Разум их никогда сам на себя не обращается, а всегда устремлен на внешние предметы, так что всякой, осмеивая другого, никак не чувствует, сколько сам смешон. Упражняясь весь свой век, можно сказать, не в себе, но вне себя, никто следственно не проницает в подробность, а довольствуется смотреть на одну вещей поверхность; ибо познавать подробности не возможно, не рассматривая операции своего собственного разума, чтоб видеть, не ошибаюсь ли сам в моих рассуждениях