Что читать у Крылова

Богиня Ночь спускается с Олимпа в спальню молодого писателя и предлагает ему вести хронику ночного Петербурга: слоняться по темным улицам и записывать все громкие события. Тот соглашается на приключение и в результате после захода солнца попадает во французскую лавку, в дом чужой любовницы и на бал-маскарад. Судя по всему, повесть осталась незавершенной: в ней есть истории только про две ночи (зато какие!).

Восточная повесть о калифе, который ничего не знал про свое государство, — едкая сатира на правление Екатерины II и ее ближнего круга. После публикации «Каиба» в типографию и книжную лавку Крылова и его коллег пришла полиция с обыском: искали «вредные сочинения», забрали несколько рукописей, а позже — установили наблюдение за подозрительными издателями.

Иван Крылов презирал все французское. Особенно ему не нравилась мода на французский язык, французских гувернанток и французские модные лавки — про последние он написал комедию, которая тридцать лет шла и в театре, и даже в императорском дворце. Ее герои — помещик Сумбуров, «привязанный к дедовским русским обычаям», и его жена, которая мечтает достать падчерице приданое из Парижа.

То ли «Как жить», то ли тонкое искусство лицемерия: Крылов учит амбициозных дворян держать лицо в приличном обществе — побольше злословить, не брезговать неймдропингом и не бояться сплетен. Тут хочется прибавить: ничего не изменилось.

В 23 года Иван Крылов опубликовал свой «кодекс братана». В нем молодой писатель вспоминает, что о дружбе говорили Сенека и Плиний, и дает советы: как выбирать друзей и как самому быть хорошим другом.

Переписка арабского философа Маликульмулька со всякой нечистью — как будто об универсальных человеческих пороках, а на самом деле, об устройстве жизни в Российской империи. Журнальную версию в свое время конфисковали власти, но потом (уже при другом, александровском, режиме), позволили опубликовать в виде разбитой на четыре части книги, которую сейчас штудируют на филфаках.

«Наука убивать время есть одна наука, прямо достойная благородного человека, который умеет чувствовать, что небо дало ему голову только для того, чтобы она пересказывала, когда желудку его нужна пища» — манифест современных Крылову гедонистов; может, не только Крылову.

Подзаголовок «шуто-трагедия» обещает как минимум необычное чтение. Умеренно антимонархический пафос, ключевой персонаж, князь Слюняй — собирательный образ правителя-самодура. Еще тут как-то очень непохоже пародируется немецкий акцент («прелесна мой княшон!»), а Слюняй говорит на совершенно невозможном языке: «Сто, небось, тепей-то пьить ты ссиб!». Кажется, это и называется «дичь».

Еще одна крыловская микро-пьеса — про сватовство, отношения классов и съеденную начинку от пирога.

Не добавить басни на эту полку мы, конечно, не смогли. В этом сборнике — самые яркие, в том числе «Ворона и лисица», «Стрекоза и муравей» и «Свинья под дубом».