Он познал науку академического рисунка, азы живописи, теперь он был во всеоружии, но ощущение власти не завладело им, напротив, он чувствовал себя так, словно его обокрали. Чад вдруг понял, что искренне тосковал по качествам, которые сам же в себе и погубил. Годы учебы и всевозрастающая самокритика сыграли с ним злую шутку: он растратил пыл, питавший его вдохновение, и превратился в ремесленника. А ведь когда-то он мечтал стать творцом.