Выбор Кемен Байжарасовой

Это произведение — мой выбор сразу в трёх категориях: Античность, философия и поэзия. С того момента, как впервые прочитала его, и до сих пор не перестаю удивляться тому, что люди, постигшие суть атома, жили до нашей эры. Похоже, откровения, посланные небесным озарением, всё же существуют.

Я выбираю эту пьесу, отдавая дань приёму проявления человеческой сути, дремавшей под другой маской. Практически схематичное превращение священника в бунтаря, а безбожника — в спасителя когда-то так поразило мою отроческую душу, что я в любой книге ищу момент, когда человек решается быть собой.

Люблю тексты, которые ощущаются как игра, в которую тебя втянул автор. Кальвино, Кортасар, Умберто Эко, Потоцкий, Кобо Абэ, Юко Цусима, Мураками — выбрать одного из таких мастеров игры было очень сложно.

Каждый казах, прочитавший эту книгу, теперь знает не только своих «жетi ата», но и семь поколений Буэндиа. Судьбы, как и имена в этом семействе, передаются с беспощадной наследственной отягощённостью, которую в другом контексте печально назвали бы семейной историей болезни. Странно, что даже такое бесконечное повторение может заворожить. Для меня это не столько чтение, сколько медитация.

Брэдбери, Азимов, Стругацкие. Миры, выходящие из-под контроля. А дальше технологии, экспериментируя с духовными практиками, вторгаются прямо в душу. Экзистенциальный кризис приобретает почти медицинский оттенок, а просветление становится всего лишь побочным эффектом.

История о том, как сезон гриппа стирает границы между температурным бредом и реальностью. О том, как частная инфекция превращается во всеобщее помешательство и повсюду начинают проступать метафоры старых сюжетов об искуплении и чуде. Как человек, имеющий профессиональное представление о нарушении сознания, могу сказать, что автор описывает его не хуже опытного психиатра.

Книга о принятии и созвучии. В ней присутствует особая ипостась — музыка, что уже само по себе пленяет. Кроме того, в ней очаровательно звучит двуязычное восприятие мира, близкое моей собственной билингвальности.

Обычно я настороженно отношусь к темам, которыми легко спекулировать: война, страдание, женская судьба. Но здесь, на мой взгляд, грань удержана. Ужасы войны и бесправие женщин показаны ровно настолько, насколько того требует честное изображение действительности. Возможно, потому, что автор — мой коллега. А врачи всегда реалисты: они умеют называть боль по имени, не впадая в сентиментальность и не отнимая при этом надежду.

Здесь могло стоять что угодно — летописи, хроники, эпосы, романы, дневники, письма. Всё, что когда-либо писалось в попытках упорядочить хаос, сохранить память, придать смысл, запечатлеть опыт и время. И, пожалуй, из всего этого я выберу свой текст. Потому что если это именно я сейчас сижу и выбираю из сотен тысяч книг список для миллионов читателей, то что это, как не момент кайроса, о котором я пишу?