Редкий случай, когда форма и содержание сходятся в точке совершенства. Авторское слово здесь не украшение, а нерв — поэтика и документальность переплетены так тесно, что страшное становится красивым, а красивое — невыносимым. Голос, сначала кажущийся неуместным, дробным, будто спотыкающимся о собственные паузы, вдруг становится частью ритма, инструментом внутренней музыки текста. Два часа чтения, после которых молчание звучит громче слов.