Я настолько увлеклась видами, что не услышала, как сзади ко мне подошли, лишь испуганно вздрогнула от легкого прикосновения к обнаженной спине.
— Серёга, напугал! Чего так подкрался? — сказала я, выглядывая из-за плеча.
Но это был не Серёга.
Во взгляде Адовского я увидела похожее удивление и что-то ещё, какой-то интерес, азарт или желание.
Мы молча смотрели друг на друга, изучая реакцию на ситуацию, которую, я больше, чем уверена, спланировала Дашка.
Я обратила внимание, как от сглатывания, заиграл его кадык, как он ненадолго прикрыл глаза, словно пытаясь взять себя в руки и тихим, немного осипшим голосом, пояснил:
— Серëгу позвала Даша на кухню, а меня попросила помочь тебе.
Смотреть в его глаза, ставшие темнее, будто океан во время бури, было невыносимо, и я смущенно отвернулась, ответив:
— Дашка сказала, что там ткань в молнию попала, сможешь исправить?
— Постараюсь.
В комнате было тепло, но от едва уловимых прикосновений пальцев Павла к моей спине, кожа покрывалась мурашками, а внутри всё сжималось от волнения и трепета. Я понимала, что он это делает не умышленно, скорее даже вынужденно, словно и сам не желает прикасаться ко мне, используя удобный случай, но разве голос разума хоть когда-то имел верх над эмоциями?
— Тебе холодно? — всё так же тихо спросил он.
А что я могла сказать, не поставив себя в дурацкое положение? Что мне наоборот очень жарко? Или что моё сердце готово пробить грудную клетку от его близости? Нет, конечно, нет. Мы же, женщины, гордые, пока к стенке не припрут, будем всё отрицать. Вот и я не исключение.
— Немного. Паш, ты как будто боишься прикоснуться? Я не укушу, действуй. Застегни молнию или сними уже с меня это платье.
Господи, я только сейчас поняла, как двусмысленно прозвучала моя просьба. Щеки запылали, как у девочки пубертатного периода. Хотелось закрыть глаза или вообще спрятать лицо в ладонях. И ещё Пашка добил, приблизившись к самому уху, обдавая его своим тёплым дыханием:
— Боюсь не сдержаться, Алëн. Ты такая красивая.
Едва ощутимое касание его губ к моей шее, казалось, лишило меня способности стоять, я замерла и оперлась руками о подоконник, не доверяя своим ногам, ставшим будто совершенно ватными.
Молния наконец-то поддалась, и Паша смог её застегнуть.
— Серёга, напугал! Чего так подкрался? — сказала я, выглядывая из-за плеча.
Но это был не Серёга.
Во взгляде Адовского я увидела похожее удивление и что-то ещё, какой-то интерес, азарт или желание.
Мы молча смотрели друг на друга, изучая реакцию на ситуацию, которую, я больше, чем уверена, спланировала Дашка.
Я обратила внимание, как от сглатывания, заиграл его кадык, как он ненадолго прикрыл глаза, словно пытаясь взять себя в руки и тихим, немного осипшим голосом, пояснил:
— Серëгу позвала Даша на кухню, а меня попросила помочь тебе.
Смотреть в его глаза, ставшие темнее, будто океан во время бури, было невыносимо, и я смущенно отвернулась, ответив:
— Дашка сказала, что там ткань в молнию попала, сможешь исправить?
— Постараюсь.
В комнате было тепло, но от едва уловимых прикосновений пальцев Павла к моей спине, кожа покрывалась мурашками, а внутри всё сжималось от волнения и трепета. Я понимала, что он это делает не умышленно, скорее даже вынужденно, словно и сам не желает прикасаться ко мне, используя удобный случай, но разве голос разума хоть когда-то имел верх над эмоциями?
— Тебе холодно? — всё так же тихо спросил он.
А что я могла сказать, не поставив себя в дурацкое положение? Что мне наоборот очень жарко? Или что моё сердце готово пробить грудную клетку от его близости? Нет, конечно, нет. Мы же, женщины, гордые, пока к стенке не припрут, будем всё отрицать. Вот и я не исключение.
— Немного. Паш, ты как будто боишься прикоснуться? Я не укушу, действуй. Застегни молнию или сними уже с меня это платье.
Господи, я только сейчас поняла, как двусмысленно прозвучала моя просьба. Щеки запылали, как у девочки пубертатного периода. Хотелось закрыть глаза или вообще спрятать лицо в ладонях. И ещё Пашка добил, приблизившись к самому уху, обдавая его своим тёплым дыханием:
— Боюсь не сдержаться, Алëн. Ты такая красивая.
Едва ощутимое касание его губ к моей шее, казалось, лишило меня способности стоять, я замерла и оперлась руками о подоконник, не доверяя своим ногам, ставшим будто совершенно ватными.
Молния наконец-то поддалась, и Паша смог её застегнуть.
