Мы так увлекаемся, что не слышим, как в коридоре появляется заспанная, взъерошенная Даша. Она, в своей милой пижаме, которую мне почти удалось с нее снять перед тем, как она заболела, настолько не ожидает увидеть открытую дверь и незнакомого парня на полу, что цепенеет.
Пашка поднимает глаза, и…
Мне кажется, это то, что называют любовью с первого взгляда. Так, во всяком случае, это снимают в кино: двое смотрят друг на друга, не в силах пошевелиться, и время для них замирает.
– Ой… а что здесь происходит? – осторожно спрашивает Даша.
Паша улыбается – и меня бесит в этой улыбке все. От идеально ровных зубов до торчащих ушей. Не ведись, Богданова, на эту улыбку, она ненастоящая. Он себе виниры поставил, сволочь.
– Работаем, – отвечает Паша. – Нас ваша соседка гоняет, поэтому мы соблюдаем дистанцию.
– А… да. Тетя Тамара может. Она меня не очень любит. Она еще сейчас полицию вызовет, что вы в подъезде курите.
– Так мы не курим… – удивленно говорит Паша.
Богданова хихикает.
– А ей какая разница?
Они дружно смеются, а я сижу с кислой рожей и очень хочу захлопнуть перед носом Паши дверь. Но тогда я останусь без единственного сотрудника и буду жить на доходы Богдановой с маникюра. Начну вести ее соцсети, рекламировать ноготочки, а зарплату брать яичницей. Безрадостное будущее.
– Павел, очень приятно.
– Даша. Но вы мне руку не подавайте, я вроде как болею.
– Понял, принял. Доброе утро, Даша. Простите, что вас потревожили. Еще часик – и меня здесь словно и не было.
– Все в порядке. Вы мне не мешаете.
Охренеть! То есть Паша ей не мешает, стоит, воркует, покраснела, смущенно чешет нос и поправляет рубашечку. А я отгреб по полной программе. И в чем разница? Что, всего лишь в том, что я ввалился в ее квартиру и выпер из комнаты, а он сидит в подъезде и тупо лыбится со своими торчащими ушами?
– Мы работать будем или ждем ментов? – мрачно интересуюсь я, возвращая идиотов с небес на землю.
Даша уходит так же бесшумно, как появилась. А Пашка продолжает улыбаться, как идиот.
– А она кто? – спрашивает он.
– Соседка.
– А у вас… ну, есть что-то?
– Есть, – отрезаю я. – Давай шустрее, правда, сейчас весь подъезд сбежится.
Пашка поднимает глаза, и…
Мне кажется, это то, что называют любовью с первого взгляда. Так, во всяком случае, это снимают в кино: двое смотрят друг на друга, не в силах пошевелиться, и время для них замирает.
– Ой… а что здесь происходит? – осторожно спрашивает Даша.
Паша улыбается – и меня бесит в этой улыбке все. От идеально ровных зубов до торчащих ушей. Не ведись, Богданова, на эту улыбку, она ненастоящая. Он себе виниры поставил, сволочь.
– Работаем, – отвечает Паша. – Нас ваша соседка гоняет, поэтому мы соблюдаем дистанцию.
– А… да. Тетя Тамара может. Она меня не очень любит. Она еще сейчас полицию вызовет, что вы в подъезде курите.
– Так мы не курим… – удивленно говорит Паша.
Богданова хихикает.
– А ей какая разница?
Они дружно смеются, а я сижу с кислой рожей и очень хочу захлопнуть перед носом Паши дверь. Но тогда я останусь без единственного сотрудника и буду жить на доходы Богдановой с маникюра. Начну вести ее соцсети, рекламировать ноготочки, а зарплату брать яичницей. Безрадостное будущее.
– Павел, очень приятно.
– Даша. Но вы мне руку не подавайте, я вроде как болею.
– Понял, принял. Доброе утро, Даша. Простите, что вас потревожили. Еще часик – и меня здесь словно и не было.
– Все в порядке. Вы мне не мешаете.
Охренеть! То есть Паша ей не мешает, стоит, воркует, покраснела, смущенно чешет нос и поправляет рубашечку. А я отгреб по полной программе. И в чем разница? Что, всего лишь в том, что я ввалился в ее квартиру и выпер из комнаты, а он сидит в подъезде и тупо лыбится со своими торчащими ушами?
– Мы работать будем или ждем ментов? – мрачно интересуюсь я, возвращая идиотов с небес на землю.
Даша уходит так же бесшумно, как появилась. А Пашка продолжает улыбаться, как идиот.
– А она кто? – спрашивает он.
– Соседка.
– А у вас… ну, есть что-то?
– Есть, – отрезаю я. – Давай шустрее, правда, сейчас весь подъезд сбежится.
