«Люди стали ресурсом. С самого рождения каждый миг их жизни был разворован соцсетями, мессенджерами, стримами, подкастами, ТВ и рекламой, генсеками на кабриолетах, психологами в Youku, играми в планшетах, арках, vr-очках с эффектом полного погружения. Ни у кого не осталось времени хотя бы на то, чтобы услышать самого себя»

Середина XXI века. «Это какой-то другой 2049», сказал бы Марти Макфлай, прижимая к модной клетчатой рубашке бесполезный в ебенях скейт. «Ниче не меняется, йопт», меланхолично заметил бы мой маргинальный родственник, сосредоточенно разводящий водой с лимонной кислотой флакончик Фармасепта, сидя на перевернутом пластиковом ящике в своей закопченной кухне, проверяя статус посылки с Алиэкспресса и вполголоса ругая понаехавших и чумазых, пока загружается WoT. Кое-что о будущем знает не только мой многоюродный брат Боб из депрессивного района и создатели сериала «Black Mirror». Пока мы бессильно иронизировали над пропагандой поправок и в ужасе опускали руки во время бессимптомных задержаний и обвинений без состава преступления, Вера Богданова уже написала обо всем. Подробно, буднично, страшно и необратимо.

Роман «Павел Чжан и прочие речные твари» обнулил мой книжный год и стал самым ярким, я бы сказала, слепящим, впечатлением уползающей зимы. Это книга, к которой я буду возвращаться снова и снова — там есть, во что всматриваться, каким бы страшным ни был ответ этой бездны. Потому что песня о том, как становится драконом убивший дракона, еще не скоро стихнет.

Итак, середина XXI века. Китай приобнял бывшего старшего брата и, слегка придушив в объятиях, принял в семью азиатских государств. Россия вползла во взаимовыгодное партнерство, китайский стал вторым государственным, юани — первой и единственной валютой, vr-очки заменили смартфоны, а грязь, настоящая и метафизическая, дороги и дураки — штош. Это все мое, родное. Вечные ценности. И вечные страхи вроде всеобщей чипизации — вполне, кстати, реальной и уже наступающей на пятки. Осталось чуть-чуть доработать софт. Крупнейшая корпорация уже трудится. Читатель как раз познакомится с парочкой ее винтиков и прочим к ним причастным.

Границы личного размываются все сильнее. Мы и сейчас знаем, как выглядят коты и дети людей, которых мы никогда не встречали и, вероятно, не встретим в офлайне. И многим из нас все реже хочется выходить в реальность, где коты не так пушисты, а дети не так забавны. Интернет-зависимость не такое уж фантастическое допущение — покрутите головой в вагоне метро или в парке. Вокруг нас все больше людей в вечной согбенно-вопросительной позе «Что там нового в ленте».

Границы государственного расширяются и тоже как бы растворяются. Старший брат никогда особо не прятался, а теперь будет не просто наблюдать, но и менять нужные настройки дистанционно. Сколько бы мы ни голосовали против поправок или за право быть правыми в собственных убеждениях.

Границы внутри границ все те же — плавающие. Ретравматизация страшного опыта главного героя приводит к предсказуемому превращению жертвы Чудовища в такую же Тварь, возможно, еще более опасную. При этом обратная сторона Твари — менеджер-достигатор, живущий ради карьерных SMART-целей. Истовая религиозность его подруги жизни плавно идет от вечного «Спаси и сохрани» к универсальному «Прости меня, Господи». Прожектерство же всякого негосударственного частного толка смывается в парашу. Мамке своей помечтай, как бы говорят нам Старший брат и его младшие товарищи.

Герой длинного завораживающего заголовка Павел Чжан — чужак в чужой стране на родине матери, презренный лаовай на родине отца, принц-полукровка, русско-китайский мальчик с таким страшным прошлым, что я немного повыла от ужаса в подушку на главах, в которых он вспоминает детство. Вера пишет не просто о насилии. Это не #metoo, с которым рутинно знакомы многие из нас, а торговля детьми в сиротских домах, педофилия на максималках — что не плод бурного воображения автора, а реальность — страшная, стыдная, заминаемая, размытая в сми. Та, что вытаскивают неохотно, потому что волны бурные и зловонные, толку пшик, отмываться долго. В комментах оставлю ссылку на пост девушки из волонтерского проекта «Сдай педофила». Бесконечно играть в жмурки невозможно.
Коллега и мимолетный друг Игорь — еще один сломанный цветок. Умница и в перспективе, конечно, алкаш (Он русский — это многое объясняет (с)). Хотел построить пузырь в пузыре — территорию тишины, кофейню-читальню, где нет вай-фая и есть только люди и книги. Действительно хороший парень, которому, как и многим из нас, просто не повезло оказаться в определенное время в определенном месте и устроить интеллигентский уголок в особняке, который заменят монстром из хрома и стекла. Немного 1990-х в перерывах между сеансами виртуальной связи. Впрочем, 2000-х, а то и 2020-х — вечные же, говорю, ценности.

Подруга Соня — православная дева, чем-то напоминающая оптом всех героинь Анны Меликян, но больше всех — Фею, немного блаженная, но славная и несчастная. Еще один лучик, пытающийся осветить выгребную яму. До боли наивная, до идиотизма принципиальная.

Здесь, вроде бы, вообще нет счастливых людей. Зато есть все, чего мы боимся, может быть даже напрасно. И что уже наступило, а нам все кажется: закрой лицо ладошками и вот ты уже спрятался. Вера Богданова отняла ладошки читателей от их заплаканных детских лиц. И не надо бояться.

«Павел Чжан и прочие речные твари» — дистопия, которая, если вынести за скобки немного допущений, читается как беллетризованная сводка новостей за неделю. Такая «Дежурная часть», только не показанная, а написанная выпуклым и живым языком, таким страшно и завораживающе пульсирующим, как незакрывшийся родничок на макушке младенца. Но если телек запугивает, Вера жестко и беспристрастно перечисляет все то, что на что мы вольно или невольно закрываем глаза, промахивая криминальные сводки в ленте, перебегая от остановки общественного транспорта к жилому комплексу, избегая обсуждать и обдумывать.

Это очень крутая, по-хорошему масштабная, но при этом концентрированная, сжатая как натренированный кулак, вещь, созданная автором опытным и уверенным. И я рада, что она вышла. И очень желаю ей всяческого признания. От любительского до профессионального.