В Париже без достаточной publicite и без рекламы пришлось самим пробивать путь. И потому вышло так, что когда к концу гастролей последние 5–6 спектаклей были с аншлагами, публика расшевелилась и пошла, и нам надо было наживать деньги – пришлось уезжать. Боюсь, что то же самое произойдет и здесь. Наживутся все, кроме нас, а мы как приехали, так и уедем – нищими.
Смешно радоваться и гордиться успехом «Федора» и Чехова. Когда играем прощание с Машей в «Трех сестрах», – мне становится конфузно. После всего пережитого невозможно плакать над тем, что офицер уезжает, а его дама остается. Чехов не радует. Напротив. Не хочется его играть... Продолжать старое – невозможно, а для нового – нет людей. Старики, которые могут усвоить, не желают переучиваться, а молодежь – не может, да и слишком ничтожна. В такие минуты хочется бросить драму, которая кажется безнадежной, и хочется заняться либо оперой, либо литературой, либо ремеслом. Вот какое настроение навевают на меня наши триумфы
Работал, мучился с Вахтанговым. Его не признавали, выгоняли из театра, а под конец поманили, и там он давал уроки, обещал режиссировать; в «Габиме» работал по ночам, а для меня во всю свою жизнь нашел только 2 вечера, чтобы вместе поработать над Сальери1.
и там наиболее важные слова для мысли или действия сцены доходят до публики. Для этого одни из поющих умышленно произносят текст менее внятно, а выделяемые слова произносят чеканнее;
Постарайтесь же быть здоровой, чтобы жить подольше среди нас и поддержать в нас веру. Будьте бодры и сознайте всю пользу, которую Вы всю жизнь приносили человеческим душам, и дайте нам возможность любить и заботиться о Вас, оберегая Вашу прекрасную старость.
