И каждый вечер, когда он уходил к Жанне, он не ощущал никаких угрызений совести; ни одной минуты у него не было ощущения кощунства, великой любви, превратившейся в пародию, покинутой печали, — даже этого небольшого содрогания, пробегающего по нервам вдовы