Любимое

Умнею с каждой строчкой.

Захватывающе совершенно.

Время закончилось, но вечность не наступила.

Прекрасно.

Замечательно, впрочем, как всегда.
— Кстати, как он перевел «гопников» и «жопников»?
— Он написал «гвельфы и «гибеллины».

Читаешь — и завидуешь безумно. Тем, кто ещё только держит эту книгу в руках, кто ещё не погрузился в её вихрь слов, образов и звуков. Это не просто роман — это литературный лабиринт, где каждое слово — загадка, каждый абзац — вызов. Соколов пишет так, что кажется: язык обретает новую жизнь, дышит и дерзит. Читаешь и понимаешь: впереди — уникальное приключение, и зависть к тем, у кого этот текст ещё впереди, просто невыносима.

«Между собакой и волком» Саши Соколова — это не просто книга, а болото звуков и слов, где каждое ударное согласное — как кочка, на которую прыгаешь, балансируя между хаосом и ритмом. Здесь текст — это плот, а ты — пленник его течения, и чем глубже погружаешься, тем сильнее хочется тонуть в этой вязкой вязи, в этой речевой вязкости, где слог цепкий и шершавый, словно кора старого дерева. Каждое предложение — вызов и наслаждение одновременно, вихрь, в котором ощущаешь вкус языка на острие ножа. Читаешь — и понимаешь: в этом болоте не утонешь, а найдёшь новую жизнь, где смысл не статичен, а движется, звенит, пульсирует.

В этой книге Аверченко — не сатирик, не обличитель, а, скорее, добрый летописец праздного ничегонеделания. Он не осуждает героев — он ими любуется. Подходцев, Клинков и Громов — трио, которое из безделья делает искусство, а из бессмысленных разговоров — философию.
Словесная акробатика тут такая, что, кажется, Аверченко внутренне бросил вызов самому Хармсу: кто ловчее жонглирует абсурдом?
Это весело, легко и с улыбкой. Как если бы сам Аверченко подмигнул нам из-за страницы и сказал: «Да, всё это ерунда. Но, чёрт возьми, какая прекрасная ерунда».

Сценарии Горина прописаны с такой поразительной точностью и глубиной, что, читая их, начинаешь ощущать целый спектакль — с движением, интонациями, паузами и даже светом. Там уже всё есть.

И порой возникает мысль — быть может, Марк Захаров в этих фильмах был не столько режиссёром в привычном смысле, сколько дирижёром уже написанной партитуры. Он не ставил, а извлекал, распаковывал, придавал объём тому, что Горин выстроил до запятой.

И в этом, кстати, огромная заслуга — услышать музыку между строк и не испортить ни одной ноты.

Блистательный Карел Чапек — человек, который подарил миру слово «робот» и заставил нас всерьёз задуматься, кто тут вообще человек. Его фантастика не столько про будущее, сколько про то, как мы всё испортим — с умом, иронией и без лишнего пафоса. Он писал так, будто спорил с читателем за чашкой кофе — вежливо, но разрушительно. Читая Чапека, смеёшься, пока не понимаешь, что это, вообще-то, про тебя. Гуманист с инженерным подходом к человечеству.