не было, то достать их не трудно, а, в крайнем случае, можно попросить все у руководства фильтра.

Теперь о столовой. Распорядок дня столовой на базе, в том подразделении, где находится фильтр и административные корпуса, был обычным, таким же, как и в любой гражданской столовой. Кстати, в полевом лагере на полигоне, о котором речь пойдет ниже, также была столовая, но об этом потом, все по порядку… Итак, ближе к часу «фильтр» уже готовится идти в столовую. Это не было обязательным мероприятием, как в армии. Не хочешь идти – не иди, но обычно ходили все, так как кормили там очень неплохо. Некоторые, устав от сидения в фильтре, заранее готовятся к походу на обед или ужин, другие идут попозже, надеясь, что очередь станет поменьше. Кстати, такой порядок не только для новичков – так везде там и для всех. Свобода и строгие правила граничат друг с другом в этом учреждении.

В то воскресенье, когда я прибыл утром на базу, я впервые и побывал в столовой. Я пошел впервые туда со стайкой таких же новичков, как сам. Мы, нырнув за веревку, отделяющую «свободный белый мир» от нас, ушли влево, продвигаясь дальше по дороге вдоль грузовых металлических контейнеров малинового, красного, синего и зеленого цветов. Контейнеры были по правую руку от нас, а по левую руку находился длинный корпус. Дойдя до конца корпуса и там, где заканчивается ряд контейнеров, слева находился вход в этот же корпус на вещевой склад, а слева передо мной предстала столовая. Это глобальная, именно глобальная палатка, состоящая из каркаса, то ли обтянутого брезентом, то ли отделанная пластиком каким-то. Подходим к столовой. Дверь. Заходим внутрь – очередь так метров двенадцать до длинной стойки, где раздают пищу. Очередь двигается к стойке вдоль правой стенки палатки. Сам зал, скажу так навскидку, шириной метров двадцать пять и длиной сорок. Палатка высокая, с двухэтажный дом. Пространство палатки заставлено столиками в четыре ряда, за каждым столиком стоят по четыре стула со спинками и где-то без них. На столах приборы для соли и перца, подставки с салфетками. Пол в столовой деревянный, застелен досками. Рядом у входа в столовую, как войдешь – слева, сразу метрах в пяти, стоят столы для использованной посуды, подносов, а также бачки для остатков еды. Здесь же, немного подальше, метрах в четырех от бачков (пишу по памяти), находится умывальник с раковиной для мытья рук. Становимся в очередь, по правую сторону от меня край палатки, частью состоящий из брезента, а частью выделанный полупрозрачным материалом.

Жарко, поэтому часть стенки палаточной, ближе к середине зала, приоткрыта… Видна улица: все те же железные контейнеры. Оказывается, их там много, и стоят они в несколько рядов. Такой вот маленький городок из контейнеров. Очередь в столовой идет быстро, так как состав кухни, как я вижу, женский, и работают они быстро. Мужчины во всем этом задействованы только в уборке столов и работе у баков с недоеденной пищей, где они также моют и протирают подносы. Эти мужчины, как оказалось потом, стояли в наряде по кухне, куда набирали их, в общем-то, на добровольной основе, или же те, кто просто нашел свое место здесь, работая на базе. В любом случае, работа есть работа, и такой подход к зарабатыванию денег или убийству своего времени также не вызывал у нас каких-либо там неприятных эмоций – мы сами сюда только приехали… Подхожу к стойкам, где раздают пищу. Длинная стойка, на правом конце которой лежат стопки подносов, а с краю от стойки, ближе к стенке палатки стоят лотки, в них буханки черного и белого хлеба. Все это режется за стойкой. На стойке хлеб – бери, сколько тебе надо, черного или белого… Ложки и вилки одноразовые здесь же, а по продвижению очереди далее каждый берет себе второе блюдо, состоящее, к примеру, из каши гречневой, овсяной, рисовой или вермишель бывает, – блюда, кстати, разные по дням бывают. Салат всегда есть – из капусты или моркови, или свеклы. Салат или в тарелке уже лежит, или же сам его из лотка накладываешь. Подливу с мясом или там лук в лотке нарезанный, маринованные овощи или рыбу, когда как, добавляешь сам – все тут же. Далее первое, это суп. И, кроме того, сок в коробочке или же стакан чая, или компота. Да, кстати, отвлекусь, для тех, кто там был, это и не интересно, что я дотошно описываю. Однако же читателю с «гражданки» будет все интересно знать о базе «Вагнера», и потому читатель, побывавший там, пусть меня сильно не корит за подробности. Но идем далее…

Поставив все на поднос и донеся до свободного места за столиком, принято всем сидящим за столиком пожелать приятного аппетита. Так принято, и это правило никем обычно не игнорируется. В целом, попадая уже в фильтр, чувствуешь достаточно доброжелательную обстановку внутри коллектива абитуриентов и старшего состава. Всех интересуют только будущие события, и все знают, ради чего сюда пришли.

Старшим по фильтру был актер Андрей Мерзликин. Шучу, конечно. Просто этот бравый командир, который всех строил в коридоре и что-то все время объявлял, кого-то все время вызывал к себе, ходил с бумагами, а вида он был весьма делового, очень походил на актера Андрея Мерзликина. То есть не какие-то там черты лица схожие имел, а, что называется, один в один. Я сначала все понять не мог, где его видел? Даже пытался вспомнить, но не смог… Разумеется, не смог, и не встречались мы ранее с ним никогда, ведь он похож был именно на Мерзликина, или Мерзликин, скорее всего, похож был на него. Это меня несколько забавило тогда и почему-то вызывало к командиру особое уважение. Встречается в жизни и такое.

Итак, вот настал понедельник. Сегодня буду проходить кабинеты. У меня на руках обходной листок, который я получил в канцелярии вчера. В обходном листке графы с кабинетами: графа врача, которую необходимо подписать, графа особиста, полиграф, графа психолога, графа на сдачу физо, и, по-моему, все. После завтрака проходит еще какое-то время. Нас выстраивают перед корпусом на площадке. Выходит «Мерзликин» со своим замом и объявляет:

– Сейчас вновь прибывшие, кто кровь не сдавал, строимся и организованно все вместе быстро проходим на сдачу. Затем по кабинетам в течение дня, и заполняем анкеты.

Обходные листки у нас на руках. Строимся и заходим за «Мерзликиным» в соседнее здание, которое стоит напротив по другую сторону площадки фильтра. Там, внутри, оказывается, множество кабинетов, здесь администрация базы. Нас ведут на второй этаж, сначала проходим длинный коридор по первому этажу, в конце его налево лестница ведет на второй этаж, там находится медик. Проходя мимо кабинетов по первому и второму этажу, запоминаешь таблички на дверях: «Бухгалтерия», «Касса», «Паспортный стол», «Особый отдел», «Вход только для персонала…» и так далее, и все кабинеты также имеют свой номер. Вот и кабинет для забора крови. На двери кабинета висит расписание работы врача. Мы выстраиваемся вдоль стены в очередь, справа от двери вешалка, приделанная к стене. Пройти сразу нашим не удается, так как перед нами еще стоит стайка людей, готовящихся войти в кабинет…

– Здорово, пацаны, – говорит нам один из тех, кто раньше нас пришел сюда. – Там врач очень строгая. На порог не вступайте, ругается, и от нее в лоб можно получить. Она просто человеконенавистник.

Сегодня мы должны были сдать кровь. Затем она же, этот врач, должна была при удовлетворительном результате на кровь подписать нам документ и далее потом провести осмотр наших тел. Очередь двигалась быстро. Похоже, работу свою она знала. Кто-то даже сказал в очереди, что врач работала ранее в чеченскую кампанию и была настоящим профессионалом, определявшим чуть ли не с первого взгляда достоинства и недостатки человеческого организма. Очередь доходит и до меня, уже скоро входить, и вот… Вхожу.

– На порог, сказала же, не вставать!!! – раздается сразу же в мой адрес, как только я попытался войти в кабинет. Ловлю себя на мысли, что задел все же порог кабинета. – Проходим. Садись. Руку!

Кладу руку свою на подушку.

– Сжать в кулак, – при этих словах она завязывает мне круглый жгут на руке выше локтя.

– А когда результаты будут готовы? – спрашиваю я. На что мне командным голосом отвечают:

– Не разговаривать. Обо всем скажут.

Я «беру под козырек», отвечаю «Есть» и далее сижу уже молча. Нет, не обижаюсь, а очень даже понимаю ее, ведь ей приходится пропускать через свой кабинет огромное количество абитуриентов. Люди разные, задача перед ней поставлена тоже не из легких – взять кровь, определить, годен ли абитуриент к работе, и все это необходимо делать быстро, правильно и четко, так как поток большой. Понятно и то, что эта женщина, врач, привыкла работать с военными. Она знает, как надо общаться с контингентом, который не прочь поговорить о прекрасном с женщиной за счет ее же драгоценного времени. Своей строгостью она мне сразу понравилась: лицо ее выражает ту самую цель, ради которой она здесь. Кажется, что выше нас, выше всего, что ее окружает, есть только ее работа, или, так скажем, ее сверхзадача, которая должна быть выполнена ею в любом случае. Она русская, классическая русская городская женщина, – лицо у нее далеко не полное, и фигура как у девочки, нос прямой, как у древней гречанки, а все ее движения выверены и следуют своей рабочей логике. Честно сказать, про нее легенды ходили среди курсантов, которые ее и сейчас на гражданке, а может быть и в Африке вспоминают. А ведь плохого никто о ней не скажет – вспоминают с улыбкой.

Кровь она взяла и вот разливает куда-то ее сразу по каким-то то ли склянкам, а то ли маленьким стеклянным емкостям. В голове у меня почему-то возникают слова: лейкоциты, эритроциты, тромбоциты, главное, чтобы все в норме было, иначе домой отправят, наверное.

– Следующий. Выходим! – приказ ясен, встаю и иду на выход. Выйдя за дверь, обдумываю, что и как далее проходить предстоит, а результаты уже завтра готовы будут, если судить по разговорам на фильтре. «Это ладно, – думаю я. – Сейчас надо к себе в корпус, а там спрошу анкету».

Прежде чем зайти в свой корпус, я завернул в курилку. Здесь мужики собрались вокруг троих ребят, в неуставной военно-полевой форме, которые вели рассказы о боевых действиях. Меня привлекли у ребят на рукавах шевроны, на которых был изображен боец с автоматом и в каске, который выбивает дверь ногой. Мне еще подумалось тогда, что «знак очень для шеврона сложный, но ведь сделали же». Каждый из этих боевых молодых мужиков что-то рассказывал про свое. Один из них – как я потом узнал, он был дагестанцем – обратился к своему товарищу:

– Помнишь, того? Он погиб в день своего рождения? Так вот он, – снова обращаясь к окружившим его абитуриентам, продолжил дагестанец, – спустя четыре дня после смерти выглядел так, как будто спал. Обычно человек сразу чернеет или бледнеет, а этот как будто спит.

– Они обороняются, ведут огонь из окон, – объясняет другой. – Мы наступаем, с боков у нас танки идут…

Признаться, мне стало скучно. Докурив сигарету, я отправился в свой кубрик. Меня интересовала анкета и когда я смогу все пройти. В кубрике была, в общем-то, тишина. Я сел на свою кровать, достал из тумбочки коробку с чайными пакетами, положил два пакетика чая в свою большую кружку. Затем пошел к электрическому чайнику. Чайник наш стоял под кроватью, которая находилась у самого окна, у стены справа. При этом ставили или нагревали чайник прямо здесь же на полу, предварительно вытащив его из-под кровати. Так удобно – нагрел быстро, налил себе воды в кружку, задвинул чайник под кровать и ушел. Все, что и надо. Нагрев воды и залив свой пакетик в кружке, сел на свою кровать и начал размеренно потягивать чай, созерцая Саню, который сидел на своей кровати, находившейся у окна напротив меня через проход в кубрике.

Саня необыкновенно здоров. Щеки у него не щеки, а целые щечища, руки у него как у богатыря, а все тело его походило на здоровенную бочку из-под какого-нибудь вина, что хранятся в подвалах французских замков. Так я воспринимал его. Вы видели фильмы про бандитов из девяностых? Такие вот здоровенные, лысые парни там показывались… Саня был такой же, только за одним исключением, так как любого бандита из кинофильма он все же был здоровее в два раза как минимум. И вот этот Саня, как я понял, был командиром роты охраны, и охранять ему приходилось не только оружие, но и военнопленных украинцев. Теперь ты, читатель, представляешь весь ужас русского плена для украинца, когда тот только видит этого Саню? То-то же…

Так вот, Саня что-то перебирал из своего рюкзака, который был сам размером с туловище Сани. Большой рюкзак. А ведь к нему еще пристегнут спальник. Рядом с рюкзаком лежала разгрузка, пятнистая форма и бронежилет Сани. На другом конце нашего кубрика шел разговор о базе и ее порядках… Саня отреагировал, уселся поудобнее, вполоборота к рассуждальщикам, и вмешался в разговор:

– Я на этой базе с тех времен, когда еще дорожки вот те не протоптаны были. Здесь корпусов-то не было еще столько. Корпусов не было, а ларек вот был. И вот так берешь под мышку красную папку, и идешь в ларек деловым шагом. Только деловым, и чтобы под рукой папка красная была. Все думают: по делам идет! – а ты в ларек за энергетиком или чаем.

– А ты снова фильтр проходишь. И спецподготовку будешь проходить? – послышался вопрос из того края кубрика.

– Да. Буду.

– А налокотники и наколенники у тебя… Ты их здесь в военторге брал?

– Нет. Здесь вон те совсем не годятся, – кивает Саня на лежащие на соседней кровати наколенники. – Я у себя дома брал. В Самаре.

Наколенники у Сани вставлены и вшиты в его боевые штаны. И все у Сани с собой, все у него подшито и собрано как надо, и разгрузка у него какая-то особенная, какой-то натовской окраски.

– Сань?

Но Саня занят, он что-то все выворачивает из сумки, пакует в нее.

Я иду в душ. Стою долго под горячей водой. Горячий душ, по моему мнению, нормализует все функции организма, приводит в норму мозг и тело в целом. После такой процедуры чувствуешь, что из тебя вышла вся «порча». «Порча» здесь – это условность, ведь я материалист, и все, что есть в мире, по-моему, материально и пусть даже если есть вещи, невидимые человеческому глазу, считаю я, то они так же состоят из материи. Или, так скажем, по убеждениям своим, я стоик.

Стоическая философия близка мне: встречать удары судьбы или ее подарки, не испытывая особых эмоций – все, что окружает нас, приходящее и уходящее, но есть главное, твоя цель в жизни, и законы вселенной, или Логос.

А сейчас я стою под горячим душем, чувствуя то, как с меня, вместе с водой, стекают скрытые болезни, ошибки и все те нецелесообразности, от которых я хотел бы освободиться. Да, это своего рода психологическая установка, которую я сейчас себе даю на будущее.

«У меня все всегда хорошо, и жизнь моя под контролем моего сознания, ведь только нечистоты внутренние и внешние могут причинить мне вред, а если их смыть, то удача и сила будут мне сопутствовать всегда», – медленно текут такие мысли у меня в голове.

Да, от внутренней установки многое зависит. Такая установка придает уверенности и стойкости перед этим агрессивным миром, полным лжи и ненависти. Человек, если он желает перенести трудности или лишения, просто обязан, хоть немного, но быть философом. Все начинается с философии, любая наука начинается с философии, и человеческая жизненная позиция не исключение. Вы должны создать в себе тот образ своих действий или выработать ту позицию, которой затем будете придерживаться в жизни. И ваша позиция или поможет вам в такой ситуации, как война, или, если она окажется слабой, погубит вас. Многое зависит от нас самих, ведь потом мне предстоит сохранять спокойствие тогда, когда ситуация уже выйдет из-под моего контроля полностью, и мне придется собирать себя в кулак тогда, когда необходимо будет наступать. Многое будет зависеть от тренировки организма, от моей жизненной позиции и моего отношения к окружающей меня действительности, а также от умения создать в своем сознании образ «друга» и образ «заклятого врага», образ «Отечества», за которое можно получать раны, и образ «вселенского зла», которое необходимо уничтожить.

Так вот, за всей беготней, хождениями, построениями в коридоре, где старший по фильтру «Мерзликин» время от времени формировал группы для прохождения кабинетов, незаметно прошло полдня, затем мы сходили на обед. Так, захожу в свой кубрик, а там уборка идет – один домывает шваброй под своей кроватью и в своем проходе у тумбочки, а другой ждет швабру. Вот кто-то с ведром пошел за водой. Оказывается, здесь каждый у себя моет пол, уборку каждый делает на своем участке, где живет, а дежурных, как в армии, не назначают. Протираю и я свой участок, где живу, затем передаю своему соседу эстафету…

– Надо проход весь промыть, чего всем швабру передавать… давай ее сюда, швабру! Делов-то, – говорит мужчина в очках.

– На, бери, только мораль нам не читай и долгих наставлений, – ухохатывается один из абитуриентов. Оказалось, что этот мужчина в очках, стройный и с выправкой, с интеллигентным лицом, был когда-то замполитом в армии, а здесь, прибыв в Контору на фильтр, он успел уже несколько раз устроить своим будущим коллегам промывку мозгов по поводу того, как надо жить и, видимо, только недавно читал им ценные наставления. Ну, замполит! Замполиту помогают, воду подносят, и всем весело, так как уборка несколько разбавляет однотипное существование на фильтре. После уборки люди расходятся по своим местам. Лежу на кровати, думаю, а кто-то разговаривает о банальном, кто-то пьет чай или кофе. В кубрик заходит один из сотрудников канцелярии, мужчина за сорок.

– Приветствую всех. Как вы тут? – Ответ постояльцев кубрика, видимо, ему и не нужен был. – Завтра к нам придут ребята, медики с боевым опытом. Лекция будет по поводу оказания первой медицинской помощи раненым, и вы можете им задать любые вопросы. Очень просто и интересно рассказывают. Думаю, что и вам интересно будет послушать их, – заканчивает он свое объявление.

Кубрик одобрительно и негромко гудит. Это интересно. Следующий день начинается все так же с гигиенических процедур, затем завтрак, и мы на площадке фильтра или в кубриках своих ждем дальнейшего развития событий. Сижу на своей кровати и вижу, как заходит в кубрик мой сосед – военный связист, в руках держит какие-то листки бумаги или документы. Заходит в наш проход между кроватями и объявляет:

– Анкета. Заполнять надо.

– В канцелярии, значит, можно взять, – резюмирую я.

– Да. Заполнять сейчас буду. Это для проверки, для особистов. Потом после фильтра еще контракт будем заключать.

Я встаю и иду к канцелярии. Выждав все так же очередь, но небольшую, захожу, спрашиваю анкету, и мне, как бы даже не замечая меня, так как людей много и все сотрудники чем-то особенным заняты, протягивают листы анкеты. Три листа. Вернувшись на свое место в кубрике начинаю разглядывать графы-вопросы в анкете. Мой сосед уже заполняет бумаги на своей тумбочке. Достаю шариковую ручку из своей сумки и принимаюсь за дело… Кроме фамилии, места рождения и жительства, профессии и образования, данных родственников, а также ряда вопросов, которые задаются в обычных анкетах при приеме на работу в гражданских организациях, как говорят монахи, в миру, есть графы и об участии в боевых действиях, службе в армии, есть ли награды, какая-нибудь спецподготовка, категории на вождение транспорта, спортивные разряды и подобное этому. Есть вопрос о прохождении службы в органах – пишу, что «проходил службу в органах ФСНП на должности дознавателя, исполняющего обязанности следователя». Затем дошел до графы, в которой нужно написать о том, есть ли родственники и знакомые в ФСБ, в МВД… Нет у меня родственников и знакомых там. Думаю и смотрю на соседа. Спрашиваю его:

– ФСБ, графа… МВД?

– Да-а, не пиши там ничего. И особисту скажи, если спросит, что никак не связан, так как если есть родственники или знакомые в ФСБ или в МВД, то откажут в трудоустройстве сюда. Проверено.

– А что у них с ФСБ такое связано, что нельзя?

– Не знаю. Наверное, конкурирующая фирма, – чуть улыбается сосед, и не понятно, шутит он или нет.

Заполняю дальше графы в анкете. Кстати, немного отвлекусь и отмечу для читателя тот факт, что позже, когда прибыл уже снова в 2023 году в следующую свою командировку, требования по родственникам и знакомым стали еще строже. Заполняю графы. Вот графа о том, болел ли чем-то… «гепатит, состоял ли на учете…» – пишу, что нет. Вот графы, где вопрос о поддержке действующей власти – задумываюсь, так как Ротенберга и либералов, мягко сказать, не люблю, но пишу, что поддерживаю, так как мне сейчас необходимо попасть в «Вагнер». «Есть ли родственники на Украине?» – так и задан вопрос. Нет родственников на Украине и не было – пишу, что «нет». Вот графа: «состояли в каких общественных организациях?». Здесь я пишу, что состоял в Национальной демократической партии и проводил в составе этой организации пропаганду по сбору гуманитарной помощи Донбассу с 2014-го и последующих лет. Дохожу до момента «что хотели бы о себе еще добавить?» – так формулировался вопрос или примерно так. Добавляю в графе, что «сам воспитывал своего ребенка с четырех лет, родной дядя – заместитель командира дивизии, зав военной специализированной кафедрой строительного института города Вильнюса, полковник советской армии в отставке», полагая, что такая информация будет служить для «ОсО» моментом, говорящим о моей надежности и преданности России. Сосед мой задумался, улыбается… вдруг встает и направляется с бумагами в сторону выхода из кубрика, смешливо вещая:

– Вот, ведь еще и обещают меня похоронить по всем правилам где-то там. Да, мы вас, Александр Николаевич, пустим на перегной и не беспокойтесь…

Ему аж смешно, и от этого его настроения также становится легко и как-то даже очень здорово. Это он говорит о графе в анкете. Так, согласно анкете, Контора обещает в случае смерти сотрудника вернуть тело в Россию, передать тело родственникам или захоронить в своей стране, а если, как там же говорится, не будет возможности вывезти тело с территории выполнения заданий (не точно передаю формулировку), то тело Контора обещает уничтожить, захоронить прямо на чужой территории. Смысл таков. Одним словом, сотрудник должен быть со всеми этими вещами ознакомлен и дать свое согласие по этому поводу в виде своей подписи в определенной графе анкеты.

Анкету я сдал в этот же день. Кстати, при кажущемся хаосе на фильтре и в канцелярии, работали сотрудники администрации Конторы весьма эффективно, и оформляя своевременно документы на абитуриентов, и ведя учет людей, и проводя работу по поводу прохождения кабинетов новичками. Все было отработано по максимуму, никого не забывали, все делалось добросовестно, и волокиты бюрократической потому на фильтре не было. Уже потом, когда я вернусь из-за ленточки в большую Россию и снова окажусь на базе «Вагнера», снова отмечу тот факт, что все конторские бюрократы являются по-настоящему эффективными менеджерами (в хорошем смысле этого выражения), а для создания волокиты здесь нет просто условий.

Еще тогда подумалось так, что ведь и гражданский чиновник может работать хорошо, но необходимо на прохождение службы в муниципальные и государственные ведомства вести отбор людей согласно их моральному и психологическому портрету, а также устранять механизмы, порождающие то, что называется в народе «класть в долгий ящик». Все зависит от людей и самого механизма работы с людьми. Кстати, чиновников бы поменьше нужно в государстве, а систему, которая обслуживает гражданина, надо строить проще, осуществляя также жесточайший контроль за деятельностью бюрократического аппарата, как это и делалось в «Вагнере» особистами. Тогда и жалоб на чиновников поубавится от граждан страны. Я убежден, что чиновники должны жестко контролироваться правоохранителями. И коррупция чиновников, пусть даже, к примеру, ущерб им нанесен государству и обществу не в особо крупном размере, должна караться смертной казнью. Чиновник отвечает за жизнь людей, от него зависит материальное и духовное состояние общества также, и потому спрос с чиновника иной, чем с простого гражданина. Я уверен в этом.

В этот же день я сдал физо в этой же канцелярии, сделав 30 отжиманий от пола, и мне подписал один из сотрудников графу в обходном, поставив в этой же графе цифру «3». Или, так скажем, предварительно принял решение, что я буду работать в «Тройке». Третий штурмовой отряд. Здесь же сотрудник проверил мою анкету, принял ее. Людей было очень много, началась война, и понятно было, что полноценное физо будет только на спецподготовке. Именно там будет отсеиваться народ. А сейчас на фильтре им надо быстро укомплектовать штат. Народ прибывал. Добровольцев, прибывающих на фильтр, совсем не мало… После канцелярии я вышел на улицу покурить. Народ на площадке не расходился, они все слушали рассказы своих бывалых коллег. Медленно тяну дым из сигареты и разглядываю людей: кто стоит и слушает рассказы, а кто-то прохаживается, устав сидеть в кубрике, а другие по два или три человека стоят и о чем-то своем ведут беседы. Что-то обсуждают. Люди разные – низкие ростом и высокие, молодые, лет тридцать, есть постарше – кому-то за сорок, а кто-то выглядит, как и я, под пятьдесят. Здесь подавляющее большинство все в гражданской одежде. А вот там, справа от входа в наш корпус, около самого забора, турник. У турника двое, они по очереди делают на нем подъем с переворотом. Видно, по общению, что они знают друг друга уже давно. Один из них, который поменьше и поупитанней, судя по лицу, откуда-то с Кавказа, а другой, высокого роста, точно русский. Мужикам лет за сорок с небольшим. Они, находясь здесь, не тушуются и даже не присматриваются к обстановке, которая их окружает. Это в их поведении сразу бросается в глаза. И что-то подсказывает мне – они уже бывалые бойцы. Возможно, они пришли в «Вагнер» из ополчения или из министерства обороны, или же они конторские сотрудники, которые вернулись с отдыха. Все может быть.

Ближе у забора стоит мужчина лет сорока пяти, на нем черная кепка и легкая серая ветровка. А на лице так и написано: «я человек культурный». Курит тоже. Подхожу.

– Здравствуйте, – приветливо и чуть с улыбкой на лице говорю я ему.

– Здравствуй.

– Как вам все это?

– Нормально.

Разговорились. Нашли даже общую тему. Оказывается, у нас с ним жены в детском саду работают. И сам этот мой новый знакомый работал в детском саду, пока не решил пойти на войну.

– Я в детсаде занимал две должности. Сторожем работал и сантехником. Постоянно там и находился, и жена тоже там же работала, воспитателем.

– Так, у меня тоже жена воспитатель. Раньше была в школе социальным педагогом. А что вас потянуло на войну?

– А какая разница когда идти? Лучше сейчас, потом все равно мобилизуют иначе. Лучше самому. Все равно воевать рано или поздно будем. А давить их надо.

– Надо, – соглашаюсь я. – Если не начать давить их сейчас, они укрепятся, и потом будет создан плацдарм для НАТО для вхождения их сил к нам в Россию. Навсегда потеряем Украину, и из детей своих они сделают врагов для нас. А ты откуда родом?

– Я местный. Из Краснодарского края. Здесь недалеко живу. Два часа езды.

– Так ты совсем дома, – заулыбался я. – А я вот с Волги. С Приволжского федерального округа, чтобы понятнее было. Республика Марий Эл.

– Это где? Знакомое что-то…

– Йошкар-Ола. Я из этого города. Республика наша находится между… с одной стороны Татарстан, с другой стороны Нижегородская область и с другой еще Кировская, – поясняю я ему. – А вот родом ближе я к Кировской, родился в Сернуре, а живу в Йошкар-Оле сейчас.

– Далеко. А мне всего-ничего. Заказал здесь жене вещи теплые, чтобы привезла. Пригодятся там.

– Не жалеешь?

– Нет.

Наш разговор прервал «Мерзликин», стоявший у входа в корпус:

– Та-ак. Сейчас те, чьи позывные называю, проходят по кабинетам. Нужно все делать быстро.

– По крови когда результаты скажут? – раздается вопрос с площадки фильтра.

– Завтра результаты будут готовы… проходим по кабинетам. Анкету заполнили?

– Нет.

– Получаем анкеты и заполняем. Остальные слушают: Береза!

– Здесь!

– Волк!

– Здесь!

– Кинжал! Кинжал?!

– Я!

Началась перекличка по позывным, а мы тем временем продолжили свой разговор о предстоящих событиях, о доме и в целом ни о чем… Захожу в свой кубрик… Вижу, что вся левая половина кубрика занята людьми, которые собрались вокруг бойца, ведущего лекцию. В то время как раз, когда я зашел, он держал в руках жгут и объяснял собравшимся о том, как его следует правильно применять. Руководство фильтра организовало такие лекции не только чтобы занять новобранцев, но и наполнить их головы полезной для них информацией. И это правильно. Здесь можно было задавать любые вопросы лектору. Выступал боец-медик, прошедший командировку на СВО. Потом уже там, в учебном полевом лагере, с нами будут работать военные врачи с такими знаниями, которые нам, людям, от медицины далеким, и не всегда удавалось в полной мере усвоить. Запоминали главное по оказанию первой медпомощи, но давали лекторы нам и сверх того немного, от чего у меня, вспоминаю сейчас то время с юмором, ум за разум заходил, и я понимал, что не смогу вот так взять и залезть рукой куда-то там в тело, чтобы схватить какую-то там артерию.

– Жгут, – медик вертит в руках резиновый жгут кирпичного цвета и накладывает его добровольцу, вызвавшемуся помогать лектору. – Его накладывают выше раны и максимально по возможности ближе к ней, вот так… Аккуратно накладываем, затягиваем до талого[1]. Главное, в бою, чтобы человек не истек кровью. Помните, что накладывается вот такой жгут поверх одежды.

– Сколько, повторите еще раз… Снимать когда?

– Снимаем жгут через полчаса. Надо снять, иначе конечность отомрет. А потому пишем время наложения жгута. Пишите на бумаге и можно эту бумагу сунуть под сам жгут, можно на руке написать ручкой, фломастером, маркером, или используйте лоб, щеки, чтобы врач потом видел.

– А турникеты?

– Вот турникет, – копается медик в сумке и спустя секунды вынимает его оттуда. – Будем и его разбирать.

Штука удобная, и можно накладывать его и на голую поверхность. Дальше… Затем перевязываем. Эластичный бинт лучше всего. Здесь в военторге много есть чего из медицинских средств. Посмотрите. Есть там и пакеты, которые останавливают кровь, если рана в тело получена, в грудь, например. Да, там все есть на позициях, но нужно понимать, что надежнее, если у вас аптечка уже с собой и искать не надо ничего. Выдадут здесь же на базе вам что-то из аптечки… самое необходимое, перед отъездом за ленточку старшие отрядов. И еще… не надо раны прижигать прокаленным на огне ножом и пытаться их зашить, черт побери, ведь вы не Рембо, и это не кино, сепсис заработаете, а потому перевязываете и уходите на эвакуацию. Мелкие царапины разные обрабатываем зеленкой обычной.