Какие-то блинчики! Блинчики, два свежеиспеченных блинчика в двух маминых руках. Почему они, эти два блинчика, до сих пор не дают мне покоя? Почему мне так и не удалось забыть, как я иду заплаканный по полутемному коридору. Иду, обиженный мамой, обиженный на нее, на весь свет, злой и неприступный иду по коридору. А мама выходит из кухни, улыбаясь, с этими вот только что испеченными блинчиками в руках. Она несет их мне. Она идет мириться. Она улыбается. А я делаю злое лицо и отмахиваюсь двумя руками в значении «отстань». И я даже с закрытыми глазами, даже через столько лет вижу, как мгновенно уходит мамина улыбка, и я вижу сконфуженное, расстроенное мамино лицо и ощущаю острые уколы собственной совести. Надо ли напоминать о том, что после этих злополучных блинчиков было много чего, от чего сводит пальцы ног, но помню я именно это, именно это. И не знаю, как это теперь исправить.