Да и в остальном, он друг понял, она была одета хорошо, даже богато – но это было давно, очень давно, и с тех пор она не снимала своё богатство, жила в нём, ходила и спала, и всё изветшало, сгнило прямо на ней. То, что он принял за тряпки, было старое пальто с мехом какого-то животного – песца ли, лисы, теперь не разберёшь. Из-под него выглядывал подол платья, некогда яркого, с цветами, теперь вытертого и обтрёпанного в бахрому. На голове, в копне волос просматривалась маленькая кокетливая шляпка-пирожок с вуалькой – сколько лет не носили таких? Семьдесят? Больше? И на ногах, как он видел теперь, под космами скатавшихся колготок и гамашей были туфли-лодочки, но они давно, очень давно потеряли и каблуки, и форму.